Лев Толстой
Полное собрание сочинений. Том 16. Несколько слов по поводу книги «Война и мир»
О второй части Толстой писал Каткову: «Вторая часть заключает в себе описание130 и Аустерлицкого сражения и, полагаю, будет такого же размера, как и первая. Она у меня написана и будет готова (ежели не случится чего-нибудь со мною особенного) к концу этого месяца. Я бы желал и находил бы лучшим не для себя, а для того, чтобы лучше товар лицом показать, – напечатать всю первую часть в январской книжке, а всю вторую в февральской книжке. Но, разумеется, у вас есть свои соображения, и ежели вы найдете лучшим разделить первую часть, то нечего делать. Но в таком случае напишите мне, желаете ли вы иметь 2-ю часть в нынешнем году, т. е. нынешней зимой. – Оставлять ее до будущей осени мне было бы неприятно, так как я не умею держать написанное, не поправляя и не переделывая до бесконечности. Пожалуйста, напишите мне, ежели вы желаете поместить вторую часть, то в каких месяцах? Ежели в мартовской и апрельской, то и мне это было бы очень удобно».131
В конце января 1865 г. Толстой правил корректуры глав I—XXVIII, предназначенных для январской книжки «Русского вестника». По этому поводу 27 января С. А. Толстая писала племянницам В. В. и Е. В. Толстым: «На днях у нас с Левой была спешная работа, поправляли его роман, который скоро напечатают».
Тогда же Толстой писал А. А. Толстой и А. А. Фету о своей работе, сообщая о выходе в ближайшие дни начала романа. «Скажите мне свое чистосердечное мнение, – просил он А. А. Толстую. – Я бы хотел, чтобы вы полюбили моих этих детей. Там есть славные люди. Я их очень люблю».132 В тот же день – А. А. Фету: «А знаете, какой я вам про себя скажу сюрприз: как меня стукнула об землю лошадь и сломала руку, когда я после дурмана очнулся, я сказал себе, что я – литератор. И я литератор, но уединенный, потихонечку литератор. На днях выйдет первая половина 1-й части 1805 года. Пожалуйста, подробнее напишите свое мнение. Ваше мнение, да еще мнение человека, которого я не люблю тем более, чем более я вырастаю большой, мне дорого – Тургенева. Он пойметъ. Печатанное мною прежде я считаю только пробой пера и ор. черн.;133 печатаемое теперь мне хоть и нравится более прежнего, но слабо кажется, без чего не может быть вступление. Но что дальше будет – бяда!!! Напишите, что будут говорить в знакомых вам различных местах и, главное, как на массу. Верно, пройдет незамеченно. Я жду этого и желаю. Только б не ругали, а то ругательства расстроивают ход этой длинной сосиски, которая у нас, нелириков, так туго и густо лезет».134 Итак, первую часть будущего романа «Война и мир», опубликованную в 1865 г., Толстой считал лишь «вступлением», а то, «что дальше будет», его творческому воображению тогда уже представлялось в огромных масштабах.
6 февраля 1865 г. вышла январская книжка «Русского вестника», в которой под заглавием «Тысяча восемьсот пятый год» напечатано начало романа (главы I – XXVIII135). Группы глав объединены заглавиями: главы I—XIII – «В Петербурге», главы XIV—XXVIII – «В Москве».
18 марта вышла февральская книжка «Русского вестника» с публикацией окончания первой части (главы XXIX—XXXVIII136), причем главы XXIX—XXXIII явились продолжением раздела, озаглавленного «В Москве», а последние пять глав объединены заголовком «В деревне». Ни в одной из сохранившихся рукописей заглавий нет. Они вписаны либо в несохранившуюся наборную рукопись, либо в несохранившуюся корректуру.
VII
В письмах С. А. Толстой к Т. А. Берс, написанных в январе – марте 1865 г., неоднократно встречаются упоминания о работе Толстого над романом, но данных, с помощью которых можно установить, что именно писалось в это время, в письмах нет. 7 марта 1865 г. Толстой возобновил Дневник и в этот день записал: «Пишу, переделываю. Всё ясно, но количество предстоящей работы ужасает. Хорошо определить будущую работу. Тогда ввиду предстоящих сильных вещей не настаиваешь и не переделываешь мелочей до бесконечности».137
Прежде чем переходить к анализу дальнейшей работы, необходимо остановиться на записи Толстого об Александре и Наполеоне, сделанной в Дневнике 19 марта 1865 г.: «Я зачитался историей Наполеона и Александра. Сейчас меня облаком радости и сознания возможности сделать великую вещь охватила мысль написать психологическую историю романа Александра и Наполеона. Вся подлость, вся фраза, всё безумие, всё противоречие людей, их окружавших, и их самих. Наполеон, как человек, путается и готов отречься 18 брюмера перед собранием. De nos jours les peuples sont trop éclairés pour produire quelque chose de grand.138 Александр Македонский называл себя сыном Юпитера, ему верили. Вся Египетская экспедиция французское тщеславное злодейство. Ложь всех bulletins,139 сознательная. Пресбургский мир escamoté.140 На Аркольском мосту упал в лужу, вместо знамя. Плохой ездок. В Итальянской войне увозит картины, статуи. Любит ездить по полю битвы. Трупы и раненые – радость. Брак с Жозефиной – успех в свете. Три раза поправлял реляцию сраженья Риволи – всё лгал. Еще человек первое время и сильный своей односторонностью – потом нерешителен – чтоб было! а как? Вы простые люди, а я вижу в небесах мою звезду. – Он не интересен, а толпы, окружающие его и на которые он действует. Сначала односторонность и beau jeu141 в сравнении с Маратами и Барасами, потом ощупью – самонадеянность и счастье, и потом сумасшествие – faire entrer dans son lit la fille des Césars.142 Полное сумасшествие, расслабление и ничтожество на св. Елене. – Ложь и величие потому только, что велик объем, а мало стало поприще и стало ничтожество. И позорная смерть!
Александр, умный, милый, чувствительный, ищущий с высоты величия объема, ищущий высоты человеческой. Отрекающийся от престола и дающий одобрение, не мешающий убийству Павла (не может быть). Планы возрождения Европы. Аустерлиц, слезы, раненые. Нарышкина изменяет. Сперанский, освобождение крестьян. Тильзит – одурманение величием. Эрфурт. Промежуток до 12 года не знаю. Величие человека, колебания. Победа, торжество, величие, grandeur, пугающие его самого, и отыскивания величия человека – души. Путаница во внешнем, а в душе ясность. А солдатская косточка – маневры, строгости. Путаница наружная, прояснение в душе. Смерть. Ежели убийство, то лучше всего. —
Надо написать свой роман и работать для этого».143
На другой день Толстой вернулся к той же теме: «Крупные мысли! План истории Наполеона и Александра не ослабел. Поэма, героем которой был бы по праву человек, около которого всё группируется, и герой – этот человек».144
Принято считать, что дневниковая запись о двух государственных деятелях эпохи, над изучением и описанием которой Толстой в ту пору работал, свидетельствует о наступившем весной 1865 г. переломе в замысле художника: будто бы замысел семейного романа теперь только осложнился замыслом историческим.145 Есть все основания отвергнуть такое предположение, так как к декабрю 1864 г. замысел исторический был уже ясно выражен: в роман были введены исторические деятели, в том числе и Александр и Наполеон, наконец описано даже Аустерлицкое сражение, первый вариант которого создан еще в 1863 г.
В январе и в начале февраля 1865 г. Толстой был, вероятно, занят главным образом правкой корректур первой части. Дневниковые записи, начиная с марта, довольно последовательно рассказывают о работе Толстого до конца 1865 г. Нет никаких сомнений, что в этот период шло писание второй части, содержащей картину Шенграбенского сражения. Невозможно установить точно, как и когда возник замысел второй части, изменившей первоначальный план показать из войны 1805 г. только Аустерлицкое сражение, центральное в этой войне.
Еще во время пребывания в Москве Толстой усиленно собирал и изучал исторические материалы к роману, работал в библиотеках. 7 декабря он провел «часа три» в Чертковской библиотеке за книгами, очень для него «нужными, и за портретами генералов, которые очень полезны». «Там мне сказали, – писал Толстой жене, – что у графа Уварова есть переписка его дяди, командовавшего корпусом в 1805 году; поехал к нему, но не застал дома»146. Речь идет о письмах кавалерийского генерала Федора Петровича Уварова, который в 1805 г. командовал кавалергардским полком во время Аустерлицкого сражения. Об этих письмах тогда же Толстой просил П. И. Бартенева: «Не можете ли вы дать просмотреть их – не вынося их из вашей квартиры. Ежели вам это можно, то назначьте мне время, когда бы я мог приехать к вам и заняться этим».147 В этом же письме Толстой просил прислать ему «Русский архив», сочинения Жозефа де Местра и справлялся, во скольких частях издана «Галлерея Зимнего дворца». Все эти книги послужили Толстому источниками к роману.
Быть может, изучение в ноябре – декабре 1864 г. исторических документов о 1805 г., в том числе чтение книг французского дипломата Жозефа де Местра, натолкнуло Толстого на мысль описать войну 1805 г. не с кануна Аустерлицкого сражения, а с момента начала ее. В работах Жозефа де Местра подчеркнута гениальность полководца Кутузова, проявившаяся в сражениях, предшествовавших Аустерлицкому, что замалчивалось в русских источниках.148
Еще раз писатель отодвинул действие назад, к самому началу войны, и стал создавать своего рода пролог к описанию Аустерлицкого боя. Работа Толстого над второй частью представлена рукописями №№ 54—84, состоящими из 251 листа автографов и исправленных копий.
В соответствии с заглавиями групп глав первой части: «В Петербурге», «В Москве», «В деревне» продолжение озаглавлено в рукописи «За границей». После первой части, заканчивающейся отъездом князя Андрея из Лысых Гор на войну, новый набросок – для непрерывности действия – начинается словами: «Князь Андрей догнал главнокомандующего князя Кутузова на польской границе…»149 Содержание наброска: пребывание князя Андрея в штабе Кутузова в Браунау перед самым началом военных действий; настроение князя Андрея, который в главной квартире чувствовал себя «в том же, столь надоевшем ему петербургском мире интриг, женщин, французских фраз, и пустоты». Штабные офицеры «возбуждали в нем чувство не только презрения, но отвращения и гадливости своей грубостью, грязностью и пошлостью занимавших их интересов». Наоборот, находясь в командировках или при Кутузове во время смотров, он испытывал сильно одушевлявшее его, поднимавшее на высокую степень энергии, чувство при виде «симметричных двигающихся масс».
Образ князя Андрея на войне был определен в предыдущей рукописи, его подвиг под Аустерлицем уже описан; теперь, отодвинувши действие назад, Толстой показывает героя в предшествующий этому подвигу период. Обстановка главной квартиры в начале войны рисуется сквозь впечатления князя Андрея. Кратко рассказано о «враждебной, но учтивой дипломации австрийских и русских властей», о невыгодном положении Кутузова при австрийском дворе, о начале военных действий в октябре 1805 г. и о прибытии из Вены австрийского генерала с предписанием Кутузову идти на помощь Маку. На этом рукопись обрывается.
Пишется новый вариант.150 В отличие от предыдущего наброска в нем нет заглавия. Действие начинается описанием положения войск союзников к началу кампании 1805 г., рассказом о взаимоотношениях Кутузова с командующим австрийскими войсками. Сначала решительно отмечено, что «австрийское правительство негодовало на Кутузова за то, что он не шел на соединение с Маком», но тут же заменено, хотя и менее резким определением, но столь же ясно свидетельствующим не о безволии Кутузова, каким его представляли дворянские и буржуазные историки, а об его определенном стратегическом плане.
С этого наброска снята копия,151 при исправлении которой текст начала был написан заново; опять появилось заглавие «За границей», после заглавия проставлен номер главы: «1». Действие, как и в предыдущем варианте, начинается с описания стоянки Кутузова в Браунау и подготовки пришедшего полка к смотру. Этот вариант, соответствующий по содержанию первой главе второй части окончательного текста, был затем продолжен. На новом листе проставлена цифра 2, видимо обозначающая вторую главу. Созданный вариант содержит рассказ о кутузовском штабе в Браунау и о состоянии русской армии перед началом военных действий.152 В отличие от законченного текста, князь Андрей встречается в полку с батальонным командиром майором Ахросимовым, с которым он был знаком с детства. (Так наметил было Толстой ввести в роман еще одну семью; в первой части на именинах у Ростовых присутствует М. Д. Ахросимова, с ее дочерью Жюли переписывается княжна Марья; во второй части с ее сыном встречается в армии князь Андрей.) Быть может, майор Ахросимов, близкий знакомый князя Андрея, нужен был здесь для того, чтобы естественнее было князю Андрею высказать свое отношение к вопросам войны и политики. Ведь в беседе князя Андрея с Ахросимовым раскрывается положение русского войска в октябре 1805 г., недовольство Кутузова поведением австрийского командования, причем и Ахросимов и Болконский на стороне Кутузова. В этой же беседе князь Андрей заявляет о своем отношении к военной службе, о своем желании служить «просто», «перейти в простой пехотный полк».
Более рельефно, чем в окончательном тексте, Толстой подчеркивает национальный дух армии, который не могли изменить, подорвать ни тяжелые условия похода, ни чужие страны. Войска проходили польские деревни и города, проходили Богемию и все также «с русскими песнями, русским говором, русскими мыслями и русскими привычками… пронося везде русский дух… и чем дальше уходили, тем плотнее сжимался этот, точно кусок России, который оторвался от нее и пошел с штыками и песнями, пешком и верхом ходить по разным землям и чем дальше, тем беззаботнее и веселее, и руссее казался этот оторванный кусок России. Всё, что было слабого, ленивого, трусливого, – всё оставалось по гошпиталям сзади».
В законченном виде рукопись содержит текст, соответствующий (по «Русскому вестнику») первым трем главам второй части.153 К моменту создания этой рукописи относится запись Толстого в Дневнике 11 марта: «Нынче кончил 3-ью главу. Два раза писал».154 Можно предположить, что именно эти три главы Толстой намеревался объединить заголовком «За границей». Таким образом, завершился круг, включивший описание политической обстановки в стране, отношение различных кругов в тылу и в армии к назревающим политическим событиям, к наступающей войне. «В Петербурге», «В Москве», «В деревне», «За границей» – так создалась и закрепилась композиция произведения, наметившаяся еще в восьмом, наиболее разработанном, варианте начала произведения.
Среди рукописей сохранился маленький, в несколько строк, набросок (рукопись № 54), озаглавленный: «Часть 2. Глава 1. Поход». Он открывается выступлением Павлоградского полка, в котором служил юнкером Николай Ростов.155 Быть может, по первоначальному замыслу, рукопись, имеющая заглавие «За границей», заканчивала первую часть, а вторая должна была начинаться военными действиями. В таком случае набросок «Поход» можно считать первым вариантом начала второй части. Замысел, видимо, тотчас же отпал, и вторая часть, получившая позднее общее заглавие «Война», включила в себя как начало рукопись, озаглавленную «За границей».
К работе над началом второй части относятся два плана и один листок с конспективными записями к Шенграбенскому сражению.156 Планы, а также отдельные записи свидетельствуют о том, что содержание второй части и композиция ее были автору ясны, а дневниковые записи и, главное, самые рукописи подтверждают, что именно по намеченному плану шла работа. 17 марта Толстой отметил в Дневнике: «Нынче писал… Читаю Mémoires Raguse’a.157 Очень мне полезно».158 21 марта – запись о продолжении чтения «с отметками» воспоминаний Raguse’a; в тот же день «вечером писал сцену моста – плохо».159 «Сцена моста» – это VII и VIII главы второй части, рассказывающие о переходе русских войск через Энс и о поджоге моста. Между 11 и 21 марта были написаны гл. IV—VIII. Текст их очень близок, а местами совпадает с завершенным. Толстой не был удовлетворен написанной «сценой моста», однако ее первый вариант также весьма близок к окончательной редакции.160 После гл. VIII следовала не дошедшая до печати небольшая глава, представляющая интерес для уяснения авторской точки зрения на первый период войны 1805 г. Глава посвящена кратким сообщениям о сражениях при Ламбахе, Амштетене, Мёльке и Кремсе.161
О продолжении работы имеется ряд записей в Дневнике. «Писал вечером мало, но порядочно. Могу. А то всё это время мысли нового, более важного и недовольство старым. Надо непременно каждый день писать не столько для успеха работы, сколько для того, чтобы не выходить из колеи. Больше пропускать. Завтра попробую характеристику Билибина» – записано 23 марта. На следующий день: «Писал немного Билибина». 25 марта: «Не писал». 27 марта: «Чуть-чуть писал. Не в духе, но держусь». 28 марта: «Пишется плохо. Надо выпускать». И, наконец, следующая запись сделана только 10 апреля: «Три дня писал с большим трудом, но всё подвигаюсь. Брюнн».162 Следовательно, к 10 апреля повествование доведено до отступления русских войск к Шенграбену, то есть до гл. XIII (по «Русскому вестнику»).163 К этому периоду следует отнести рукописи №№ 75—80. Характеристику Билибина, а также пребывание князя Андрея в Брюнне Толстой перерабатывал несколько раз.164
После 10 апреля Дневник прерывается на несколько месяцев, и нет возможности день за днем следить за продолжавшейся работой. 16 мая Толстой сообщал А. А. Фету: «Я всё пишу понемножку и доволен своей работой»,165 а 30 июня он высказал предположение, что в сентябре сможет начать печатание второй части.166 Однако к сентябрю вторая часть не была закончена. Летом Толстой, видимо, мало работал. 26 июня он с семьей переехал в Никольское. 16 июля к Толстым в Никольское приехали А. А. Фет с женой, и в тот же день Толстой читал им военные сцены.167
Судя по позднейшим дневниковым записям и по другим документам, к этому времени могла быть закончена только первая половина второй части. 26 июля Толстой уехал к П. П. Новосильцеву в его имение Орловской губернии, оставив жене рукопись для копирования. 29 июля С. А. Толстая писала ему: «…я все списывала, но дело идет тихо. Начну списывать, то дети помешают, то мухи кусали ужасно, а то станет интересно, и я читаю дальше, и начинаю думать и судить сама себе о всех лицах и действиях твоего романа. Мне очень Долохов нравится. Но я чувствую себя все-таки действительно пошлой читающей публикой».168 Два дня спустя: «Нынче переписывала и прочла вперед немного, что я еще не видала и не читала, а именно, как жалкий повязанный старичок Мак приехал сам признаться, как его разбили, а кругом его любопытные адъютанты, а он почти рыдает, и его свидание с Кутузовым. Мне ужасно это понравилось, оттого и пишу об этом тебе».169 Приведенные письма С. А. Толстой подтверждают, что работа шла над первой половиной второй части (рукописи №№ 77 и 78).
С 21 по 25 сентября Толстой с семьей провел у Дьяковых в имении Черемошня, где он читал отрывки из романа. «Их не занимает, – записал Толстой в Дневнике 24 сентября. – Но мне показалось настолько недурно, что не стоит переделывать. Nicolas надо придать любовь к жизни и страх смерти на мосту. А Андрею – воспоминания сраженья в Брюнне».170 В числе прочитанных у Дьяковых отрывков были гл. VIII—X. Конец сентября и весь октябрь были посвящены работе над окончанием второй части и отделке ранее написанного. 15 октября отмечено в Дневнике: «Две главы совсем обдумал. Брыков и Долохов не выходят. Мало работаю».171 Речь идет об описании эпизода из Шенграбенского сражения: героического подвига роты капитана Брыкова, в которой состоял разжалованный Долохов.172 Текст был позднее переработан, и Брыков переименован в Тимохина. 17 октября Толстой записал в Дневнике: «Писать не хотелось очень. A se battre les flancs173 ни за что не хочу. Для Долохова видел на охоте местность, и ясно». 20 октября: «Перечитывал, переправлял, идет дело. Долохова сцену набросал». 21 октября: «К вечеру обдумывал Долохова».174 Судя по этим записям, ко второй половине октября 1865 г. относятся рукописи, содержащие описание именно Шенграбенского сражения.175
Дальнейших точных сведений ни о работе над рукописями, ни о дате отсылки второй части в набор, ни о правке корректур нет.
Около девяти месяцев Толстой был занят второй частью. Черновые рукописи показывают, что именно потребовало наибольшего труда.176 Толстой стремился на протяжении всей части показать возможно рельефнее невыгодное положение и серьезные трудности для русского главнокомандующего с самых первых моментов войны, когда «кутузовскому 40-т[ысячному] войску, необутому, плохо кормленному, предстояло не только отступать перед вдвое сильнейшим победителем, хорошо продовольствованным неприятелем, среди чужой, дурно расположенной страны, готовой к предательству как в своих низших, так и высших представителях, но и удерживать этого неприятеля по дороге в Вену уничтожением мостов и арьергардными сражениями, о чем каждый день писал к Кутузову австрийский император». Неоднократно Толстой подчеркивал, что, сохраняя вид подчинения главному командованию, Кутузов старался даже в тех сложных условиях действовать по своему обдуманному плану (пути отступления от Кремса, Кремское сражение и т. д.).
Много внимания уделил автор характеристике австрийских военных сфер и австрийского придворного круга. Для обличительной характеристики этого общества, а также русских дипломатов (кружок Билибина) использован приезд князя Андрея в Брюнн с донесением о победе под Кремсом.177 Общее настроение австрийского двора показывало, говорит Толстой, что «войною, собственно, мало занимались в Брюнне. Жизнь с придворной обстановкой, щегольством, праздниками и женщинами шла так же, как будто не было никогда в государстве ни гошпиталей с тяжелым запахом, наполненных стонущими, бледными ранеными, ни выжженных и покинутых деревень, ни Вены, в которой уже командовал Мюрат». Почти сатирически изображены «низшие придворные лица», старавшиеся вступить в разговор с князем Андреем после аудиенции у императора. Толстой сравнил их с «алчущими животными у колодца», которые, «ежели не могут достигнуть до самого источника драгоценной влаги, то жадно рвутся высосать ту влагу, которая выливается на доступное им корыто». Соответственно представлено состояние в этот момент князя Андрея, который «почувствовал себя этой бадьей, выходящей из колодца, перед столпившимся стадом, когда он вышел из двери кабинета императора».
Работая над образом князя Андрея в создаваемой второй части произведения, Толстой как бы подготавливал своего героя к подвигу под Аустерлицем, уже описанным в ранее законченной части. Он постепенно сталкивал князя Андрея с различными кругами людей, создавал вокруг него такую обстановку, вследствие которой взгляды князя Андрея на войну, на военное дело, высказанные им в первой части романа, постепенно изменялись. Причем среда, в которую попал князь Андрей, и события, в которых ему пришлось участвовать (штаб Кутузова, сражение под Кремсом, встреча с обозом русских раненых по дороге в Брюнн, прием у австрийского императора, лагерные сцены в Грунте, Тушин и, наконец, Шенграбенское сражение) обрисованы в черновых редакциях с бòльшими деталями, местами более подробно, а порою более резко. В черновых вариантах, в отличие от журнального текста и особенно от завершенной редакции, вместо художественных сцен значительно больше повествования от лица автора, слишком явно выступает авторская оценка событий и лиц. К преодолению описательности были направлены усилия автора.
Много раз перерабатывались главы, посвященные князю Андрею и Тушину перед Шенграбенским сражением. Вместо краткого разговора в балагане, вернее лишь отрывочных фраз о страхе смерти (гл. XVI окончательного текста), услышанных князем Андреем, в черновых вариантах большое место отведено сценам в шалаше и пространным беседам, особенно на темы о бессмертии, в которых принимал участие сам князь Андрей.178 Подробнее рассказано, как в результате впечатлений на войне изменялось отношение князя Андрея к солдатам. «Несмотря на свое философское воспитание конца 18-го века и несмотря на свою любовь к военному делу, князь Андрей никогда не думал, что в военном деле что-нибудь значат люди, как солдаты и мелкие офицеры, никогда не думал, что от них зависит что-нибудь в военном деле». Такова первоначальная позиция князя Андрея. После Брюнна, вернувшись в армию и объезжая позиции перед Шенграбенским сражением, князь Андрей уже иначе относился к войску, причем особенно сильное впечатление произвел на него разговор с капитаном Тушиным,179 к мыслям которого о войне и военном деле приблизится постепенно князь Андрей. К этому вел автор своего героя.
Пространнее и с сохранением большего количества деталей и фактических данных изображены канун Шенграбенского сражения и самое сражение. В описании Аустерлицкого сражения упоминался эпизод с батареей Тушина. Теперь же, создав вторую часть и тесно связав капитана Тушина с князем Андреем, Толстой ввел, как один из центральных эпизодов Шенграбенского сражения, батарею Тушина и затем заступничество князя Андрея за Тушина. И в черновом варианте последней главы, закончившемся пока только конспектом, уже содержатся мысли князя Андрея после Шенграбенского сражения: «Я всё могу. Могу найти смысл в этих толпах и мысль» и далее: «Князь Андрей в избе записывает, ему мелькает мысль, что Тушин прав, но он стремится разумом обнять всё».
Дальнейший текст: атака, в которой участвовал и был ранен Николай Ростов, и все окончание второй части – написан почти сразу.
Вторая часть сдана в переписку, и с первых чисел ноября появляются свидетельства Толстого о работе над продолжением романа – над отделкой написанной ранее третьей части. «Весь день хорошо обдумывал много, писал мало», – отметил он в Дневнике 3 ноября.180 А в письме к А. Е. Берсу, отправленном в те же дни, сообщал: «Я свеж, весел, голова ясна, я работаю – пишу по 5 и 6 часов в день… Дописываю теперь, т. е. переделываю и опять, и опять переделываю свою 3-ю часть. Эта последняя работа отделки очень трудна и требует большого напряжения; но я по прежнему опыту знаю, что в этой работе есть своего рода вершина, которой достигнув с трудом, уже нельзя остановиться и, не останавливаясь, катишься до конца дела. Я теперь достиг этой вершины и знаю, что теперь хорошо ли, дурно ли, но скоро кончу эту 3-ю часть».181
Исходя из авторской даты второй части: «21 декабря 1865 г.» (она помещена в конце последней главы в апрельской книжке «Русского вестника» за 1866 г.), исследователи полагали, что в ноябре 1865 г. Толстой называл вторую часть «третьей», якобы разумея под «первой» то, что было напечатано в январской книжке «Русского вестника» за 1865 г., то есть главы I—XXVIII первой части, а под «второй» – напечатанное в февральской книжке, то есть главы XXIX—XXXVIII.182 Вышеприведенные документы с абсолютной точностью доказывают, что все опубликованное в двух книжках «Русского вестника» Толстой считал первой частью. Важным дополнительным свидетельством тому служит листок, на котором Толстой собственноручно наметил распределение текста романа по частям:
«1 ч. что напечатано.
2 ч. до Аустерлица включительно.
3 ч. до Тильзита включительно.
4 ч. Петербург до объяснения А[ндрея] с Н[аташей] включительно.
5 ч. до эпизода Н[аташи] с А[натолем] и объяснения А[ндрея] с Р[іerr'ом] включительно.
6 ч. до Смоленска.
7 ч. до Москвы.
8 – Москва.
9 – Тамбов.
10 – ».183
Когда Толстой намечал деление, была напечатана, как и отмечено, только первая часть. Следовательно, распределение частей составлялось до начала печатания второй части, то есть до февраля 1866 г. Этот набросок свидетельствует о том, что Толстой решил объединить во второй части и Шенграбенское, и написанное ранее Аустерлицкое сражения,184 а в третью включить все после Аустерлицкого сражения «до Тильзита включительно», то есть бо̀льшую часть рукописи, созданной год назад (рукопись № 85). Содержание остальных шести частей (4—9), еще не написанных, было пока только намечено в конспектах (рукописи №№ 8 и 12).185 Нет сомнений, что, закончив описание Шенграбенского сражения, Толстой приступил не к писанию, а, по его собственному выражению, к «дописыванию» и «переделыванию», то есть к переработке рукописи № 85, заканчивающейся Тильзитским миром.186 Eе-то он и называл в письмах и дневниковых записях в ноябре 1865 г. «третьей» частью.
«Писал много, всё неудачно. Но идет вперед», – записал Толстой в Дневнике 6– 7 ноября.187 «Вчера избыток и сила мысли. Написал предшествующее сражению и уяснил всё будущее», – отмечено 9 ноября. Очевидно, в этот день была закончена переработка первых тринадцати глав третьей части, предшествующих Аустерлицу.188 Из Дневника известно также, что 9 ноября Толстой «взял важное решение не печатать до окончания всего романа»189. Вот почему из обещанной в «Русский вестник» второй части была послана только первая половина ее с описанием Шенграбенского сражения.
12 ноября Толстой записал в Дневнике: «Кончаю 3-ю часть. Многое уясняется хорошо».190 Этой записью от 12 ноября 1865 г. прервался Дневник Толстого почти на тринадцать лет, до 17 апреля 1878 г. Для хронологизации дальнейшего процесса работы, датировки и документации имеются письма Толстого, свидетельства близких ему лиц и, главное, самые рукописи.
14 ноября писатель сообщал А. А. Толстой: «Романа моего написана только 3-я часть, которую я не буду печатать до тех пор, пока не напишу еще 6 частей, и тогда – лет через пять – издам всё отдельным сочинением».191 Сопоставление этого письма с приведенным выше авторским распределением всего романа на части убеждает, что именно в ноябре 1865 г. составлялось дошедшее до нас первое распределение, в котором как раз и намечены были следующие шесть частей после заканчиваемой третьей (доведенной «до Тильзита включительно»).
Итак, первая половина ноября ушла на исправление рукописи, созданной год назад. В соответствии с вновь написанной второй частью, посвященной началу войны и особенно Шенграбенскому сражению, пришлось в старой рукописи вычеркнуть ранее созданные разговоры о Шенграбене и, главное, исключить эпизод с батареей Тушина. После авторской правки текст, «до Аустерлица включительно», приблизился к законченной редакции.
В том же направлении, приближающем содержание к законченной редакции, шла правка дальнейшего текста от окончания первой войны с Наполеоном до свидания в Эрфурте двух императоров.192 Вписаны отсутствующие в первой редакции главы о приезде Николая Ростова вместе с Денисовым в отпуск (в первой редакции лишь кратко сообщалось об этом), о бале у Иогеля, об увлечении Денисова Наташей. Переработано описание встречи Пьера с масоном, но и в исправленном виде оно еще значительно отличается от законченной редакции и не содержит описания церемонии вступления Пьера в масонскую ложу. Переработана сцена вечера у Анны Павловны Шерер; созданы отсутствующие в первой редакции главы о поездке Пьера в свои имения «с целью весьма ясно определенной: облагодетельствовать своих двадцать тысяч душ крестьян». Написаны заново главы о приезде Пьера в Богучарово к князю Андрею, об их совместной поездке в Лысые Горы, о задушевной беседе друзей «про жизнь, про назначение человека», про масонство. На настоятельное требование Пьера ввести князя Андрея в масонскую ложу князь Андрей ответил: «Отчего же, ça ma coute si peu et ça vous fera tant de plaisir».193 Намерение Толстого провести и князя Андрея через масонство отражено не только в анализируемой рукописи, но также в конспектах (рукописи №№ 5 и 7)194 и в черновых вариантах следующей части.195
