Губернатор – Леонид Андреев

Мне вот что показалось: рассказы Леонида Андреева для тех, кто не боится взглянуть на свою (чаще мерзкую) человеческую природу со стороны. В одном неавторском сборнике – обо всем, что принято скрывать, с чем принято спокойно жить и мириться. Город поглощает последние остатки хорошего, что есть в человеке, или подстраивает все так, что это хорошее разглядеть почти нельзя («Баргамот и Гараська», «Памятник», «Петька на даче», «Ангелочек»). Рутина, похожая на болото повседневность затягивает человека, обесценивает его жизнь и превращает ее в какую-то глупость («Оригинальный человек») или беспросветный туман, в котором все условно и незначительно: жил человек, жил, потом умер – пшик! Никто этого происшествия не заметил, ведь либо он всю жизнь гадости другим делал, либо не делал ничего («Большой шлем», «Жили-были», «Нет прощения»).

Для меня самым большим открытием и даже откровением стали рассказы Андреева о христианстве. По сути, они являются очень характерным отражением настроений интеллигенции относительно христианской веры в начале XX века; я немного прочла, чтобы так говорить, но мне кажется, что именно у Андреева есть свой совершенно особый, тонкий и при этом острейший надрыв в передаче духовного состояния человека. «Молчание» и «Жизнь Василия Фивейского» – рассказы о неспособности человеческого разума постигнуть Бога, охватить то, что совершается по воле Бога, а потом смириться с этим и принять. Знакома и тема об отрицании «внешнего» христианства: рассказ «Христиане» даже на сюжетном уровне повторяет «Воскресение» Льва Толстого. Как ни крути, все опять упирается в Толстого, ну да.

Подводя итог, можно сказать, что общая картина такова:

О. Василий открывает ослепленные глаза, поднимает голову вверх и видит: падает все. Медленно и тяжело клонятся и сближаются стены, сползают своды, бесшумно рушится высокий купол, колышется и гнется пол – в самых основах своих разрушается и падает мир.

Андреев шикарен! Классический русский классик. В том самом смысле, что там у всех всё плохо. Порой очень необычно, порой совершенно мистически, иногда стандартно тоскливо, но перманентно плохо.И совершенно восхитительно притом. Пожалуй, лишь «Жизнь Василия Фивейского» мне совсем не понравилась: слишком много религиозности, слишком непонятным всё это для меня оказалось.Зато до глубины души поразил антимилитаристский, как сейчас бы сказали, «Красный смех». Картины, которые автор словами рисовал на страницах, ещё долго будут стоять у меня перед глазами. Чего стоит одно «стонущее» поле. Кровь, кровь, реки крови, боль и сумасшествие – вот, что такое война по Андрееву. И ведь такая она на самом деле и есть. Пусть солдаты больше и не ходят в штыковую, но суть это безумия не меняется.Ещё хочется выделить рассказ «Петька на даче». Меня, как новоиспечённую маму он тронул несказанно. Душевная боль ребёнка, у которого нет ни счастливого прошлого, ни радостного будущего, а есть лишь несколько дней, проведённых вдали от грубых окриков, побоев и постоянного унижения. Боль ребёнка, с которым до конца его дней, скорее всего, ничего более радостного уже не случится.Произвёл впечатление и «Жили-были», где цинизму, сухости и преступной апатии к жизни, взращённым на постоянном довольстве, доходящем до излишеств, противопоставляется живость характера, доброжелательность и твёрдое намерение дарить свою радость всем вокруг. Противопоставление это тем более ярко, что делается оно на пороге того, перед чем все равны – перед смертью.В «Нет прощения» Андреев показал нам будущее практически всех идеалов и идеалистов. И оно, увы, бесславное. Их затопчет рутина каждодневных дел, смоет поток насущных вопросов, уничтожит прозаическая действительность.Силён оказался «Губернатор», человек совершивший ошибку и способный её признать.

«– Позорно! – гулко и гневно произнёс он, скривив рот. – Позорно. Боюсь, что я негодяй».

Признать, но уже не исправить, ибо есть вещи непоправимые. И неотвратимые.Тосклив рассказ «Христиане», напомнивший мне «Яму» Куприна. Тосклив, несмотря на то, что большинству героев там очень даже весело.Ну, и конечно, очарователен «Баргамот и Гараська» – вещь поразившая меня языком, на котором говорит с нами автор. Эти саркастические, жгучие, цветастые, похожие на хвастливые павлиньи перья, речевые обороты просто восхитительно сочетаются с грустным в общем-то мотивом повествования.Мне вообще очень импонирует манера Андреева выражаться, его стилевые решения. И темы. Бередящие сердце, вызывающие слёзы, порой нагнетающие тоску. Как я и сказала в начале – перед нами классический русский классик.