Лена Обухова
Академия Горгулий. Тайна ректора
Глава 1
Энгард Колт жил в Замке Горгулий уже без малого одиннадцать лет и каждый год с волнением, страхом и долей обреченности ждал наступления весны. Того периода, когда рассвет совпадал с временем его пробуждения.
Обычно это происходило в апреле. Он просыпался с утренней зарей и сразу чувствовал ее присутствие. Она всегда сидела на узком подоконнике с той стороны комнаты, где за окном из-за горизонта готовилось появиться солнце. Кровать стояла так, что Колт видел то окно краем глаза, если лежал на спине и смотрел в потолок. Туда он обычно и старался смотреть, потому что смотреть на Лёлю было невыносимо.
Она была все такой же, какой он встретил ее больше двадцати лет назад и какой запомнил: высокой, худощавой, со светло-русыми волосами до плеч. Вот только такого платья из легкой тонкой ткани у Лёли никогда не было. Она вообще редко носила платья.
– Я уж думала, ты сегодня не проснешься до восхода, – с укоризной произнесла Лёля, стоило ему осознать, что он уже не спит.
Колт и глаз еще не успел открыть, но ей это не было нужно: она и так всегда знала, бодрствует он или нет. Обычно даже не смотрела в его сторону, предпочитая пялиться в окно.
С ней не стоило разговаривать, Колт прекрасно знал об этом: с мертвыми говорить опасно. Следовало просто игнорировать, а лучше встать и отправиться в душ, ведь туда она никогда за ним не шла. Вероятно, вообще не могла покинуть подоконник и подойти.
И все же каждый раз он отвечал, не в силах устоять перед соблазном.
– Стоило проснуться намного раньше, – голос со сна прозвучал хрипло. – Тебя давно не было.
– Я могу приходить только в это время, ты же знаешь.
– Знаю.
– Ты скучал? – в ее интонациях послышалась игривая улыбка.
– Я всегда по тебе скучаю, – признал Колт, упрямо глядя в темный потолок и держа утреннюю гостью в зоне бокового зрения. – Тебе это прекрасно известно. Иначе ты не приходила бы.
– Мне показалось, что с приездом Ники все изменилось, – грустно заметила Лёля.
– Она тебя не заменит. Тебя никто не заменит. Но да, с ней теперь немного легче.
– Намного легче, – поправила она. – Ты стал другим.
– Разве?
– Я чувствую это. Наша связь тает. Настанет день – и я больше не смогу прийти.
Он промолчал. Разум требовал сказать: «Жду с нетерпением этого момента». Сердце кричало: «Только не это! Ты нужна мне хотя бы такой…» Поэтому Колт промолчал, лишь попытался сглотнуть, но в горле пересохло.
– Она так выросла, – продолжила Лёля с нежностью, словно и не заметив его борьбы с самим собой. – Я помню ее совсем крошкой. Но она и тогда была больше похожа на тебя…
– Неправда, – перебил Колт. – Черты лица у нее твои. От меня лишь глаза и волосы.
– И характер!
Он не выдержал и рассмеялся. Лёлин смех вторил ему, звучал как трель колокольчика.
– И все же она умница и красавица, правда, Энгард? У нас получилась прекрасная дочь. Мне жаль, что я не могу быть с вами.
– Мне тоже, – голос предательски дрогнул, и Колт сделал глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. – И ей.
– Не будь ты таким упрямым, мог бы меня вернуть, – обиженно произнес призрак. – Все, что нужно, у тебя под боком.
Он закрыл глаза и снова тяжело сглотнул, качая головой.
– Увы, я не могу. Тебя здесь нет. Ты лишь уловка мертвых земель. Ложь магии смерти, ее дурманящий шепот.
Ответа не последовало. Когда Колт открыл глаза, подоконник был уже пуст. Солнце показалось из-за горизонта, время призрачных наваждений прошло. Настало время встать и встретить новый день.
Он вылез из-под одеяла, игнорируя холод, всегда наполнявший комнату на рассвете. Растер ладонями лицо, еще раз взглянул на подоконник, но Лёля не могла вернуться до следующего утра. И она будет возвращаться несколько дней, пока время рассвета не сместится на более ранний час, в который Колт будет еще спать. Наваждение вернется в августе, когда день пойдет на убыль, а в следующем году все повторится. Мертвые земли стучали в его брешь все это время и не остановятся, пока он жив. Или пока он здесь.
Впрочем, Колт уже привык. На его счастье, он поселился в Замке Горгулий, когда раны от потери немного затянулись, а сам он повзрослел и достаточно много узнал, чтобы держать себя в руках.
С настоящей Лёлей судьба свела его, когда Колт был еще совсем молод: ему тогда едва исполнилось двадцать три года. Вообще-то, в первый раз она представилась Ольгой, но все вокруг звали ее исключительно Лёлей, и он тоже привык так называть.
В его мире тогда шла война с некромантами, и Колт, как и прочие воины-горгульи, защищал от легионов смерти земли Содружества. Однажды, отбившись от своих, он был ранен и пытался уйти от преследовавшего его отряда мертвецов. С ними шел некромант, поэтому шансов спастись было мало, но жажда жизни заставляла пытаться до последнего.
Колт хотел найти укрытие в пещере, тянувшейся внутри горы словно созданный кем-то тоннель. Судя по отсутствию света впереди, второго выхода пещера не имела, и с каждым шагом он все дальше забирался в ловушку, но продолжал идти. Мертвецы следовали за ним по пятам.
Тогда он так и не понял, что произошло, как ему удалось открыть проход, но так или иначе, а Колт оказался в другом мире. На изнанке мира, как это называли. Свет впереди вдруг все-таки забрезжил, и он вышел из тоннеля, через который когда-то давно были проложены железнодорожные пути. Так ему потом объяснили. Впрочем, он и сейчас слабо себе представлял, что такое «железная дорога», хотя и видел картинки.
Но в тот день он еще ничего этого не знал. Просто понял, что преследователи отстали, увидел людей в странной одежде и рухнул в обморок, истощенный кровопотерей. Ему очень повезло: незнакомцы не бросили его умирать, испугавшись ран и грозного вида, а забрали с собой и спрятали в каком-то деревенском доме. Лёля не отходила от него несколько дней, а один из ее друзей – студент-лекарь – оказал всю необходимую помощь, какую мог дать мир без магии.
Колт влюбился, кажется, в тот же момент, как открыл глаза и впервые сфокусировал взгляд на склонившейся над ним девушке, но в тот раз ушел обратно в свой мир, лишь поцеловав ее на прощание. Что он мог предложить? Отчий дом к тому времени был разрушен, а война грозила уничтожить не только его самого, но и весь истинный мир.
Однако спорить с судьбой – дело безнадежное. И если она свела двоих, родившихся в разных мирах, то уже не даст им уйти друг от друга. Спустя время Колт вернулся к тому тоннелю и снова нашел Лёлю, а та ждала, и ей не нужно было ничего, кроме него самого.
Так начались их отношения, продлившиеся чуть больше четырех лет, но вместе они провели не больше года. У них родилась дочь Вероника, но беременность словно что-то сломала в организме Лёли. А может быть, дремавшая в ее теле болезнь проснулась бы в любом случае. Так или иначе, а после третьего дня рождения Ники Лёля умерла. Война продлилась еще почти два года.
Колт никогда не рассматривал возможность поселиться в мире возлюбленной, с ней и их ребенком, оставив позади гибнущее Содружество, в котором родился, и безнадежную, разрушительную войну. Ему не приходило это в голову, его служба и долг просто существовали, являясь частью объективной реальности, и их нельзя было отбросить в сторону. Лёля никогда об этом и не просила. Она ждала. Ждала и не смогла дождаться.
С ним навсегда осталось только чувство вины. Поэтому вот уже одиннадцатый год он видит ее призрак по утрам, говорит с ним, как с живым человеком, хотя прекрасно знает, что это лишь иллюзия, созданная его воспоминаниями и магией смерти. Для него это своего рода наркотик: приносит краткосрочное облегчение и в то же время губит.
До начала занятий было еще далеко, но рассиживаться Колт не стал – не для того просыпался в замке одним из первых. Встал с кровати и сразу сделал несколько движений, разминая мышцы и разгоняя кровь. Прожитые годы и полученные в боях травмы давали о себе знать: в теле уже не было прежней легкости и гибкости, всегда где-то ныло или тянуло, да и недавно раздавленная рухнувшей стеной нога все еще болела, а по утрам особенно сильно. Но он знал, как с этим справляться. И старался держать себя в форме. В конце концов, даже дочь сказала, что он еще не так уж стар.
За легкой разминкой последовал привычный завтрак в полном одиночестве. В это время суток никто не мог составить ему компанию за столом: и бывшая жена, и дочь еще сладко спали. Обычно некоторое время после еды он тратил на обход замковой стены и общение со стражей: узнавал, не заметил ли кто ночью чего-то подозрительного. Но сегодня предпочел заглянуть в личную библиотеку и полистать альбомы.
Лёля стала мастерить их после рождения дочери, собирая фотографии, сделанные во время его визитов и между ними. Это чудо стало для Колта еще одним открытием: в истинном мире подобного не существовало. Но всю ценность альбомов и снимков он прочувствовал только тогда, когда Лёли не стало, а он оказался разлучен с Никой на долгие годы.
Теперь Колт уже не понимал, как мог оставить дочь в другом мире с дядей и тетей, но тогда это решение казалось правильным. Ника его едва знала и, увидев, испугалась, а он сам был раздавлен войной и потерями. Казалось, он просто не в состоянии дать маленькой девочке достаточно любви, хотя любил ее с того момента, как узнал о том, что она должна появиться на свет. Колт позволил Глебу, брату Лёли, убедить себя оставить дочь с ним и его женой. И надо отдать ему должное: все эти годы он прекрасно заботился о Нике, отдав ей в своем сердце все то место, что раньше занимала сестра.
Дочь и сейчас к нему очень привязана. В зимние каникулы даже навещала дядю и тетю вместе с новоявленным женихом – знакомила. И хотя Колт в какой-то степени ревновал – самую малость! – этой поездке не препятствовал. И не собирался в дальнейшем препятствовать их общению. Теперь он знал наверняка, что дочь останется с ним в истинном мире. И это делало его по-настоящему счастливым. Возможно, впервые в жизни.
Как бы ни хотелось остаться в библиотеке на пару часов, рассматривая снимки и погружаясь в сладко-горькие воспоминания, пришлось ограничить себя. Перед началом занятий его еще ждали тренировка и работа с документами. Опыт показывал, что днем времени на это может и не хватить.
Но все же эти несколько минут помогли прогнать из груди холод, всегда появлявшийся после общения с призрачным наваждением, и набраться сил для нового рабочего дня.
И как оказалось, силы эти были Колту очень даже нужны.
Глава 2
Неладное Колт почувствовал, еще спускаясь по лестнице на этаж, на котором находился его кабинет. В их семейной башне всегда было довольно тихо, потому что жили здесь только трое: он сам, его бывшая жена Мелиса и Ника. Последняя к тому же частенько норовила сбежать на ночь в апартаменты жениха. Колт старательно закрывал на это глаза, делая вид, что ничего такого даже не подозревает. Но и когда дочь ночевала у себя, она никогда не вставала так рано. И уж тем более не спускалась в его кабинет. Мелиса тоже не имела привычки шуршать там в его отсутствие.
Однако этим утром в кабинете определенно кто-то находился. Дверь была приоткрыта, поэтому еще на лестнице было слышно, как шелестят бумаги и стучат по каменному полу каблучки. Колту показалось, что кто-то еще и беззаботно мурлычет себе под нос незнакомую ему мелодию. Все это было настолько дико и нереально, что впору заподозрить чрезмерно реалистичный сон.
Ощущение это усугубилось, когда Колт добрался до кабинета, распахнул дверь и шагнул внутрь. Он так и остался стоять у самого порога, растерянно глядя на незнакомку, по непостижимой причине хозяйничающую в помещении.
Это определенно была не студентка: слишком взрослая, по возрасту, пожалуй, ближе к Мелисе. Но если кого-то из студенток он теоретически мог и не помнить, то всех преподавателей прекрасно знал, а женщину видел впервые. Впрочем, никто из его преподавателей все равно не стал бы ходить по его кабинету, доставать из шкафов папки с документами и журналы и беззастенчиво их листать.
Наконец заметив его, незнакомка замерла у стола, прижимая к груди очередную папку, улыбнулась и без тени смущения поздоровалась:
– Доброе утро, ректор Колт.
Это ясно свидетельствовало о том, что она не считает себя застигнутой врасплох или пойманной на чем-то противозаконном или по меньшей мере дурном. Нет, женщина считала себя вправе находиться здесь и делать то, что она делала.
Это несколько выбило почву у него из-под ног. Давно Колт не сталкивался с подобным хамством.
Но ему все-таки удалось совладать с собой. Скрестив руки на груди и грозно нахмурившись, он мрачно отозвался:
– Доброе, если вы так считаете. Могу я узнать, кто вы и что делаете в моем кабинете?
Две изящные брови удивленно приподнялись над серыми глазами, на лице отразилось легкое замешательство, но не смущение и не чувство вины.
– Меня зовут Рамина Блор, я новый директор Академии Горгулий. И при всем уважении, это мой кабинет.
Пришла очередь Колта удивленно поднимать брови и испытывать замешательство, которое определенно нельзя было назвать легким.
– Вас разве не предупредили о том, что я приеду сегодня? – по губам Блор скользнула усмешка. – Впрочем, меня это не удивляет. Судя по тому, какой бардак царит в этом кабинете, в делах академии должен быть примерно такой же.
– Бардак? – оскорбленно переспросил Колт, скользя взглядом по распотрошенным папкам и стопкам журналов, завалившим весь огромный письменный стол. Поместилось явно не все, поскольку оба кресла – его собственное и предназначавшееся посетителям – тоже были заняты. – До вашего появления здесь никакого бардака не было. Откуда вы взялись на мою голову?
– Из столицы. Приехала рано утром. И под бардаком я подразумеваю абсолютно бессистемное размещение рабочих документов. Как вы умудряетесь здесь что-нибудь находить?
– Легко и непринужденно. Потому что в документах есть система. Ну… или была, пока вы все не перепутали.
Он снова посмотрел на бумажный развал и тоскливо вздохнул. Сколько же времени понадобится теперь, чтобы разложить все по местам?
– Серьезно? – нахалка демонстративно рассмеялась. – Да половине этих папок и журналов давно пора быть в архиве. Не понимаю, что они до сих пор здесь делают.
– Раз они все еще здесь, значит, так нужно! Немедленно прекратите путать все!
Она только фыркнула и дернула плечом, снова шагая к одному из шкафов и явно намереваясь вытащить оттуда что-то еще.
Безропотно терпеть такую наглость Колт не собирался. Он много лет руководил Академией Горгулий, без его одобрения в ней ничего не происходило, хотя сам он формально пребывал в должности директора. Однако ректором значился Патрик Рабан, лорд Ардем, – дракон, которому принадлежали эти земли и который никогда не лез в дела учебного заведения. Лишь иногда приезжал с инспекциями, цель которых была совсем не в проверке организации учебного процесса или чего-то в таком роде.
После убийства Рабана, произошедшего почти год назад, Колт, конечно, морально готовился к тому, что все может перемениться. Другим драконам никогда не нравилось, что лорд Ардем так высоко возвел своего приятеля-горгулью. Новый хозяин земель действительно попытался назначить вполне себе настоящего ректора, чьей основной задачей было выжить Колта из замка.
Но все повернулось иначе, когда сын Рабана, обвиненный в его убийстве и изгнанный за это из рода, сумел доказать свою невиновность и стать новым лордом Ардемом. Обручившись с Никой, он плюнул на все политические предрассудки и назначил ректором академии Колта, чего не рискнул сделать его отец.
Поэтому теперь никто не мог Колту что-либо диктовать. И назначать каких-то там директоров за его спиной. Во всяком случае, так он считал до этого утра.
Рамина Блор двигалась неторопливо, без суеты, довольно плавно, как и полагается женщине благородного происхождения, а в ее высоком происхождении сомневаться не приходилось, хотя фамилия и была Колту незнакома. Сам же он пересек кабинет в считаные мгновения и успел помешать извлечению с полки очередной папки. Правда, для этого ему пришлось довольно резко перехватить ее и задвинуть на место. В процессе он невольно коснулся руки новой знакомой. Да что там – коснулся? Он практически накрыл ее ладонь своей, что было не очень-то вежливо. Но она его просто вынудила!
– Хватит, я сказал! – рявкнул Колт раздраженно, послав Блор взгляд, под которым тушевались даже высокопоставленные мужчины.
Она не стушевалась, но папку отпустила, скрестила руки на груди и посмотрела на него с раздражением.
– Почему вы мешаете мне делать мою работу?
– Потому что – я повторюсь – это мой кабинет, – уже чуть спокойнее пояснил Колт. – И в этом замке у вас нет и не может быть никакой работы, пока я так не скажу.
Блор склонила голову набок и окинула его то ли оценивающим, то ли осуждающим взглядом. Однако свою разрушительную деятельность все же прекратила, чему нельзя было не радоваться. Колт не знал, что делать, если слова на нее не подействуют. Не драться же с дамой? И угрожать ей так, как он угрожал Майнеру Рабану, когда тот попытался вести себя здесь как хозяин, Колт тоже не смог бы. Это позволяло углядеть в появлении Рамины Блор чей-то тонкий расчет: тот, кто прислал ее сюда, понимал, что воевать с женщиной ему будет сложнее.
– Боюсь, вы ошибаетесь, ректор Колт, – неожиданно мягко заметила Блор. – Несмотря на вашу новую должность, вам могут навязать директора, даже не спросив. Поверьте, я тоже не очень-то рада быть здесь в этой должности, но отказаться не могу несмотря на то, что мой приемный отец стоит в иерархии драконов весьма высоко.
– Приемный отец? Высокопоставленный дракон? Не знаю среди них никого по фамилии Блор. И вообще нечасто слышу о том, чтобы драконы кого-то удочеряли. Сыновей приемных иногда берут. Как правило, собственных бастардов, когда не складывается с наследником в законном браке. Но дочери обычно никому не нужны.
– Странно слышать это от отца дочери. Тоже, кстати, рожденной вне законного брака, но все равно недавно признанной.
– Я говорил про драконов, – пытаясь скрыть смущение, пояснил Колт. – А я горгулья. Учитывая, как мало нас осталось, для нас ценны все дети.
– И вы только поэтому ее признали? А я думала, что вы ее любите и очень любили ее мать. По крайней мере, я так слышала. И теперь разочарована.
Колт открыл было рот, собираясь возразить и пояснить, что дочь действительно очень любит и половину жизни мечтал о том, чтобы она жила с ним, но промолчал, ведь сам поставил себя в весьма дурацкое положение. Пытаясь уязвить особу, без спросу хозяйничавшую в его кабинете, он загнал себя в угол, что случалось с ним крайне редко. Практически никогда, поскольку такое происходит на эмоциях, а он обычно не позволял эмоциям возобладать над рассудком.
Но при всем своем опыте и заслугах Энгард Колт оставался мужчиной, а мужчинам свойственно поддаваться эмоциям в присутствии красивых женщин. Рамина Блор была действительно прелестной женщиной. Высокая, тонкая, изящная. В ее теле чувствовалась гибкость, во взгляде был виден ум, в речи и манерах – воспитание, хорошее образование и уверенность в себе. Она носила длинное платье, подол которого почти касался пола, но крой подчеркивал каждый изгиб тела, рукава из полупрозрачной ткани позволяли любоваться руками. Длинные густые волосы – черные, как у всех драконов и большинства горгулий, – были сплетены в замысловатую, не слишком тугую косу, доходившую почти до талии. Необычная прическа для женщины ее статуса.
– Блор я по мужу, – снисходительно пояснила собеседница, видя, что он не знает, как ответить. – Кем я прихожусь своему приемному отцу и почему он меня удочерил – не ваше дело. Что вам действительно важно знать и понимать, так это то, что я буду здесь директором, хотите вы того или нет. Так решил совет и поставил в известность Ламберта Рабана. Я удивлена, что будущий зять не сообщил вам об этом, но моей вины в том нет. Я хотела бы приступить к своим обязанностям как можно скорее, поэтому прошу мне не мешать.
– Вы приступите к своим обязанностям, как только они у вас появятся, – упрямо повторил Колт, в глубине души понимая, что проиграл этот спор.
Там, где вмешивается совет правления – высший орган власти Содружества, там не может сопротивляться даже лорд Ардем. Что уж говорить об Энгарде Колте… Вот только непонятно, почему Ламберт его не предупредил?
– И приступите к ним в своем кабинете, как только он у вас появится. Этот кабинет всегда был и останется моим, независимо от того какую должность я занимаю. Это моя башня и посторонние могут появляться здесь только по моему приглашению или с моего разрешения. Независимо от того, кто и почему вас назначил и кто должен был мне об этом сообщить, вам стоило сначала прийти ко мне, представиться и согласовать круг своих обязанностей. Сомневаюсь, что вас прислали сюда, чтобы облегчить мне жизнь и разгрузить мое расписание, поэтому ваше рвение неуместно и выглядит подозрительно. Не знаю, что вы хотите найти в этих бумагах, но поиски вы немедленно прекратите. Сначала мы определимся, где вы будете жить, потом вы получите кабинет, а потом я скажу, какими вопросами вы будете заниматься. Вас могут мне навязать, но в стенах академии распоряжаюсь я. Это понятно?
Он сверлил ее взглядом, но Блор и не думала опускать свой. Лишь на последнем вопросе едва заметно улыбнулась и кивнула, нарочито послушно склонив голову, что явно было лишь игрой.
– Можно подумать, ректор Колт, вам есть что скрывать, – заметила она, оглядываясь на разложенные на столе документы и журналы. – Поэтому вы так болезненно реагируете на вторжение?
– А вас, стало быть, прислали сюда шпионить за мной и найти на меня компромат?
– Вы уходите от ответа.
– У вас нет прав задавать вопросы.
Она снова улыбнулась и сделала странное движение головой, словно хотела одновременно кивнуть и отрицательно качнуть ею. Но в целом, судя по всему, признала, что эта словесная баталия осталась за ним.
– Хорошо, ректор Колт, как скажете. Я дождусь ваших распоряжений. Прошу прощения за неуместное рвение. Мне убрать все это?
– Не трогайте здесь больше ничего, – велел он и сделал приглашающий жест в сторону двери. – Идемте, я подберу вам комнату.
Блор послушно направилась к выходу из кабинета, Колт последовал за ней. Уже на лестнице, пока они спускались, поинтересовался:
– Муж не против, что вы будете жить здесь по меньшей мере два месяца, до летних каникул? Он остался в столице?
– Моему мужу уже какое-то время все равно. Я вдова.
– О… – выдохнул Колт, испытав от этой новости непонятное удовлетворение. Но все же смог собраться и с должным сочувствием добавить: – Мне жаль.
Продолжая придерживать подол платья, чтобы случайно не наступить на него при спуске по ступенькам, Рамина Блор вполне искренне, даже немного торжествующе улыбнулась, не глядя на него, и лаконично ответила:
– А мне нет.
