ГлавнаяКлассики русской литературыЛев ТолстойВихрь жизни

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Лев Толстой
Вихрь жизни

Полная версия

Действие второе

Лица второго действия

Пётр.

Анисья.

Акулина.

Анютка.

Никита.

Матрёна.

Кума – соседка.

Народ.

Сцена представляет улицу и избу Петра. Слева от зрителя – изба в две связи, сени, с крыльцом в середине; справа – ворота и край двора. У края двора Анисья треплет пеньку. После первого действия прошло шесть месяцев.

Явление первое

Анисья одна.

Анисья (останавливается, прислушиваясь). Опять что-то бурчит. Должно, слез с печи.

Явление второе

Анисья и Акулина (входит с вёдрами на коромысле).

Анисья. Кличет. Поди погляди, чего ему? Во… орёт.

Акулина. А ты-то что ж?

Анисья. Иди, говорят.

Акулина идёт в избу.

Явление третье

Анисья одна.

Анисья. Измучил он меня. Не открывает, где деньги, да и всё. Намедни в сенях был, должно там прятал. Теперь и сама не знаю где. Спасибо, расстаться с ними боится. Всё в доме они. Только б найти. А на нём вчерась не было. Теперь и сама не знаю где. Измучал меня на отделку.

Явление четвёртое

Анисья и Aкулина (выходит, повязываясь платком).

Анисья. Куда ты?

Акулина. Куды? А велел тётушку Марфу позвать. Позови, говорит, сестру ко мне. Я помру, говорит, нужно мне ей сказать слово.

Анисья (про себя). Сестру зовёт. О, головушка моя! О-о! Должно, ей отдать хочет. Что стану делать! О! (Акулине.) Не ходи! Куда ты?

Акулина. За тёткой.

Анисья. Не ходи, говорю, я сама схожу, а ты с бельём-то иди на речку. А то до вечера не успеешь.

Акулина. Да он мне велел.

Анисья. Иди, куда посылают. Сама, говорят, схожу за Марфой. Рубахи-то возьми с плетня.

Акулина. Рубахи? Да ты, мотри, не пойдёшь. Он велел.

Анисья. Сказала, пойду. Анютка где?

Акулина. Анютка? Она телят стережёт.

Анисья. Пошли её, авось не разбегутся.

Акулина собирает бельё и уходит.

Явление пятое

Анисья одна.

Анисья. Не пойтить – заругает, а пойтить – отдаст он сестре деньги. Пропадут все мои труды. И что делать, сама не знаю. Расскочилась моя голова. (Продолжает работать.)

Явление шестое

Анисья и Матрёна (входит с палочкой и узелком по-дорожному).

Матрёна. Бог помочь, ягодка.

Анисья (оглядывается, бросает работу и всплёскивает руками от радости). Вот не чаяла, тётушка. Лучил же Бог какого гостя ко времени.

Mатрёна. Ну, что?

Анисья. Уж я и в уме смешалась. Беда!

Матрёна. Что ж, жив, сказывают?

Анисья. И не говори. Жить не живёт и помирать не помирает.

Mатрёна. Деньги-то не передал кому?

Анисья. Сейчас за Марфой, за сестрой родной посылает. Должно, об деньгах.

Mатрёна. Видимое дело. Да не передал ли кому помимо?

Анисья. Некому. Я, как ястреб, над ним стерегу.

Mатрёна. Да где ж они?

Анисья. Не сказывает. И не дознаюсь никак. Хоронит где-то из одного места в другое. А мне тоже от Акульки нельзя. Дура-дура, а тоже подсматривает, караулит. О, головушка моя! Измучилась я.

Матрёна. Ох, ягодка, отдаст денежки помимо твоих рук, век плакаться будешь. Сопхают они тебя со двора ни с чем. Маялась ты, маялась, сердечная, век-то свой с немилым, да и вдовой с сумой пойдёшь.

Анисья. И не говори, тётка. Изныло моё сердце, и не знаю, как быть, и посоветовать не с кем. Говорила Миките. А он робеет, не хочет в это дело вступать. Только сказал мне вчерась, что в полу они.

Матрёна. Что ж, лазила?

Анисья. Нельзя – сам тама. Я примечаю, – он их то на себе носит, то хоронит.

Матрёна. Ты, деушка, помни: раз маху дашь, век не справишься. (Шёпотом.) Что ж, крепкого чаю-то давала?

Анисья. О-о! (Хочет отвечать, видит соседку, замолкает.)

Явление седьмое

Те же и кума (проходит мимо избы, прислушивается к крику в избе. К Анисье).

Кума. Кума! Анисья, а Анисья! Твой, никак, кличет.

Анисья. Он всё так кашляет, ровно кричит. Плох уж очень.

Кума (подходит к Матрёне). Здорово, баушка, отколь Бог несёт?

Матрёна. А из двора, милая. Сынка проведать пришла. Рубах принесла. Тоже своё детище, ведашь, жалко.

Кума. Да уж такое дело. (К Анисье.) Хотела, кума, кросна белить, да, думается, рано. Люди не зачинали.

Анисья. Куда спешить-то?

Матрёна. Что ж, сообщали?

Анисья. Как же, вчерась поп был.

Кума. Поглядела я вчерась тоже, матушка моя, и в чём душа держится. Измадел как. А уж намедни, матушка моя, совсем помирал, под святые положили. Уж и оплакали, омывать собирались.

Анисья. Ожил – поднялся; опять бродит теперь.

Матрёна. Что ж, соборовать станете?

Анисья. Люди приглашают. Коли жив будет, хотим завтра за попом посылать.

Кума. Ох, скучно, чай, тебе, Анисьюшка? Недаром толпится: не тот болен, кто болит, а кто над болью сидит.

Анисья. Уж как скучно-то. Да уж одно бы что.

Кума. Известно дело, легко ли, год целый помирает. По рукам связал.

Mатрёна. Тоже и вдовье дело горькое. Хорошо дело молодое, а на старости лет кто пожалеет. Старость – не радость. Хоть бы моё дело. Недалеко прошла, уморилась, ног не слышу. Сынок-то где?

Анисья. Пашет. Да ты заходи, самовар поставим, чайком душеньку отведёшь.

Матрёна (садится). А то уморилась, миленькие. А что соборовать – это беспременно надо. Люди говорят – тоже душе на пользу.

Анисья. Да завтра пошлём.

Mатрёна. То-то, оно лучше. А у нас, деушка, свадьба.

Кума. Что ж так, весной?

Матрёна. Да, видно, пословица недаром молвится: бедному жениться и ночь коротка. Семён Матвеевич за себя Маринку взял.

Анисья. Нашла-таки себе счастье!

Кума. Вдовец, должно, на детей пошла.

Mатрёна. Четверо. Какая же путная пойдёт! Ну, её и взял. Она и рада. Вино пили, ведашь, стаканчик не крепкий был, – проливали.

Кума. Вишь ты! Слух-то был? А с достатком мужик-то?

Матрёна. Живут ничего пока.

Кума. Оно точно, что на детей кто пойдёт. Вот хоть бы у нас Михайло. Мужик-то, матушка моя…

Голос мужика. Эй, Мавра, куда тебя дьявол носит? Поди корову загони.

Соседка уходит.

Явление восьмое

Анисья и Матрёна.

Матрёна (пока соседка уходит, говорит ровным голосом). Выдали, деушка, от греха, по крайности мой дурак об Микишке думать не будет. (Вдруг переменяет голос на шёпот.) Ушла! (Шёпотом.) Что ж, говорю, чайком-то поила?

Анисья. И не поминай. Помирал бы лучше сам. Всё одно не помирает, только греха на душу взяла. О-о! головушка моя! И зачем ты мне давала порошки эти?

Mатрёна. Что ж порошки? Порошки, деушка, сонные, что ж не дать? От них худа не будет.

Анисья. Я не про сонные, а про те, про белёсые-то.

Матрёна. Что ж, те порошки, ягодка, лекарственные.

Анисья (вздыхает). Знаю, да боязно. Измучал он меня.

Матрёна. Что ж, много извела?

Анисья. Два раза давала.

Матрёна. Что ж, не приметно?

Анисья. Я сама в чаю пригубила, чуть горчит. А он выпил с чаем-то, да и говорит: мне и чай-то противен. Я говорю: больному всё горько. Да и жутко же мне стало, тётушка.

Mатрёна. А ты не думай. Что думать, то хуже.

Анисья. И лучше ты мне не давала бы и на грех не наводила. Как вспомнишь, так на душе загребтит. И зачем ты дала мне их?

Матрёна. И, что ты, ягодка! Христос с тобой. Что ж ты на меня-то сворачиваешь? Ты, деушка, мотри, с больной головы на здоровую не сворачивай. Коли чего коснётся, моё дело сторона, я знать не знаю, ведать не ведаю, – крест поцелую, никаких порошков не давала и не видала и не слыхала, какие такие порошки бывают. Ты, деушка, сама думай. Мы и то намеднись про тебя разговорились, как она, мол, сердечная, мается. Падчерица – дура, а мужик гнилой – присуха одна. С этой жизни чего не сделаешь.

Анисья. Да я и то не отрекусь. От моего житья не то что эти дела, а либо повеситься, либо его задушить. Разве это жизнь?

Mатрёна. То-то и дело. Рот разевать некогда. А как-никак, обыскать деньги да чайком попоить.

Анисья. О-о, головушка моя бедная! И что делать теперь, сама не знаю, и жутость берёт, – помирал бы уж лучше сам. Тоже на душу брать не хочется.

Mатрёна (с злобой). А что ж он деньги-то не открывает? Что ж, он их с собой возьмёт, никому не достанутся? Разве это хорошо? Помилуй Бог, такие деньжищи да дуро́м пропадут. Разве это не грех? Что ж он-то делает? На него и смотреть?

Анисья. Уже и сама не знаю. Измучал он меня.

Матрёна. Чего не знать-то? Дело на виду. Промашку теперь сделаешь, век каяться будешь. Передаст он сестре деньги, а ты оставайся.

Анисья. О-ох, и то посылал ведь за ней, – идти надо.

Матрёна. А ты погоди ходить, а первым делом самоварчик поставь. Мы его чайком попоим да деньги вдвоём поищем – дощупаемся небось.

Анисья. О-о! Как бы чего не было.

Матрёна. А то что ж? Что смотреть-то. Что ж ты деньги-то только глазами поваляешь, а в руки не попадут? Ты делай.

Анисья. Так я пойду самовар поставлю.

Матрёна. Иди, ягодка, дело делай как надо, чтоб после не тужить. Так-то. (Анисья отходит, Матрёна подзывает.) Одно дело: Микитке не сказывай про все дела. Он дурашный. Избави Бог, узнает про порошки. Он Бог знает что сделает. Жалостлив он очень. Он, ведашь, и курицы, бывало, не зарежет. Не сказывай ему. Беда, он того не рассудит. (Останавливается в ужасе, на пороге показывается Пётр.)

Явление девятое

Те же и Пётр (держась за стенку, выползает на крыльцо и кличет слабым голосом).

Пётр. Что ж вас не дозовёшься. О-ох! Анисья, кто здесь? (Падает на лавку.)

Анисья (выходит из-за угла). Чего вылез? Лежал бы, где лежал.

Пётр. Что, за Марфой ходила девка-то?.. Тяжко… Ох, хоть бы смерть скорее!..

Анисья. Недосуг ей, я её на речку послала. Дай срок, управлюсь, сама схожу.

Пётр. Анютку пошли. Где она? Ох, тяжко! Ох, смерть моя!

Анисья. Я и то послала за ней.

Пётр. Ох! Где ж она?

Анисья. Где она там, пралик её расшиби?

Пётр. Ох, мочи моей нет. Сожгло нутро. Ровно буравцом сверлит. Что же меня бросили, как собаку… и напиться подать некому… Ох… Анютку пошли ко мне.

Анисья. Вот она, Анютка, иди к отцу.

Явление десятое

Те же и Анютка (вбегает, Анисья уходит за угол).

Пётр. Поди ты… ох… к тётке Марфе, скажи: отец, мол, зовёт, пришла чтоб, нужно мне.

Анютка. Ну что ж.

Пётр. Постой. Скорее нужно, скажи. Скажи – помирать хочу. О-ох…

Анютка. Только платок возьму, а я сейчас. (Убегает.)

Явление одиннадцатое

Пётр, Анисья и Матрёна.

Матрёна (подмигивая). Ну, деушка, дело своё помни. Иди в избу, везде ошарь. Ищи, как собака блох ищет; всё перебери, а я на нём обыщу.

Aнисья (к Матрёне). Сейчас. Всё с тобой смелей как будто. (Подходит к крыльцу. К Петру.) Самовар не поставить ли тебе? И тётка Матрёна к сыну пришла, – с ней попьёте.

Пётр. Что ж, поставь.

Явление двенадцатое

Пётр и Матрёна. Матрёна подходит к крыльцу.

Пётр. Здорово.

Mатрёна. Здравствуй, благодетель. Здравствуй, касатик. Хвораешь, видно, всё. И старик мой как жалеет. Поди, говорит, проведай. Поклон прислал. (Ещё раз кланяется.)

Пётр. Помираю я.

Mатрёна. И то, посмотрю на тебя, Игнатьич, не по лесу, видно, а по людям боль-то ходит. Исчадел, исчадел ты весь, сердечный, погляжу на тебя. Не красит, видно, хворь-то.

Пётр. Пришла смерть моя.

Mатрёна. Что ж, Пётр Игнатьич, Божья воля, сообщили, особоруют, Бог даст; баба у тебя, слава Богу, умная, и похоронят и помянут, всё честь честью. И мой сыночек тоже, поколе что, по дому хлопотать будет.

Пётр. Приказать некому! Необстоятельна баба, глупостями занимается, ведь всё знаю я… знаю… Девка дурковата, да и млада. Дом собирал, а обдумать некому. Жаль тоже. (Хнычет.)

Матрёна. Что ж, коли деньги или что, приказать можно…

Пётр (к Анисье в сенцы). Пошла, что ль, Анютка-то?

Матрёна (в сторону). Ишь, вспомнил.

Анисья (из сеней). В ту же пору пошла. Иди в избу-то, что ль, я проведу.

Пётр. Дай посижу напоследях. Дух тяжкий там. Тяжко мне… Ох, сожгло сердце всё… Хоть бы смерть…

Mатрёна. Бог души не выпет, сама душа не выйдет. В смерти и животе Бог волен, Пётр Игнатьич. Тоже и смерти не угадаешь. Бывает, и поднимешься. Так-то вот у нас в деревне мужик совсем уж было помирал…

Пётр. Нет. Чую я, что нынче помру, чую. (Прислоняется и закрывает глаза.)

Явление тринадцатое

Те же и Анисья.

Анисья (входит). Ну что ж, пойдёшь али нет? Тебя не дождёшься. Петра? А Петра?

Матрёна (отходит и манит к себе пальцем Анисью). Ну что ж?

Анисья (сходит с крыльца к Матрёне). Нету.

Матрёна. Да ты всё ли обыскала? В полу-то?

Анисья. И там нету. Нешто в пуньке. Вчера туда лазил.

Матрёна. Ищи, пуще всего ищи. Как языком вылижи. А я примечаю – нынче и так помереть: ноготь синий, и на лицо земля пала. Самовар-то поспел, что ль?

Анисья. Закипать хочет.

Явление четырнадцатое

Те же и Никита (приходит с другой стороны, а если можно, приезжает на лошади к воротам; не видит Петра).

Никита (к матери). Здорово, матушка! Здоровы ли дома?

Матрёна. Слава Господу Богу, живём, пока хлеб жуём.

Hикита. Ну что, хозяин как?

Матрёна. Тише, вон он сидит. (Показывает на крыльцо.)

Никита. Так что же, пущай сидит. Мне чего?

Пётр (открывает глаза). Микита, а Микита, подь-ка сюда.

Никита подходит. Анисья шепчется с Матрёной.

Что рано приехал?

Никита. Допахал.

Пётр. За мостом полоску пахал?

Hикита. Туда далече ехать.

Пётр. Далече? Из дома дальше. За нарочным поедешь. Заодно бы.

Анисья, не показываясь, прислушивается.

Матрёна (подходит). Ах, сынок, что ж так хозяину не стараешься? Хозяин хворый, на тебя надеется, ты должен, как отцу родному, жилы вытягивай, а служи. Так я тебе приказывала.

Пётр. Так ты того, ох!.. картошки повытаскай, бабы… о!.. переберут.

Анисья (про себя). Как же, и пошла я. Опять от себя всех услать хочет; должно, на нём теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочет.

Пётр. А то, о-ох!.. сажать время придёт, а они попрели. Ох, мочи нет. (Поднимается.)

Mатрёна (вбегает на крыльцо, поддерживает Петра). Аль в избу свесть?

Пётр. Сведи. (Останавливается.) Микита!

Никита (сердито). Чего ещё?

Пётр. Не увижу тебя… Помру нынче… Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой… Словом и делом, согрешил когда… Всего было. Прости.

Никита. Что ж прощать, мы сами грешные.

Матрёна. Ах, сынок, – ты чувствуй.

Пётр. Прости, Христа ради. (Плачет.)

Никита (сопит). Бог простит, дядя Пётр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может, я виноватее перед тобою. (Плачет. Пётр, хныкая, уходит. Матрёна поддерживает его.)

Явление пятнадцатое

Никита и Анисья.

Анисья. О, головушка моя бедная! Неспроста он это. Задумал, видно, что. (Подходит к Никите.) Что ж ты сказывал, что деньги в полу, – нету там.

Никита (не отвечает, плачет). Я от него худого, окромя хорошего, ничего не видал. А я вот что сделал!

Анисья. Ну, буде. Деньги-то где?

Никита (сердито). А кто его знает. Ищи сама.

Анисья. Что больно жалостлив?

Никита. Жалко мне его. Как жалко его! Заплакал как! Э-эх!

Анисья. Вишь, жалость напала, есть кого жалеть! Он тебя собачил, собачил, и сейчас приказывал, чтоб согнать тебя со двора долой. Ты бы меня пожалел.

Hикита. Да что тебя жалеть-то?

Анисья. Помрёт, деньги скроет…

Никита. Небось не скроет…

Анисья. Ох, Никитушка! За сестрой ведь послал, ей отдать хочет. Беда наша, как нам жить будет, как он деньги отдаст. Ссунут они меня со двора! Уж ты бы похлопотал. Ты сказывал, в пуньку вечор лазял он?

Никита. Видел, он оттель идёт, а куда сунул, кто его знает.

Анисья. О, головушка, пойду там поищу.

Явление шестнадцатое

Те же и Mатрёна (выходит из избы, спускается к Анисье и Никите, шёпотом).

Матрёна. Никуда не ходи, деньги на нём, я ощупала, на гайтане они.

Анисья. О, головушка моя бедная!

Матрёна. Теперь сморгаешь, ищи тогда на орле – на правом крыле. Сестра придёт – и прощайся.

Анисья. И то придёт, отдаст ей. Как быть-то? О, головушка!

Матрёна. Как быть-то? А ты смотри сюда. Самовар-то вскипел, поди ты завари чайкю да налей ему (шёпотом), да из грамотки-то всю высыпь, да попои его. Выпьет чашку, тогда и тащи. Небось не расскажет.

Анисья. О, боязно!

Mатрёна. Ты это не толкуй, живо делай, а я сестру-то постерегу, коли что. Оплошки не давай. Тащи деньги да и неси сюда, а Микита схоронит.

Анисья. О, головушка! Как приступиться-то и… и…

Матрёна. Говорю, не толкуй; делай, как велю. Микита!

Никита. Чего?

Матрёна. Ты тут постой, посиди на завалинке, коли что, дело будет.

Никита (махая рукой). Уж эти бабы придумают. Окончательно завертят. Ну вас совсем! Пойти и то – картонки повытаскать.

Матрёна (останавливает его за руку). Говорю, постой.

Явление семнадцатое

Те же и Анютка (входит).

Анисья. Ну, что?

Анютка. Она у дочери на огороде была, сейчас придёт.

Анисья. Придёт она, что делать будем?

Матрёна (Анисье). Поспешь, делай, что велю.

Анисья. Уж сама не знаю – не знаю ничего, в уме сталось. Анютка! Иди, донюшка, к телятам, разбежались. Ох, не насмелюсь.

Mатрёна. Иди, что ль, самовар ушёл, я чай.

Анисья. Ох, головушка моя бедная! (Уходит.)

Явление восемнадцатое

Матрёна и Никита.

Матрёна (подходит к сыну). Так-то, сынок. (Садится рядом с ним на завалинку.) Дело твоё тоже обдумать надо, а не как-нибудь.

Никита. Да какое дело-то?

Матрёна. А то дело, как тебе на свете прожить.

Никита. Как на свете прожить? Люди живут, так и я.

Mатрёна. Старик-то, должно, нынче помрёт?

Никита. Помрёт, царство небесное. Мне-то что?

Матрёна (всё время говорит и поглядывает на крыльцо). Эх, сынок! Живой живое и думает. Тут, ягодка, тоже ума надо много. Ты как думаешь, я по твоему делу по всем местам толкалась, все ляжки измызгала, об тебе хлопотамши. А ты помни, тогда меня не забудь.

Никита. Да о чём хлопотала-то?

Матрёна. О деле о твоём, об судьбе об твоей. Загодя не похлопотать, ничего и не будет. Иван Мосеича знаешь? Я до него тоже притолчна. Зашла намедни. Я ему, ведашь, тоже дело одно управила. Посидела, к слову разговорились. Как, говорю, Иван Мосеич, рассудить дело одно. Примерно, говорю, мужик вдовый, взял, примерно, за себя другую жену и, примерно, только и детей, что дочь от той жены да от этой. Что, говорю, как помрёт мужик этот, можно ли, я говорю, войти на вдову эту в двор чужому мужику? Можно, я говорю, этому мужику дочерей замуж отдать и самому во дворе остаться? Можно, говорит, да только надо, говорит, старанья тут много. С деньгами, говорит, можно это дело оборудовать, а без денег, говорит, и соваться нечего.

Никита (смеётся). Да уж это что говорить, только подавай им деньги-то. Денежки всем нужны.

Mатрёна. Ну, ягодка, я и открылась ему во всех делах. Первым делом, говорит, надо твоему сыночку в ту деревню приписаться. На это денежки нужно, – стариков попоить. Они, значит, и руки приложат. Всё, говорит, надо с умом делать. Глянь-ка сюда (достаёт из платка бумагу). Вот и бумагу отписал, почитай-ка, ведь ты дошлый. (Никита читает, Матрёна слушает.)

Hикита. Бумага, известно, приговор значит. Тут мудрости большой нет.

Матрёна. А ты слухай, что Иван Мосеич приказывал. Пуще всего, говорит, тётка, смотри, чтоб денежки не упустить. Не ухватит, говорит, она деньги, не дадут ей на себя зятя принять. Деньги, говорит, всему делу голова. Так мотри. Дело, сынок, доходит.

Никита. Мне что? Деньги её, она и хлопочи.

Матрёна. Эка ты, сынок, судишь! Разве баба может обдумать? Если что и возьмёт она деньги, где ж ей обдумать, – бабье дело известно, а ты всё мужик. Ты, значит, можешь и спрятать и всё такое. У тебя всё-таки ума больше, коли чего коснётся.

Никита. Эх! женское ваше понятие несостоятельное совсем.

Матрёна. Как же необстоятельно! Ты заграбь денежки-то. Баба-то у тебя в руках будет. Если случаем и похрапывать начнёт или что, ей укороту можно сделать.

Никита. Ну вас совсем, пойду.

Явление девятнадцатое

Никита, Матрёна и Анисья (выбегает бледная из избы за угол к Матрёне).

Анисья. На нём и были. Вот они. (Показывает под фартуком.)

Mатрёна. Давай Микитке, он схоронит. Микитка, бери, схорони куда.

Hикита. Что ж, давай.

Анисья. О-ох, головушка, да уж я сама, что ли. (Идёт к воротам.)

Матрёна (хватает её за руку). Куда идёшь? Хватятся, вон сестра идёт, ему давай, он знает. Эка бестолковая!

Анисья (останавливается в нерешительности). О, головушка!

Hикита. Что ж, давай, что ль, суну куда.

Анисья. Куда сунешь-то?

Никита. Аль робеешь? (Смеётся.)

Явление двадцатое

Те же и Акулина (идёт с бельём).

Анисья. О-ох, головушка моя бедная! (Отдаёт деньги.) Микита, мотри.

Никита. Чего боишься-то? Туда запхаю, что и сам не найду. (Уходит.)

Явление двадцать первое

Матрёна, Анисья и Акулина.

Анисья (стоит в испуге). О-ох!.. Что как он…

Mатрёна. Что ж, помер?

Анисья. Да помер, никак. Я снимала, он и не почуял.

Mатрёна. Иди в избу-то, вон Акулина идёт.

Анисья. Что ж, я нагрешила, а он да что с деньгами…

Матрёна. Буде, иди в избу, вот и Марфа идёт.

Анисья. Ну, поверила я ему. Что-то будет. (Уходит.)

Явление двадцать второе

Марфа, Акулина, Матрёна.

Mapфа (идёт с одной, Акулина с другой стороны. К Акулине). Я бы даве пришла, да к дочери пошла. Ну, что старик-от? Аль помирать хочет?

Акулина (снимает бельё). А кто его знает. Я на речке была.

Mарфа (указывая на Матрёну). Это чья ж?

Матрёна. А из Зуева, Микиты мать я, из Зуева, родимая. Здравствуйте. Изныл, изныл сердечный, братец-то. Сам выходил. Пошли мне, говорит, сестрицу, потому, говорит… О! да уж не кончился ли?