Лейтенант Дегре
Проклятие фараонов
These with a thousand small deliberations
Protract the profit of their chilled delirium,
Excite the membrane, when the sense has cooled,
With pungent sauces, multiply variety
In a wilderness of mirrors. What will the spider do
Suspend its operations, will the weevil
Delay?
Gerontion by T. S. Eliot
Они прибегают к тысяче мелких уловок,
Чтобы продлить охладелый бред свой,
Они будоражат остывшее чувство
Пряностями, умножают многообразие
В пустыне зеркал. Разве паук перестанет
Плести паутину? Может ли долгоносик
Не причинять вреда?
Gerontion Томас Стернз Элиот
Пролог
Фигаро. А, боже мой, наши сочинители комических опер в такие тонкости не входят!
Бомарше «Севильский цирюльник»
Фигаро. Так, так, а если к этому еще аккомпанемент, то мы тогда посмотрим, господа завистники, правда ли, будто я сам не понимаю, что пишу…
Там же
«Он убрал браунинг, сел в кресло напротив и повел разговор:
– Мистер Батлер, я не служу в Скотланд Ярде и приехал сюда только как частное лицо. Но, несмотря на это, в действительности сейчас я представляю секретную службу Его Величества. И вам придется мне всё рассказать. Меня не интересуют ваши сомнительные финансовые и торговые операции или научные подвиги. Точнее говоря, интересуют, но ровно в той мере, в какой они связаны с убийством графа.
– С чего вы вообще решили, что это было убийство, мистер Джонсон?
– Я провел собственное расследование и теперь убежден, что это было убийство. Я убежден, что причины нужно искать в египетском предприятии графа, управляющим которого были вы, мистер Батлер. Я обещаю сохранить в секрете ваши признания при двух условиях. Первое, если вы лично никак не связаны с этим убийством. Второе, вы будете со мной полностью откровенны. Полностью! Со своей стороны, я могу вам обещать, что воспользуюсь полученными от вас сведениями исключительно в интересах расследования убийства и не стану причинять вред вашим коммерческим интересам.
– Вы даете мне в том слово джентльмена?
– Увы, я не могу дать вам слово джентльмена. Я всего лишь тиджи. Но, если я даю мое слово, я его держу.
– Я не убийца. Вы мне верите?
– Я поверю, если вы представите мне к тому достаточные основания.
– На самом деле я очень любил этого чудака и привязался к нему. Можно было бы сказать, что мы стали друзьями, если бы вообще была возможна дружба между графом и простым обыкновенным человеком. Да, мы недавно поссорились, он даже просил у меня прощения. Сам граф! В сущности, он был очень одинок и нуждался во мне… Так что вы хотите узнать от меня?
– Всё! В чем состояла деятельность вашего с графом предприятия? Как это связано с политикой? Какие обязательства и перед кем именно граф брал на себя? В чем была причина вашей последней ссоры с графом? За что его убили? Какова во всём этом роль молодой леди и графини? Что так настойчиво пытается скрыть мистер Лукас? Какие предметы интересовали убийцу? И, наконец, самое главное: кто убийца?
– Я не знаю, кто убийца. И я не знаю всего. Хорошо, я расскажу вам о нашем предприятии с полной откровенностью, а вы сами делайте свои выводы. Я полагаю, что мой рассказ снимет с меня все подозрения в причастности к убийству. Но потом обещайте забыть о моих признаниях, потому что кроме моих маленьких интересов тут завязаны интересы очень многих сильных мира сего. Слушайте…»
***
Редактор откинул на заваленный бумагами стол пачку растрепанных листов со смазанным местами машинописным текстом, отрывок из которой только что читал. Потом пожевал бескровными губами, снял кругленькие очки и печально воззрился на Грегсона:
– Да, я прочитал вашу рукопись и отразил свое мнение о ней в своей рецензии. Лично мне это чтение было весьма любопытно и занятно, но мы этого печатать не будем!
– Почему? – Грегсон спросил внешне спокойным тоном, хотя внутри у него все заклокотало от гнева.
– Я же вам только что зачитывал для примера отрывок из вашей книжки, мистер Грегсон, – редактор со страдальческой миной на лице провел рукой по отвергнутой рукописи, – я думал, вы сами все поймете. Неужели вам до сих пор не ясно?
– Признаюсь, нет, не ясно! – Грегсон по-прежнему был внешне спокоен, но сердце внутри бешено заколотилось. Редактор откинулся на спинку стула, взял со стола свою трубку, не спеша раскурил ее и пустил в потолок струйку табачного дыма:
– Это никуда не годится! Вы пока никакой не писатель, мистер Грегсон. Вам еще учиться и учиться. Сейчас я не вижу этого вашего Батлера. Дайте мне яркий художественный образ! Тогда я в него, может быть, поверю.
– Что именно вас не устраивает в моей книге?
– Обычно мы не снисходим до объяснений авторам, – выдавил из себя кривую улыбку редактор, – но только из уважения к вашему военному прошлому, я попытаюсь донести до вас наши резоны.
Губы Грегсона чуть скривились в ответной улыбке:
– Я буду вам очень признателен за разъяснения.
Редактор удовлетворенно кивнул, снова окутался клубом сизого дыма и произнес:
– У вас в книжке почти одни сплошные диалоги! Так у нас не принято. Вопреки негласным правилам вы даже начали сразу с диалога!
– Но Платон тоже писал в форме диалога, – возразил Грегсон, – диалог позволяет гораздо лучше выявить противоречия, чем простое повествование…
– Во-первых, вы не Платон, – строго поднял палец редактор, – будьте немного скромнее! А, во-вторых, Платона сейчас читают лишь несколько книжных червей, а нам нужен тираж!
Грегсон раскрыл блокнот, сделал в нем пометку карандашом и снова поднял глаза на редактора:
– А кроме формы диалога у вас есть другие возражения?
Редактор, тоскливо глядя в потолок, снова выпустил кольцо дыма:
– Сухо. Безжизненно. У вас совсем нет эпитетов. Одни существительные и глаголы: «он сказал, они встретились, она передала, он выстрелил».
– Мне казалось, что так повествование станет динамичнее и захватит внимание… Это же детектив!
– Вы ошибаетесь! – поднял палец редактор. – Это роман, а не газетный репортаж. Он предполагает определенный художественный уровень. Владение пером. Умение рисовать словом картину. Описание природы, личные переживания персонажей, чувства… Красивые сравнения, эпитеты, тропы…
– Вы думаете, все это надо читателю? – усмехнулся Грегсон. – Какому читателю нужны описания природы и прочая словесная шелуха?
– Это ему не нужно, – кивнул редактор, – но он к этому привык. Он почувствует себя обделенным, если не уловит разницы в художественном уровне между собой и писателем. И вы как писатель потеряете для него всякий авторитет, шарм таинственности, который окружает любого художника и отделяет его от толпы профанов. Да, читатель хочет читать детектив и полицейскую историю, да, он предпочтет «Ника Картера и убийц с бульвара Мичиган» многим великим романам прошлого – Диккенсу, Флоберу и Толстому. Но даже историю про Ника Картера он хочет читать непременно в стилистике Диккенса, Флобера или Толстого. Наш читатель – сноб, даже если он сам не всегда это осознает.
Грегсон сделал пометку в блокноте и, не отрывая глаз от своего листка, кивнул:
– Еще какие замечания?
Редактор, казалось, был доволен: его редко слушали столь внимательно.
– Не надо называть главного героя только одним именем в тексте. Это вызывает раздражение. Потом, зачем столько цифр, дат и технических подробностей? Они отвлекают от художественных образов…
– Продолжайте, пожалуйста, – Грегсон кивнул, быстро сделав в блокноте очередную пометку.
– Добавьте шуток. Читателю хочется расслабится.
Кивок, запись в блокноте, внимательный ожидающий взгляд.
Пожалуй, столь благодарный слушатель заслуживает некоторого поощрения. После очередного клуба дыма, редактор великодушно решил окропить расстроенного неудачей автора утешительной порцией похвалы:
– У вас есть и положительные моменты. Например, лорд и граф – это очень хорошо! Простой читатель обожает книги про высшее общество. Он его совершенно не знает и поэтому безумно любит. И не надо рассеивать его заблуждения и легенды! Аристократия – это наша священная корова! Читатель хочет к ней принадлежать и – хотя бы мысленно – во время чтения принадлежит! Здесь вы на правильном пути.
Грегсон сделал очередную пометку и поднял голову в ожидании:
– Дальше?
– Писать книгу с эпиграфами в наше время – это весьма претенциозно. Удалите их!
Запись в блокноте, кивок о готовности внимать вековой мудрости.
Пожалуй, хватит поощрений! Редактор сделался серьезным:
– Но, пожалуйста, не нужно упоминания гомосексуализма! Даже среди аристократов. Это вызовет отвращение значительной части читателей.
Грегсон, сделав очередную запись, кивнул, приглашая продолжать критику. Очередной клуб дыма в потолок.
– Специальная терминология. Например, читатель не знает и путается в догадках, кто такой тиджи?
– «Тиджи» означает «временный джентльмен», то есть, человек, по рождению не принадлежащий к аристократии и получивший офицерский чин во время войны в силу чрезвычайных обстоятельств, – терпеливо пояснил Грегсон.
– Но средний неподготовленный читатель совершенно не обязан этого знать! Это относится также и к сведениям про другие страны или фактам науки. Мы не энциклопедия и не можем позволить себе выпускать комментированное издание. Читатель не любит отвлекаться на сноски, не станет самостоятельно выяснять факты и термины, в конце концов запутается и будет злиться. А на кого он будет злиться? Разумеется, на автора!
– Дальше? – кивнул Грегсон, не отрывая карандаша от блокнота.
– Я похвалил вас за аристократов. Но послушайте еще доброго совета: не надо никаких евреев! Ни в коем случае!
Грегсон оторвался от своих записей и с удивлением уставился на редактора:
– Я слыхал мнение, что в детективе не должно быть китайцев, но…
– Евреи еще хуже китайцев, – махнул рукой редактор, – уж поверьте. Книгу с евреями у вас ни одна приличная редакция не возьмет, если только это не древние евреи.
– Вы до такой степени не выносите евреев? – губы Грегсона дрогнули в едва уловимой улыбке.
– Я их просто обожаю, – тяжело вздохнул редактор, – но с нас достаточно и одного Шейлока. Второй нам не нужен. Вы же не Шекспир? Имейте в виду, второго Шекспира у нас тоже не потерпят! Это место уже занято!
Пометка в блокноте, кивок:
– Дальше?
– Наказание, Грегсон! – редактор поднял указующий перст и потряс им в воздухе. – Если есть преступление, то должно быть и наказание! Это железное правило детектива, вытекающее из золотого правила этики!
– Мне кажется, для детектива будет вполне достаточно раскрытия преступления, а наказание вполне можно оставить за рамками повествования…
– Тогда читатель почувствует себя неудовлетворенным. Людям хочется прижизненного торжества справедливости и скорого воздаяния за грехи злодеям. Для этого, собственно, и читаются, и покупаются, и, соответственно, пишутся детективы. Наказание должно подразумеваться в финале.
Пометка в блокноте, кивок:
– Дальше?
– Запомните: первая глава должна быть убойной. Если читателю она не понравится, он не будет читать дальше. А в вашем романе она какая-то вялая… Особенно важны первые три абзаца первой главы.
Пометка в блокноте, кивок.
– Еще что-нибудь?
Редактору вдруг почудилось, что Грегсон играет официанта, принимающего заказ в ресторане. На мгновение показалось, что услужливый автор сейчас покинет кабинет, чтобы тут же через минуту вернуться с новым романом, приготовленным на сей раз в полном соответствии со вкусами и предпочтениями клиента: с кровью или прожаренным. Нет, раз детектив, то все-таки определенно – с кровью! Но не слишком ли дешево отдает новичку умудренный редактор столь драгоценный опыт? Пожалуй, хватит. Пусть сначала оценит сделанное ему благодеяние!
– Можно продолжать ещё очень и очень долго, но остановимся пока на этом.
Грегсон кивнул и засунул блокнот в карман.
– Теперь вот что. Я не буду делать убойной первую главу. В повествовании должна быть определенная логика, пусть даже тупицам она недоступна.
Как такое может быть? Пускай сегодня не завезли свежую спаржу, но где же показное горе раболепного официанта по этому поводу?
– Обычный читатель редко владеет даже простой логикой, – покачал головой редактор и отложил свою трубку. – Ему от вас нужны сильные чувства и яркие образы, а вовсе не логика!
Грегсон стремительно встал и быстрым движением подхватил со стола свою рукопись:
– А у меня будет логика! А также непременно будут долгие диалоги, научные факты и даже евреи!
– Жаль, – развел руками редактор, – тогда мы вас никогда не напечатаем!
– Пусть так. Зато я сумею рассказать занимательную и весьма поучительную историю, которую по вашим лекалам делать не стоит. А вы в занимательных историях, похоже, понимаете, как свинья в апельсинах! Хорошего дня, сэр!
Грегсон коротко кивнул и направился к выходу. Уже в дверях он обернулся и сказал:
– Я только что добавил шутку, как вы и просили.
Дверь за ним захлопнулась с грохотом. Редактор вздрогнул, да так и остался сидеть в задумчивости. Потом покачал головой, тяжело вздохнул, нацепил очки и, взяв со стола новую пачку машинописных листов со смазанным шрифтом, принялся за очередную внутреннюю рецензию.
Майор
Фигаро. Чем труднее добиться успеха, ваше сиятельство, тем решительнее надо приниматься за дело.
Бомарше «Севильский цирюльник»
Майор Уилкинсон подошел к стене и оторвал вчерашний листок календаря: сегодня двенадцатое число, четверг. Следовательно, завтра будет пятница тринадцатое, а важные дела в такой день лучше не начинать! Значит, начинать нужно сегодня и немедленно!
Сегодняшний листок напоминал, что ровно сто сорок один год назад адмирал Родни разбил лягушатников у Всех Святых. Славные, должно быть, были времена, славные! А ещё сегодня годовщина «Юнион Джека» – тоже весьма знаменательный день! Можно сказать, что триста семнадцать лет назад Британия сделала первый шажок к тому, чтобы стать империей. Ныне это Империя, над которой не заходит солнце. Или все-таки уже заходит? Это зависит только от неустанных трудов служителей Империи. Чтобы солнце над Империей не заходило, как самому майору, так и всем его сотрудникам, и сослуживцам нужно, как фермерам из сказки, упрямо сидеть на высокой крыше и неустанно, изо всех сил вилами удерживать это проклятое палящее солнце в небе над горизонтом. Безумно тяжело удерживать Империю от заката, но кто-то же должен делать эту работу… Вокруг важного дела порхает туча бездельников, а настоящих помощников чертовски мало! Да еще душит проклятая бюрократия… Майор расстегнул тесный воротник френча и помассировал шею. Подошел к окну и поднял раму. В кабинет хлынул прохладный апрельский воздух с легким запахом городской дымной гари. Слышался отдаленный пасхальный колокольный звон, грохот и веселые звонки трамваев, кряканье автомобильных клаксонов. Весело чирикали беспечные воробьи, которым не нужно заботиться о судьбах империй. Майор остро ощутил свежесть внешнего мира по контрасту с пыльной затхлостью своего кабинета. Позади распахнулась дверь, и послышался знакомый голос:
– Разрешите войти, саед-миджар?
Майор обернулся. На пороге кабинета возник лукаво улыбающийся молодой мужчина, лет двадцати семи, высокий – около шести с половиной футов росту, с голубыми глазами, соломенными волосами и пшеничного цвета усами. Одет в дорогой твидовый клетчатый костюм, на ногах – светло-коричневые ботинки с гетрами.
– Ну наконец-то, Грегсон! – майор живо зашагал навстречу и обменялся с гостем крепким рукопожатием. – Чертовски рад снова вас видеть у себя, лейтенант! Давно, давно не виделись!
– Сабах эль кхайр, саед-миджар, – Грегсон поклонился, приложив правую руку к сердцу и широко улыбнулся. – Давно не виделись. Как обстоят дела на фронтах Империи?
– Империя снова отчаянно нуждается в вас, Грегсон. Садитесь. Давайте сразу к делу, – майор застегнул воротничок френча. – Но сперва расскажите, как вы устроились после того, как уволились со службы?
Они вдвоем расположились рядом у крытого протертым зеленым сукном стола, заваленного книгами и бумагами. Гость уселся нога на ногу и не спеша ответил:
– По-разному, саед-миджар. Работал в разных конторах. Скука там смертная, особенно после наших с вами подвигов! Но в конце концов мне повезло: меня пригласили на службу в одно детективное агентство. Там мои дела пошли в гору: сейчас же все вокруг как помешались на Шерлоке Холмсе. Думаю, мне уже пора открыть свою частную детективную фирму «Грегсон и Лестрейд». Пока, правда, никакого Лестрейда у меня нет и в помине, да и не предвидится, но зато Грегсон сам готов пахать один за двоих и, надеюсь, он справится.
– Это хорошо, – улыбнулся Уилкинсон, – потому что я как раз хочу предложить вам одно дело. А выделенных мне фондов никак не хватит, чтобы разделить их еще и на Лестрейда. Но, если вы достигните успеха, это будет неплохой старт для собственной конторы.
– А зачем вам именно я, майор? – прищурился гость.
– Не кокетничайте, Грегсон!
– У вас не хватает своих подчиненных?
Майор тяжело вздохнул:
– Это чертовски больной вопрос, лейтенант. После войны нам сильно урезали штаты. Кто-то из умников там решил, что раз война победоносно закончена, то врагов у Британии стало меньше! А ведь дело обстоит с точностью до наоборот! Их стало гораздо больше! Со многими лучшими людьми мне пришлось расстаться, ибо они ушли делать свои дела, поскольку у лучших свои дела как раз есть, и они умеют их делать. Теперь их места заняты бездарными родственниками больших шишек. А работать некому! Слава богу, в моем распоряжении еще остались некоторые фонды на специальные операции. Поэтому в особых случаях мы можем привлекать опытных людей со стороны. Вас, например.
– Но почему именно меня?
Вместо ответа майор поднялся и прошел к стене, раздернул шторку, которая скрывала большую карту, и ткнул пальцем в юго-восточный угол Средиземноморья:
– Ближний Восток.
– Вот как? – гость явно оживился. Майор это заметил и улыбнулся:
– Через неделю намечено принятие конституции в Египте. Большие торжества у туземцев. Там будет весело. Не хотите ли за казенный счет прокатиться в Египет?
– Все газеты сейчас так галдят о Тутанхамоне, что даже мне стало любопытно взглянуть, – признался Грегсон. – Но не за свой счет, разумеется. Если оплатите мой вояж по таксе частного детектива, я согласен.
– Оплатим двойной тариф – с учетом сложности и удаленности места работы. Плюс за ваше знание арабского. Плюс, на необходимые расходы. Мне нужен человек, который сможет разобраться в одном весьма щекотливом деле. Тот, кто подойдет к делу не формально, а добьется настоящего результата. Кто сможет ориентироваться и эффективно действовать в арабской стране, где наше влияние шатается. И при этом действовать деликатно и быстро, а своего человека у меня сейчас там нет. Короче говоря, это вы.
Грегсон понимающе кивнул:
– Сроки операции?
– Неделя. Если не разберетесь за неделю, то после уже никто никогда не разберется. С дорогой туда и обратно – максимум три недели. И потом, вы же не захотите застрять там до летней жары и хамсина?
– Покорнейше благодарю, – поморщился Грегсон, – терпеть не могу жару и хамсин. Изложите мне суть вашего дела.
Майор задернул шторки карты и зашагал по кабинету:
– Политическое положение у Британии сейчас очень сложное. Мы почти было проиграли войну.
– Я полагаю, британцы – единственный народ на свете, который любит, когда им говорят, что дела обстоят хуже некуда, – ухмыльнулся Грегсон.
Майор проигнорировал дерзкую реплику:
– И когда мы ее уже безнадежно проигрывали, нас спасли американцы. Но цена их помощи оказалась для нас слишком высока: мы своими руками вырастили себе нового сильного противника. Во всех наших колониях происходит неприятное шевеление. Везде нам пытаются гадить проклятые янки, лягушатники, и даже, прости Господи, макаронники. Да им и стараться особо не надо: увы, нас нигде, нигде не любят! Очевидно, это цена величия Британии, – майор тяжело вздохнул и тут же одернул сам себя. – Но это все – лирика. Ближний Восток – ключевая точка во внешней политике Британии. Мы по итогам войны получили мандат на управление Палестиной и Транс-Иорданией. Казалось бы, лакомый кусочек? Но проблем с ним будет столько, что мы в конце концов, возможно, об этом пожалеем. Мы пока еще контролируем Египет, но там очень сильны тенденции к независимости. А отдать Суэц мы не можем ни при каких обстоятельствах! Поэтому Египет приходится держать под неусыпным контролем и оперативно реагировать на любые попытки подорвать там наше влияние. Сейчас нам пришлось уступить аборигенам и разрешить Египту формальную независимость, принять там конституцию и даже допустить некоторое самоуправление. Многие у нас считают это большой ошибкой. Скоро аборигены захотят полной и настоящей независимости! Будут пытаться играть на наших противоречиях с другими державами. К нам стекаются сведения о возможных вооруженных выступлениях против британских войск, а также о готовящихся террористических актах против наших чиновников и просто британских подданных. К примеру, вы, разумеется, слышали о недавней странной смерти лорда Карнарвона?
– Конечно, – кивнул Грегсон, – все газеты сейчас только и трубят о проклятии фараона Тутанхамона.
– Я хочу просить вас провести собственное расследование и выяснить, кто на самом деле стоит за «проклятием фараона Тутанхамона», а именно: кто и зачем убил лорда Карнарвона?
Грегсон удивленно посмотрел в глаза майору:
– Но почему…
Тут он замолчал в нерешительности. Майор утвердительно кивнул. Грегсон овладел собой и задал вопрос уже деловым тоном:
– Почему вы решили, что смерть лорда не была естественной?
– Это пока только предположение, но к нему есть определенные основания. В свое время вы ознакомитесь с нашими материалами. Там есть любопытные слова сына – младшего графа Карнарвона, у который считает, что его отца могли отравить. С другой стороны, есть и намеки на политические мотивы.
– В таком случае, это, скорее всего, семейные дрязги Карнарвонов. Но при чем же здесь политика?
– Может быть, и ни при чем, – кивнул майор, – но лорд Карнарвон – видный британский подданный – открыл миру Тутанхамона и привлек внимание мировой общественности к Египту. Из-за него Египет сейчас словно в лучах прожекторов. Соответственно, наши слабости и промахи тоже у всех на виду. Но есть еще одно немаловажное обстоятельство: лорд Карнарвон негласно работал на наш МИД и на нашу разведку. И до войны, и во время войны, и после.
– Как, неужели, и он тоже? – усмехнулся Грегсон. – А я слыхал, что он был инвалидом.
– Что же вас удивляет? – пожал плечами майор. – Настоящих британцев в Британской Империи очень мало, поэтому все обязаны служить. Даже такие очевидные инвалиды, как Карнарвон. Даже формально не принятые на службу, все так или иначе в меру своих сил и средств исполняют свой долг перед Короной. Как, кстати, напоминаю, и вы, Грегсон. Лорд Карнарвон любил много путешествовать. А любой путешественник – это всегда разведчик.
– Шпион? – поднял брови Грегсон.
– Нет, – улыбнулся майор, – в нашем случае, просто разведчик – в хорошем смысле слова. Так уж в этот раз получилось.
– Профессионал?
– Дилетант. Слово «дилетант» в данном случае я употребил не в уничижительном смысле, а чтобы подчеркнуть независимый статус самостоятельного исследователя. Любитель – в лучшем смысле этого слова. Англичане – нация любителей, а не профессионалов. Все наши генералы, дипломаты, равно как и писатели, – любители. Именно поэтому мы всегда выигрывали войны и создали величайшую на свете литературу.
– Дилетант-египтолог…
– Не только египтолог. Наш лорд Карнарвон когда-то любил и бокс, и морское дело, как типичный британский дилетант. Но когда здоровье уже не позволило уже ходить по морям и гонять на мотоциклах, наш аристократ-авантюрист и сорвиголова почему-то полез в тихую и пыльную египтологию. Надо понимать, из чистого спортивного интереса, – майор словно многозначительно посмотрел прямо в глаза Грегсону и после паузы продолжил. – И кто бы мог подумать, что именно ему так повезет: найти первую и единственную до сих пор не разграбленную гробницу древнего фараона!
– Вы полагаете, только из спортивного? – прищурился Грегсон. – И он не имел в деле никакого коммерческого интереса?
Майор рассмеялся:
– Вы словно спешите напомнить мне, что вы не настоящий, а временный джентльмен, Грегсон. Так и норовите все свести к деньгам!
– Таков уж я есть, нищий выскочка, – развел руками Грегсон и с притворной скромностью опустил глаза.
– Не обижайтесь на мою шутку! – дружески потрепал его по плечу майор. – Дилетанты-аристократы, разумеется, тоже очень хорошо умеют считать деньги, просто об этом редко говорят вслух. Когда они планируют гранд-тур себе или своим отпрыскам, они прекрасно знают, на чем впоследствии отобьют деньги. Кстати, большинство первых археологов – скрытые антиквары. Стоимость их коллекций, как правило, значительно превосходит понесенные ими затраты. Я уже не говорю про укрепление их личных позиций в социальной иерархии и теневые доходы. Я уверен, что дилетантское увлечение нашего лорда уже многократно компенсировало его расходы на раскопки, а в будущем принесет его наследникам еще больше. Так что, новоиспеченным наследникам лорда есть за что поспорить!
– Хорошо, – кивнул Грегсон, – предположим, что лорда действительно убили. Но зачем вам это расследование? То есть, я хотел спросить, какой смысл именно вам играть роль полиции?
– Мы не играем в полицию, – посерьезнел майор. – Люди, которые на самом деле принимают важные решения в британской политике, остро нуждаются в правдивой информации по этому делу. Если вдруг выясниться, что это террористический акт, инспирированный определенными египетскими политическими силами, возможно, нынешней египетской конституции Историей уготовано не более полугода. И нам следует предотвратить повторение подобного в будущем. Но могут вскрыться и другие обстоятельства, может быть, весьма неожиданные…
– Но, если мы говорим о тайном отравлении, то это мало похоже на террористический акт. Терроризм подразумевает публичность, – заметил Грегсон.
– Публичность – публичности рознь. Наши офицеры и чиновники периодически получают анонимные угрозы расправы предположительно от радикальных мусульманских фанатиков. Возможно, это расправа после тайных угроз.
Грегсон задумался на некоторое время, а затем спросил:
– А с чего вы решили, что у меня получится выполнить расследование? Я лицо неофициальное, права на расследование в чужой стране у меня нет. Если я буду расспрашивать людей, они с полным правом могут меня игнорировать. Я не родственник и даже не знакомый покойного. И, кроме того, я ничего не понимаю ни в фараонах, ни в их проклятиях.
– Не скромничайте, Грегсон, – досадливо отмахнулся майор. – Вы умны и очень сообразительны. Кроме того, вы настойчивы и упрямы в достижении цели. И я ни за что не поверю, что за четыре года вы могли растерять все эти качества.
– Мне тоже хочется в это верить, майор, – улыбнулся Грегсон.
– Мы дадим вам контакты с нашими людьми в Египте. Они окажут вам содействие на месте. Досье на лорда Карнарвона и его ближайшее окружение получите сейчас и изучите по дороге. Необходимые материалы по Египту и египтологии – тоже.
– Моя легенда?
– Она вам и не нужна. Точнее, у вас уже есть своя: вы писатель, автор детективов, собираете материал для новой книги. Заинтересовались египтологией, что с учетом нынешней шумихи совершенно естественно. Поедете под своим именем со своими документами.
– Сколько времени вы даете мне на сборы?
– Нисколько. Оружие у вас, конечно же, с собой есть?
– Браунинг, – хлопнул себя по карману Грегсон.
– Это хорошо, – кивнул майор, – может пригодиться. Сейчас получите деньги и саквояж с нужными бумагами. Всё остальное, что вам необходимо, купите либо в Марселе перед посадкой на пароход, либо уже сразу в Каире.
– А как же необходимое для дороги во Францию?
– Вам ничего не понадобится. Вы летите аэропланом до Парижа через два часа. Оттуда – аэропланом сразу до Марселя. Автомобиль на аэродром вас уже ждет.
Грегсон хотел было что-то возразить, но смолчал. Майор удивленно поднял брови:
– У вас есть возражения, лейтенант?
– Честно говоря, сэр, я не горю желанием летать после прошлогодней катастрофы с аэропланами над Парижем.
– Джентльмен не имеет права бояться таких пустяков, Грегсон!
Грегсон рассмеялся в ответ:
– Вы иногда забываете, что я не настоящий джентльмен, майор.
– В таком случае получите от меня ваши презренные деньги! И выполняйте порученное задание, лейтенант Грегсон. Желаю успеха. И сломайте ногу.
Грегсон поднялся, коротко кивнул и направился к выходу. На полдороги он обернулся:
– Майор, еще два вопроса. Первый: почему вы были так уверены, что соглашусь принять ваше предложение?
– Второй вопрос?
– Что будет, если мне не удастся найти причину смерти лорда Карнарвона? Или же эта причина окажется банальна? Вы не станете винить меня в этом?
– Нет, не стану, – улыбнулся майор. – Потому что я вас слишком хорошо знаю. Это ответ также и на ваш первый вопрос.