Барсуки – Леонид Леонов

Дебютный роман молодого писателя рассказывает историю братьев Рахлеевых, которые, неожиданно для самих себя сыграют важную роль в судьбе своей подмосковной деревни, откуда они родом.До революции вместе уехав оттуда в Москву, впоследствии жизнь у каждого пойдёт своим путём и пропасть между ними будет только разрастаться.

Первая часть романа посвящена их городскому периоду жизни и во многом носит описательный характер, давая яркие картинки повседневной жизни московской слободы Зарядье, полной разного люда.

Во второй половине действие переносится в деревню, а картинки и становятся всё более тревожными и угрожающими перерасти в крестьянский бунт.За всем этим кроется незримое противостояние старого и нарождающегося нового миропорядка, рассказываемое особым литературным языком писателя, которому присуща непередаваемая певучесть, плавность и при всём этом не чувствуется излишества, наоборот, от его речи получаешь истинное читательское удовольствие и ощущаешь всю трагичность происходящего, погружаешься в этот мир, а писатель становится умелым проводником в прошлое, где каждый оказался на перепутье и вынужден был выбирать как и с кем жить дальше.Интересно, хотя порой и чувствуешь, что нужно поймать писательскую волну, прочувствовать особый ритм его текста, чтобы вся трагичность описываемой истории вызывала эмпатию, а прекрасный язык его произведений и тематика были близки и понятны.

Наверное, снова признаюсь в любви к Леонову. Хотя читать этот роман было тяжело – уж такой заковыристый язык. Вот, что надо читать будущим попаданкам в прошлое. И тут даже не Средневековье и не Европа. 20-й век, Москва и окрестности, а понять все эти зеленя сложно, просто чтение со словарём и томиком Есенина. Кстати, Есенина дико не люблю за его крестьянский язык, а вот Леонов гармоничен, певуч. Надо только войти в ритм этой жизни, горя и традиций, запахов Зарядья и деревни, стука сердца и колёс революционного поезда.Мне нравится, что у Леонова нет оценки происходящего. Чтение его книг это диалог. Ты можешь встать на сторону Барсуков или язвить старый мир комиссарским прищуром, но это только твой выбор, Леонов не подталкивает, все подлости и радости – в сознании читателя. Леонов рассказывает историю двух братьев и вроде бы младшему уделяет больше внимания, но образ старшего от этого не менее глубок.

Пашке с детства жить было больно и мучительно. Пашка многое невидное другому видел, и потому детство казалось ему глупой нарочной обидой. Когда случилась коровья беда и односельчане били Пашку, половинку человека, Пашка молчал, не унижаясь до крика или жалобы, – только прикрывал руками темя. Темя было самым больным местом у Пашки, там он копил свою обиду. Он и на мир глядел не просто – птичка летит, а облако плывет, а береза цветет – а так, как отражены были все эти благости в темном озере его невыплаканных, непоказанных миру слез. Пашка на мир глядел исподлобья, и мир молчаньем отвечал ему.Мне кажется, после этого отрывка как раз происходит разделение на тех, кто «за Пашку» и тех, кто не понимает обиженный взгляд на мир. Я не понимаю. Вот эти обиженные вырастают в комиссаров, мир отвечает им молчанием и они его коверкают. Зато с его братом, Семеном, говорит лес. В «Барсуках» еще нет языческого образа леса из «Русского леса», но сила его чувствуется. Некоторое время он защищает своих взбунтовавшихся барсуков.

Люди по-барсучьему устроили свою жизнь. Те же земляные норы, только просторнее, отделаны не барсучьей неразумной лапой, а заступом и топором. Окруженное с двух сторон топями, было это место самым безопасным в том краю.Это грустная книга. Вопящая, голодная, свистящая царской нагайкой и советской пулей, надрывающаяся в бессмысленной войне, от которой остаются вдовы, калеки, несправедливость, отсутствие будущего. Причем война затрагивается фоном, мужчины уходят, редко возвращаются – изменённые и измученные. И у них уже нет сил на то, чтобы что-то исправить дома. Все устали – восставшие крестьяне, нагловатые революционеры. Хочется любить, есть, молиться, а приходится прятаться, воровать и убивать. Тупость и злость любого восстания, любой войны, любой революции показаны здесь.Леонов с любовью рассказывает о простом народе. Семён, например, читать любил. Такой хороший нюанс. Ведь привычно думать, что понаехавшая деревенщина – сплошь дурачьё. Город-то наступает, но ведь изначально все из деревни вышли. В этом тоже огромная трагедия конфликта между городом и селом. Между листьями и корнями. Ну подерётесь… никто ж не выиграет, всё растение засохнет."Барсуки" о многом заставляют задуматься, Леонов – один из самых талантливых русских писателей, с ним хочется общаться через книги. Стиль, язык, душа, мысли – всё есть. И немного прекрасного, горького абсурда, без которого нет хорошей советской литературы (по моему, естественно, мнению).

Только у Проломных ворот наскочил Дудин на какого-то, бежавшего куда-то с креслом от ужаса приходящих времен.

– … кто? Кто паляет!? – возопил Дудин, пугая кресло какой-то особенно восторженной решимостью лица.

– Ленин к Москве подступил… – прокричало кресло, отшатываясь от Дудина.

– Палят-то отколь?.. – всей грудью закричал Дудин, стараясь перереветь небо.

– … со Вшивой горы… От Никиты-Мученика! По Кремлю разят… – проверещало кресло и побежало по кривым переулкам вглубь Зарядья, держась стены.Беги, кресло, беги.

Как- то внепланово взялся почитать полюбившегося ранее Л. Леонова, теперь из раннего, и опять остался в ошарашивающем восторге. ''Барсуки'' – на мой вкус – книга, в которой прекрасно и гармонично всё. Налицо гармоничное сочетание высочайшего нарративного мастерства (то есть умения написать повествовательно плотную книгу, где интрига живёт и бушует с первой до последней страницы), мастерства создания запоминающихся персонажей, персонажей действительно живых, психологически достоверных, логика их поведения писателем подана так, что следить и анализировать их архиинтересно, в то же время эти персонажи подобраны именно как типажи эпохи перехода от дореволюционной к послереволюционной жизни, эти персонажи историчны в лучшем смысле слова. + Мастерство воссоздания социально- психологической динамики крестьянского бунта от самых его зачатков, до логического завершения в его подавлении советской властью. + Особая изюминка, видимая глазами человека с историческим образованием: книга Л. Леонова помимо всего прочего с доходчивостью высококлассного писателя- творца показывает социально- исторические корни причин жестокости нашей гражданской войны. Леонов видит и показывает то, чего не хватает таланта увидеть и показать у многих современных историков – связь жестокости и тупой злобы гражданской войны с жестокостью и тупой злобой дореволюционной царской России. Намекну читавшим, а нечитавшие да прочтут и поймут – свинулинские гусиные бои и последующий раздел села Архангел на два враждующих села – Гусаки и Воры – это символ мощнейший, густейший и по уровню художественного совершенства близкий ко многим символам из трудов Гоголя и Достоевского. Тут вам, господа- товарищи, не боевички американские смотреть, тут думать и чувствовать надо, тут у Леонова каждый может поучиться искусству вдумчиво воспринимать великую, кровоточащую, одну из самых сложных в мире – русскую крестьянскую душу… На социальном уровне – это просто – Л. Леонов критикует самодурство старорежимного помещика и крепостничество как историческое явление вообще. А попытайтесь проанализировать сюжет на метафизическом уровне, на уровне понимания конфликтов с богословской точки зрения – дом разделившийся надвое в себе не устоит – и перед вами откроются смысловые бездны простого вроде бы остросюжетного леоновского повествования…

Заметьте, если будете читать, детальку – восставшие против советской власти крестьяне- барсуки под руководством Семёна и Мишки Жибанды, относятся к церкви и священничеству с тем же, если не с большим пренебрежением, как и представители советской власти. Эта деталь магистрального, судьбоносного значения в моём понимании.

+ Архиважно. Л. Леонов учит современных исследователей гражданской войны величайшему вниманию к мелкой казалось бы специфике гражданской войны в каждой отдельной области. Без областнической специфики не разгадаете Вы кода русской гражданской войны – не говорит, но кричит книга Леонова.

+ Для наилучшего понимания истории гражданской войны нужно помнить неимоверно сложную динамику мотиваций и личностей, и социальных групп от начала 20 века до эпохи Сталинской стали. Тут ой как показательна жизненная линия персонажа Савелия, отца враждующих лидеров-братьев, большевика Павла и крестьянского анархиста Семёна. Смотрите – казаки как царские представители в 1905 году репрессируют нагайками добродушного по природе Савелия –> исход в пьянство у него. Исход в идеологическую озлобленность, разную по идеологическим векторам у сынов. Павел ненавидит эксплуататоров, Семён ненавидит город, который казачьей силой пытается подчинить себе деревню. Павел станет пролетарием, Семён – крестьянином, оба школу воинственности пройдут на 1 мировой. Может, тут вот на что стоит обратить внимание – казачество само по себе сгусток противоречий – как орудие царских репрессий и последующий объект репрессий советских [троцкистских – немаловажная чёрточка эпохи] – стало триггером, спусковым крючком всей эпохи русских революций ещё до 1905 года. И смотреть на этот триггер, на этот сгусток нужно крайне внимательно, крайне основательно, ещё с эпохи того, как отдельные несознательные чиновники использовали казачество как репрессивную силу для возгонки еврейских погромов.

По монументальности, по исторической проникновенности книга Л. Леонова ''Барсуки'' сродни шолоховским шедеврам – ''Тихому Дону'' и ''Поднятой целине''. История и искусство понимания души человеческой даны в этих книгах в нерасторжимой спайке.

–

И совсем напоследок. Тема технологии подавления крестьянского бунта, подавления не только силой, но и пропагандистским увещеванием, зародила у меня особый интерес к тому, сколь разными были линии отношения к крестьянскому вопросу у разных лидеров большевиков – у Ленина, у Сталина, у Троцкого, у Свердлова, у Бухарина, у других. Надо будет внимательнее этот хитрый вопрос изучить. Чувствую, это готовит немало заковыристых открытий… + Вопрос отношения анархистских теоретиков и практиков (Кропоткин, Махно, Эйхенбаум- Волин) к большевикам. Вопрос очень интересный и, учитывая горячую современную практику и в Евразии, и на Американских континентах, не лишённый актуальности.