Леонид Андреев
Упрямый попугай
Тимофеев. Надо на сахар, ваше превосходительство.
Попугай. Дуррак!
Некто. Нет, вы слышите? Вы говорите сахар, Тимофеев, но я пробовал на шоколадные конфеты: съест фунт и вместо естественной благодарности опять… это слово. Это уже какой-то пессимизм, честное слово. Не понимаю! У меня в доме жена, дети, бывают весьма почтенные лица, наконец, гувернантка английская подданная… тут уже, знаете!
Тимофеев. Могут быть осложнения. Но ежели меры строгости?
Некто. Сажал. Ну и ничего: только высунет голову, сейчас же опять… это слово. Ужасный пессимист!
Попугай. Дуррак!
Некто (в отчаянии). Нет, вы слышите? Вот так целый! день, хочется наконец поговорить… посюшьте, это ужасно! На днях у меня был его превосходительство, вы знаете нашего генерала, почтенный старик, мудрые морщины и во взоре этакое…
Тимофеев. Воистину ангел доброты и невинности! Но неужели птица осмелилась?
Некто. Ну да. С величайшей снисходительностью генерал протянул руки, чтобы этак погладить и вообще выразить и… Нет, представьте мой ужас. Чудная окраска, богатейшие тона и вдруг такая грубость.
Попугай. Дуррак!
Некто. Невежа.
Попугай. Дуррак!
Некто. Хулиганство. Я говорю: хулиганство – что?
Попугай. Дуррак!..
Некто (истерически). Нет, нет, берите его. Уносите. Я не могу. Деньги потом принесете… посюшьте… это ужасно!
Картина вторая
На сцене Тимофеев, Гаврилов, Попугай.
Тимофеев. Просто, брат, ума не приложу, что с ней делать! Вот уж как захочет наказать Господь, так накажет – правду говорят старые люди. Посоветуй, Гаврилов, будь товарищем – протри бельма, посоветуй!
Гаврилов. Очень просто: сверни ей голову, да и в щи. Очень просто: не может же быть такого, чтобы она была даже не съедобная!
Тимофеев. С таким-то колером? Тоже хорош: как уж скажет!!! Колер-то ты видал?
Гаврилов. Но что же такое – колер? Позови маляра, он тебя за полтинник самого еще не так раскрасит.
Тимофеев. Меня красить нечего, брат, я и так хорош, брат, а вот тебе рябую твою морду прошпаклевать недурно бы. И чего ты гордишься: в щи! Я ее в щи, а деньги, полтораста рублей, кто отдаст? Ты отдашь?
Гаврилов. Нет, зачем же я? Это тебя Господь наказал, а не меня!
Тимофеев. Вот погоди: и тебя, брат, накажет! Так накажет за бесчувствие твое! Тогда и ты почешешься! Нет, что я с ней, дьяволом, делать буду? Я к ней и с того боку, я и с этого, со всей лаской, печенки ей, дьяволу зеленому, давал – нет ведь: так и лупит, так и жарит!..
Попугай. Дуррак!
Тимофеев. Слыхал?
Гаврилов. Слыхал. Это она про кого же?
Тимофеев. Пошел ты к черту. Про кого! на извозчике ее домой вез, так от одного сраму глаз поднять не смел. А извозчик, подлец, еще спрашивает: с кем это вы, ваше благородие, разговариваете? Я, конечно, ему внушил, но ведь по спине-то я вижу, о чем он думает!
