Лев Астор
За Гранью
На самом краю мусорной горы чернел угол. Небольшой, но очень похожий на угол дверного проема. Сверху его прикрывал облезлый фанерный лист с неровными, как-бы обкусанными краями. Он стоял, прислоненный к стене, как бы намекая на возможное использование проема для не вполне законных нужд.
Рванувшись к листу, Герасим чуть не упал, поскальзываясь на кусках полиэтилена и пластика. Подобравшись как можно ближе, он схватился, дернул. Ощетинившиеся щепками края обожгли ладони, распороли их в кровь, втыкаясь множеством деревянных игл. Под ногами сухо крякнуло.
Лист выскочил, ударил по лицу.
Сирены уже не смешивались с остальным шумом. Они звучали все громче и все ближе.
Не обращая внимания на кровь из разбитого носа, Гера рванулся туда, где стояла фанера.
То, что он принял за проем, оказалось темным листом пластика. В волнистой поверхности поигрывали многочисленные мутные кривые отражения мусора, темных кирпичных стен и провалов окон, глядящих с верхних этажей на царящее под ними запустение пустыми глазницами мертвецов. Больше всего там было отражения Герасима.
Оно что-то показывало знаками, дергаясь в непонятной пантомиме, корчило рожи, то ли пугаясь, то ли хохоча. А за ним сквозь темноту пластика просматривался настоящий проем с щербатым кирпичным краем, осыпавшейся крошкой раствора и едва различимыми светлыми пятнами далеких окон.
Герасим дернулся, пытаясь ухватиться за края. Руки не слушались. Пальцы гладили неровный край самыми кончиками не в состоянии двинуться, ухватить, сжаться. Будто какая-то сила не пускала, отводила, удерживала их.
Рванувшись изо всех сил, Герасим почувствовал, как что-то рвется, отрывая и выдергивая часть его самого. Что-то звякнуло тонкой струной, и рука стала свободна. По ней потекло, щедро капая горячим и красным на мусор.
Победно зарычав, Герасим ухватился за пластик и рванул другую руку. Боль ударила еще сильнее, но теперь полупрозрачную преграду держали и тянули обе руки.
Пластик хрустел, нехотя выползая из мусора. Отражение в нем стало похоже на лишенное век существо с вывернутыми наружу губами, демонстрировало то плотно сжатые кривые зубы, то невероятно длинный язык, пытавшийся лизнуть в лицо. Когда полицейские сирены превратились в оглушительный вой, преграда сдалась. Нижний край вырвался из-под завала, одна часть сверху оторвалась от стены, другая утащила на себе куски нескольких кирпичей, став большим грузилом, врезалась в голову.
Ноги Герасима подкосились, заскользили, разбрасывая вокруг сплющенные банки, обрывки пакетов и коробок. Отражение стремительно приблизилось к лицу пытаясь ткнуться в него развороченными губами. Отшатнувшись, Герасим запнулся за торчавший из мусора выступ и разжал руки, пытаясь поймать равновесие.
Блестящая поверхность врезалась в лицо, отражение с ним соприкоснулось, исчезая, растворяясь и растворяя его в себе. Наступила тьма.
Из-за мусора заехать во двор было невозможно.
Полицейские пробрались через мусор к телу, обнаруженному по ногам, торчащим из-под листа пластика. Оно дышало, но ни на что не реагировало. Вызвали медиков.
Герасима положили на носилки, зафиксировали ремнями.
– Туже вяжите, – посоветовал полицейский. – Этого парня в убийстве подозревают. Он, вроде как, любовницу совком зарезал.
– Мусорным? – хохотнул рослый рыжий парамедик.
– Детским. Детишки в песочнице забыли, а он прихватил и ее по горлу. А на вид, – полицейский кивнул на носилки, – тощий, безобидный. Псих, наверное. Их, говорят, сейчас много развелось.
– Ничего, справимся, – парамедик проверил затяжку ремней, кивнул низенькому коллеге, стоящему с другого конца носилок.
Они вынесли носилки с Герасимом из арки, вкатили в фургон.
– Не очнулся бы он по дороге, – выдохнул низенький парамедик. – А то у нас и успокоить-то по-быстрому нечем.
– Справимся, – улыбнулся рыжий и подмигнул своему отражению в зеркальце заднего вида. Отражение на мгновение задумалось и подмигнуло в ответ.
