bannerbannerbanner
Открытие Хазарии

Лев Гумилев
Открытие Хазарии

Полная версия

* * *

Читая доклад в ученом собрании, никогда нельзя быть уверенным в успехе. Самое страшное – если докладчик не сумеет изложить свою идею настолько ясно, чтобы быть полностью понятым. Плохо, когда слушатели скучают и им кажется, что доклад – повторение давно известного. Есть риск показаться парадоксалистом, стремящимся к оригинальности и только ради этого пренебрегающим привычными нормами научного исследования. Наконец, бывает, что аргументация представляется недостаточной и вывод повисает в воздухе.

Поэтому, выступая со своей концепцией, построенной на разнообразном материале, в присутствии ученых разных специальностей, мы могли ждать любых несогласий или сомнений. Вопросов по докладу возникло множество, но, вопреки нашим опасениям, возражений против принципа и методики не было вовсе. Отдельные поправки касались частностей и не затрагивали руководящей идеи. Главное сомнение вызвала наша гипотеза о слишком поздней дате трансгрессии Каспия. Обычно ее датировали послеледниковым периодом или, переводя на язык археологии, эпохой верхнего палеолита. Этот тезис в самом деле требовал дополнительных доказательств, но на успехе доклада наличие нерешенных проблем не отразилось. Нас похвалили уже за то, что мы их поставили.

Доклад был рекомендован к печати, продолжение работ в этой области было одобрено.

Хазаро-каспийская проблема получила права гражданства.

Планы, гипотезы и мечты

Перед началом полевых работ полагается их обосновать. Я выдвинул три вопроса. Первый – раскопки хазарского могильника на бугре Степана Разина. Тут доказывать и убеждать не пришлось; все понимали, что в случае успеха будет открыта новая археологическая культура, важность которой для истории несомненна. Второй вопрос – изменение уровня Каспия за исторический период, казалось, выходил за пределы археологии, но гипотеза о влиянии изменения природных условий на древние народы, в частности на хазар, представилась плодотворной, и я получил разрешение заниматься ею попутно, тем более что эта тема не требовала дополнительных расходов. Если начальник экспедиции хочет в свободное время что-нибудь записать в дневник, то благо ему и науке.

Но я хотел большего! Геологами установлено, что на берегах Каспийского моря есть ряд так называемых береговых террас – площадок, выбитых прибоем. Эти террасы показывают древние стояния уровня моря, причем часть их ныне покрыта водой. Так, самая низкая терраса находится на абсолютной отметке минус 36 м, вторая – минус 32–33 м и современная – минус 28 м. Более высокие меня пока не интересовали. Я поставил третий вопрос, решил установить дату стояния Каспия на этих отметках и изобрел следующий метод.

Город Дербент защищен с севера огромной стеной. Западный конец этой стены уходит в труднодоступные Кавказские горы, а восточный спускается в море. Ныне восточный конец разрушен, но в тихую погоду сквозь прозрачную воду видны плиты крепостной стены.

Самое ценное было то, что дата постройки известна точно. Стена была сооружена по приказанию персидского шаха Хосроя Ануширвана в 562–571 гг. Северокавказские кочевники легко проходили в Закавказье по долине между склонами Кавказского хребта и берегом Каспийского моря и грабили оседлое население северо-западной окраины Персидского царства. Для их отражения приходилось содержать большое войско, что было дорого и не всегда давало хорошие результаты, потому что быстрые степняки часто успевали уйти с добычей от тяжеловооруженной персидской конницы. По этим причинам персидский царь решил перегородить долину стеной, неприступной для степных всадников, не умевших брать крепости. Действительно, после того как стена длиной 40 км была сооружена и при ней построена крепость для гарнизона, нападения мелких отрядов кочевников прекратились, а крупные войны и в то время возникали нечасто[13].

Но меня заинтересовал именно подводный конец Дербентской стены, описанный только тремя арабскими географами X в.: Абуль Фараджем Кудамой, посетившим Дербент в 948 г., Истахри, описание которого датируется 930 г., и Масуди, автором книги «Золотые луга», самого капитального географического сочинения X в. Пребывание Масуди в Дербенте приурочивается к 943–947 гг., и, таким образом, мы имеем три примерно одновременных описания.

Как обычно бывает, сведения источников противоречат друг другу. Кудама пишет, что Ануширван построил мол из каменных глыб и свинца[14], а на нем продолжил стену, которая вдавалась в море на три арабских мили, т. е. около 5 км [45].

Масуди определяет длину морского отрезка стены только в одну милю и технику постройки описывает иначе. По его словам, камнями загружались бурдюки и опускались на дно, после чего водолазы прорезали бурдюки ножами и извлекали обратно, чтобы снова пустить в дело. При этом совершенно непонятно, как можно было употребить разрезанный бурдюк и для чего было загружать его камнями, когда проще было опустить камень на место [78, 79].

Истахри пишет, что «между морем и рейдом выстроены две стены параллельно морю; проход между ними тесен и узок, и вход в порт сделан извилистым. При входе в порт протянута цепь, так что судно не может войти в порт и выйти из него без разрешения» [77]. Что это за стены? На плане Дербента показаны две стены, ограничивающие древний город с севера и с юга. Но они идут перпендикулярно к морю и отстоят одна от другой почти на полкилометра.

Короче говоря, все описания настолько неудовлетворительны, что базировать на них какие-либо соображения нельзя. Надо было исследовать стену самому и определить, какие глубины были вокруг нее в момент ее сооружения. Я уповал на то, что мне это удастся, и просил М. И. Артамонова выделить дополнительную сумму на подводную археологию. А для работы на раскопе он прикомандировал к экспедиции кандидата исторических наук З. А. Львову.

Так была организована экспедиция, от которой можно было ждать либо огромного успеха, либо столь же огромного провала. Но о том, что произошло в Дербенте и дельте Волги, будет рассказано далее, не в хронологическом порядке, а в отдельных главах.

Глава четвертая
Дни в Дербенте

Подготовка к экспедиции в Дербент

Итак, перед новой экспедицией стояли две задачи: раскопать могильник на бугре Степана Разина и исследовать подводный конец Дербентской стены. Если первая сводилась к обычным археологическим работам (я еще не представлял, с какими трудностями придется нам столкнуться), то вторая требовала особой подготовки, и прежде всего овладения техникой ныряния с аквалангом.

Акваланг – изобретение поистине гениальное. Не стесняя человека в свободе движения, он дает возможность двигаться под водой легче, чем мы плаваем по ее поверхности. Но навыки, требующиеся аквалангисту, отличаются от тех, которые имеет обычный пловец. Кроме того, работа без напарника запрещается правилами техники безопасности. Следовательно, необходимо минимум два аквалангиста и два акваланга.

Не стоит описывать трудности проникновения в плавательный бассейн, где обучали подводному спорту, потому что они лежат за пределами темы, хотя и имеют к ней отношение. Гораздо важнее для успеха работ были качества моего напарника, студента исторического факультета Гелиана Михайловича Прохорова.

Оный студент, в дальнейшем именуемый просто Геля, в 1960 г. поступил на первый курс после того, как прошел военную службу и имел трудовой стаж. Плавал он лучше меня, и мы прошли курс обучения подводному спорту.

Инструктор страшно удивился, когда Геля отказался тренироваться для участия в соревнованиях, но тем не менее гонял нас обоих так, что мы научились как следует нырять и плавать.

Первый день в Дербенте (суббота, 5 августа 1961 г.)

Мы с Гелей и Андреем Зелинским приехали в Астрахань, где встретили А. А. Алексина, и прямо направились в Дербент. Там нам оказала теплое гостеприимство водоспасательная станция и ее глава Василий Васильевич. Он поселил нас в одной из комнат домика, находившегося на окраине дербентского пляжа, разрешил использовать для работ экспедиции одну из спасательных лодок. Обосновавшись, мы вышли, как принято говорить в экспедициях, на объект.

Каспийское море предстало перед нами совсем иным, чем в устьях Волги. Здесь не было ни минуты покоя. Огромные зеленые валы накатывались на скалистое дно, завихрялись и падали на песчаный берег. Теперь, когда море стояло на отметке минус 28 м, понижение берега было плавным, но уже в 100 м от него глубина превышала человеческий рост. День был безветренный, что крайне редко на Дербентском побережье, и мы с Гелей, надев акваланги, отправились исследовать южную стену, развалины которой доходили до уреза воды.

Тут мы столкнулись с первым затруднением в освоении методики подводной разведки. Когда мы погрузились в воду, то сразу потеряли друг друга из виду. Я то и дело высовывал голову, но не видел Гелиной головы; он, как выяснилось по возвращении, поступал точно так же. Так и проплавали мы отдельно. Хорошо, что погода была тихая и никаких опасностей не возникло, но на будущее следовало учесть возможность потеряться в воде, где видимость, несмотря на маску, ограниченна.

Результат первого заплыва был негативный. Развалины южной стены кончались на суше, не доходя до берегового обреза, т. е. на абсолютной отметке около минус 26–25 м. Это давало повод заключить, что южная стена вообще никогда в море не вдавалась, так как если бы ее нижний конец существовал, то мы бы увидели развал камней на скальной основе дна.

 

Надо сказать, что сохранность южной стены и в наземной части очень плохая. Бо́льшая часть ее была уничтожена при постройке нижнего города у моря. Этот город не вмещался в древние границы и расширялся к югу [5, с. 122]. Но разрушение не могло коснуться морского дна, а если так, то в отсутствии остатков южной стены под водой люди не повинны. Приходилось сделать неизбежно вытекавший из наблюдений вывод, что южная стена была построена не одновременно с северной стеной, а тогда, когда уровень Каспия поднялся до отметки минус 25 м или выше и защищать море не было надобности. Но тогда рейд, защищенный цепью, никак не мог быть ограничен с юга продолжением южной стены, не имевшей к нему никакого отношения. Да и никакая цепь не могла тянуться полкилометра без мощных каменных опор, а таковых на южной стороне укрепления не было. Очевидно, описания арабских географов относились только к северной стене. Поэтому мы пересели в лодку и двинулись к ней вдоль берега. Нижняя часть ее около железной дороги была разобрана, но обрез сохранившейся части шириною 4 м выделялся среди темной южной зелени деревьев ярким серым пятном. Поравнявшись со стеной, мы устремили глаза вниз и сквозь зеленую воду увидели огромные сасанидские плиты, лежащие на боку. Расстояние до берега было около 200 м, глубина, как показал самодельный лот, – 3,5 м. Надев акваланги, мы опустились на дно и ощупали руками скользкие камни, к которым больше тысячи лет не прикасалась человеческая рука. Ширина развала плит, из которых стена была сложена, достигала 70 м, а по обе стороны, к югу и северу, тянулась гладкая гранитная площадка, прикрытая слоем мелкого песка. Она плавно понижалась к востоку до расстояния около 350 м от берега. Дальше глубины начали возрастать очень быстро, следовательно, окончилась береговая терраса, показывавшая на продолжительное стояние уровня моря в эпоху, которую нам предстояло определить.

На этом пришлось закончить наши работы в первый день, так как поднялся северо-восточный ветер, море замутилось, и мы поспешили на берег. Дербентский рейд славится своим постоянным волнением, из-за чего к нему избегают приближаться даже современные корабли. Насколько это правильно, мы вскоре убедились воочию.

Второй день в Дербенте (воскресенье, 6 августа)

Первой нашей задачей было разработать методику съемки на воде. Будь у нас достаточно людей и инструментов – это было бы довольно просто, но когда у четырех человек есть только горный компас с визиром, дело осложнялось. Однако А. А. Алексин нашел выход. За серым пятном среза стены виднелась башня, бывший минарет, примыкавший к сухой части стены. Таким образом, имелись два ориентира, совмещая которые мы визировали створ стены. Несколько южнее стены высилась водонапорная башня. Если установить лодку в створе стены и ориентировать компас, визируя одновременно водонапорную башню, то мы получали угол между этими двумя линиями. А. А. Алексин быстро высчитал соответствие углов с расстояниями от берега и составил таблицу, которой мы и пользовались остальное время. Допуск или величина ошибки при таких измерениях была около 10 м, но при наличии постоянного волнения большая точность была недостижима. Да она была и не нужна нам, потому что нашей задачей было установление абсолютной отметки конца стены, а на расстоянии 10 м глубина менялась всего на несколько сантиметров, что не имело никакого значения.

В измерениях и расчетах прошло тихое утро, а к полудню снова поднялся ветер и заставил нас вернуться на берег. Стоянка лодки была в километре от места работ, и нам приходилось при каждом возвращении усиленно работать веслами на тяжелой морской лодке. Однако еще труднее была высадка на берег. Дно дербентского пляжа очень полого и усеяно большими камнями. Уже в 20 м от берега лодка начинает задевать килем камни. Тогда надо спрыгивать и по пояс в воде подталкивать ее. Спрыгивают люди поодиночке, чтобы до конца использовать силу волны, набегающей на берег. Последние метры уже все держатся за борта лодки и тянут ее с камней на песок. А потом наступает самое трудное – надо вытащить лодку на сухое место, чтобы при волнении ее не смыло обратно в море. Тут кто-нибудь созывает всех желающих помочь, ибо для четырех человек – это задача непосильная, и под крики «раз-два – взяли» и «еще раз – взяли» лодка водворяется на место.

Если же, а это бывало все дни, вытаскиванию лодки предшествовали два-три часа под палящим солнцем и 40–60 минут в воде и под водой, то даже мои крепкие и выносливые сотрудники, войдя в отведенную нам комнату, ложились и лежали 5–6 часов, не будучи в силах добраться до столовой в городе и пообедать.

Зато, когда наступал вечер и пляж пустел, мы выносили наши тюфяки наружу, стелили их у моря и, перед тем как заснуть, смотрели на яркие южные звезды, слушая непрекращающийся гул волн. В эти часы мои товарищи забывали все невзгоды и то, что вместо легкой работы на раскопках я заставил их нырять и плавать, и то, что я кричал при малейшей задержке в работе, и то, о чем будет рассказано в описании следующих дней. Да! Несмотря ни на что, дербентская эпопея – это одно из самых любимых наших воспоминаний.

Третий день в Дербенте (понедельник, 7 августа)

С утра, прежде чем мы успели позавтракать, поднялся ветер. В этот день мы установили, что надо выходить в море не позже 5 часов утра, потому что уже к 8–9 часам волнение загонит нас на берег. А тут мы задержались и в половине седьмого вынуждены были констатировать, что пробиться через волны прибоя нам не под силу. Делать нечего, пришлось ограничиться прогулкой по берегу, но она оказалась тоже весьма полезной. На самом урезе воды, в нескольких метрах южнее створа северной стены, мы увидели большой развал диковинных плит, совершенно не похожих на сасанидские, тянувшийся вдоль берега перпендикулярно стене. Вытесанные из серого известняка, длиной 1,9 м, шириной 0,4 м, толщиной 0,2 м, они были украшены полуцилиндрами, представлявшими вместе с плитой монолит. Длина полуцилиндров колебалась от 1,2 до 1,7 м, а высота – от 0,3 до 0,5 м. Было их довольно много, и они были перемешаны с обломками сасанидских плит. Установить, что они собой представляли и как сюда попали, не было никакой возможности.

Волнение на море усиливалось, и мы решили подняться к крепости, чтобы не терять времени даром. Мы прошли сначала через русский город, раскинувшийся около железной дороги, шумный, веселый, деятельный; затем поднялись по широкой улице, полной магазинов, где смуглые еврейские дети выбегали из всех переулков; потом мы оказались в районе базара и удивились молчанию и покою, царившим в таком, казалось бы, оживленном месте. Горцы-мусульмане сидели группами в тени земляных стен, курили и молчали. Женщины и дети находились где-то за стенами и не нарушали тишины. Здесь кончился живой город Дербент и начиналась лестница в город-музей, цитадель дербентской крепости. Я не в силах передать впечатление от величия сасанидских стен, огромные плиты которых стоят века без капли известкового раствора; сквозь бойницы видны и море и горы; в глубоких каменных подвалах мерцает вода, а кусты и деревья силой жизни, заключенной в их крохотных семенах, высятся на культурном слое VI–XII вв.

Нет, бессильны слова! Идем из крепости на горный склон, на котором видны могилы «богатырей», живших и похороненных еще до Мухаммеда, как объяснили нам сотрудники местного музея.

Мы подошли к надгробиям и узнали в них те самые плиты, которые в беспорядке валялись на морском берегу. Очевидно, когда-то потребовался материал для ремонта конца стены и кто-то бесцеремонно воспользовался готовыми плитами. Тут невольно вспомнился эпизод, происшедший здесь в 1587 г. Шедший однажды с севера караван остановился у стены на ночлег, чтобы утром, когда откроют ворота, идти дальше через город. Однако утром привратники убедились, что каравана нет – верблюды обошли стену в воде. После этого шах Аббас I приказал соорудить в море, «там, где глубины достаточны, чтобы их не могли пройти верблюды, большую башню и соединить ее с берегом стеной» [цит. по: 3, с. 138]. Самое простое для строителей было взять плиты уже неохраняемых могил и перетащить их на место работ. Таким образом, мы истолковали совпадение наших утренней и вечерней находок, заодно отметив абсолютную отметку башни Аббаса – минус 28,5 м.

Четвертый день в Дербенте (вторник, 8 августа)

Будто назло нам, буря усиливалась. О том, чтобы выйти в море, не могло быть и речи. Поэтому мы поставили опыт наблюдения с водонапорной башни. С вершины этого неуклюжего деревянного сооружения берег просматривался на расстояние, значительно превышавшее то, которое нас интересовало. Зеленые волны в глубоких местах казались рябью, но, сталкиваясь с прибрежными скалами, находившимися на глубине 2–3 м, они вспенивались и превращались в белых барашков. И вот мы ясно увидели, что на прямой линии в створе стены образуются точно такие же барашки, как у берега. Значит, волны нижними концами задевали о препятствие, которым могли быть только камни стены. Применив наши нехитрые измерительные приборы, мы отметили точки наибольших волнений, т. е. наибольшие скопления строительных остатков. Самая далекая находилась в 300 м от берега и самая близкая – в 100–150 м. Между ними был небольшой перерыв, где море было чуть спокойнее. Таким образом, мы определили пункты, на которые следовало обратить наибольшее внимание. Для их первичного исследования требовалось всего два-три дня тихой погоды, а ее не было. Наш хозяин, Василий Васильевич, лукаво улыбаясь, говорил нам: «Море не хочет выдавать свои тайны», и в тот момент мы были готовы поверить, что он прав. Но я помнил, что небольшой циклон проходит в течение трех дней, а в том, что это был именно циклон, легко было убедиться по направлению ветра. Поэтому мы не теряли уверенности, что завтра выйдем в море. Время, освободившееся по вине погоды, мы использовали на осмотр северной стены. Было просто удивительно, как точно и четко чувствовали иранские архитекторы VI в. размежевание ландшафтных зон. На север, насколько хватало глаз, простирается знойная, выгоревшая степь. Это вариант уже знакомого нам ландшафта, вытянувшегося языком между отрогами Кавказского хребта и берегом Каспийского моря. Он доходит до подножия Дербентской стены и кончается. К югу лежат склоны холмов, перемешанные с зарослями орешника и какими-то причудливыми кустами. Здесь даже воздух другой, такой же горячий, но пряный и немного терпкий. Здесь другая жизнь и другие культурные традиции ощущаются не только в каждом здании, а даже в каждом камне или обломке сосуда. Это место, где люди жили оседло и обороняли свою землю от северных кочевников.

Хотя стена описана безукоризненно, мы все-таки наткнулись на один факт, которому сначала не придали значения. То тут, то там южнее самой стены в землю были вкопаны огромные глиняные амфоры. Сейчас многие из них разбиты, но остались ямы и черепки. Несомненно, это были сосуды для воды, необходимой защитникам стены. В жаркое время под прямыми лучами солнца без воды долго не продержишься, и персидские строители, учитывая трудность постоянного водоснабжения в условиях осады, подготовили водохранилища, в которых вода сохраняла прохладу и долго не портилась. Но мы еще не осознали важность этого наблюдения и связанных с ним выводов. Наши мысли стремились к морю.

13Лучшее описание древностей Дербента см.: 5, с. 121–143.
14Имелись в виду свинцовые скрепы облицовочных плит [45].
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru