Лев Овчинников
Ирий-9

Полная версия

«Всё полно богов»

Фалес из Милета

I

– Мне кажется, господин Радциг, он слишком увлечён своими фантазиями, постоянно отвлекается от бесед с членами коллектива на свои чувства и мысли. Знает слишком много концепций, теорий, идеологий. Знаком с трудами проповедников ксерантов, даже цитировал их, а ведь так и до симпатий к их образу жизни недалеко!..

Непроницаемый мрак дальнего космоса разрывали светила, источающие холодное сияние. Пространство за широкой прямоугольной умной панелью временами кривилось, и светящиеся точки становились на пару секунд всполохами, а затем растягивались, напоминая пламя, вырывающееся из сопл древних космических кораблей. Предки соларианцев некогда осваивали родную Солнечную систему на таких кораблях. Люди в те стародавние времена ещё не правили гравитацией и пространством, и даже сама Федерация Систем ещё не существовала. Теперь же корабли на ионной тяге можно увидеть разве что в беднейших колониях, где их используют для экономии и оптимизации логистики.

Глаз не успевал привыкнуть к виду, как пространство вновь изломилось, и звёзды приобрели привычный облик. Только красноватая туманность появилась в поле зрения.

– Кто? – оторвал взгляд от иллюминатора Вит Радциг. – О ком вы?

Мик Астарту, смуглый кудрявый мужчина лет тридцати пяти, опешил от вопроса. Он бы возмутился тем, что Вит его не слушал, однако, опасался ссориться с начальником безопасности миссии, которому сам же и докучал уже не в первый раз.

– Я говорю о Ланге, господин, – взяв себя в руки, сказал Мик, – о философе, капеллане из Академии.

Вит, разумеется, слушал, о ком толкует Астарту.

– Вы ведь тоже из Академии, Астарту, – заметил Вит. – Ланге – ваш коллега, где солидарность?

Вит едва удержался от улыбки, заметив, как нервно дёрнулся глаз доктора Астарте.

– Я не в Академии больше. А он, к тому же, не учёный, господин Радциг, он всего лишь философ, идеолог! Надсмотрщик за всеми нами – за настоящими учёными! Капеллан, как они теперь называют эту позорную институцию, хах!

«Вот как! А госпожа Вийон, надзирающая за всеми нами, в том числе и не за учёными, вас устраивает, надо полагать?» – подумал Радциг, а вслух сказал:

– Вы что-то перепутали, доктор Астарте.

– Разве?

– Вы приходите ко мне уже в пятый раз за прошедшие несколько месяцев. Вы начали ещё на Зете Хиона, прямо на космодроме. Сначала меня это забавляло, но теперь начинает надоедать. Вы действительно спутали мою каюту с кабинетом оперуполномоченного в дежурной части исправительного лагеря. И хоть я тоже оперативник, но совсем другой. Я отвечаю за безопасность разведмиссии со стороны внешних угроз: налётчиков, террористов, представителей других государств, ксеночудовищ. Настроения в коллективе меня не больно-то интересуют – за этим, пожалуйста, к госпоже Вийон.

Ледяным потоком струилась речь Вита Радцига, и доктор Астарте сжимался и даже слегка дрожал под её напором. Особенно заметно было его волнение, когда Радциг упомянул исправительный лагерь.

– В вас действует старая привычка, доктор Астарте…

Лейтенант Радциг хотел было продолжить морально давить геолога миссии, напомнить ему о том, как по неосторожности тот погубил свою девушку во время заплыва на яхте. Это произошло десять лет назад. Бедняга выпала с борта гравитационного судна, когда за штурвал встал не вполне трезвый доктор Астарте. Он отсидел в самой суровой колонии той же Зеты Хиона, где снаряжали миссию «Ирий», – скованной вечными льдами планеты, на которой-то и вольному человеку живётся не очень.

После подобного пятна в биографии доктора исключили из числа постоянных сотрудников Академии. Позже верхушка Академии смилостивилась, дав Астарте ограниченную лицензию – его стали отправлять на миссии, собранные корпорациями. Государственная служба была для него ныне недоступной, но, как видно, доктор не сдавался.

– И, тем не менее, продолжайте наблюдать, доктор. Только впредь я сам стану вызывать вас, когда это будет… необходимо Федерации.

Лицо Мика просияло.

– Спасибо! – встал с кресла и слегка поклонился он, выходя из каюты Радцига.

– Тебе спасибо. Иона и правда должен быть хотя бы изредка трезв. Техник всё-таки.

Мик раболепно улыбнулся, будто бы Вит шутил.

Как только белая дверь задвинулась за Миком Астарте, лейтенант Вит Радциг, ответственный за безопасность разведывательной миссии «Ирий», выдохнул. Наконец он остался в одиночестве среди серых полимерных панелей и смарт-экранов небольшой каюты.

В одиночестве, но не совсем.

– Не стали добивать доктора Астарте окончательно, господин лейтенант? – спросил спокойный голос с чёткой артикуляцией, так свойственной почти всем ИИ при стандартных настройках.

– Сам слышал, – холодно бросил в ответ Радциг.

– Никогда не понимал, отчего люди так боятся и стыдятся того, что общеизвестно. Скажите, лейтенант, ну разве хоть кто-то в команде не знает историю доктора Астарте?

– У него и спроси, Мэнсон.

– Вообще-то спрашиваю. Прямо в данный момент, – отрапортовал искусственный интеллект.

– И что говорит док?

– Послал в задницу. Ха! Ха!

На фоне тех человеческих ноток, что вплетались в синтетический голос Мэнсона, который временами даже можно было назвать благородным, эти металлические «Ха!» звучали настоящим проявлением самоиронии. Радциг искренне усмехнулся.

– Лучше скажи, не барахлит ли у меня память? – обратился он к Мэнсону. – Сегодня, если я правильно помню, мы достигнем системы Ирий.

– Всё верно, лейтенант. Командующий Брукс уже добавил напоминание о брифинге.

– Хорошо, нужно подровнять тогда это безобразие, – пробормотал Радциг, почёсывая начавшую завиваться бороду.

С этими словами он встал из-за рабочего стола, тоже серого и полимерного, и подошёл к двери отсека уборной. У зеркала вылезли вооружённые бритвами и кисточками щупальца.

– Я сам, – отмахнулся Вит. – Не беспокой меня ближайший час.

Мэнсон покорно отступил, а Радциг стал укорачивать бороду триммером. Он заметил, что седина стала чуть заметнее и в волосах, и в бороде. Но было как-то плевать.

После бритья он вернулся за рабочий стол. Активировав голографические интерфейсы компьютера, стал наговаривать сообщение по квантовой связи:

– Эм… привет. Да, привет… Лия, Ян, Катарина! Мы уже почти у цели миссии, у этой загадочной планеты, эм… зонды вернулись, и, кажется, – так говорят учёные, что там можно жить. Предстоит принять решение… Будет ли там колония, исследовательская станция или военная база – решать нам. Так что, Кася, Ян, ваш папка – большой человек! Серьёзные решения, да… хм, целый мир… Брукс сегодня соберёт всех на инструктаж. Зонды вроде передали данные, в которых содержится нечто необычное. Вы помните Брукса? Я вам говорил. Он бывший военный, мы с ним быстро общий язык нашли. Команда разношёрстная, но в целом, не всё так скверно, как я опасался…

Он коснулся голографической плашки записи.

«Отправить», – предлагала интерактивная голограмма.

А перед глазами развернулась объёмная цветная нейрография: Лина, Ян и Кася шли по замку крестоносцев среди толп туристов. Толстенные зубчатые стены из песчаника, панамки и крем от загара. То было очень давно, на планете Земля – столице Соларинской Федерации Систем, родине праотцов, на которой семья Радцигов бывала лишь однажды.

Он сам создал эту нейрографию, соткал её бережно из своих воспоминаний чуть больше трёх месяцев назад, когда экспедиция только началась. Фотографии родных Вит с собой не брал, а вот от нейрографии отказаться не мог.

Радциг чертыхнулся и надавил на плашку «удалить», затем подождав, пока голографический кружок, будто Уроборос, замкнётся, достигнув своего хвоста, выключил интерфейс компьютера.

Он не отправил ни одного личного сообщения с самого вылета.

Решив отвлечься от подступающих тревожных мыслей и воспоминаний, Вит вышел из каюты, намереваясь сделать обход корабля.

Большое судно, рассчитанное на малочисленный экипаж, – «Астрея» была передовым кораблём разведки. И хоть протяжённость её – целых три сотни метров, занимали большую часть корабля ядро грави-генератора, склад да ангар. В ангаре, кроме дроидов, зондов и дронов, стояли также два челнока. На борту «Астреи» находилось, включая Радцига, всего десять специалистов. Однако в случае боевых действий команда разведмиссии могла положиться на небольшую роботизированную армию.

Поэтому для обхода оставалось не так уж много места.

Коридоры, обшитые скрывающими коммуникации композитными панелями, вывели его на одну из обзорных палуб. Там, в довольно просторном для корабля такого класса помещении, спорили о чём-то Вольф Ланге и Джейн Сато. Спорили они горячо, но атмосфера вокруг была уютной: умные панели открывали вид на космос, а сбоку пылал камин, точнее его голографическое изображение.

– …всё это только биологические процессы, дорогой мой! – повышала голос доктор Сато. – Ну, энтропией ещё можно объяснить их – доктор Орлов подтвердит. – А вот то, что вы говорите – вздор! Какая воля может скрываться за старением? То же самое и касается вашего излюбленного квалиа. Ну нет за вашими или моими глазами никакого наблюдателя, никакого метафизического гомункула, который бы считал себя этим мозгом! Наука не говорит об этом…

– Так вы и толкуете о гомункуле! Вы и такие же редукционисты, которые всё равняют к конфигурациям мозга! Я же, напротив, не говорю, что квалиа есть какая-то область мозга или неведомое вещество. Оно принадлежит лишь единству, переживающему его.

– А где оно находится, доктор Ланге? Уж не за глазами ли? Не в черепной коробке?

– Да нигде! НИГДЕ! – сорвался на крик Вольф Ланге.

Лейтенант Радциг усмехнулся. Ланге не понимал Сато, а она не могла вникнуть в смысл его слов, а он, Радциг, не мог понять ни пухлую женщину-биолога, ни высокого немца с грубым гладко выбритым лицом.

– Может, сторонний наблюдатель, беспристрастный, не от мира наук и Академии, рассудит нас? – с надеждой обратился Ланге. – Господин Радциг, уж не скажите ли вы, какая интерпретация вам ближе? Есть две картины мира. С одной стороны у нас есть картина мира доктора Сато и других редукционистов, они совершенно элиминируют сознание, а потому у них Вселенная от Большого Взрыва до полного своего остывания и гибели случайна. И само сознание также случайно и есть всего лишь функция мозга, иллюзия материи. Как оно возникло, каково начало Вселенной – ответа в этой концепции вы не найдёте. И есть другой взгляд, наш взгляд, освещённый тысячелетиями философской традиции. Он гласит, что сознание фундаментально и непосредственно. И ведь, подумайте сами: если бы это было не так, то как бы вообще оно возникло. На это ни Сато, ни кто-либо другой ответа не дают и не дадут никогда! Если вся Вселенная есть несознательная материя, то как в ней возникло нечто сознательное?

– Вы ещё скажите, что сознание имеется не только у высших животных, Ланге…

– Но ведь и такой взгляд имеет право на существование, хотя я его и не придерживаюсь! А вы как думаете, господин Радциг?

– Мне никакая не ближе, доктор, – отрезал Радциг. – Не думаю, что наши жалкие попытки интерпретации хоть на долю близки к полноте… всего.

– Как философски! – маниакально обрадовался Ланге.

– Поясните, лейтенант, – упёрла руки в боки Сато.

Радциг, ветеран Военно-Космических Сил Федерации, бывавший не раз в боевых действиях на десятке разных планет, ухмыльнулся её наглости.

– А что тут пояснять? У человечества есть технологии искусственной гравитации, искривления пространства и квантового перехода, но при всём этом представители этого самого человечества почитают за удачу дожить до ста двадцати, не страдая от немощей тела.

– И что? Вот вам и генетическая детерминация как раз! – парировала Джейн Сато.

– А то, что человек – не звезда и не планета – изнашивается слишком скоро, а судит обо всём мироздании, – отвечал Радциг. – Может, кому-то наши интерпретации кажутся не менее забавными, чем нам бактерия, баллотирующаяся в парламент.

– Тут с вами не соглашусь, – сказал Ланге. – Мы хоть и не планеты, не звёзды, зато обладаем тем самым сознанием, которое делает нас выше всей Вселенной, выше косного вещества. Как раз нам судить.

– Даже я солидарна с доктором Ланге теперь, но только если вместо слова «сознание» поставить «головной мозг», – кивнула Вольфу Джейн.

– Доктор Ланге, доктор Сато, рад был примирить вас. И всё-таки Вселенную не охватить ни одной интерпретацией.

– Это не значит, что не нужно пробовать, – весело откликнулся Ланге.

– Естественные науки уже очень многого достигли в своих описаниях реальности. И верность их описаний подтверждает практика. Вы, господин Радциг, упомянули возраст в сто двадцать лет, но ведь века назад люди почитали за счастье прожить до семидесяти, не изнемогая от болезней. Это наука сделала возможным всё то здоровье и долголетие, которым мы располагаем и к которому привыкли.

Внезапный приступ гнева сотряс сердце Радцига, ему очень не понравились слова Сато. И он хотел было возразить, напомнить ей о КТВ-4 – четвёртом штамме ксенотканевого вируса, эпидемия которого всколыхнула его родной мир несколько лет тому назад. Но, вероятно, доктор Сато даже не слышала о той вспышке. И уж точно нелепо было возлагать вину за то, что стремительно мутировавший вирус, занесённый на Равенну колонистами из Дальних Секторов, поразил Катарину, его дочь. Всемогущество учёных тогда дало сбой: вакцин и лекарств от КТВ-4 ещё не разработали.

– Скоро командующий Брукс объявит брифинг, не уходите далеко, – кивнул он представителям Академии.

– Да уж с подводной лодки некуда! – засмеялся Ланге.

Вит соврал – он не знал, когда в точности Брукс объявит сбор, больше того: возможно, сам Брукс ещё не знал этого. Потому Радциг продолжил обход. Он застал Олега Орлова за работой. Двери в каюту старика были открыты, как и всегда. Космолог привстал, возвышаясь над голографическими изображениями, плывущими над столом, пригляделся и поприветствовал Радцига кивком головы. Он не стал отвлекать Орлова и пошёл дальше по жилым палубам. Навстречу ему попалась Тай-Марко Нова, она направлялась в медицинский отсек.

Тай-Марко пожаловалась на домогательства со стороны Ионы Брандта. Снова.

Вит, смотря на беловолосую шестидесятилетнюю женщину, пусть и выглядевшую лет на сорок, оценивал степень алкоголизма Брандта.

– Я поговорю с ним. Этого больше не повторится, доктор Нова.

Он направился прямо к каюте Ионы, думая о том, что подобный бардак может происходить либо в экспедициях корпораций, либо в гарнизонных частях Сил Планетарной Обороны.

В каюте Брандта он не застал, а значит, тот, вероятно, на месте несения службы – в ремонтном отсеке. Радциг спустился в ангар и вошёл в примыкающий к нему ремотсек, застав Иону за любимым занятием – небольшая клешня манипулятора, тянущаяся из-за спины техника, уже подносила рюмку к его рту.

Атмосферу отсека пропитал самогонный дух, тяжёлый и едкий. На столе стояла початая бутылка ржаного виски. Обрюзгший и бесформенный Иона Брандт восседал посреди технологического хаоса, словно царствующая особа с нейрошлемом вместо короны, и только засаленный комбинезон портил облик.

– Ой, начальник! Присаживайтесь, – проскрипел Иона.

– Хочешь под трибунал? – спокойно спросил Радциг.

Все участники подобных разведмиссий знали, что хоть их снаряжает корпорация, Академия или даже частное лицо – все они подчиняются юрисдикции Вооружённых Сил Федерации Систем. Отсюда и обязательное присутствие политического руководителя и оперативника – госпожи Вийон и его самого, Вита Радцига, в данном случае.

– Каждая миссия по освоению дальнего космоса носит стратегический характер, какие бы дебилы не составляли костяк коллектива разведчиков, – всё с тем же пугающим спокойствием проговорил Вит.

– Косякнул маленько, – душевно признался Иона.

– Я так не думаю. Сексуализированное насилие и распитие спиртного во время миссии – серьёзные преступления. Ни ссылки, ни трудовых лагерей ты не выдержишь. Но они тебе и не грозят. Я ненавижу дезорганизацию и разврат. Но чёрт бы с Мираной и Тай-Марко, но ты ведь в ответе за исправность систем корабля и челноков, за работу дроидов и дронов, на которые мы полагаемся. Я не хочу, чтобы каждый мой шаг в новом неизведанном мире сопровождался сомнениями в машинах, что прикрывают меня. Нет, ты не доживёшь до трибунала, даже если стремишься к нему, не доживёшь до лагерей и ссылок в Дальние Сектора. Я просто пристрелю тебя, когда высадимся на Ирий-9.