bannerbannerbanner
Мэтры глубин. Человек познаёт глубины Океана. От парусно-парового корвета «Челленджер» до глубоководных обитаемых аппаратов

Лев Москалев
Мэтры глубин. Человек познаёт глубины Океана. От парусно-парового корвета «Челленджер» до глубоководных обитаемых аппаратов

Полная версия

От Сен-Поля взяли курс на близлежащий остров Амстердам, где к удивлению своему обнаружили стадо коров, охранявшихся свирепыми быками. Один бык был убит из ружья с исключительно гастрономической целью. Установилась прекрасная погода, антарктические холода миновали, «Вальдивия» двигалась к Кокосовым островам, на поверхности моря появились физалии и велеллы, но всё омрачила внезапная смерть М. Бахмана, врача и бактериолога экспедиции: 14 января его нашли в постели мертвым. На следующий день тело его завернули в национальный флаг и предали морю. В тот же день обнаружили глубину, наибольшую за всю экспедицию – 5911 метров! А вскоре провели и самое глубоководное траление (это заняло девять часов экспедиционного времени): вытравив 7000 метров троса, на борт подняли «фарфоровую звезду» Стиракастер хорридус. Кстати, другой вид этого рода из Атлантического океана получил видовое название в честь К. Чуна – Стиракастер чуни; в наши дни известно 14 видов этого рода, обитающих на глубинах от 2000 до 6500 метров. В улове оказались также обломки фиолетового морского ежа и кишечнополостные – улов незначительный, зато почти с 6000 метров. Так – от траления к тралению, от экземпляра к экземпляру – человечество продвигалось к познанию жизни на максимальных глубинах Мирового океана.

Сопровождаемая тропическим муссоном и густым туманом, подавая сигналы ревуном, «Вальдивия» в конце января подошла к юго-востоку острова Суматра и по проливу Ментавай приблизилась к Падангу. В гавани Эмма забункеровались местным углем и через гермайского консула получили три мешка писем. От северной оконечности Суматры через Никобарские острова дошли, не прекращая работ, до острова Цейлон (ныне Шри-Ланка) и 13 февраля были в Коломбо. Здесь состав экспедиции пополнился молодым доктором Геем, после чего взяли курс на юг, на Мальдивские острова и архипелаг Чагос.

Поражали ловы вертикальными сетями, приходившими набитыми черными глубоководными рыбами и другими обитателями глубин, появилось множество акул, одна из которых схватила зубами весло бота, после чего число любителей морских прогулок сократилось. Научились охотиться на акул из ружья: выстрел производился тогда, когда акула высовывала голову из воды, стараясь проглотить брошенную в воду бутылку.

Второй раз с севера на юг пересекли экватор и вдоль него двинулись к Сейшельским островам. В середине марта достигли африканского берега и зашли в Дар-эс-Салам, крупнейший порт и столицу Танганьики (ныне Танзании), захваченной Германией в конце XIX века, оттуда направились на Занзибар, над которым девять лет назад Великобритания установила свой протекторат. Продолжая работы, вдоль побережья Африки дошли до ее восточной оконечности, мыса Гвардафуй (Рас-Асир), обогнули его и вошли в Аденский залив, посетили Аден. На этом работы в Индийском океане и экспедиции в целом закончились, и через Красное и Средиземное моря «Вальдивия» направилась домой. 30 апреля 1899 года, спустя девять месяцев со дня отплытия, судно вернулось в Гамбург.

Таким образом, экспедиция «Вальдивии» не была кругосветной: она не работала в Тихом океане и не дошла до устья реки Вальдивия в Чили, до одноименной провинции и порта, расположенных там же.

Уже в 1900 году в Иене К. Чун в издательстве Густава Фишера начал публиковать в популярной форме отдельными выпусками материалы экспедиции. Снабженные красочной обложкой, на которой изображалась «Вальдивия» с клубами черного дыма, шедшего из трубы, донный трал и глубоководные животные, эти издания стали настольными книгами не одного поколения зоологов. В московском издании К. Тихомирова 1910 года – в ныне забытой книге «Морская пучина» П. Вольногорский на основе публикаций К. Чуна на 140 страницах изложил историю этой экспедиции. В Германии в 1902–1940 годах вышло 25 фолиантов научных результатов «Вальдивии», в них часто можно встретить фразу «…уже описано в отчетах «Челленджера»».

Есть прекрасная морская традиция – давать новым кораблям названия кораблей старых, заслуженных. Так случилось, например, с «Челленджером» в Англии, «Витязем» в России; в Германии имя «Вальдивия» в 1970 году получило промысловое судно со слипом для кормового траления, которое до этого девять лет занималось промыслом трески и другой рыбы в северной Атлантике, а затем было реконструировано в научно-исследовательское. В начале 1980-х годов новое великолепное судно «Зонне» сменило в проведении научных программ «Вальдивию», вновь перестроенную в 1981 году и переданную Гамбургскому университету. Вплоть до июля 1999 года, почти за 30 лет эксплуатации, «Вальдивия» совершила 181 научную экспедицию, работая преимущественно в европейских морях северной Атлантики, многие немецкие студенты получили на ней «экспедиционное крещение». Сейчас этим судном владеет шотландская компания, и «Вальдивия» в своей третьей карьере столь же надежна, как и в первых двух. Много экспедиций на ней, в том числе в качестве руководителя студенческой практики, провел гамбургский профессор Ялмар Тиль, старый добрый знакомый автора, написавший в 1991 году прекрасно иллюстрированную книгу «Курс – норд» о научных исследованиях, проведенных с борта этого корабля.

Морская звезда стиракастер.


Становление глубоководной биологии в России. От биостанций с их малыми судами – к океаническим экспедициям

«Андрей Первозванный»: И. Книпович

Российская биоокеанология начала свое становление в XVIII веке с участия ученых-естествоиспытателей (натуралистов) в крупных экспедициях. Такими учеными были Г.В. Стеллер в экспедиции В.Й. Беринга на пакетботе «Святой Петр» (1741–1742), В.Г. Тилезиус в кругосветном плавании И.Ф. Крузенштерна на шлюпе «Надежда» (1803–1806), А. Шамиссо и И.Ф. Эшшольц в кругосветной экспедиции О.Е. Коцебу на бриге «Рюрик» (1815–1818), вновь И.Ф. Эшшольц в другом кругосветном плавании О.Е. Коцебу на военном шлюпе «Предприятие» (1823–1826) и многие другие.

В экспедиции на «Предприятии» работал и физик Эмилий Христианович Ленц, создавший для выполнения научной программы надежно закрывающийся батометр и лебедку-глубиномер с тормозом для определения момента достижения лотом дна. Он пользовался термометром, защищенным от давления воды, вводил поправки в отсчеты термометра на давление и изменения температуры при подъеме прибора с глубины. Его наблюдения вертикальных показателей температуры воды до 1700–1800 метров в Тихом океане дали впервые правильные представления о температурах на больших глубинах. Им были написаны работы с соображениями о круговороте океанических вод и о причинах существования холодных вод на больших глубинах, исследован суточный ход температуры воздуха на разных широтах. Позже Э.Х. Ленц занимался проблемой многолетних колебаний уровня Каспийского моря, создал методы расчета электромагнитов, его именем названо правило для определения направления индуцированных токов (закон Джоуля – Ленца). Благодаря трудам Э.Х. Ленца можно утверждать, что становление глубоководной океанологии в России началось в начале XIX века.

Вплоть до конца XIX века российские биоокеанологи для экспедиционных исследований пользовались арендованными судами или получали приглашения на корабли военно-морского флота. Специализированных судов не было, но положение начало меняться с развитием в мире сети морских биологических станций, которые, как правило, имели демонстрационный аквариум и небольшое судно для добычи животных для аквариальной и самых разнообразных научных целей. Тон для строительства станций задала «Стационе зоологика» в Неаполе, основанная в 1872 году немецким зоологом Антоном Дорном в прекрасном парке, расположенном на берегу моря. Аквариум станции вскоре стал одной из туристических достопримечательностей Неаполя, а научные учреждения различных стран арендовали «рабочие столы» для своих ученых.

Российские ученые с конца XIX века могли пользоваться услугами, по крайней мере, трех биологических станций: Биологической станции Соловецкой обители (1881–1898), реорганизованной в Мурманскую биологическую станцию Императорского Санкт-Петербургского Общества Естествоиспытателей у города Александровска (ныне Полярный) в Екатерининской гавани Кольского залива (1899–1933), Севастопольской биологической станции Императорской Академии Наук (основана в 1871 году и в 1963 году реорганизована в Институт биологии южных морей АН УССР) и Русской биологической станции в Виль-Франш-сюр-Мер (Виллафранке, вблизи Монако, Франция; основана в 1886 году). Все биостанции обладали собственными судами. Мурманская биологическая станция к 1904 году имела шлюпку норвежской постройки длиной 5,7 метра и двухмачтовый бот «Орка» длиной 8,5 метра – с тремя парусами, сосновый, с дубовыми шпангоутами, со стальным выдвижным килем. Установленная на нем лебедка с оцинкованным стальным тросом позволяла за 20 минут поднимать животных с 200 метров, а небольшой насос – отмывать их от грунта. С 1 августа 1908 года в распоряжение станции поступила 40-тонная яхта «Александр Ковалевский» длиной 21,3 метра – двухмачтовая, с шестью парусами, с керосиновым двигателем мощностью 25 лошадиных сил, направленная на исследование фауны Кольского залива. Севастопольская биологическая станция имела две килевые шлюпки длиной 5 метров и 3,4 метра с парусным вооружением, позже к ним добавили одномачтовый парусный бот «Александр Ковалевский» длиной 10,7 метра с двумя парусами и бензиновым двигателем. Русская биологическая станция в Виллафранке к 1900 году приобрела яхту «Велелла» длиной 12 метров – трёхмачтовое судно с керосиновым двигателем мощностью 6 лошадиных сил.

Конечно, то были суда для прибрежных работ, но они позволяли научиться культуре морских исследований и этим сыграли свою роль не только в развитии морской биологии в России в целом, но и в становлении глубоководной биологии. На них исследователи научились разбирать бентосные (донные) пробы организмов, снабжать их этикетками с указанием глубины и координат места, планировать масштабные исследования по изучению распределения сообществ донных животных, адаптироваться к морской качке и быту на судне. Автор этих строк после окончания университета с 1957 по 1960 год работал на Мурманской биологической станции в Дальних Зеленцах на баренцевоморском побережье Кольского полуострова (основана в 1936 году, в 1958 году реорганизована в Мурманский морской биологический институт, а ныне заброшена) и принимал участие в шести рейсах экспедиционных судов «Диана» и «Профессор Дерюгин». Так вот, среди снаряжения этих экспедиций был великолепный блок-счетчик зарубежного производства, принадлежавший «старой» станции из Екатерининской гавани; в библиотеке дальнезеленецкой станции было много книг из «старой» библиотеки, и среди них – настоящие раритеты, в том числе с автографами Нансена; на станции работали члены семьи Широколобовых, глава клана которых, Николай Иванович, начинал трудовую деятельность на «старой» станции, а с его младшим сыном, Володей, автор работал в экспедициях. В 1965 году автору довелось поработать и на судне Института биологии южных морей «Академик Ковалевский» в юго-восточной части Мексиканского залива.

 

Пишу об этом для того, чтобы обратить внимание на то, сколь часто имя основоположника сравнительной эмбриологии и физиологии Александра Онуфриевича Ковалевского (1840–1901) давалось научно-исследовательским судам морских учреждений: это дань принципиальным открытиям в зоологии, которыми он обогатил мировую науку. А ведь в названия морских кораблей вкладывали и вкладывают мистический смысл: это надежда на то, что судно будет соответствовать своему имени, что оно обретет качества человека, именем которого названо, или будет столь же хорошо служить, как судно, уже носившее это имя. В 1899 году со стапелей завода акционерного общества «Бремер Вулкан» (Германия) сошло судно водоизмещением 410 тонн и длиной 46 метров, с паровой машиной мощностью 328 киловатт, скоростью 11 узлов (20 километров в час), дальностью плавания до 3700 миль (6800 километров). Это было первое в мире специально оборудованное судно для проведения научно-промысловых исследований, владельцем которого являлся Комитет для помощи поморам Русского Севера. Первое в России научно-исследовательское судно дальнего плавания, оно получило название «Андрей Первозванный» по имени святого апостола Андрея, распятого на косом кресте, считавшегося покровителем Руси. Синий косой андреевский крест на белом фоне – символ военного флота России, изображение распятого святого Андрея занимает центральную часть российского ордена «Святого Апостола Андрея Первозванного». Название было символичным и ко многому обязывало, на судно возлагались большие надежды. Что способствовало его появлению?

Осенью 1894 года в результате жестоких штормов на пути с Мурмана к Архангельску и другим пунктам беломорского побережья потерпели крушение с жертвами 25 поморских судов, возвращавшихся с промысла, и десятки семей остались без кормильцев. В Санкт-Петербурге образовался с благотворительной целью Комитет для помощи поморам Русского Севера, от чисто благотворительной деятельности постепенно перешедший к разработке мер по развитию экономики Севера, для чего в конце 1896 года при нем была образована Северная комиссия. В нее вошли академики Б.Б. Голицын, Ф.Н. Чернышев, М.А. Рыкачев, профессора А.А. Бялыницкий-Бируля, Г.И. Танфильев, гидрограф М.Е. Жданко и др. Секретарем Комиссии назначили Николая Михайловича Книповича (1862–1939), уже 10 лет занимавшегося донной фауной Белого и Баренцева морей.

Н.М. Книпович в 1881 году с золотой медалью окончил Александровскую классическую гимназию в Гельсингфорсе (шведское название города Хельсинки) и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, где увлекся зоологией беспозвоночных и… деятельностью в социал-демократическом кружке. По окончании учебы в университете работал в экспедиции по обследованию сельдяных промыслов в дельте Волги и был оставлен при университетской кафедре зоологии для подготовки к званию профессора.

В 1887 году, после неудачного покушения А.И. Ульянова на царя, был арестован, вскоре выпущен на свободу, но в университете не оставлен. В том же году поехал на биологическую станцию на Соловки, а по возвращении был вновь арестован, выслан из столицы и отдан под пятилетний гласный надзор полиции. Вновь и вновь уезжал на Соловки, руководил занятиями студентов и вел самостоятельные исследования. Его сестра, Лидия, учительница вечерних курсов, дружила со своей коллегой Надеждой Константиновной Крупской, будущей женой В.И. Ульянова (Ленина). В 1892 году в четвертый раз побывал на Соловках и в конце года защитил магистерскую диссертацию. В летние сезоны 1893 и 1894 годов уходил на крейсере II ранга «Наездник» в Екатерининскую гавань, к Мурманскому берегу, в Горло Белого моря, к Новой Земле и взял 158 бентосных станций. Осенью 1893 года стал приват-доцентом Петербургского университета, а с 1894-го работал ученым хранителем в Зоологическом музее Академии наук. В 1896-м – снова месячное заключение.

Рухнула экспедиция на Новую Землю, но началась активная работа в Северной комиссии. Н.М. Книпович сформулировал свое кредо промысловых исследований: «…для познания биологии промысловых рыб необходимо изучить и биологию всех остальных обитателей данного моря, а чтобы ее изучить, надо изучить всю совокупность физико-географических условий во всех пунктах изучаемой области и во всякое время». В наши дни эти мысли бесспорны, но 34-летнему Н.М. Книповичу их правоту приходится отстаивать. Он доложил Комитету о том, что знания о Мурмане как промысловом районе не соответствуют потребностям современного рыболовства: неизвестен рельеф дна, необходимо знание грунта, невозможно ответить, где именно проходит ветвь Гольфстрима у Мурманского берега, какова ее температура в разное время года и на разных глубинах, неизвестна донная фауна, являющаяся объектом питания многих рыб, неизвестны пути сезонных миграций промысловых рыб и места их нереста. Получить ответы на эти вопросы можно только одним способом – снарядить экспедицию на специально приспособленном для этого судне. Окупятся ли затраты на нее? Да, окупятся. Северная комиссия выбрала тип судна предстоявшей экспедиции и разместила заказ. Руководителем экспедиции назначили Н.М. Книповича.

Новое судно должно было поступить в распоряжение экспедиции к весне 1898 года, но на стапелях акционерного общества «Бремер Вулкан» в Германии вспыхнул пожар, и спуск судна пришлось отложить. Чтобы не терять экспедиционный сезон, в Норвегии купили двухмачтовый бот «Морской цветок» длиной около 20 метров, который переименовали в «Помор». В носовой части бота имелось помещение для размещения команды и камбуза, в кормовой – для научного состава и штурмана, вся средняя часть была занята трюмом с промысловыми снастями, солью для засола и пресной водой. Штурвал и компас располагались на корме. Уже в первый сезон в «свежую» погоду в 100 милях к северу от Вайда-Губы на укороченные яруса (крючковая снасть) взяли 1300 килограммов рыбы, бо́льшая часть улова приходилась на палтуса, а белокорые палтусы в Баренцевом море достигают 5 метров в длину и весят до 300 килограммов! Первый опыт лова в середине мая в открытом море был вполне удачен.


Н.М. Книпович и «Андрей Первозванный».



В апреле 1899 года «Андрей Первозванный» под командованием Александра Петровича Смирнова пришел в Либаву (Лиепая, Латвия; восточная часть Балтийского моря), где его встречал Н.М. Книпович и члены будущей экспедиции. Среди них был Константин Павлович Ягодовский, написавший впоследствии книгу «В стране полуночного солнца. Воспоминания о Мурманской экспедиции» (2-е изд. Государственное издательство «Знание – сила», 1921. 317 с.), прекрасно иллюстрированную и ныне забытую.


«Помор»


Стальной пароход имел «ледокольный нос», укрепленный особенно хорошо, среднюю часть палубы занимали надстройки: штурманская рубка, камбуз и лаборатория из двух помещений (в корме), и лишь вдоль бортов шли широкие проходы. Одна часть лаборатории предназначалась для первичной разборки траловых уловов, вскрытия и измерения рыб, здесь же в шкафах хранились посуда для коллекций, спирт и формалин, стояли аквариумы, а другая часть – для работы с микроскопами и записей в журналах. На корме перед лабораторией стояла траловая лебедка со стальным тросом, намотанным на сдвоенный барабан, и с турачками (боковые барабаны на грузовом валу, предназначенные для тяговых операций с тросами), на носу размещалась вторая лебедка – меньшей мощности. Две мачты с грузовыми стрелами несли небольшие вспомогательные паруса. Пароход освещался электричеством, хорошо было организовано и освещение палубы при ночных работах. Для ловли донных рыб имелся оттертрал, трал Петерсена, применявшийся только в Дании, и ярус-крючковая снасть. В России конца XIX века промысел рыбы не велся не только вдали от берегов, но и при помощи донного трала на паровой тяге, так что всё это предстояло освоить и внедрить в промысел. 13 апреля 1899 года «Андрей Первозванный» был освящен и вслед за государственным флагом на кормовом флагштоке на фор-стеньге подняли флаг Невского яхт-клуба, к которому пароход был приписан.

Из Либавы вышли в Екатерининскую гавань по маршруту Копенгаген – Христиания (Осло) – Берген – Тронхейм – Буде – Тромсе – Гаммерфест – Варде. В Христиании на борт пожаловали высокие гости – Фритьоф Нансен и профессор Й. Йорт. Три года назад Ф. Нансен благополучно вернулся из Норвежской полярной экспедиции на судне «Фрам», в которой он и лейтенант Ф.Я. Иогансен в санном походе достигли 86°13′ с. ш. и исследовали огромную площадь тогда еще не известных людям полярных пространств. В 1897 году Ф. Нансену присудили Константиновскую золотую медаль – высшую награду Русского географического общества, а за год до того он посетил Россию и был избран почетным членом Петербургской Академии наук. В своей книге К.П. Ягодовский, иллюстрируя повествование об этом визите, приводит три фотографии, на которых запечатлен и Ф. Нансен: высокий, стройный, в плоской черной шляпе и коротком темном пиджаке, плотно облегающем его фигуру, с пышными усами. На следующий день «Андрей Первозванный» с профессором Й. Йортом на борту и по его приглашению посетил биологическую станцию в Дребаке, что южнее Христиании, а через год новое норвежское научно-исследовательское судно «Михаэль Саре» с экспедицией, возглавлявшейся Й. Йортом, пришло с визитом в российские воды.


Оттер-трал Петерсена


С 26 мая 1899 года началась регулярная работа «Андрея Первозванного» в Баренцевом море. Получили первый опыт работы с оттер-тралом, взяли серию проб батометрами, получили пробы грунта, с носовой лебедки подняли на тонком стальном тросе большую количественную пелагическую сеть с богатой пробой планктона. Программа работ на каждой станции была обширной, но спасала сравнительная мелководность Баренцева моря. Н.М. Книпович возглавлял Экспедицию для научно-промыслового исследования Мурмана до 1902 года, и его палубный костюм в то время составляли шапка-ушанка, нерповая куртка мехом наружу, плотные суконные шаровары и «несокрушимые» рыбацкие сапоги. Приблизительно такой же костюм через двадцать лет на «Персее» выберет для себя Иван Илларионович Месяцев, только шапка будет немного иного покроя. Что это – совпадение или подражание?

Бессменным заместителем Н.М. Книповича в экспедиции стал Л.Л. Брейтфус, занявший в 1903 году пост начальника. Ежегодные работы экспедиции продолжались до 1908 года. Только за первые семь лет измерили 1337 глубин с определением грунта, выполнили 940 гидрологических станций с определением температуры и солености на разных горизонтах, собрали обширную коллекцию промысловых и других животных, великолепно издали годовые отчеты начальников экспедиции. Гидрологические работы осветили режим Баренцева моря и уточнили направление ветвей Гольфстрима и других течений. Русское географическое общество присудило Н.М. Книповичу медаль имени Литке. В 1906 году вышла его книга «Основы гидрологии Европейского Ледовитого океана», которая стала основой знаний о Баренцевом море. Изучая распространение Нордкапской струи Гольфстрима в восточной части Баренцева моря, с «Андрея Первозванного» выполнили наблюдения вдоль 41° в. д. В этот район атлантические воды проникали уже распавшимися под влиянием рельефа дна на отдельные струи, которые гидрологи называли «пальцами Книповича».

 

С 1903 года Н.М. Книпович и «Андрей Первозванный» жили каждый своей жизнью. К 1908 году программа работ Экспедиции для научно-промыслового исследования Мурмана была завершена, и уже в 1909-м «Андрей Первозванный» использовался для гидрографических работ на побережьях Белого и Баренцева морей. В 1910 году его купило Морское министерство и переименовало в «Мурман» (это название сохранялось за судном до 1932 года). В годы Первой мировой войны «Мурман» вооружили и использовали как вспомогательное судно во Флотилии Северного Ледовитого океана. После Гражданской войны «Мурман» вернулся к гидрографической работе и включался в состав различных экспедиций, входил в состав Северной гидрографической экспедиции по описи западного побережья Новой Земли и пролива Маточкин Шар. В начале октября 1923 года в губе Белушьей на юге Новой Земли произошла неожиданная встреча «Мурмана» и работавшего в своем втором рейсе «Персея» (третья экспедиция Плавучего Морского Научного Института). На «Персее» произошел перерасход угля, судно в районе Земли Франца Иосифа поднялось до 80°08′ с. ш. и вынуждено было ждать бункеровки в губе Белушьей. «Мурман» в это время под командой начальника Северной гидрографической экспедиции Николая Николаевича Матусевича в течение всего лета и до поздней осени обеспечивал строительство радиостанции в Маточкином Шаре и получил распоряжение на обратном пути заглянуть в губы Южного острова Новой Земли и выяснить, где находится «Персей». В экспедиции на «Персее» во главе с начальником экспедиции И.И. Месяцевым участвовали 15 научных сотрудников, среди которых были Л.А. Зенкевич, В.В. Алпатов, В.К. Солдатов и Н.Н. Зубов.

Гидролог Николай Николаевич Зубов (1885–1960) и его тезка Матусевич (1879–1950) участвовали в Цусимском сражении, и вот спустя восемнадцать лет судьба свела их на востоке Баренцева моря на «Персее» и «Мурмане». Н.Н. Зубов с 1948 года преподавал в Московском университете, в студенческие годы автора в начале 1950-х о нем шепотом передавались легенды: участвовал в Цусиме на миноносце «Блестящий», тонул, был спасен миноносцем «Бодрый», в бедре до сих пор сидит цусимский осколок, кавалер орденов Св. Станислава III степени с мечами и бантом, Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость» и III степени с мечами и бантом, в 26 лет командовал эскадренным миноносцем «Бурный», капитан 2-го ранга в «царском флоте», служил у Колчака в чине подполковника, пишет стихи и книги, а как лекции читает! Все было правдой. Самые шустрые проникали в «Храме науки» на Ленинских горах на Кафедру океанологии географического факультета, чтобы взглянуть на живую легенду. В Белушьей с «Персея» на «Мурман» перешли 10 человек, а сам «Персей» прибыл в Архангельск только 23 октября.

«Мурман» в 1932 году переименовали в «Мглу». Под этим названием бывший «Андрей Первозванный» в Великую Отечественную войну входил в состав Северного флота. В 1954 году его превратили в отопитель ОТ-12, в 1959-м – сдали на металл. Начиная с 1957 года автору доводилось бывать в мурманском порту на пассажирском причале и причале связи, куда ставили научно-исследовательские суда, на которых он, автор, работал. В те годы и в голову не приходило, что первенец российского научно-исследовательского флота еще жив, что еще можно потрогать его корпус, сфотографировать. А ведь он прослужил верой и правдой 60 лет!

Сейчас не верится, что еще 150 лет назад в России не солили селедку, есть-то ели, но ввозили из Голландии. С началом Крымской войны (1853–1856) ввоз селедки стал затруднен, а потребность в животных белках не уменьшалась. Академик Карл Максимович Бэр (1792–1876) уговорил астраханских промышленников начать продажу нового продукта – соленой каспийской черноспинки, основной промысел которой велся на Волге. В 1855 году продали 10 миллионов штук по пяти рублей за тысячу, в 1857-м – 50 миллионов по 10–14 рублей за тысячу, и дело пошло. Н.М. Книпович сразу после окончания университета участвовал в экспедиции доктора зоологии О.А. Гримма, обследовавшего сельдяные промыслы. Промышленники добивались продления сроков лова, но это угрожало уже в конце 1880-х годов исчерпать промысловые запасы рыбы. За 13 лет, к 1898 году, улов сократился с 328 миллионов штук сельдей до 58 миллионов. В чем была причина этого явления? В «перелове», в загрязнении Волги бакинской нефтью, в непомерном развитии промыслов в Каспии? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо было иметь достаточные знания по общей биологии Каспия и по его физической географии. А их не было.

Н.М. Книпович считал, что применение названия «море» к Каспию неправильно: Каспий – солоноватое озеро, величайшее из озер земного шара, крупнейший в мире бессточный водоем, его уровень почти на 30 метров ниже уровня Мирового океана, это озеро вытянуто в меридиональном направлении более чем на 1200 километров при ширине 200–500 километров с максимальной глубиной более 1000 метров. Для изучения этого необычного водоема он с 1904 по 1915 год организовал три экспедиции. Трехмесячная экспедиция 1904 года проводилась на пяти военных судах, работавших в разных районах Каспия. Складывалось представление о системе течений, поражало сильное обеднение кислородом глубин более 400 метров и обнаружение присутствия сероводорода на 700 метрах. Замыкающиеся планктонные сетки с глубины более 400 метров приходили пустыми: жизнь на этих глубинах отсутствовала. Изучалось распространение и биология размножения различных каспийских сельдей. Главную причину бед, переживаемых рыбными промыслами, Н.М. Книпович видел в их истребительном характере, в стремлении к скорейшей наживе, в губительности мнения «на наш век хватит». Не то же ли самое происходит на промысловых акваториях России через 100 лет?

Экспедиции 1912–1914 годов сначала проводились с парохода «Ани», а затем – с «Або», на нем же в последний сезон экспедиции установили лебедку для тралений. Программа работ включала в себя всестороннее изучение каспийских сельдей: состава косяков по виду, полу и возрасту, выяснение зависимости подхода косяков к берегу от температуры, ветров, течений и других обстоятельств. Экспедиция проработала 15 месяцев и выполнила работу на 742 станциях. Исследования глубин достигли в среднем Каспии 768 метров, в южном – 945,5 метра. Впервые получили ценные данные по сезонным изменениям гидрологических и биологических явлений, начала вырисовываться общая картина гидробиологии Каспия, но – грянула Первая мировая война, и Н.М. Книпович смог вернуться на Каспий только осенью 1917 года. В Астрахани он застал разграбление рыбных заповедников. Не всё одобрял он в деятельности хозяйственно-экономических организаций нового государства и говорил об этом при встречах Н.К. Крупской и В.И. Ульянову (Ленину).

В ноябре 1916 года была проложена Мурманская железная дорога, что послужило стимулом для развития северо-запада России. Вспомнили и о рыбных богатствах Баренцева моря, еще не изымавшихся траловым промыслом. В 1920 году Н.М. Книпович вошел в состав Ученого совета Северной научно-промысловой экспедиции, но в 1921 году траулер, ранее предоставленный в ее распоряжение, отобрали. Между тем в Архангельске в 1920 году национализировали 13 устаревших военных тральщиков, которые передали Областьрыбе, и это событие служит официальной датой рождения советского тралового флота.

29 июня 1920 года из Архангельска вышел на промысел траулер РТ-30 («Лучинский»), вслед за ним – РТ-39, РТ-37, РТ-28 («Камбала»). Удачливее всех оказался капитан «Камбалы» С.Д. Копытов, добывший у Канинского полуострова 72 тонны рыбы. Отопление на первых траулерах было камельковым, освещение – керосиновым, для бань использовалось машинное отделение. Зато на Архангельской канатно-прядильной фабрике «Канат» изготовили прядено из русской пеньки, не уступавшей иностранной – манильской, и, кроме того, научились вязать и сшивать тралы (первым советским тралмейстером по праву считается Ф.Г. Шамалуев), а капитан Ф.М. Михов организовал сетевязальную мастерскую и создал несколько тралов своей конструкции, а также написал руководства по траловому делу.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru