Leon Rain
Семь смертей доктора Марка
© Leon Rain, 2021
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2021
Собралась я с духом и дочитала эту прекрасную, но тяжелую историю. Мне страшно представить, сколько боли пришлось вытерпеть многим людям, многим семьям, и как много этой нерастраченной боли осталось в прошлом. Забыто, потому что об этом «не принято говорить». И я правда рада, что такие книги выходят в свет. Автор не боится показать, что хорошие люди и откровенные подонки были и по ту и по другую сторону баррикад. Я очень хочу, чтобы такие рукописи находили больше отклика в сердцах людей. Это очень тяжелый и выстраданный текст. История сама по себе заслуживает того, чтобы быть рассказанной не только в семейном кругу.
Анастасия Постромина
Предисловие
Здравствуйте, уважаемые читатели!
Сегодня я представляю вашему вниманию свою вторую книгу – «Семь смертей доктора Марка». Несколько слов о том, как появился замысел этой истории. Я закончил свою первую рукопись «Чёрный молот красный серп», заключил договор с издательством и начал писать следующую, на совершенно другую тему.
Просматривая публикации в одной из групп на ФБ, я прочитал примечательную заметку. В ней шла речь об удивительной судьбе одного человека, Цалихина Марка, врача, попавшего в плен в начале ВОВ и прошедшего пересыльный лагерь для военнопленных в Гомеле, где он сумел стать лагерным врачом и помочь подпольщикам, а потом ушёл к партизанам. Когда Гомель был освобождён, Марк продолжил борьбу с фашистами в рядах Красной армии. За месяц до окончания войны на территории Германии его арестовывает Смерш за то, что он был в плену. Марк подвергается пыткам и вынужден подписать самооговор для спасения своей жизни. По приговору трибунала получает десять лет лагерей, которые отбывает в Печорлаге. Только после смерти Сталина он выходит на свободу, но с ограничениями. Не имея специального разрешения посещать и жить в пяти крупнейших городах СССР и покидать пределы Печорлага, он тайно едет в Москву, чтобы навестить сестру и мать, которых не видел пятнадцать лет. Там знакомится с прекрасной женщиной, которая соглашается выйти за него замуж и оставить столичную жить, чтобы переехать к нему в Печору, небольшой городок в Печорлаге. После войны и реабилитации, доктор Марк поселяется в Гомеле, продолжив врачебную деятельность поближе к боевым товарищам по партизанскому отряду, ходит по улицам, где когда-то находилось гетто и где он ходил, будучи заключённым Дулага, навещает на дому своих пациентов.
Удивительная стойкость, позволившая ему сохранить ясность ума, и желание продолжать помогать людям вызвали во мне чувство большого уважения. Я написал его сыну, опубликовавшему пост, и спросил, есть ли у него какие-либо документы, связанные с судьбой отца. После изучения документов я сообщил ему, что готов написать книгу о судьбе его отца под его настоящим именем. После получения согласия я приступил к работе и через некоторое время отослал её для ознакомления. Получилось немного символично, поскольку день отправки книги совпал с известием, что моя первая книга получила Пушкинскую премию по версии издательства Литромир и номинируется ещё на несколько других.
Повествование о докторе Марке – удивительная история о любви, предательстве, нежданном спасении и ежедневной битве за выживание в тяжелейших условиях военного времени и лагерного быта. Эта книга – художественная реконструкция жизни Марка Цалихина в описанный период, именно так и следует к ней относиться. Несомненно, это одна из наиболее ярких историй о прошедшем войну и лагеря человеке, которую я когда-либо слышал. И я очень рад, что мне выпала честь рассказать её вам.
Я благодарен скульптору и художнику Александру Цалихину, доверившему мне историю его отца. Благодаря нашим совместным усилиям не останется безвестной ещё одна персональная судьба, и на могиле его отца будет установлен ещё один, на этот раз литературный памятник.
В конце книги представлены некоторые документы, связанные с Марком Наумовичем Цалихиным.
С пожеланиями приятного чтения и желанием создания серии книг о еврейских судьбах,
Всегда ваш, Leon Rain
Глава 1
В Саратов на учёбу
А ведь это серьёзный шаг – уехать из Ленинграда в провинциальный Саратов. Это, конечно, не маленький город, и он стоит на самой большой реке страны, на Волге. Это не Ленинград и не Москва, но мама, сестра и все остальные родственники безусловно правы: образование получить нужно, причём такое, которое может стать делом всей жизни. Сестрёнка Милька умница, поступила в Московский мед, но она зубрилка, без книжки не встаёт и спать не ложится. Не ведает, что в этой жизни так много всего интересного. Ну, а ему, Марку, придётся удовольствоваться Саратовским, да и в него ещё нужно и поступить…
Сердце немного замирает от неизвестности и перемен. Как оно там сложится? Мама будет скучать. Мильке так вообще не до него. Хоть и сидит целыми днями за учёбой, но поглядывает в сторону мужского пола. И хотя по сей день ни в чём замечена не была, но без его, Марка, пригляда выскочит замуж и оставит мать одну. А он пока ничем помочь не сможет, ну в самом деле, он и так должен будет жить у дяди, так ещё и мать сюда тащить? Марк вздохнул. Для начала нужно хотя бы самому как-то закрепиться. Пусть это не Московский с его строжайшими экзаменами, но и здесь тоже наверняка не за красивые глазки принимают.
Ну, вот и вокзал. Большое красивое здание, так в купеческой России и строили: с размахом, красивой отделкой, разными выступами и полукруглыми окошками, как бы отдавая дань знакомству с одной жестокой культурой, три века державшей Русь в узде. Но смешение культур в строительстве – это же так здорово! В Европе тоже, сначала готический стиль с его прямыми линиями, а уж затем всякие ренессансы пошли. А может, это дань чисто русской традиции? Стрелецкие заострённые башенки с полукруглыми оконцами. Не Москва, конечно, где всё строительство не в пример масштабней, и совсем уж не изящный европейский Ленинград, но, честно говоря, от провинциального Саратова он и этого не ожидал.
Ну, перрон обычный. В Москве и Ленинграде тоже на перронах не всегда чисто. Грузчики с тележками выглядывают выгодных пассажиров. А Марк им совсем не клиент, свой фибровый потёртый чемоданчик ему совсем нетрудно нести самому, он ещё и женщине с двумя детьми помогает тащить огромный баул. И что она туда наложила, камни, что ли? Сам виноват, не предложил бы помощь, так уже и вышел бы на привокзальную площадь, а тут тащись с этой тяжестью да ещё слушай, как её дети плачут. А что может быть для молодого парня более утомительным? Уж лучше бы два баула тащил, но в тишине!
– Евсей! Дядя Евсей! Я здесь! Дя-дя-а!
– Марик, ну наконец-то, я уж решил, что ты передумал. А это кто, ты ж вроде неженатый?
– Какой там женатый! Это я попутчице помогаю.
– А, ну давай вместе, быстрей будет. Ого, гражданочка, вы не иначе как кирпичный завод ограбили!
– Извините, я должна была носильщика взять, мне так неудобно…
– Ничего, ничего, я пошутил. Мы все одна советская семья, должны помогать друг другу. А что же ваш муж с вами не путешествует, отправил вас одну с маленькими детьми в такую дорогу? Ради бога не плачьте, я, наверное, что-то не то спросил. Я надеюсь, он жив?
– Я не знаю.
– Странно, вы не знаете, жив ли ваш муж?
– Его арестовали полгода назад. И с тех пор я ничего о нём не знаю, мне ничего не говорят, и передачи не принимают. А недавно велели квартиру освободить, и я решила сюда переехать. Здесь живёт тётя мужа, она единственная из всей родни согласилась нас принять. А у меня родителей нет, я в детдоме воспитывалась. И я даже не знаю за что мужа арестовали. Вы извините, вы не обязаны мне помогать, я понимаю, сейчас время такое, вы вещи поставьте, я сейчас носильщка позову. Я вас и так уже задержала. Носильщик! Носильщик! Сюда, пожалуйста! Вы заняты? Сможете вернуться ко мне? Извините.
– Ну что вы, гражданочка, мы вас так не бросим посреди перрона. Если мы взялись, то уж до извозчика вас сопроводим.
– Спасибо большое. Я вот одна с детьми, а они ещё маленькие, вы же видите, так бы я ни за что вас тревожить не стала. А вещей много потому, что в Москву мы, наверное, уже не вернёмся. Да мне всё равно, где жить, лишь бы мужа отпустили. Там же разберутся, да? У нас же всё по закону, правда? Его же отпустят?
– Ну конечно же, разберутся! Разве наши органы будут держать в заключении невиновного? Вы не волнуйтесь, если он невиновен, то его обязательно отпустят. А как он вас найдёт? Вы кому-то сообщили, куда поехали?
– Нет. Родителей у него нет, умерли, а остальные родственники мне даже дверь не открыли. А у меня еды для детей совсем не было. Я даже не хочу вспоминать те несколько дней. Может быть, тётя мужа потом им напишет. Я уверена, слышите, уверена, мой муж ни в чём не виноват! Таких, как он, ещё поискать нужно! Вы даже не представляете, что это за человек!
– Ну вот, гражданочка, и извозчик! Давайте мы вам погрузить поможем. Прощевайте. Ждите мужа. Если невиновен, то обязательно вернётся. И верьте, пожалуйста, в советскую власть.
Марк смотрел вслед отъезжающей бричке. Вот так вот помогаешь незнакомому человеку и поди знай, что у него происходит. А сколько было отчаяния и недоверия в её глазах, когда дядя упомянул советскую власть. Неужели ошибка, произошедшая с её мужем, могла так озлобить эту молодую женщину? Ведь сама же говорила, что выросла в детдоме. Не сама же она росла, кто о ней заботился-то, кроме советской власти?
– Марик! Заснул, что ли? Запрыгивай!
Марк запрыгнул в бричку, поставил в ногах чемоданчик и стал наблюдать за непривычным пейзажем вокруг. Дома, в отличие от Ленинграда, где кварталы прерывались каналами, здесь тянулись длинной чередой и были не такими ухоженными, как в северной столице. Люди, сразу видно, одеты по-другому. Да и сам дядя одет довольно просто, хотя должность у него для своих лет вполне солидная – директор автомобильного института. Звал к себе в институт, туда бы он Марка без особых проблем пристроил, но нет у Марка такой уж большой тяги к автомобильной технике. Если б можно было купить себе авто, такое, как в тех смешных иностранных фильмах, которые он крутил в своей кинобудке, то тогда другое дело, а так – не его это. Конечно же, мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, но тяги к технике (дальше увлечения работой киномеханика) он не испытывал. Крутить кино – милое дело! Зарядил бобину, перемотал просмотренную и сиди себе, отдыхай. Он так на работе к экзаменам и готовился: зарядит новую часть – и снова в книги. Несколько раз не запустил так вовремя следующую часть. Что только ему из зала не кричали. Сапожник – это самое безобидное из всего, что он услышал. Он даже не раз представлял, как из него варят мыло – так красочно рабочая интеллигенция расписывала этот процесс из зала. Но зато зарплату какую-никакую имел и фильмы все новые пересмотрел и художественные, и документальные. Совсем недавно начали приходить документальные фильмы о гражданской войне в Испании. Симпатии всех советских людей были на стороне республиканцев. Да и как могло быть иначе, не поддерживать же режим Франко, угнетающий рабочий класс и крестьян? Какие красивые, воодушевлённые лица. Вот это люди, вот это события! А здесь сидишь над учебниками в благополучной стране, где всё для народа, где единственная забота – хорошо подготовиться к экзаменам. Да и то, он поступать в Москве побоялся, поехал в провинциальный Саратов. Этим испанским ребятам его бы проблемы.
– Марик! Очнись! Ты о чём задумался?
– Ой, дядя Евсей, извините, улетел.
– Что, о Ленинграде-красавце вспомнил? Ну ничего, у нас тут тоже не деревня. Освоишься, приживёшься, ещё и уезжать не захочешь. Нашей семье здесь нравится, река у нас знаешь какая? Вот то-то и оно! Я сначала тоже не мог привыкнуть, а сейчас никуда отсюда и уезжать не мыслю. Выйдешь на берег Волги – ух, какие просторы! Да ладно, ты и сам увидишь. Давай, рассказывай, как там мать, как Миля, совсем невеста поди? Да и ты уже не мальчик, невеста есть? До сих пор нету?
Приходи в себя, я понимаю, что для лечения душевных ран нужно время. И воздух нужен, наш волжский воздух и водичка наша! Вот пока лето не кончилось, мы с тобой ещё искупаться сходим, поди в Неве много не накупаешься, а?
Да, с дядей скучать не придётся, ещё тот весельчак. Ну и хорошо, отец тоже был весёлым. Жалко, умер, когда Марку всего тринадцать было. Сейчас-то дядя ему уже отца не заменит, а тогда он был бы очень рад, если бы дядя жил рядом.
Подъехали. Старинный купеческий дом с чугунными воротами. Вот это дядя у него! Отпустили извозчика и пошли по дорожке к дому. Дворник посторонился, освобождая им проход, и продолжил шаркать метёлкой по асфальту. Прохладный чистый подъезд, широкая мраморная лестница. Поднялись на третий этаж, и дядя позвонил в массивную дверь.
– Евсеюшка, проходи. А это Марк? Проходи, Марк, через порог знакомиться не будем. Какой ты симпатичный! Скоро все саратовские девушки у твоих ног будут. Сразу видно, Цалихинская порода! Ой, Евсей, а как вы с племянником похожи, видно, что из одной бочки наливали. А меня Марией зовут. Тётей меня звать не надо, зови просто Машей. Я ж всего лет на десять тебя старше, так какая из меня тётя? Ну, проходите, мальчики, скоро обедать будем. Евсей, покажи Марку его комнату и где умыться с дороги.
– Ну проходи, Марик, не робей. Вот эта комната твоя, небольшая, но зато отдельная. Живи и учись, будешь нас на старости лет лечить. Маша у меня хорошая, но строгая, за чистоту шкуру спустит, так что чтоб в этом плане без проколов. Ну, ты же будущий медик, тебе без гигиены никак. Бросай чемодан, идём ванную и туалет покажу. Вот полотенце свежее, давай умывайся и подтягивайся в кухню.
Марк с удовольствием вымыл с мылом руки и прохладной водой сполоснул лицо. Тётя ему понравилась, довольно приятная и симпатичная. Правда, бока уже заплывают, но это же со всеми после тридцати случается. Да ему, собственно, какое до этого дело? Дяде Евсею подходит, и ладно, а уж он себе, если поступит и останется тут жить, обязательно найдёт молодую, стройную и забудет про своё разбитое сердце.
Обедали в гостиной, сидя за массивным старинным столом, на таких же тяжёлых стульях. Впрочем, они оказались довольно удобными.
На первое был куриный бульон с манделах – обжаренными кусочками теста. Марк и не думал, что обычный куриный бульон можно разливать по тарелкам с таким достоинством, да ещё из старинной супницы, которые ещё в прошлом веке только знать могла позволить себе ставить на стол. Маша брала легонько массивную тарелку, наливала в неё четыре половника светло-жёлтого бульона и аккуратно ставила в тарелку побольше, стоящую перед каждым. Обедали втроём, Марк знал, что у него есть двоюродная сестра, дядя даже присылал фотографию всей своей семьи, но сейчас Леночка отсутствовала. Она заканчивает поток в пионерском лагере, и познакомиться с ней удастся только через две недели. Это обстоятельство нисколько не расстроило Марка, он же приехал не в детский сад играть, ему к экзаменам готовиться.
На второе были говяжьи рёбрышки с пюре и кислосладким соусом. На третье отменно заваренный чёрный чай с тортом. Торт Марку очень понравился, и он тут же выдал комплимент расплывшейся в улыбке хозяйке, за что получил ещё один кусок на добавку.
– Ты, племяш, не думай, что каждый день как баре обедаем. Это в честь твоего приезда Маша наготовила, а так я больше на рыбалке пропитание добываю, – и Евсей зашёлся в неудержимом смехе, который тут же поддержала Маша. – Ты как насчёт с удочками посидеть?
– С удовольствием.
– Ну вот мы завтра с тобой по случаю выходного дня и прогуляемся на Волгу-матушку, посмотрим, что она припасла для новых жителей славного города Саратова. А сегодня отдыхай с дороги, вон там у нас книжный шкаф, выбирай что понравится. Если вопросы по книгам, то к Маше, а я пошёл удочки готовить.
* * *
– Ну что, племянничек, наелся, напился, я могу убирать?
– Так давайте я помогу.
– Марик, мы же договорились, на «ты». Спасибо, сегодня помощь не нужна. Да ты не переживай, я не всегда такая добрая. Я и гаркнуть могу знаешь как! Ты ещё меня не знаешь. Но я тебе так скажу, не пугайся, если я на тебя когда голос подниму. Это не значит, что я к тебе плохо отношусь, это значит, что девушке просто нужно на кого-то пошуметь. Ничего страшного, если иногда этим кем-то будешь ты. Не всегда же Евсею за всё получать по голове, вон, и так уже лысеть начал. Так мы договорились, студент?
– Договорились.
– Ну тогда иди отдыхать и заниматься. Это твоё самое важное занятие на ближайшее время. Когда в институт пойдёшь?
– В понедельник. Документы все подам и расписание экзаменов уточню. Спасибо за обед.
– На здоровье.
Марк отправился в свою комнату. Пока ему всё нравилось: дядька вообще свой в доску, Маша тоже ничего. Держится довольно дружелюбно, но пока между ними дистанция. Хорошо, что у них с дядькой хорошие отношения. Это сразу видно, они так переглядываются, как это могут делать только влюблённые люди. С тётей он поладит, он же всегда ладил со старшей сестрой. Осталось только дождаться знакомства с девятилетней Леночкой. Вообще, так странно, они вроде бы не так далеко друг от друга жили, вполне можно было сесть на поезд и добраться, но как не стало отца, так и связующее звено пропало. Сам Марк был ещё мал, чтоб решать такие вопросы, а дядя иногда проездом гостил у них день-другой. А вот с семьёй его только сейчас довелось познакомиться. И как-то всё будет, если он поступит? Не станет же он жить у дяди до конца учебы? Ну, сейчас всё одно рано об этом думать, а вдруг ему вообще через три недели домой, и прощайте мечты о медицине? И тогда он вернётся в свой кинотеатр и будет крутить кино, водить девчонок к себе в будку, а там уж и время покажет. Сейчас нужно отдохнуть с дороги, хотя чего вхолостую отдыхать, он же может почитать что-нибудь к экзаменам.
Ближе к вечеру Евсей, заглянувший к племяшу, снял с него учебник, упавший на грудь утомлённого абитуриента, и выключил свет. Ничего, завтра у них будет предостаточно времени побеседовать.
Марк понемногу привыкал к Саратову. Неплохой город, если поступит, то, возможно, и не будет жалеть о переезде. Документы в институт приняли без всяких проблем, сказали когда подойти и уточнить себя в списках на экзамены, а пока отправили готовиться. Вот интересно, а зачем будущему медику нужно хорошо знать литературу? Чтобы красивым литературным языком заполнять истории болезни или вести с больными разные красивые беседы? А может, просто для того, чтобы можно было красиво ухаживать за девушками? Ну, для этого лучше подойдёт французский. Как красиво, скажем, любовь на французском – амор. Почти как наш Амур, пухленький шалопай, поражающий граждан разного пола из своего лука, лишая их сна. Вот и Марк первую ночь спал как убитый, натрясшись в поездах, а теперь сон снова от него ушёл. Пусть, пусть она была старше, и ребёнок был не его. Но у них была почти что семья, и он о ней заботился. Ещё немного и пригласил бы в ЗАГС. Да что теперь… может, и лучше, что всё так вовремя закончилось, пока не появился свой ребёнок? Да, сейчас немного болит и ноет, но всё пройдёт, а если само проходить не захочет, то он выучится на врача и сам себе пропишет какие-нибудь капли от сердечного недуга. Ха, сам себя успокоил, скорее уж от душевной болезни. Что сердце? Просто мотор для перекачивания крови.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца – пламенный мотор.
А за себя Марк точно знал, что его мотор пламенный. Как влюбится, так всё вокруг плавится и огнём горит. Ну, что поделать, если бог дал ему такую приятную внешность, что он нравится девушкам. Да и они ему нравятся, мамины подружки вон тоже всегда от него в восторге. «Маричек, как твои дела!», «Маричек, как ты вырос и возмужал!», «Маричек, когда ты женишься?» Замучили! Если б не мама, то рявкнул бы на них, чтоб отвязались! И Милька тоже его любит и гордится им. Но при случае не забудет напомнить, как помогала ему с горшка слезать. Вот ведь зараза! Но куда от неё деваться? Марк тоже любил сестру, не то чтобы в повседневной жизни они всё время были вместе, но когда расставались, всегда сильно скучали. Вот и сейчас не успел уехать, а уже хочется увидеть эту улыбающуюся ему физиономию. И мама любит, когда все вместе дома. Так ей спокойней, но виду не подаёт. Это ведь может когда-нибудь помешать планам её детей, а для мамы важно лишь бы им было хорошо, о себе уж в последнюю очередь можно подумать. Нелегко ей досталось воспитывать их с Милькой без мужа. Ну Милька хоть постарше была, почти взрослая, а он остался без отца совсем мальчишкой, когда мужская рука так нужна.
Всё, хватит о грустном – учиться, учиться и учиться! Как завещал великий Ленин! Интересно, а что бы Ильич сказал, глядя, как изменилась страна? Вот бы показать ему новые заводы, фабрики, электростанции. Один ДнепроГЭС чего стоит, только ради этого стоило весь дореволюционный строй поменять! А интересно, когда Марк закончит медицинский (то, что он туда поступит, он почти нисколько не сомневался!), будут уже к тому времени такие лекарства, что их только показать больному, а лечить и не придется? Ладно, фантазировать можно без конца, но то, что советская медицина самая передовая – это факт. Куда им там, в капиталистических странах, угнаться, они же должны только богатых обслуживать, а у нас всё и для всех. Интересно, как он будет смотреться в белом халате и колпаке? Мамины подружки сразу бы дружно загалдели. «Ой, Маричек, как тебе идёт форма врача!», «Маричек, померяй мне давление!», «Маричек, выпиши мне таблетки!»
Выпишу, всем вам выпишу! Первым делом слабительное, чтоб не приставали. Ну, маму пока Милька будет лечить. Можно себе представить, Эмилия Наумовна Цалихина – ведущий специалист нашей клиники! Пускай, пускай стремится, может, когда-нибудь и станет ведущим, а пока пусть простым терапевтом побудет.
Экзамены прошли нормально, зря он так переживал. Посмотрели бы вы на этих абитуриентов. Такой разнородной массы в жизни не видел. И это – будущие врачи? Да с такой внешностью от половины пациенты сами убегут! Хотя были там симпатичные девушки, а вот своих еврейских девчонок не много и не очень симпатичные. То нос горбатый, как у орла, то физиономия круглая и рыжая, да ещё с веснушками, да и бог с ними, ему ведь жениться всё одно рано. А когда созреет для этого, то невеста сыщется. И вот тогда он будет выбирать, именно так, он будет выбирать, а не его!
Были там приятные девочки, надо бы имена разузнать. Выйдет ли что – ещё неизвестно, но хотя бы будет с кем общаться. Он там рассказывал пару анекдотов для знакомства, так парочка девочек так смеялись, обнажая свои зубки, что можно было сразу приглашать на свидание. Обе бы с радостью согласились. Но куда торопиться? Только начинается учёба, нужно осмотреться, может быть, в группе будет ещё кто-то, тогда и можно выбрать, чего же сразу начинать с первых попавшихся. Да и некуда пока приглашать, не к дяде же.
Вот теперь, когда он поступил, можно и работу киномехаником поискать. Большой кинотеатр не подойдёт, там работа по сменам, а он теперь студент, с утра в аудитории. Лучше всего небольшой клуб рабочей молодёжи, один-два сеанса вечером и всё. Милое дело, всегда приятно, когда копейка в кармане водится – и на себя потратить, и перед барышней не краснеть.
Подработка нашлась через неделю, как Марк и хотел, при небольшом районном Доме культуры. Что там было с культурой, его не интересовало, а вот дом – это уже что-то! Иметь крышу над головой, где можно, немного зарабатывая, ещё и готовиться к занятиям – это совсем неплохо! Да и потом, когда он немного войдёт в ритм, всегда легче знакомиться с девушкой, пригласив её в собственный кинотеатр. Он такое уже не раз проделывал. Правда, остался у него осадок от того дня, когда он пригласил одну ленинградскую красотку проведать его в кинобудке. Тогда ему пришлось открыть дверь от страшного грохота. А как он напугался, когда увидел людей в форме! И сразу первая мысль: кто мог его сдать? Но милиционеры даже не обратили внимание на то, что в будке посторонние, хотя это строжайше запрещено инструкцией. Они просто велели ему немедленно остановить сеанс. А когда Марк спросил, что случилось, ответ настолько поразил его, что всё остальное он помнил как в тумане.
– Кирова убили.
Марк ещё хотел спросить какого Кирова, но запнулся и только почувствовал, как кровь приливает к голове. Чувство было такое, что вот-вот начнётся война. Да и как можно чувствовать себя иначе, шутка ли, партийный руководитель северной столицы, любимец товарища Сталина, и убит. Как такое могло произойти? Какие злобные мысли должны были быть у врагов в головах, чтобы так ненавидеть советскую власть! Марк чувствовал желание голыми руками рвать на части всех, кто мог быть причастен к убийству. Остановив сеанс и включив свет, он смотрел на людей, сидящих внизу. Сначала были обычные выкрики грозивших натянуть ему глаз на жопу, если он немедленно не продолжит сеанс, но когда в зал вошли милиционеры, зрители притихли. А после того, как им объявили причину, зал зашумел, заговорил, тут же нашлись активисты и предложили прямо на месте провести спонтанный митинг. Но милиционер сказал им просто, не поднимая голоса, прямо сквозь висящие длинные прокуренные усы:
– Такое вот дело, товарищи. Погиб Сергей Мироныч, коммунист, верный соратник товарища Сталина. Светлая ему память. А митинг спонтанный не нужно, идите, товарищи, по домам, а мы зал закроем и пойдём ещё людей оповещать. А завтра уже из райкома вам скажут, какой нужен митинг. Чтоб ошибки какой не вышло. Идите, товарищи.
И люди поняли его, ведь он не кричал на них, он говорил с каждым, словно тот был ему братом или сестрой. Он говорил, а они понимали, что ему хочется плакать, а он не имеет права, потому как на службе. И все стали выходить. Но нашлась одна, не выдержала, закричала, подбежав к милиционеру, и глядя ему прямо в глаза:
– Да что ж это делается! Как убили? Нет! Не верю! Я ж его только пять дней назад живым видела! Нет! Нет! Нет.
И обмякла. Не будь милиционера, так и упала бы. Вовремя он её подхватил, и стояли они в обнимку, вместе переживая горе. Она залила ему слезами весь его мундир, а он стоял, не смея шелохнуться, и только гладил её волосы. Ну как можно было не заплакать, глядя на такое? И тут же бабы подхватили, и завыли, и запричитали. И сразу стало шумно в зале, и ещё несколько минут никто не думал расходиться, словно ожидая какого-то продолжения, но Марк дал продолжительный звонок, а потом ещё один. Он помнил, как гудели все заводские гудки, когда умер Ленин, как всё вокруг наполнялось одним большим и сильным свистом паровозов и заводских гудков. И он салютовал верному ленинцу-сталинцу, он, первый. Рука на звонке дрожала. Люди замерли, оглушённые звонком, а потом кто-то крикнул:
– А ну айда все к Смольному!
И толпа хлынула на выход, толкаясь и торопясь, как будто без них не начнётся тот самый стихийный митинг. А ещё через несколько минут кинотеатр опустел, дежурная закрыла двери, а Марк погасил свет. Его первое свидание с красивой девушкой прошло скомкано: она сидела вся в слезах, а потом поднялась и, сказав, что тоже идёт к Смольному, вышла и зацокала каблучками по лестнице. Марк только понимающе кивнул ей вслед. Он бы и сам пошёл сейчас со всеми, да ему нужно было перемотать бобину с фильмом. Ведь завтра он всё равно должен будет её сдать. И он остался один, включив радио и слушая траурную музыку, в которую вклинивался только шум перематываемой ленты.
