Лейла Лаверна
Ружьё
Глава 3
Три часа дня. Слишком рано. Зачем я пришел сюда так рано? Теперь придется ждать здесь, в этом проклятом гараже. Пока она на работе…
С другой стороны, что мне было делать дома? Смотреть фильмы? Пересматривать фотографии счастливых дней? Думать о ней? Ну уж нет. Только не о ней. Только не сейчас. Надо подумать о чем-то еще.
Почему так тихо на улице? Начало дождя обещали еще два часа назад. Не могу посмотреть. Окон в гараже нет, а выходить слишком опасно. Но я не слышу дроби капель по жестяной крыше, так что даже с этим мне не повезло.
Тишина была лучшим другом моего отца, но не моим. Как только я оказываюсь окружен тишиной, я нервничаю. Как сейчас. Руки дрожат, дыхание сбивается и раздражающие биение сердца заполняет мысли, громом молота отдаваясь в черепной коробке. Я не выдерживаю. Это невозможно долго терпеть. Я уже мысленно вижу, как мои руки поднимают ружье и с силой кидают его в стену. Уничтожить ружье, а что потом? Спалить гараж и уйти? Уехать из города, куда-нибудь, где меня никто не знает. Оставить все свое нехитрое наследство супруге и начать жизнь заново?
Я думал и об этом варианте. Отличный, надо сказать, вариант. А если еще и не оставлять записку, а просто исчезнуть, то она будет мучиться еще долгие годы. Бояться каждого скрипа половицы, каждого звонка и даже теней деревьев в темную лунную ночь. Она потеряет покой. Нечистая совесть навсегда лишена покоя.
Страх поселится в ее душе. Сможет ли она быть счастливой, когда душу разъедает страх? Хотя… Она же женщина. И женщина непростая. Так что может и сможет. Все равно не узнаю. Даже если бы она и смогла жить без меня счастливо, то я не представляю свою жизнь без нее.
Дождя все еще нет. Мысли невыносимы. Не думать о ней, не думать о нем…
Не могу больше сидеть. Ноги затекают. Еще чуть-чуть и не смогу подняться тогда, когда это будет нужно. Придется походить. Мама часто любила говорить: «Иди подумай». Не посиди, не постой, всегда только «иди». Смотрела на беспорядок, устроенный мной в квартире, вздыхала и почти шептала: «Иди подумай». Именно благодаря этой волшебной формулировке я понимал, что сейчас лучше уйти из дома ненадолго.
Мама… Такая мягкая, спокойная, рассудительная и правильная. Я не могу вспомнить о ней ничего особенно яркого и выдающегося. Она всегда была рядом, даже когда работала, даже если уезжала отдыхать одна или лежала больная – я всегда чувствовал ее поддержку.
Мама любила гладить своей мягкой рукой мои светлые волосы, едва касаясь их. Каждый раз, когда я делал что-то правильно, приносил хорошие оценки или помогал с домашними делами, она гладила мои волосы, тихонько нашептывая одними губами: «Ты у меня такой молодец». Она могла повторять это несколько минут, не произнося больше ничего другого. В этот момент она уносилась мыслями куда-то далеко. Лицо ее озаряла грустная полуулыбка. Тайные мысли, неизвестные никому печали и прошлые радости – все сплеталось в этом выражении лица, вид которого наполнял сердце невыносимой грустью.
Она чахла на глазах. Маленькая, хрупкая женщина, на плечи которой свалилось немало забот и горя за время, когда ее супруг, Дымов Анатолий Владимирович, неожиданно осознал свое истинное предназначение. Может, поэтому она покинула меня так рано. Слишком рано. Мне кажется, она ждала только момента, когда я окончу университет и найду работу, чтобы навсегда покинуть меня. Ее грыз изнутри червь. Точно так же, как и меня. Различие только в том, что у каждого из нас он свой. Мой червь сомнения не сравнится с ее всепоглощающим червем печали.
Воспоминания о ней даются мне с трудом. Странно, ведь я искренне любил ее. Тяжелее всего вспоминать о том, кого любишь больше всего. Но воспоминания о ней неразрывно связаны у меня со школой.
Школа – место моего отдохновения. Место, куда я бежал с радостью. Не многие разделяли мои чувства. Неудивительно, ведь в своем классе я был одним из умнейших. С друзьями мне, правда, не очень везло. Да и с девушками…
Удивительно, девушки постоянно упоминают в характеристике идеального парня такие черты, как ум, рост, доброту. Ищут ли они на самом деле умного, высокого и доброго? Нет. Не ищут. Никогда не понимал, что именно они ищут, но меня они точно не искали, хотя я был умным, добрым и высоким. Вот он я! Подходите и берите! Так нет же… Меня они нередко использовали в качестве консультанта по вопросам учебы, особенно в области математики или как «понимающего друга».
Несмотря на некоторые подозрения, в то время я не понимал этого. Я был уверен, что нравлюсь девчонкам, просто они слишком стеснительны для откровенного признания. Как же они могут не сходить с ума по такому интеллектуалу!
Я не подвергался откровенной травли от одноклассников. Один раз постояв за себя перед главным хулиганом школы, я снискал его уважение, и никто больше не обижал меня. К слову, я был настолько тихим и спокойным, что меня часто и не замечали.
Воспоминание о той драке до сих пор преследуют меня во сне.
Он был моим одноклассником. Его звали Руслан. Крупный боров с улыбкой обделенного умом на лице. Оценки его, состоящие из колов, двоек и троек, танцевали хоровод, перескакивая с одной страницы дневника на другую. Но он был достаточно харизматичен, чтобы собрать вокруг себя верных прихвостней.
Издевки, травля, запугивание – все умники, умницы и вообще все младшеклассники разбегались, едва он переступал порог элитной гимназии.
Резонный вопрос мог бы звучать так: «Как же он попал в стены ЭЛИТНОЙ ГИМНАЗИИ?». И все разумные люди, естественно, знали ответ на этот вопрос. Даже дети знали. Где же еще мог учиться ребенок мэра?
Никто даже в самых смелых мечтах не мог представить, что этому борову можно дать отпор. Даже взрослые опасались вступать с ним в спор. Характер у Руслана, как и у его отца, был отвратительным. Оба вспыльчивые, нетерпимые, жестокие. Никто не рискнул бы пойти против них, кроме моей бабушки.
Ни одного художественного средства выразительности не хватит, чтобы описать эту необыкновенную женщину. Даже если бы у меня получилось сплести из всех доступных в русском языке слов необычайно тонкую и изящную паутину, она бы все равно не покрыла всей сущности моей бабушки.
В ней соединилось множество черт характера, иногда полностью несовместимых, но они находились в такой гармонии друг с другом, что у вас бы ни на секунду не возникло сомнений в том, что она делает все из самых лучших побуждений.
– Чего это ты шастаешь тут с кислой миной? – спросила она меня однажды, едва я вошел на кухню.
Никогда не понимал, как в этой маленькой кухоньке, где даже овчарка с трудом бы развернулась, чтобы увидеть свой хвост, крупная высокая женщина с легкостью бабочки порхала, с утра до ночи готовя обеды, завтраки и ужины на семью из трех человек, убирая и бесконечно намывая посуду. Я посмотрел на нее исподлобья, не имея ни малейшего желания делиться своими школьными проблемами.
Борисова Надежда Геннадьевна – основа нашей семьи. Без нее наша с мамой жизнь превратилась бы в испытание. Для нас Надежда стала настоящей НАДЕЖДОЙ. Она взвалила на себя бытовые и финансовые вопросы, а также наши психологические проблемы.
– Так чего? – снова спросила она.
– Ничего, – ответил я, изо всех сил мешая ложкой чай.
Чай выплескивался. Фарфор гремел, вопя о помощи. Бабушка подошла и дала мне легкого подзатыльника.
– Чего чашку мучишь? Если злишься на кого, так его и избивай. А чашка тебе ну ничегошеньки плохого не сделала, за это могу ручаться. Я на нее весь день смотрела, и она отсюда никуда не отлучалась.
Я прыснул от смеха. Меня всегда поражал контраст того, как легко она находила грань между добром и злом. Ей было жалко чашку, при том, что она только что предложила мне избить другого человека.
– Не могу я его избить… – нахмурился вдруг я.
– Это еще почему? Он что, медный, что ль?
– Почему медный? – опешил я.
– Ну так если ж он медный, то понятно, что его избивать себе дороже, а если живой человек, то нужно и за себя уметь постоять. Тем более тебе. Ты ж мужчина. Что ты будешь делать, если у тебя барышня появится и кто-то к ней приставать начнет? Кружку пойдешь ложкой молотить?
Я задумался. Она была права, но в случае с Русланом я бы предпочел избивать памятник.
– Ты не понимаешь, бабушка… Он – сын мэра. Не мне с ним тягаться.
– А почему бы не тебе? Возьми, да и книгой его огрей. А потом скажи, что знания дают силу. Вот умора-то будет.
И бабушка захохотала. Ее громкий искренний смех заразил меня. Ее невозможно было не любить. С этим утверждением согласились бы все ее многочисленные знакомые, коих даже в нашем подъезде было не меньше сотни.
Нахохотавшись, она шумно выдохнула воздух и развернулась к плите. Это означало только одно – конец разговора. Бабушка вернулась в свой мир. Когда она готовила, отвлекать ее было нельзя. Говорить с ней можно было только в том случае, если она заговорит сама. Иначе ждало неминуемое изгнание из кухни с громом преследующих по пятам шутливых ругательств.
Я думал о бабушкином совете всю ночь. Мысли разбежались по разным углам, как противники на ринге. Только ринг был не квадратной формы, а многоугольной, и противники наступали со всех сторон сразу, смешиваясь в неистовой драке. Я наблюдал за этой дракой с интересом и отвращением. Из общей массы попеременно выглядывала то чья-то рука, то нога, то окровавленный нос. В этом бою не было победителей и проигравших.
Из-за бессонной ночи я пришел в школу уставшим и злым. Руслан, увидя мое лицо, решил, почему-то, что у меня проблемы дома. Не помню, что именно он говорил мне. Это все не имело значения. Что могут хулиганы говорить в таких случаях? Наверняка, ничего умного или хотя бы необычного он придумать не смог. Его прихвостни мерзко гоготали сзади. Гиены, желающие угодить своему повелителю. Я больше не мог выдерживать. Не мог терпеть его перекошенное тупой улыбкой лицо. Это было выше моих сил. Я поднял книгу и врезал ему по щеке.
Он покачнулся и ошалело заморгал.
– Ты чего это? Офонарел? – заревел он.
– Знание – сила, видал? – как можно грубее сказал я и ушел в кабинет.
Честно сказать, боялся я как никогда в жизни. Сердце выпрыгивало, книга выскальзывала из потных рук, а колени дрожали. До кабинета нужно было сделать всего десять шагов. Самых тяжелых и долгих шагов в моей жизни.
Больше всего я боялся коленей. Мне все казалось, что если предательское колено решит все же вывернуться именно в тот момент, когда я буду на полпути, то я просто упаду на колени и разрыдаюсь. Нельзя было допустить этого. Ни в коем случае. Только не теперь.
Со мной ничего не случилось. Более того, Руслан больше никогда не задирал меня. Он вообще игнорировал мое существование. Я исчез из его мира. Хотя бы как жертва. Меня это устраивало.
И в тот переломный момент своей жизни я понял: иногда нужно уметь дать отпор. Даже если страшно или не уверен в результате – отступать не стоит.
К счастью, это знание в жизни пригодилось мне до этого момента всего только раз. В драке с Русланом. К сожалению, пора заново вспомнить, какого это, давать отпор. Смогу ли я и в этот раз сделать все достойно? Не изменят ли мне колени сейчас, когда мне уже не одиннадцать, а тридцать пять? Скоро узнаю. Осталось всего… Всего-то четыре часа.
Глава 4
Я погибла. Безвозвратно погибла. Я поняла это сразу, как только увидела его.
Меня погубили его бездонные голубые глаза за прямоугольными стеклами очков. Его очки – магический артефакт, то появляющийся, то исчезающий в зависимости от того, нужно ли ему что-то рассмотреть. Забавно, что теперь он носит их постоянно.
И почему именно он? Почему бы мне не влюбиться в кого-нибудь другого? Как же это пошло… Не думала, что именно мне предстоит стать такой пошлой и вульгарной женщиной! За все свои двадцать лет жизни я совершала немало ошибок, но эта стала фатальной.
Подумать только, влюбиться с первого взгляда! Что может быть глупее? Как во второсортных любовных романах. Неужели же я, умная, образованная и красивая могла влюбиться в какого-то… Да и что можно в нем найти? Ничего выдающегося…
Начну по порядку, пожалуй. Я не могу больше терпеть, не могу больше держать все в себе. Подруг у меня немного, с родителями отношения тоже не ахти, так что мне пришлось завести дневник. Зачем? Ну… Себе я могу признаться, конечно. Я больше не могу сдерживать переполняющие меня чувства и эмоции. Это сильнее меня. Это…
Нет, это не тот порядок. Мне же нужен порядок… Можно ли привести в порядок чувства? Да, наверное. А если эти чувства сжигают все, на своем пути? Когда тщательно контролируемый огонь уже выбрался за пределы кострища и теперь пожирает деревья в диком лесу…
Сосредоточиться. Никак не могу сосредоточиться. Начинаю писать эти дневники уже раз… Какой это может быть раз? Наверное, двадцатый, а может уже и пятидесятый.
Я начинала писать такие дневники каждый раз после встречи с ним. Или когда меня с головой заполняла любовь и воспоминания о крупицах его внимания к моей персоне. И каждый раз неизменно уничтожала через неделю или две. Думаю, эту красивую тетрадку постигнет участь всех ее многочисленных сестер – она будет сожжена.
Я напишу в нее все мысли, все свои чувства, быть может, добавлю щепотку романтики, любви или, может, чего-нибудь куда пикантнее… Посмотрим.
Пока что это мой «секретный дневничок». Подобие подружки, которая никогда не предаст, не поругает и не осудит. Так что начну с самого начала. Таиться от бумаги не имеет смысла – ей все равно.
Если кто-нибудь поинтересуется содержимым этой тетрадки, то всегда можно загадочно улыбнуться и сказать, что делаю наброски для романа. Сейчас пишет каждая вторая, так что ничего подозрительного ни по форме, ни даже по содержанию.
Так вот. Пора уже начать. С самой первой встречи. С событий десятилетней давности.
Мы с парнем в то время жили вместе в его квартире в другом городе уже несколько месяцев, когда он все же решил познакомить меня со своими друзьями. Это заявление буквально сбило меня с ног. Ни одно знакомство с родителями, даже полностью вышедшее из-под контроля, никогда не сравниться по уровню неловкости со знакомством с друзьями. Они к тому же все были старше меня на пять лет.
– Мы договорились сегодня встретиться все вместе, – сказал он мне, возвращаясь из магазина с молоком и печеньем. – Познакомишься с ними, посидим, выпьем…
Суббота, час дня. Парень выходит в магазин и… И тут такое!
Ярость охватила меня. Даже кончики моих длинных рыжих волос, волнами спадающих на плечи, затопорщились от возмущения. Да как он мог сказать мне об этом в тот же день!
Мое раздражение нашло выход в пинании небьющихся вещей, криках бешеной чайки на всю квартиру, причитаниях о скудности гардероба и в непосредственных сборах. Идеально подготовиться я все равно уже не успевала, так что оставалось надеяться на благосклонность судей. Меня оправдывало отсутствие возможности подготовиться тщательнее.
Тепло июньского дня уже плавно переткало в освежающую прохладу вечера, когда мы встретились рядом с кафе. Двое взрослых людей стояли и ждали нас. Мужчина и женщина – муж и жена.
Глядя на них, я поняла, что с судьями мне максимально не повезло. Но поняла и другое: почему они друзья моего парня. Мой парень и его друг казались мне такими похожими, что иногда я забывала, что они не братья, а просто случайные люди, сведенные вместе счастливой звездой в созвездии Козерога. Или Водолея. Не важно.
Я сидела в кафе, глупо улыбаясь и теряясь в словах. Они болтали друг с другом, обсуждали неизвестных мне людей, вспоминая прошлое, в котором меня не было. Нестерпимо хотелось уйти. Уже тогда мне стало понятно, что мне здесь не место. В их взрослом, адекватном и умеренном мире я была лишней.
Они заказали огромный сет роллов. Я не любила роллы, но ничего не сказала. Зачем подливать масло в огонь? И так было ясно, что я здесь чужая.
Не придумав ничего лучше, я занималась изучением интерьера кафе. Из разрозненных пазлов разнообразных украшений никак не собиралось одного стиля. Японские блюда в меню, некогда белые пожелтевшие скатерти, тихая классическая музыка, пейзажи в золоченых рамах и запах зажаренного масла – весь этот винегрет оставлял странное послевкусие, как от вина, в которое добавили уксус. Хотелось скривиться.
Но тут пришел он. Последний из компании, кто не пал перед чарами женского колдовства, предпочитая соблазнять женщин. Этакий Казанова. Он был ближайшим другом моего парня, поэтому я слышала о нем много рассказов разного толка. Но, увидев его самого, я поняла, почему по его следам шагала слава похитителя женских сердец.
Был ли он красив? Нет, определенно нет. Я бы сказала: «на любительниц». В нем не было абсолютно ничего от того образа идеального мужчины, при виде которого в кино или на обложке журнала, у женщин выступали слюни. Он напоминал мне бандита из девяностых. Коренастый, невысокого роста. Даже одежда у него осталась еще с тех времен.
Что же тогда нравилось в нем женщинам? Я сидела и размышляла об этом весь вечер.
Улыбка? Вряд ли… Улыбка как улыбка. Чувство юмора? Его чувство юмора было настолько специфичным, что попади он придворным шутом в Средневековье к королю, то у него были бы все шансы окончить свой век в любви, славе, почете и при деньгах. Но если бы ему не повезло, и он попал бы в услужение к королеве, то его, скорее всего, тут же четвертовали. Или отрезали бы ему язык и оставили как мальчика для битья.
Наверняка я казалась собравшимся дурочкой. Мне не о чем было поговорить с ними, да и не было никакого желания даже просто пытаться. Я скучала и про себя торопила время, продолжая взвешивать в уме все достоинства и недостатки этого загадочного обольстителя.
Я чувствовала его харизму. От него веяло чем-то животным, чем-то… Неуловимым и чувственным. Глядя на него, я понимала, почему он привлекает женщин. Он ничего не делал для этого. Ему было достаточно просто быть собой.
Ужин был окончен. Мы впятером пошли гулять по городу. Хватит ли мне слов, чтобы описать эту прогулку? О нет… Жаль, что я не родилась писателем, чтобы воздать должное той восхитительной ночи, но я все же попробую.
На темном небе мерцали яркие звезды. Окутанный тишиной город уже готовился погрузиться в глубокий сон, освещенных окон становилось все меньше, машины на дорогах встречались редко.
Все ночные гуляки сейчас веселились на набережной. С наступлением темноты город засыпал – просыпалась молодежь и стекалась со всех районов на набережную, чтобы там распределиться по небольшим группкам, гудящим, шумящим, пьющим и ругающимся друг с другом иногда до самого рассвета. Такое уж оно, лето молодых.
А в городе в это время слышался цокот моих каблучков, редкие смешки и интересные истории, нескончаемым потоком льющиеся из уст двух людей из компании.
Я бы не хотела называть их настоящие имена. Это было бы неправильно. Я назову мужа с женой Тимофей и Дарья. А коварный обольститель будет носить имя… Артем. Ну а парня моего будут звать Никитой. Мое имя в моем дневнике ни к чему.
Так вот. Дарья и Артем были просто созданы по образу и подобию друг друга. Когда я смотрела на них, то видела либо брата и сестру, либо готовую пару. Я вполне могла представить их парой. Это была бы чудесная пара – двое, что могут говорить о себе любимом целый вечер. Вот уж талант…
Но мне, если честно, они нравились. У каждого из этой троицы был свой шарм. Тимофей напоминал мне моего парня – тихий и скромный молчун, довольствующийся ролью слушателя. Дарья – открытая и готовая поделиться всем, что думает и чувствует. Артем – с нескончаемыми историями о своих знакомых, о себе самом и забавных случаях, которые он сам вспомнить не мог, но ему их рассказывали.
А такие тоже были. Нет смысла скрывать – он никогда не был против выпить. Я знала это еще до того, как познакомилась с ним. И вот как, скажите на милость, возможно влюбиться в такого человека? Особенно когда рядом с тобой верный, добрый, умный и преданный парень? Но я все шла рядом с бабником и алкоголиком, одетым в одежду девяностых годов, и жадно ловила каждое его слово, каждую дурацкую историю и каждое движение. Я жадно вдыхала сигаретный дым, хотя сама никогда не курила.
Это было непросто. Чтобы не пялиться на него, мне приходилось смотреть исподтишка, едва касаться взглядом его лица. Но даже так это оказалось губительным. Я поняла это, когда мы вернулись в квартиру. Никита расспрашивал меня обо всем: о вечере, о впечатлениях о друзьях, о еде, о прогулке. Я видела, что ему искренне хочется, чтобы мне все понравилось. Он был чудесен. Такой милый в своем переживании. Как я могла сказать ему, что этот вечер навсегда поселил в моем сердце и в моей душе разлад? Я не могла ранить его чувства.
Я сказала только хорошее. А оно было, несомненно. Еда оказалась не такой уж ужасной, как можно было заключить из первого впечатления о месте. Дарья с Тимофеем мне понравились. Они такие милые, что я могла бы встречаться с ними постоянно. Мне нравилась молчаливость Тимофея и разговорчивость Дарьи. Они создавали гармонию. Глядя на них, моя душа успокаивалась и улыбалась: есть еще справедливость в этом мире. И эта справедливость выразилась в слиянии людей, предназначенных друг другу судьбой.
Только про Артема я не смогла сказать ничего хорошего. Я сказала самое плохое, чтобы случайно не выдать моих чувств. Никита остался доволен. Думаю, он подсознательно боялся моей встречи с Артемом. Больше всего боялся. Но теперь он был спокоен. Он, но не я.
Я лежала на кровати, укрывшись до подбородка пододеяльником, и мысли мои крутились только вокруг него. Я пыталась уснуть. Считала овечек, думала о хорошем, даже расслаблялась под убаюкивающие звуки медитаций, но все было зря. Пока мой парень храпел так, что сотрясались стены нашей обители, я не могла забыть о другом.
Решение пришло только под утро, когда небо начало сереть, предвещая скорый рассвет. Я так устала, что глаза сами собой закрылись. Можно было продолжать бодрствовать и дальше, но принятое мной во время этой душной и ужасно долгой ночи решение вселило в мой разум долгожданный покой. А решение это было таким – уехать. Я должна была срочно уехать, как можно дальше от него, чтобы наши встречи, даже случайные, были абсолютно невозможны.
Я знала себя слишком хорошо, чтобы доверять себе. Оставалось только убедить своего парня в том, что это необходимо. Благо это было не так уж сложно, так как говорила я от чистого сердца – мне действительно необходимо было уехать. Чем дальше, тем лучше. Время и расстояние являются одними из лучших целителей израненной души. Моя же душа нуждалась в этом как никто другой, после встречи с ним…