Всем обвиняемым было при допросе предъявлено обвинение в принадлежности к сообществу, поставившему, заведомо для них, своей целью насильственное ниспровержение существующего в России государственного строя и приступившему уже к подготовлению вооруженного восстания, при чем обвиняемые: Носарь, Бронштейн, Саркисянц, Авксентьев, Киселевич, Гутовский, Клячко, Фейт, Багрова, Маянц, Хинчук, Вайнштейн, Симановский, Никольская и Грейвер отказались от каких-либо по делу показаний, а остальные дали при допросе нижеследующие объяснения:
1) Дмитрий Сверчков заявил, что он не признает себя виновным в приписываемом ему преступлении, но по существу этого обвинения никаких объяснений дать не желает.
2) Петр Злыднев, признавая свою принадлежность к Исполнительному Комитету Совета Рабочих Депутатов, также не пожелал дать каких-либо дальнейших объяснений.
3) Саул Зборовский заявил, что он приехал в Петербург из Одессы лишь 1 января 1906 года, и что в приписываемом ему преступлении он не виновен.
4) Николай Немцов признал при допросе, что он состоял в числе членов Исполнительного Комитета и ездил вместе со Злыдневым и другим депутатом к графу Витте для заявления о траурной демонстрации при похоронах рабочих. К этому Немцов добавил, что он действительно был арестован за попытку прекратить работы на фабрике Гот.
5) Александр Плеханов, отрицая свою виновность в приписываемом ему преступлении, признал, что он состоял в Совете Депутатом от рабочих фабрики Гесслера, и что, действительно, он получил от Совета один раз 13, а другой раз 18 входных билетов, но вместе с тем Плеханов утверждал, что районным депутатом он не был.
6) Павел Балашов, также отрицая свою виновность, заявил при допросе, что в заседаниях Совета Рабочих Депутатов он никогда никаких речей не произносил.
7) Алексей Буров объяснил при допросе, что членом Исполнительного Комитета он не состоял и был задержан в помещении Комитета только потому, что пошел из любопытства послушать происходившие там прения.
8) Николай Гольдберг первоначально от показаний отказался, а затем заявил, что никакого участия в делах Совета Рабочих Депутатов он не принимал и занимался исключительно своей торговой деятельностью.
9) Владимир Коссовский объяснил, что посещал он заседания Совета как корреспондент газеты «Свободное Слово» и хотя и имел входной билет, удостоверявший, что он служащий Варшавской железной дороги, но что билет этот он получил в Совете с исключительной целью получить право входа в Совет Рабочих Депутатов.
10) Константин Мосалев, отрицая свою виновность, заявил, что он пошел 3 декабря в Вольно-Экономическое Общество, чтобы просить Совет Рабочих Депутатов оградить машинистов Варшавской железной дороги от насилий со стороны бастовавших рабочих.
11) Исаак Голынский признал при допросе, что он посещал как заседания Совета, так и заседания Исполнительного Комитета, но бывал на них исключительно как знакомый Носаря. По просьбе последнего Голынский, по его словам, образовал патруль в 300 человек для поддержания почтово-телеграфной забастовки и ходил в квартиру священника Благовещенского с Федором Сильверстовым, при чем, однако, Голынский отказался объяснить цель посещения квартиры Благовещенского. Равным образом Голынский отказался назвать лицо, от которого он получил в бюро Исполнительного Комитета два револьвера, хотя он и не отрицал самого факта получения им этих револьверов.
12) Егор Стогов, не отрицая своей принадлежности к Исполнительному Комитету, объяснил, что Совет Рабочих Депутатов не имел своей целью насильственного ниспровержения существующего государственного строя, и что он, Стогов, состоял членом Комитета лишь до 20 ноября 1905 года, а избран был в Комитет в октябре месяце, вскоре после заседания, происходившего в Технологическом институте, во время которого председателем Совета был избран Хрусталев-Носарь и в котором обязанности секретаря исполняла дворянка Валентина Багрова.
13) Зиновий Бабин объяснил при допросе, что он состоял членом Исполнительного Комитета, но что Комитет этот вовсе не имел своей целью приготовление вооруженного восстания, а нес на себе исключительно обязанности канцелярии Совета Рабочих Депутатов.
14) Анна Болдырева также признала при допросе, что она состояла членом Исполнительного Комитета, председателем которого был Хрусталев-Носарь и которое{103} имело{104} целью приготовление вооруженного восстания путем возбуждения одних частей армии против других. Дав приведенные выше показания, Анна Болдырева, однако, отказалась подписать предъявленный ей при понятых протокол ее допроса.
15) Эразм Комар признал как свою принадлежность к Исполнительному Комитету, так и то обстоятельство, что именно он раздавал в штабной квартире Выборгского района билеты на право посещения заседаний Совета Рабочих Депутатов.
16) Осип Логинов, также не отрицая своей принадлежности к Исполнительному Комитету, заявил, однако, что в приписываемом ему преступлении он виновным себя не признает.
17) Николай Полетаев показал, что хотя он и был членом Исполнительного Комитета, но посетил его заседание лишь один раз, а именно 3 декабря. К этому Полетаев добавил, что он лично убеждал рабочих Путиловского завода, депутатом от которого он состоял, не выделывать на заводе оружия.
18) Алексей Расторгуев признал себя членом Исполнительного Комитета и дал при допросе весьма подробные показания. Избран он был, по его словам, депутатом от завода Сименс и Гальске и при посещении заседаний Совета узнал, что город был разделен Советом на районы, среди которых ему лично было известно существование районов: В.-Островского, Петербургского, Выборгского, Нарвского, Невского и Городского. Каждый район имел своего районного представителя, который входил в число членов Исполнительного Комитета и опрашивал мнения депутатов своего района по возбуждавшимся в Совете вопросам. Кроме рабочих депутатов в состав Совета входили, по словам Расторгуева, также представители социал-демократической партии и партии социалистов-революционеров, при чем представители этих партий не имели, будто бы, права голоса при баллотировках; представители эти однако пользовались правом участвовать в прениях, и среди выступавших от имени партии ораторов ему, Расторгуеву, были известны: Николай Авксентьев, Семен Вайнштейн и Лев Хинчук, которые не пользовались популярностью среди рабочих, так как в речах своих они призывали к насилиям.
Председателем Совета был, по словам Расторгуева, Хрусталев-Носарь, обязанности секретарей исполняли Фейга Маянц, Семен Клячко и Валентина Багрова, известная в Совете под фамилией Сергеевой, а кассиром Совета был Дмитрий Сверчков, которому он, Расторгуев, лично передал 300 рублей. Среди произносивших в заседаниях речи Расторгуеву были известны из числа обвиняемых: Павел Балашов, Лев Бронштейн, Викентий Гутовский, Михаил Киселевич, Николай Немцов, Александр Плеханов и Николай Саркисянц, а также и депутатка завода Максвеля – Анна Болдырева, которая горячо убеждала путиловских рабочих не прекращать ноябрьской забастовки. Наконец обязанности контролера входных билетов исполнял, по словам Расторгуева, корректор Арсений Симановский.
Передавая подробности некоторых происходивших в заседаниях прений, Расторгуев удостоверил, что в одном из этих заседаний Хрусталев убеждал присутствовавших брать вклады из сберегательных касс и обменивать свои деньги на золото, доложив в то же время, что принадлежащие Совету десять тысяч уже обращены в золотую монету.
Наконец Расторгуев добавил, что в заседании после ареста Хрусталева Дмитрий Сверчков объявил об этом аресте, после чего Арсений Симановский доложил собранию, что он разыскивал Хрусталева по тюрьмам, и затем была выработана оглашенная Львом Бронштейном резолюция о том, что Совет Рабочих Депутатов продолжает готовиться к вооруженному восстанию. В том же заседании, по словам Расторгуева, вместо Хрусталева был избран состоявший из трех лиц президиум, в который вошли Лев Бронштейн, Дмитрий Сверчков и Петр Злыднев, несмотря на то, что какой-то интеллигент настаивал на избрании вместо Злыднева Николая Авксентьева, чему, однако, рабочие не подчинились, так как Авксентьев был им известен, как революционер.
19) Федор Шанявский также признал при допросе, что он входил в состав Исполнительного Комитета как представитель почтово-телеграфного союза, при чем Шанявский, так же как и Расторгуев, пожелал дать подробные по делу объяснения. Шанявский, по его словам, был избран членом бюро почтового союза и на него были возложены сношения с Советом Рабочих Депутатов для получения помощи бастовавшим почтово-телеграфным служащим. С этой целью он 27 ноября отправился в дом N 25 по Торговой улице, где ему приходилось бывать и ранее и где он видел Хрусталева и исполнявшую, по-видимому, обязанности кассира мещанку Фейгу Маянц. Явившись в указанный дом 27 ноября, он, Шанявский, узнал от бывшего там Дмитрия Сверчкова об аресте Хрусталева и тогда же получил билет на право входа в заседание Совета Рабочих Депутатов, куда он в тот же вечер и отправился. Заседание это было открыто Сверчковым, и затем был произведен выбор президиума, в который вошли Бронштейн, Сверчков и Злыднев, хотя некоторые из присутствовавших указывали, как кандидата, Николая Авксентьева, а другие – Николая Саркисянца. В том же заседании, по словам Шанявского, обсуждались способы освобождения Хрусталева, и некоторыми ораторами было предложено прибегнуть к всеобщей забастовке, при чем в прениях по этому вопросу приняли участие Николай Немцов и Осип Логинов, но, однако, объявление забастовки было отвергнуто и затем, по предложению Льва Бронштейна, было решено обратиться к населению с призывом не принимать уплаты кредитными билетами и брать свои вклады из сберегательных касс, чтобы таким образом вынудить правительство освободить Хрусталева.
29 ноября Шанявский, по его словам, впервые принял участие в заседании Исполнительного Комитета, происходившем под председательством Бронштейна, Сверчкова и Злыднева. В состав присутствовавших входили депутаты рабочих, представители железнодорожного и почтового союзов и несколько интеллигентов, при чем обязанности секретарей исполняли Михаил Киселевич и Фейга Маянц. Заседание было начато с чтения каким-то неизвестным Шанявскому человеком проекта «манифеста» к народу, при чем содержание проекта не было одобрено присутствующими, и после нескольких редакционных замечаний, сделанных Сверчковым, Бронштейном и Авксентьевым, было решено возвратить проект президиуму и в окончательной его редакции представить на обсуждение районных депутатов. Затем перед закрытием заседания было постановлено впредь допускать к участию в Исполнительном Комитете по одному представителю от тех профессиональных союзов и организаций, которые имеют не менее 1.000 участников.
Следующее заседание Исполнительного Комитета происходило, по словам Шанявского, 3 декабря в помещении Вольно-Экономического Общества, перед открытием общего собрания Совета Рабочих Депутатов, и в заседании этом кроме президиума присутствовали: Клячко, Саркисянц (Петров), Авксентьев (Серов), Фейт, Балашов, Багрова, Киселевич, Маянц, Коссовский, Буров и Болдырева. Предметом обсуждения в этом заседании был вопрос о проведении всеобщей забастовки как протеста против изданных законов о стачках, запрещения восьми газет и ареста Хрусталева, при чем, по предложению одного из присутствовавших, обсуждался вопрос об устройстве забастовки «с вооруженным выходом на улицу для вступления в бой с правительством», что вызвало возражения одного из представителей рабочих, доказывавшего, что рабочие не вооружены. Равным образом разделились мнения и по вопросу о своевременности забастовки, так как некоторые из присутствовавших доказывали, что забастовке должна предшествовать организация, другие же настаивали на немедленном проведении забастовки. К последним примкнул, по словам Шанявского, и он сам, и с целью убедить собравшихся в правильности своего мнения он, Шанявский, ссылался на то, что даже такие крупные события, как французская революция, совершались без подготовки, и что во время забастовки в Риге рабочие вышли также без подготовки и оружия, а в момент подъема добыли это оружие. Прения по вопросу о забастовке были, по словам Шанявского, прерваны появлением полиции и войск, вслед за чем все присутствовавшие были арестованы.
Из обвиняемых участников Совета Рабочих Депутатов, не входивших в состав Исполнительного Комитета, не пожелали дать объяснений, как было уже сказано выше: Симановский, Никольская и Грейвер, а остальные дали при допросах следующие показания:
1) Федор Сильверстов, не отрицая того, что он участвовал в Совете Рабочих Депутатов как представитель рабочих железо-прокатного завода, заявил, что 25 ноября он зашел в дом N 25 по Торговой улице, где помещалось бюро Совета, и там какой-то неизвестный ему человек передал ему и Исааку Голынскому по револьверу и приказал им отправиться на Васильевский Остров в квартиру священника Благовещенского и путем угроз вынудить дочь последнего прекратить посещение службы в почтамте. Приказание неизвестного было как Голынским, так и Сильверстовым исполнено, и они тогда же были арестованы полицией.
2) Иван Козлов объяснил, что он четыре раза посетил заседания Совета как депутат паровозной мастерской Николаевской дороги, но что активного участия в деятельности Совета он не принимал и вовсе не был посредником между Советом и депутатами Городского района.
3) Андрей Костянов, не отрицая своего участия в Совете вследствие избрания его депутатом рабочих конфектной фабрики Блигкен и Робинсон, заявил, однако, что посетил он заседание Совета только раз, а именно 3 декабря, и что ему ничего не было известно о противоправительственном характере деятельности Совета.
4) Иван Бобров был, по его словам, депутатом рабочих Международного Общества спальных вагонов и из участников сообщества видел в заседаниях Стогова, Бруссера и Саркисянца. Признавая самый факт вооружения рабочих и получение им самим одного револьвера от Хрусталева через Стогова, Бобров, однако, заявил, что вооружение это имело целью поддержание порядка на фабриках и заводах, и что фактически оно не было осуществлено, так как собранные среди его товарищей деньги были употреблены на устройство потребительской лавки. К изложенному Бобров добавил, что хотя он и слышал в заседаниях Совета речи о вооруженном восстании, но понимал их исключительно как угрозу, имевшую целью освобождение Хрусталева и издание закона о всеобщем избирательном праве.
5) Алексей Петров объяснил при допросе, что депутатом он не был и отправился 3 декабря в заседание Совета, чтобы просить дать ему помещение для устройства собрания электротехников.
6) Алексей Прозоров заявил, что хотя он и состоял депутатом от союза приказчиков, но что 3 декабря посетил заседание Совета в первый раз.
7) Шавель Ядловкер, признавая себя депутатом рабочих завода Пинтша, объяснил, что посещал он заседания Совета, полагая, что они разрешены полицией. С своей стороны он удерживал рабочих от забастовок, и деятельность его выразилась только в том, что он раздавал пособия безработным. К этому Ядловкер добавил, что 3 декабря он попал в Вольно-Экономическое Общество случайно, так как был туда вовлечен толпой, в то время когда войска уже оцепляли здание.
8) Михель Бруссер объяснил при допросе, что попал он в заседание 3 декабря случайно и никакого участия в деятельности Совета не принимал.
9) Арам Мкртчянц, отрицая свою принадлежность к составу Совета, заявил, что он посетил заседание этого Совета 3 декабря с целью составить корреспонденцию для газеты. К этому Мкртчянц добавил, что он, как инородец, настолько плохо владеет русским языком, что не имел даже возможности произносить речи в заседаниях Совета. <"Инородцы" оставлены в непропорц. большом количестве; так как вообще выбор лиц определялся случайностью, то будем надеяться, что и непр. большое колич. инородцев тоже случайность.>
10) Сергей Байдаков, также отрицая свою принадлежность к составу Совета, заявил, что посещал он заседания Совета из любопытства и что входной билет получил от одного корреспондента, назвать которого он не желает.
11) Иван Красин признал себя виновным в том, что в качестве депутата рабочих фабрики Чешера он вступил в число членов сообщества, именовавшего себя Советом Рабочих Депутатов и поставившего своей целью ниспровержение существующего в России государственного строя посредством вооруженного восстания.
12) Иван Луканин также признал себя виновным и объяснил, что участвовал он в Совете как депутат рабочих шорно-кожевенного завода Осипова и полагал, что насильственное ниспровержение правительства будет иметь своим последствием улучшение условий жизни рабочего класса.
13) Алексей Иванов объяснил, что в качестве депутата рабочих телефонно-механического завода Лоренца он посетил заседание Совета 3 декабря в первый лишь раз, но что он был «солидарен» со всеми действиями этого Совета.
И, наконец, 14) Иван Марлотов первоначально признал себя участником сообщества, имевшего своей целью вооруженное восстание против существующего государственного строя, но затем изменил свои показания и объяснил, что он не знал о том, что Совет Рабочих Депутатов подготовляет вооруженное восстание, и полагал, что целью деятельности этого Совета была борьба за экономические улучшения и за проведение депутатов рабочего класса в Государственную Думу.
Помимо описанной деятельности Совета Рабочих Депутатов, отдельные члены этого сообщества были командируемы к участию в печатании отдельных номеров «Известий Совета», и произведенным по этому поводу расследованием было установлено нижеследующее:
6 ноября 1905 года, около 7 часов вечера, к дому N 13 по Эртелеву переулку – в каковом здании помещается типография газеты «Новое Время» – подошли трое неизвестных мужчин и обратились к стоявшим у ворот сторожу Федору Усачеву и десятнику Александру Домнину с заявлением, что им нужно видеть управляющего типографией. Десятник Домнин доложил об этом находившемуся в конторе управляющему Иллариону Богданову, который, предполагая, что пришедшие – рабочие типографии, явившиеся узнать о времени прекращения происходившей в то время в городе забастовки, пригласил их в контору. В описываемый момент в помещении типографии, кроме упомянутых лиц, а также сторожа Александра Григорьева и троих рабочих при электрической станции, никого не было. Когда, по приказанию Богданова, пришедшие были пропущены в калитку и последняя была заперта на ключ, оставшийся на улице сторож Усачев был неожиданно окружен неизвестными ему людьми, в числе 15 человек, вооруженных револьверами и проволочными плетьми-кистенями, при чем трое из напавших, направив на Усачева револьверы и угрожая смертью, потребовали, чтобы он открыл ворота. Не дожидаясь исполнения этого требования, один из них вырвал из рук Усачева ключ и отпер калитку. Затем напавшие втолкнули Усачева во двор и сняли с него полушубок и шапку, каковые надел на себя один из участников нападения.
Будучи вооружен револьвером и проволочною плетью, он немедленно занял место Усачева у ворот. Завладев таким образом единственным входом в типографию, напавшие заявили десятнику Домнину, сторожам Григорьеву и Усачеву, что они арестованы, отвели их в одну из комнат конторы типографии и приставили к ним четырех вооруженных револьверами людей, которые и предупредили задержанных, что при малейшем сопротивлении они будут убиты.
Между тем пришедшие к управляющему Богданову лица объявили последнему, что они явились занять типографию, согласно распоряжению Совета Рабочих Депутатов, для печатания «Известий» этого Совета, и предъявили написанную рукою обвиняемого Носаря и носящую на себе оттиск печати означенного Совета записку следующего содержания: «Типография газеты „Новое Время“ подлежит, по постановлению Совета Рабочих Депутатов, занятию сегодня для печатания „Известий Совета“. 6 ноября 1905 г. Председатель Хрусталев». Прочтя эту записку, Богданов заявил явившимся, что ему необходимо переговорить по этому поводу с владельцем типографии Сувориным. На это он получил ответ, что он арестован, не может быть выпущен из конторы и что ему разрешается лишь просить Суворина по телефону прибыть в типографию. В то время когда Богданов вслед затем сносился с Сувориным по телефону, представители Совета Рабочих Депутатов, показав, что они вооружены револьверами, стояли рядом с ним, готовые в каждую минуту прекратить разговор. Результатом переговоров Богданова с Сувориным по телефону было командирование вторым из них в типографию сотрудника газеты «Новое Время» – инженера-технолога Леонида Гольштейна. По прибытии последнего в контору те же трое представителей Совета Рабочих Депутатов предъявили ему указанную выше записку, подписанную Носарем, и заявили, что «Известия Совета» печатались уже в типографиях газет «Русь», «Наша Жизнь», «Сын Отечества», «Биржевые Ведомости», и что теперь «дошла очередь» и до типографии «Нового Времени». На замечание Гольштейна, что он не может дать разрешения на печатание, и на отказ его дать честное слово за себя и за Суворина в том, что о печатании «Известий» не будет сообщено полиции, представители Совета ответили, что разрешения им и «не требуется», так как они во всяком случае будут печатать, и что отказ Гольштейна дать честное слово повлечет за собою арест его впредь до окончания работы. Когда же Гольштейн, услышав эту угрозу, предупредил, что он вооружен, то представители Совета, вынув из карманов револьверы, заявили, что они не хуже его вооружены. Признав, что сопротивление бесполезно, Гольштейн дал требуемое слово и был освобожден. Вслед затем типография наполнилась рабочими, собравшимися в количестве до 40 человек. Те же представители Совета потребовали от управляющего Богданова, чтобы он выдал им бумаги для печатания, и когда тот возразил, что бумага находится в запертой кладовой, то они решили взломать запоры. Во избежание этого Богданов сообщил им адрес кладовщика Федора Бочкова, который тотчас же и был доставлен в типографию и тут подвергнут задержанию. По распоряжению Богданова, кладовая была открыта, и лицами, занявшими типографию, было взято из нее около 30 пудов бумаги, на сумму около 120 рублей. К 11 часам утра следующего дня работа была закончена: было отпечатано около 30 тысяч экземпляров N 7 «Известий Совета Рабочих Депутатов», каковые и были упакованы в пачки и немедленно унесены из типографии. По объяснению лиц, служащих при типографии, все участвовавшие в нападении на нее были вооружены револьверами, а некоторые из них кроме того ножами и проволочными плетьми-кистенями. При малейшей попытке кого-либо из арестованных выйти из ворот, поставленная во дворе стража угрожающе наводила на делавших таковые попытки револьверы и предупреждала, что будет стрелять. В начале 12 часа дня все лица, принимавшие участие в занятии типографии и в печатании «Известий», удалились. При осмотре затем помещения машинного отделения типографии в нем было обнаружено четыре стереотипных отлива текста N 7 упомянутых «Известий», в кармане же брошенного во дворе полушубка сторожа была найдена проволочная плеть-кистень.
Произведенным расследованием было выяснено, что аналогичного характера вооруженным нападениям, с целью напечатания «Известий Совета Рабочих Депутатов», подвергались и другие типографии в г. С.-Петербурге. Так, около 20 октября была занята типография газеты «Русь», где предполагалось отпечатать N 3 «Известий», но намерение это не было приведено в исполнение, так как вследствие забастовки служащих электрической станции печатные машины не могли быть пущены в ход, и лица, завладевшие типографией, ограничились тем, что, составив набор, унесли его с собой, похитив таким образом около 5 – 6 пудов шрифта, на сумму около 50 – 60 рублей. Типография газеты «Наша Жизнь» подверглась вооруженному занятию дважды, а именно: 20 октября, около 7 часов утра, для отпечатания упомянутого N 3 «Известий» и в ночь на 3 ноября, когда она оставалась в руках завладевших ею до 3 часов ночи 4 ноября. Во время этого случая пользования типографией в ней был отпечатан N 5 «Известий», экземпляры которого и были своевременно вынесены из помещения типографии, а затем было приступлено к составлению набора N 6 тех же «Известий», но явившаяся в типографию полиция прервала эту работу и переписала всех участвовавших в ней. Однако этот номер «Известий» был затем отпечатан в типографии «Биржевых Ведомостей», занятой в ночь на 5 ноября.
Дальнейшим расследованием было установлено, что в числе лиц, принимавших участие в нападении на типографии газет как «Нового Времени», так и «Нашей Жизни», а равно и в работах по печатанию в этих типографиях «Известий Совета Рабочих Депутатов», были упомянутые выше Исаак Голынский, Арсений Симановский и Ольга Никольская, а также мещане Яков-Коппель Копелиович, Алексей Филиппов, крестьяне Николай Шевченко, Иван Клейц и Александр Быков, скрывшийся во время производства следствия.
В отношении поименованных лиц было выяснено следующее: 20 октября, во время отпечатания N 3 «Известий» в типографии газеты «Наша Жизнь», Арсений Симановский являлся главным руководителем как по распределению работы, так и по принятию различных мер предосторожности, в смысле охраны помещения от неожиданного появления полиции. 3 ноября, находясь в типографии «Нового Времени» Симановский исполнял обязанности корректора. Все прочие перечисленные лица присутствовали 3-го и 6 ноября в указанных типографиях, при чем Голынский и Быков были в числе тех трех лиц, которые первыми проникли в помещение типографии «Нового Времени»; Шевченко был тем лицом, которое заменило собою сторожа Усачева, одев полушубок и шапку последнего и заняв его место у ворот; Филиппов был в числе лиц, взявших на себя охрану помещений названных типографий во время печатания «Известий», а Копелиович и Никольская занимались корректурою этих последних.
По объяснению пристава 1-го участка Нарвской части, Александра Перепелицына, он, получив в ночь на 4 ноября приказание занять помещение типографии «Наша Жизнь», являющейся одним из отделов типографии «Общественная Польза», расположенной в доме N 39 по Б. Подъячевской улице, отправился туда в сопровождении двух помощников своих, 20 городовых и полуроты пехоты. По прибытии на место выяснилось, что наружные двери типографии, выходящие во двор, заперты. На требование отпереть их находившиеся в типографии ответили отказом. Вследствие этого двери были взломаны, и тогда оказалось, что они были забаррикадированы другой дверью, снятой с петель и упертой одним концом в наружные двери, а другим – в ступени лестницы. В помещении было застигнуто 48 лиц, которые были подвергнуты обыску, переписаны и отпущены, при чем оружия при них обнаружено не было. Оружие это, по объяснению пристава Перепелицына, могло быть скрыто в помещении типографии, так как в ту ночь это помещение не обыскивалось, а было лишь опечатано; на следующий же день оказалось, что одна из внутренних дверей, отделяющая помещение отдела, арендуемого газетой «Наша Жизнь», от других помещений типографии, вскрыта с уничтожением печатей, при чем часть оставленных там оригиналов рукописей, с которых производился набор, похищена, а самый набор частью рассыпан.
Допрошенные по обстоятельствам описанного насильственного завладения типографиями «Нашей Жизни» и «Нового Времени» Исаак Голынский, Арсений Симановский, Ольга Никольская и дополнительно привлеченные по настоящему делу в качестве обвиняемых Алексей Филиппов, Николай Шевченко, Яков-Коппель Копелиович и Иван Клейц дали следующие объяснения:
Голынский показал, что, ввиду отсутствия фактической возможности для рабочих осуществлять дарованную манифестом 17 октября свободу слова, Советом Рабочих Депутатов было решено завладевать силою типографиями для печатания органа Совета – «Известий» его. Между прочим, и на него, Голынского, было возложено отпечатание 7-го номера «Известий», для каковой цели он и заручился упомянутой выше запиской-ордером за подписью Хрусталева. Для осуществления возложенной на него задачи он пригласил с собою Александра Быкова и еще одно не установленное следствием лицо и около 23 человек наборщиков и рабочих. Лица эти были вооружены револьверами, кинжалами и кистенями, при чем сам он, Голынский, роздал им по дороге в типографию 9 револьверов. План действий был выработан следующий: он, Голынский, и двое первых из указанных лиц должны были проникнуть в типографию, завладеть ею и затем впустить всех остальных, которые, в свою очередь, должны были ожидать распоряжений, собравшись в трактире, помещающемся на Бассейной улице против Эртелева переулка. План этот был приведен в исполнение, при чем сторож, стоявший у ворот типографии, был снят со своего поста и заменен одним из рабочих, назвать коего Голынский отказался. Рабочий этот был тотчас одет в верхнее платье сторожа, при чем хотя у него уже имелся револьвер системы «Смит и Вессон», но он, Голынский, вручил ему еще пистолет системы «Браунинг». Далее Голынский в показании своем излагает вполне согласно с данными, добытыми расследованием, переговоры свои с управляющим Богдановым и инженером Гольштейном, удостоверяет факт отпечатания «Известий» на бумаге, принадлежавшей типографии, и утверждает, что они «второпях» забыли заплатить за бумагу.
В тот вечер, когда была таким образом занята типография «Нового Времени», в Вольно-Экономическом Обществе, по объяснению Голынского, происходило заседание Совета Рабочих Депутатов; при чем тотчас по завладении типографией об этом было дано знать Совету, и оттуда около 2-х часов ночи пришел Арсений Симановский, приведший с собою на помощь еще несколько вооруженных рабочих. Кроме названных лиц, по словам Голынского, при печатании этого номера «Известий» присутствовали в типографии Копелиович, Никольская, занимавшиеся корректированием, и Филиппов, бывший у него, Голынского, на посылках. Взяв на себя непосредственные распоряжения по занятию типографии, он, Голынский, вместе с тем руководил набором, занимался верстанием его, а под утро сдал набор в машину, сменил рабочего, исполнявшего обязанности сторожа Усачева, при чем надел его шубу, взял от него один револьвер и проволочный кистень, каковой затем и забыл в кармане шубы. Не отрицая того обстоятельства, что типография была занята посредством насилия и угроз, Голынский говорит, что они, нападавшие, рассчитывали на действительность этих угроз, не предполагая, чтобы их пришлось приводить в исполнение. Однако, добавляет Голынский, если бы при сопротивлении пытались их задержать и передать властям, то они «разумеется» стреляли бы, так как револьверы были заряжены и притом у него, Голынского, – разрывными пулями. Таким образом, говорит Голынский, главными организаторами завладения типографией «Нового Времени» были он и Носарь, который поручил ему выполнить эту задачу, дал ему ордер и, конечно, знал «на какое дело» они, т.-е. командированные завладеть типографией, пошли. Равным образом Носарь должен был предвидеть, каким способом будет занята типография, тем более что ему было известно, что он, Голынский, шел туда вооруженным.