Лен Гроссман
Бедный Йорик
Электрику, который по чистой случайности ремонтировал один из агрегатов оборудования в той же лаборатории, пришлось потрудиться в ходе родов куда как больше. На его участь выпало самое трудное: помочь роженице избавиться от спецодежды. Справиться с проблемой ему удалось с помощью набора инструментов, вовсе для этого не предназначенных. Хотя и не сразу, в конце концов он все-таки смог разрезать едва поддающийся воздействию извне материал, из которого был скроен женский рабочий комбинезон. Если бы не помощь этого человека, которого Майк, к слову сказать, так никогда и не увидел, вероятность появления на свет очередного здорового специалиста по технической поддержке полетов была бы не столь высокой.
Самым подходящим местом для принятия родов оказался стол, за которым сидела Бонни. Чтобы облегчить состояние роженицы в отсутствие медсестер, электрик смог лишь раздвинуть лежавшие вповалку на столе микросхемы. Не прошло и нескольких минут – и непривычный к подобным шумовым эффектам воздух лаборатории вздрогнул от истошного детского крика.
Майк не делал тайны из своего прошлого, и по этой причине все члены экипажа под командованием Стивена Андруза были знакомы еще и с этой, самой первой историей его жизни. По этой причине никто из них не удивлялся, когда Майк вежливо, но настойчиво избавлялся от помощи очередного добровольца, готового жертвовать своим свободным временем ради того, чтобы помочь Майку с ремонтом очередной поломки.
– Кому ты мешать собрался? Да я родился в окружении микросхем!.. – говорил в таких случаях Майк, и непрошенный доброволец сразу понимал, что в радиусе десяти ярдов от Майка ему точно делать нечего.
Но до тех пор, пока на астроботе все работало, как часы, Майк пребывал в блаженном состоянии повышенной расслабленности, которое, если верить прекрасной половине экипажа, по сути являлась не чем иным, как самым заурядным сном.
Рабочее кресло техника помещалось в первом ряду кресел, рядом с рабочими станциями, за которыми сидели командир и штурман-навигатор. Кресло Эбби помещалось во втором ряду, сразу за креслом Карли Мейси. По этой причине ничто не мешало женщинам шушукаться, не привлекая к себе ничьего внимания.
Одним из обычных развлечений подруг было обсуждение вопроса: в каком из двух своих обычных рабочих режимов находится Майк в эту самую минуту: он уже заснул, или еще только готовится это сделать?
– А я знаю, кем он был в предыдущей жизни, – шептала Эбби на ушко смешливой Карли.
– Ты не можешь этого знать, – шепотом отвечала та и делала большие глаза, указывая на спину командира. Всем членам экипажа казалось, что Стивен Андруз обладал способностью не только видеть сквозь стены, но еще и слышать не слышимое никому с такой же легкостью.
– Могу, – не сдавалась Эбби. – Обрати внимание: он, как компьютер, которым давно не пользовались, автоматически переходит в режим ожидания. На его языке это означает: я еще не храплю, но уже зеваю! Это энергосберегающий режим, отличающийся замедлением всех видов активности. И знаешь, почему я об этом вспомнила?
– Нет.
– Пока я училась в школе, я подрабатывала в местном зоопарке. Там была представлена живность со всех концов Вселенной, но акцент был сделан на животный мир Земли. Ты даже представить себе не можешь, за кем только мне не пришлось там ухаживать!
– Как интересно! – восхитилась Карли. – А при чем здесь Майк? Вернее, его предыдущая жизнь?
– А при том, что я могу сказать тебе совершенно точно, как специалист: в своей предыдущей жизни Майк был ленивцем. Обыкновенным ленивцем! Обрати внимание на его подчеркнутое дружелюбие. Тебе это о чем-нибудь говорит? В земной природе нет существ более покладистых, чем ленивцы. Что же касается их привязанности к ближним своим, то она вошла в поговорку. Не приходится удивляться, что Майк искренне привязан к каждому из нас. Даже ко мне, представляешь? А теперь признайся: ты когда-нибудь ловила себя на желании покормить его с ладони?
– Чем?
– Крошками со стола.
– Ты просто ясновидящая!.. И в самом деле хотела, причем почему-то именно крошками!..
– И вот, пожалуйста, чтобы не идти далеко за примером, обрати внимание на то, как он лениво поводит глазами в разные стороны.
– И что?
– Это значит, что он ищет дерево, к которому можно было бы прислониться. Еще немного – и он уснет на плече у нашего командира.
Карли покатилась со смеху.
Командир услышал, но даже не обернулся. Вместо этого он еле заметно повел плечом – и Карли, как по команде, вновь стала самой собой: серьезной, ответственной, какой и полагается быть штурману-навигатору. Эбби тоже приумолкла.
Тем временем оживление за столом, вызванное очередным розыгрышем Бедного Йорика, совсем угасло. Только в глазах Эбби, не желавшей расстаться с мечтой о празднике, все еще вспыхивали оживленные искорки. Впрочем, и от них вскоре не осталось следа.
– На Земле я угощу вас кое-чем получше, чем этот чай, – говорил Бен, отливая немного своего знаменитого напитка из своей чашки в бокал, протянутый Эбби.
– Даже не сомневайтесь: про это обещание я не забуду! – Эбби перешла на интригующий полушепот. – Бен, в знак нашей дружбы откройте мне – мне одной – самую страшную из ваших тайн! Скажите: что еще вы кладете в чай, кроме орешка?
Бену ничего другого не оставалось, кроме как в очередной раз перейти на сценический речитатив.
– О-о-о! – воскликнул он. – Одна только смерть услышит шепот вот этих губ! – И он указал на свой рот, растянутый улыбкой едва ли не до ушей.
– Иногда вы бываете просто невыносимы! – с деланным раздражением отозвалась Эбби и, сделав вид, будто в самом деле обиделась, отвернулась.
По счастью, дулась она недолго. Прошло всего лишь несколько мгновений – и в ее глазах вновь зажглись острые, как восклицательные знаки, огоньки. Дело в том, что ничуть не меньше, чем рецепт волшебного чая, Эбби интересовала еще одна тайна. Для нее полет в составе экипажа Стивена Андруза был самым первым в профессиональной карьере, и по этой причине ее интересовало буквально все связанное с бытом и традициями бывалых астронавтов. Ей показалось, что сейчас самое время попытать удачи и узнать о том, что занимало ее мысли уже давно.
– А у меня вопрос на засыпку для всех! – Она внушительно посмотрела на командира и повторилаа: – Да-да, для всех. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь посвятил меня в местный астрофольклор.
Никто ей не ответил. Но Эбби была готова к такому повороту событий. Подобное случалось уже не раз. На этот раз она решила настоять на своем.
– Уважаемые коллеги, – продолжала она, – позвольте напомнить вам, что бóльшая часть полета уже позади. Мы возвращаемся домой! Неужели кому-то из вас по-прежнему кажется, что я все еще не готова к посвящению?
– К посвящению? – оборвал фразу Бен. – И какого посвящения жаждет самая юная из наших коллег?
– Ну, скажем, в звание астространника, или как там еще называют себя бывалые астронавты? Нет, в самом деле, как все-таки те, для кого этот полет не первый, предпочитают себя величать? Астроковбоями? Астропрофи? Астроходами?
– Махнем не глядя? – предложила ей вдруг Карли. – Я готова променять свою многоопытность на твою неосведомленность. И это еще не все. Кроме того, я готова повысить ставку и обменять свою зрелость на твою молодость! Махнем?..
Она заразительно рассмеялась.
– Дорогая Карли, – поджав губы, ответила Эбби. – Давай вернемся к этому разговору, когда у меня будет плохое настроение, ладно? В такие минуты мне, честное слово, ничего не жаль. И своей молодости тоже.
И она обернулась к остальным участникам кухонных посиделок.
– Ну хорошо, если на астроботе до сих пор нет традиции посвящения астронавта-новичка в бывалого астрохода, может быть, кто-нибудь может мне рассказать о том, какие обряды гарантируют экипажу благополучное возвращение?
– Впервые об этом слышу! – воскликнул Майк и обернулся за поддержкой к своим коллегам. Им оставалось лишь развести руками. Никто из членов экипажа ни о чем подобном в самом деле не слыхал.
Эбби такой оборот, судя по всему, ничуть не смутил.
– Если такой традиции пока что нет, почему бы нам ее не придумать? – не сдавалась она. – К примеру, как вы посмотрите на такую идею? Покидая астробот, все члены экипажа оставляют коллекцию поцелуев на обшивке корабля. И под каждым поцелуем подписано имя того, кому этот поцелуй принадлежит. Сколько полетов выполнил астронавт – столько поцелуев оставлено вокруг его имени. Думаю, набор разноцветной губной помады из тех, что мы храним в ящике с гримом для Хэллоуина, будет в этом случае весьма кстати. Очень живописная получится традиция, правда?
– И небезопасная, я бы сказал, – ответил за всех Бен.
– И что же в ней опасного? – возразила Эбби.
– Не дай бог начальство увидит – решит, что мы совсем свихнулись! Скажет: таких никуда пускать нельзя, потому что они точно такие же секс-символы и в космосе оставят, а потом перед инопланетянами сраму не оберешься!..
Эбби вспыхнула и промолчала.
– Если уж на то пошло, у меня есть идея не хуже, – примирительно заметил Бен. – Давайте прямо сейчас, в честь несостоявшегося юбилея, обрызгаем иллюминаторы нашего корабля водой! Той самой, которую мы с вами пьем. Это ведь вода с Земли, и уже по этой причине здесь, в открытом космосе, она вполне сойдет за святую! Предлагаю основать эту традицию прямо сейчас. Давайте не поленимся и в угоду юной почитательнице звездного фольклора сбрызнем святой водой все, что видим вокруг, начиная… с самих себя! И сразу после этого, еще мокрые, выйдем в открытый космос, чтобы проделать то же самое еще и снаружи! Ну как?..
– Я готова сделать это хоть сейчас! – не сдавалась Эбби. – Я не шучу! Я готова для этого даже сыграть роль межзвездного Водолея и вылить из ведерка в открытый космос пузырь со святой водой!
– Я, пожалуй, тоже не откажусь составить вам компанию, – с улыбкой отозвалась Карли, – но при условии, что мистер Моллиган вынесет меня в открытый космос на руках.
– Согласен! – воскликнул Бен. – Оказаться в открытом космосе с двумя дамами сразу – это же мечта любого мужчины!..
Все рассмеялись. Тем не менее Эбби сдаваться не собиралась.
– Ну вот! Снова все заканчивается смехом! Я понимаю, что никому на исходе экспедиции не хочется лишний раз напрягаться. Даже для того, чтобы позабавиться. Раз так – давайте переведем разговор в русло одного только прикладного смысла. Может быть, тогда мне удастся узнать у вас хоть что-нибудь интересное. Вот, к примеру, скажите: кто-нибудь из вас знает, с помощью какого волшебства можно сделать наше возвращение безопасным? Уверена: эта тема не может не волновать каждого из нас. Желающие поделиться личным опытом есть?
Голос Куинси звучал неподдельно искренне. Для нее, новичка, каждый этап межзвездной экспедиции был значим и имел особое значение.
Хранивший до сих пор молчание командир астробота Стивен Андруз легонько постучал ногтем по столу, ненавязчиво привлекая к себе внимание. Он обвел взглядом всех сидевших за столиком на крохотной кухне, которую часто называл камбузом. И не случайно. Стивен Андруз провел молодость в отряде астровикингов. Об этом особом отряде ходило множество слухов. Чаще всего их передавали из уст в уста восхищенным шепотом. Астровикинги обеспечивали безопасность космической экспансии землян на планетах, пригодных для мореходства.
По этой причине, из уважения к прошлому командира, члены экипажа космического судна нередко называли его капитаном. По той же причине они называли отсеки космического корабля в соответствии с аналогичными помещениями его морского тезки. Никто не имел ничего против нотки романтической экзотики на фоне скуки космических буден.
Полированный пластик стола под рукой капитана отозвался глуховатым эхом.
– Кто-нибудь хочет ответить на вопрос, заданный Эбби? – спросил капитан.
Он подождал несколько мгновений и, убедившись в том, что желающих вступить в разговор нет, улыбнулся и продолжил:
– Начну издалека. Астронавты – те же золотоискатели. Уж я не знаю почему, но все считают, что единственная проблема для потенциальных членов клуба миллионеров – найти как можно больше золотых крупинок или, еще лучше – самородок, весом потяжелей. На самом деле эта часть работы самая легкая. Подлинная проблема кроется в доставке намытого золота до прилавка оценщика.
Он не спеша помешал в кофейной чашечке пластиковой ложечкой и продолжил:
– Вот почему пристальное внимание каждого капитана астробота традиционно привлекает к себе последний этап космической экспедиции, а именно – возвращение. Оно и понятно: многолетняя статистика ЧП говорит сама за себя: львиная доля неприятностей поджидает экипаж не на пути к цели, а, как это ни кажется странным, на обратном пути, когда, казалось бы, самое трудное уже позади. И мне бы очень не хотелось, чтобы наша экспедиция пополнила эту печальную статистику.
Стивен Андруз выдержал краткую паузу, прежде чем продолжить:
– А теперь, наверное, самое время поговорить о верных способах обуздать удачу. И первый из них, который приходит мне на ум, – противиться преждевременному отпускному настроению. Говорю об этом потому, что у некоторых членов экипажа, – капитан с добродушной улыбкой перевел взгляд с одной женщины, сидевшей за столом напротив, на другую, – оно, судя по всему, уже дает о себе знать. Применительно к нашему полету это проявляется в том, что члены экипажа посвящают все свое свободное время изучению туристических маршрутов и меню на курортах, что числятся самыми популярными на окраинах Вселенной.
Он отпил кофе из чашки и продолжил:
– Если мне память не изменяет, в карточной игре есть такое выражение, которое довольно точно описывает это совершенно особенное состояние души. На языке катал, если я ничего не путаю, оно называется «три туза в прикупе». Другими словами, это выражение означает то же самое, что и «оседлать удачу». И тут самое время напомнить о том, что опытные астронавты, как огня, боятся невероятной удачи – мечте каждого карточного игрока.
– Почему? – спросила Эбби.
– Да потому, что в космосе все сложнее, чем в состязании за карточным столом. Здесь властвует совсем другая магия, и именно по этой причине «счастливые» тузы как-то сами собой превращаются в шестерки, которые не сулят ничего, кроме неудач.
Он вновь обвел всех членов экипажа взглядом, как бы призывая их к вниманию.
– Возможно, Эбби кажется, что у нее одной есть вопросик на засыпку, но это не так. Вот и у меня один такой вопрос тоже есть. Скажите: кому-нибудь из вас удалось ознакомиться с книгой «Парадоксы космоса»?
– Той самой, которую написал Лен Гроссман? – спросил Бен.
Остальные сидевшие за столом лишь переглядывались между собой. На их лицах было написано смущение. Оно объяснялось не только тем, что никто, кроме Бена, даже не слышал об этой книге. Всем показалось, что командир, вопреки неписаным правилам кухонных посиделок, неожиданно переменил тему разговора. Но довольно скоро все поняли, что это не так.
– Да, вы не ошиблись, – ответил капитан. – Так вам удалось прочесть эту книгу?
– Правильней будет сказать, что я сделал такую попытку, – негромко пояснил Моллиган. – Увы, безрезультатно. Я получил отказ без каких бы то ни было объяснений.
– Ничего удивительного. Ирония судьбы заключается в том, что когда я сидел за партой в Школе астронавтов, эта книга была включена в число текстов, обязательных для ознакомления. В это трудно поверить, памятуя о теперешней ее недоступности! Сейчас текст книги изъят из свободного пользования, ее копирование запрещено. Чтобы ознакомиться с цифровой публикацией книги, нужно сначала отправить заявку в Главную Комиссию ЦУПа. Но при этом никто не гарантирует, что ответ будет положительный. Судя по опросу моих знакомых, в девяносто девяти случаях из ста в ознакомлении с книгой будет отказано.
– А что тому причиной? – спросила Эбби.
– Перемены, произошедшие за два-три десятилетия во взглядах на нашу космическую экспансию. Изменился сам подход к базовым понятиям освоения космоса начиная с оценки противостояния пары вечных друзей и врагов – человека и космоса. В цензурном сопровождении к тексту книги приводится объяснение ограниченности доступа к ней. Если мне не изменяет память, объяснение это такое: ввиду излишнего субъективизма и недостаточного оптимизма автора в изложении темы.
Мне повезло – если, конечно, можно считать везением сомнительное удовольствие от знакомства с печальной статистикой, на основании которой автор строит свои максимы. Парадокс, ради которого я и затеял этот разговор, звучит примерно так: интенсивность панспермии обратно пропорциональна доступности освоения Вселенной. И мы все помним, что панспермия – это не что иное, как своеобразная страсть, с которой Вселенная снимает ограничения, накладываемые на рост количества населенных планет, да?
– Вас не затруднит повторить сказанное? – с легким вздохом спросила Карли. Трудяга по природе, она не отличалась способностью схватывать на лету. Стивену Андрузу это было известно.
– Разумеется, – охотно отозвался он. – Но, наверное, правильней будет для начала объяснить сказанное по-другому. Несколько упрощая, можно допустить, что Вселенной изначально присуще стремление к пробуждению разумной активности на космических телах, из которых она состоит. Предположить это не так уж трудно, тем более что никто толком не знает, что лежит в основе явления, называемого панспермией. С моей точки зрения, это, вообще, мистика чистой воды. Однако можно предположить, что, невзирая на неизвестные нам причины этого явления, оно тем не менее имеет место. Предположить такое будет вполне уместно еще и потому, что ученые находят все больше тому подтверждений.
Так вот, если верить автору парадокса, страстность, с которой Вселенная стремится к увеличению числа населенных планет, как ни странно, не имеет ничего общего с готовностью космоса стать более доступным для освоения. На самом деле, к сожалению, все обстоит с точностью до наоборот. Отсюда совсем нетрудно заключить, что чем больше усилий человечество будет прилагать для расширения сферы своего влияния в космосе, тем активней Вселенная будет сопротивляться этой экспансии. Хочется верить, что на этот раз мне удалось объясниться несколько лучше. Это так, или я слишком высокого мнения о своем лекторском таланте?
– Не сомневаюсь, что у моих коллег с пониманием парадокса дела обстоят значительно лучше. Что же касается меня, то я бы сказала так: забрезжил свет в конце тоннеля, – отозвалась Карли.
– Уже хорошо. И раз так, давайте попробуем закрепить успех. Вам поможет в этом пример попроще. Итак, никто не против того, чтобы на каждом дереве гнезд было как можно больше. Но когда приходит время оперившимся птенцам покинуть родительское гнездо, садовник, который посадил деревья, делает все, чтобы… не дать птенцам улететь далеко от своих гнезд.
– Теперь мне все ясно, хотя знаете, как-то очень уж не по себе от такой теории…
– Звучит довольно грустно, правда? Увы, к сожалению, это еще не все. Среди прочих следствий этого в самом деле печального парадокса есть и такое: в качестве жертв в ходе сдерживания экспансии космос всегда выбирает лучших. Это значит, что тот, кого Вселенная пометит крестиком на лбу, – он чуть заметно улыбнулся, – в посмертии, безусловно, сможет утешиться тем, что он был не последним среди людей. Другого утешения, к сожалению, у него не будет.
Капитан посмотрел на лица слушателей и без слов понял, что нужно как можно скорей сгладить впечатление от не самой оптимистичной из своих прочитанных на кухне лекций. Для начала он улыбнулся самой широкой из всех своих улыбок и вновь обвел внимательным взглядом лица подчиненных. Он хотел понять, удастся ли ему найти хоть сколько-нибудь энтузиазма в ответ на свою улыбку. Результат его вновь не впечатлил.
Как бы то ни было, улыбки получше в запасе у него не было, и он перевел взгляд на часы. Экипажу пора было приниматься за обычную рутину. Оставлять слушателей в настроении, которое не вполне соответствует масштабу и трудностям стоящих перед ними задач, капитану по понятным причинам не хотелось. И он сделал еще одну попытку все исправить.
– Не знаю, насколько мне удалось удовлетворить ваше любопытство, Эбби. Как бы то ни было, в качестве компенсации за ответ – скажем так – не по существу я готов поделиться с вами моим личным рецептом защиты от любых неприятностей. Хотите?
– От любых?
– От любых. И в космосе, и на Земле.
– Конечно хочу!..
– Речь пойдет о веками проверенном средстве. Оно называется молитва. Надеюсь, слово такое вам знакомо?
– Не-е-ет.
– Понятно. Честно говоря, молитва тоже не всегда помогает. Но средства лучше, насколько мне известно, в природе нет. Памятуя об этом, я бы не возражал против того, чтобы мы, все вместе, именно с нее, с молитвы, начинали каждое утро. Между прочим, мы могли бы начать следовать этой практике уже сегодня, и даже прямо сейчас, если, конечно, никто не против. Прошу всех желающих присоединиться ко мне. Пусть каждый из нас обратится про себя к космосу, что начинается прямо за стенами нашего астробота, и попросит у него помощи и защиты на нашем пути домой…
Неожиданно для всех Эбби заволновалась.
– А я не умею молиться! Никто меня этому не учил! Кто-нибудь, объясните, что для этого нужно?
Серьезный взгляд командира прогнал улыбки с лиц остальных членов экипажа.
– Это совсем не трудно. Достаточно прикрыть глаза и простыми словами попросить у всех, кто вас слышит в эту минуту, защиты и помощи. Только и всего.
Геолог и картограф по совместительству кивнула, прикрыла на мгновение глаза, затем тут же раскрыла их вновь, внимательно посмотрела на сосредоточенные лица коллег и лишь тогда, решившись, плотно смежила веки.
«Ты – космос, который все может, – произнесла про себя Эбби. – Сделай так, чтобы я снова увидела маму, и Эйми, и до смерти рыжего Вилли. У него лапа, скорее всего, еще не зажила; Эйми, разумеется, забывает промывать ее регулярно бактерицидным раствором, а маме, как всегда, некогда…»
Она произнесла эту нехитрую молитву раз, приоткрыла глаза и по сосредоточенным лицам своих коллег поняла, что они все еще молятся. Тогда она снова закрыла глаза и повторила вновь простую свою молитву.
Открыв глаза, она встретилась взглядом с одобрительно смотревшим на нее капитаном. На мгновение Эбби показалось, что лицо Стивена Андруза несколько изменилось. Оно словно вобрало в себя невидимый свет и теперь медленно возвращало его тем, кто в нем нуждался.
Она вспомнила, что нечто похоже бывает, когда смотришь на грани бассейна, о которые тихо бьются легкие волны. По стенам бассейна скользит перелив мягко изогнутых, светлых линий. И чем дольше смотришь на него, тем больше кажется, что на самом деле это не случайный рисунок, созданный природой одной лишь прихоти ради, а некое не совсем обычное послание. И смысл его предельно прост: все, что нужно для счастья, – это способность принять в себя, раствориться, уподобиться, перестать отделять себя от фона, потому что никто в этом мире не знает, что на самом деле важно: то, что находится на переднем плане, или один только фон.
В свою очередь, капитану пришло на ум нечто другое. Совсем другое. Глядя на юное лицо смотревшей на него женщины, он, неожиданно для самого себя, вспомнил то, что, как ему привычно казалось, позабылось, утратилось, стерлось из памяти, сделавшись всего лишь прошлым.
У прошлого было много имен. Без некоторых из них вполне можно было бы обойтись, не боясь расстаться с чем-то для себя действительно важным. Но одно из имен своего прошлого капитан, даже если бы очень захотел, не смог бы позабыть или обменять ни на какое другое. Его прошлое было немыслимо без моря.
Мальчик рос босяком в портовом городе, на грани между тем, что еще принадлежит берегу, и тем, что уже стало морем. Всякий раз, когда он смотрел вниз с высокого утеса, прежде чем спрыгнуть в пропасть, на дне которой плескалось пенистое месиво волн, он неизменно замечал, что стоит взгляду коснуться линии между небом и морем – и в груди разливается тепло принадлежности к этому вечно беспокойному и текучему монстру. Там, ниже линии неба, где матово блестело серебро воды, помещалась сама безмерность.
На берегу почему-то всегда было тесно. Мальчик понимал это с особой отчетливостью, когда его окружали такие же, как он, босоногие любители моря из соседнего жилого комплекса. Говорить с ними доводилось мало и лишь постольку, постольку надо было дать понять: он готов кулаками доказать, что у него есть право на воздух, которого не хватает после предыдущего (он уже и не помнил, какого по счету) удара и не набрав которого в легкие, было трудно ударить так, чтобы мало не показалось. Доказать, что у него есть право вот на этот песок под ногами, с которого, если не повезет, надо было поскорее подняться, потому что иначе затопчут, изобьют кулаками в кровь.
Как и технарю Майку, Стивену Андрузу не пришлось выбирать профессию. Она нашла его сама быстро и легко. Произошло это словно само собой.
Сразу по окончании школы он получил приглашение для собеседования в местный Центр профориентации. Туда он принес с собой все, что требовалось: диплом о присвоении седьмого дана по дзен-дзюцу, разрешение на боевое применение бластера и характеристику из школы. В Центре ему пришлось, упершись взглядом в экран монитора, битый час набирать на клавиатуре бесчисленные ответы на бесчисленные вопросы, глупее которых, как ему показалось, и не бывает. Потом долго осматривать непонятные схемы и диаграммы на стенах кабинета профориентации, пока сидящий напротив него психолог скользил взглядом по результатам тестирования. Он лишь изредка бросал короткие взгляды на Стивена, отрываясь от экрана монитора, и по этим взглядам нельзя было понять ровным счетом ничего. Так продолжалось довольно долго.
Наконец психолог, что сидел напротив, вписал в графу «Рекомендовать» непонятную аббревиатуру ССН, протянул подростку холеную руку и произнес всего лишь два слова:
– Поздравляю. Удачи.
О том, что означают странные буквы ССН, Стивен узнал в кабинке с точно такой же надписью на двери.
На человеке за дверью была почему-то надета спецкуртка, хотя в комнатке было не холодно. В прорехе куртки виднелись рубашка камуфляжной расцветки и несколько рядов орденских планок. Человек неосознанно, привычным жестом провел кончиком пальца по шраму на лице и охрипшим голосом произнес:
– Почему ты хочешь стать смертником, сынок?
Андруз промолчал в ответ.
– Да ты присядь. – Человек со шрамом указал на стул.
– А что такое ССН? – спросил Стивен, прежде чем сесть.
– Силы Специального Назначения.
– И что это значит?
– Да присядь же ты, наконец!..
Андруз послушно присел на краешек стула. Он вовсе не был уверен в том, что постучал в ту дверь, за которой в самом деле начинается светлое будущее.
– Что такое ССН? Эта значит, что твоя мать никогда не узнает, в какой части Вселенной ты сложишь свою голову. Эта значит, что ты всегда и везде будешь на шаг впереди так называемых первопроходцев. При этом их имена навсегда будут вписаны в книгу покорителей космоса, а о тебе никогда никто не услышит. И не узнает. Вернее, узнают, но только тогда, когда до тебя уже никому не будет дела, и это случится не раньше, чем с твоих документов будет снят гриф секретности. Только тогда все желающие – поверь мне, их будет немного – смогут ознакомиться со списком твоих наград, включая самую последнюю из них по счету.
– А что это за награда?
– Наверняка о ней я могу сказать только одно: ты ее получишь посмертно.
Подросток помолчал. Он набирался решимости, чтобы задать вопрос. И наконец набрался.
– А если я откажусь?
– Дорогой мой, на свете есть тысячи других, куда более безопасных способов себя прокормить. Например, разводить аквариумных рыбок. Или поливать цветы. Или, например, доить коров. Тебе это нравится больше? Если да, только скажи – и я укажу тебе аббревиатуру одной из кабинок по соседству.
В эту минуту Стивен впервые понял, что при всем обилии возможностей чем больше умеешь, тем, как ни странно, меньше свободы для выбора.
Как и обещал человек с планками на груди, его записали в смертники, в отряд звездных варягов или, сокращенно, астровикингов. Средняя продолжительность жизни этих сорвиголов была до смешного малой даже на фоне остальных подразделений Сил Специального Назначения. И знали об астровикингах, в точном соответствии с рассказом человека со шрамом, очень и очень немногие. Причиной тому была специфика грязного труда этих отважных ребят. Даже командиры называли их за глаза УП, что в расшифровке означало «уже покойники».
Тем не менее только им, астровикингам, удалось навести порядок на бескрайних просторах океана, что на Эпсилон Глизе. До тех пор обитатели солнечной системы Хвост Дракона, в которой вращалась планета, не желали быть хоть сколько-нибудь покладистыми с землянами. Вялая недоброжелательность нередко сменялась неприкрытой агрессией. Вот тогда выяснять отношения с не слишком гостеприимными аборигенами и отправляли астровикингов.
Никто не знает, сколько их утонуло и костьми полегло в неистовых морских сражениях на чужой планете. Ко времени, когда дипломатические отношения между вчерашними врагами были наконец налажены, во всех без исключения отделениях этого подразделения оставалось не больше чем по две-три живые души.
Стивену Андрузу повезло. Когда между землянами и эпсиглизами был наконец заключен Договор о мире, он смог вернуться на Землю, как шутили в таких случаях звездные варяги, не оставив врагу ничего лишнего: ни руки, ни ноги, ни зуба своего.
Первым делом по возвращении он отправился в отпуск, о котором ему приходилось только мечтать, делая грязную работу на морских черно-синих просторах, под звездой, что слабее Солнца в тысячи тысяч раз.
В заветное море он вошел сначала глазами, как только впереди замаячил пляж. Он столько мечтал об этой встрече!
Сбросить с себя шорты и майку было делом одной минуты. И вот уже сцена, которая столько раз рисовалась его воображению на Эпсилон Глизе: теплые волны лижут замшелые подошвы его ступней.
Он входил в море так, как входят в ворота рая, – медленно, не спеша, от души наслаждаясь вечными радостями земной жизни: солнцем, водой и едва ли не начисто позабытым на Глизе чувством безопасности. Он знал, что ему придется снова привыкать к тому, что включает в себя так называемая мирная жизнь. Думать об этом было приятно. Он еще не подозревал о сюрпризе, приготовленном для него судьбой.
Он успел войти в воду по пояс, когда счастье, что еще мгновение назад, казалось, наконец-то, поселилось рядом, нарушил звонок. Звонили по виртуальной связи из ЦУПа. Утомленный, не терпящий возражений голос сухо спросил:
