Рюмка за рюмкой падали в горло Ведьмы. От кофе в кружке совсем ничего не осталось, но дождь, который становился сильней, постепенно превращаясь в ливень, успевал на треть наполнить ёмкость.
Сказать откровенно, пить Ведьма совсем не умела. Выпив чуть больше половины бутылки, она дала волю ярости и ненависти к себе – это и была цель, банальная, глупая, как и сама Ведьма в этот момент.
И из горла её, пьяной, полуодетой, разорванной противоречиями и мысли вырвалось:
– Да ну за что! – и, собрав всю ненависть к себе и своей судьбе, ту ненависть, мощь и силу, что готова была совсем недавно разорвать грудную клетку с криком, похожим скорее на короткий вопль-плач, швырнула рюмку вниз. Ещё мгновение и она услышала в шуршании ливня щелчок и звук осколков, разлетающихся по тротуару и дороге в разные стороны. И, в это же мгновенье жестяные крыши домов загремели, словно хор кастрюль. Какофония металла становилась сильней, напористей.
В городе пошёл сильнейший град.
Промокшая до нитки, она не хотела долго стоять на балконе. Опустив голову вниз, медленно развернулась и вошла в комнату. С её волос текла вода. Пошатнулась. Ведьма была пьяна. Схватилась рукой за балконную дверь. Блеклый, жёлто-лимонный свет скрадывался такими же пожелтевшими обоями. Высокие потолки уходили далеко ввысь и там было темно, но Ведьма туда уже не смотрела. Развернувшись, резко расставила руки и упала спиной на большую, мягкую, уютную кровать.
Она представляла себя с ним закрыв глаза. Резко испугалась никогда не выйти из этого состояния – открыла глаза.
– Нет. Нет не хочу, – бормотала она.
Голова её кружилась, и тусклая лампа в старинном абажуре давила в лицо. Абажур этот, начал своё вращение и множился, вращался. Казалось, голова Ведьмы, будто следя за маятником гипнотизёра, не двигая глазами, следила на неровными круговыми движениями уже не одной, а нескольких люстр. Стало невыносимо душно. Снова грудная клетка наполнилась болью. Во рту появился привкус металла.