– Вам все понравилось, сэр? Могу ли я предложить вам и даме что-нибудь еще?
Смит не ответил ему, но продолжал поглаживать Нину ниже спины.
– В Крышке полно мест, где деликатесы и обслуживание на уровень выше, чем здесь, дорогая.
Крупный мужчина в полосатом костюме подошел к Смиту с явным намерением занять его место.
– Обналичиваете?
Смит по-дружески кивнул Джесперу.
– Похоже, не я один, да? В следующий раз больше повезет.
Тот не улыбнулся.
– Я еще не закончил.
Адвокат указал на унылую стопку фишек Джеспера.
– А похоже, что закончили.
Джеспер встал и потянулся к револьверам. Уайлен сжал в руках бутылку шампанского, а другие игроки отпрянули от стола, готовясь вытащить свое оружие или спрятаться в укрытии. Но Джеспер просто снял ремень. Затем аккуратно положил револьверы на стол, ласково проведя пальцами по их перламутровой кромке.
– Сколько вы готовы за них отдать?
Уайлен попытался поймать взгляд друга. Было ли это частью плана? А если и так, о чем Джеспер думал? Он любил эти револьверы. С тем же успехом он мог отрезать себе руку и кинуть ее в кипящий котел.
Шпект прочистил горло.
– Наш клуб – не ломбард. Мы принимаем только наличные или заем из Геменсбанка.
– Я поддержу ставку, – сказал Смит с напускным равнодушием, – если это поможет продолжить игру. Тысяча крюге за пушки?
– Они стоят в десять раз больше.
– Пять тысяч.
– Семь.
– Шесть, и то потому, что я сегодня щедрый.
– Нет! – выпалил Уайлен, и в зале воцарилась тишина.
– Не помню, чтобы я просил твоего совета, – процедил Джеспер ледяным тоном.
– Какая наглость! – возмутился Смит. – С каких пор официанты имеют право вмешиваться в игру?
Нина сердито посмотрела на Уайлена, а в голосе Шпекта звучала ярость, когда он сказал:
– Господа, так мы продолжим игру? Повышаем ставки!
Джеспер пододвинул револьверы Смиту, а тот протянул ему высокую стопку фишек.
– Хорошо, – сказал Джеспер, и его серые глаза потускнели. – Раздавай.
Уайлен отошел от стола и быстро скрылся в кладовой. Поднос со льдом и раковинами исчез, и Каз уже ждал его. Бреккер накинул длинный оранжевый плащ поверх голубого жакета. На руках снова были перчатки.
– Каз, – с отчаянием начал Уайлен. – Джеспер только что поставил свои револьверы!
– Сколько он за них получит?
– Какая разница? Он…
– Пять тысяч крюге?
– Шесть.
– Хорошо. Даже Джеспер не сможет проиграть их меньше чем за два часа, – он бросил Уайлену плащ и маску – костюм Серого Бесенка, одного из персонажей «Зверской Комедии». – Пойдем.
– Я?
– Нет, тот идиот позади тебя, – Каз поднял переговорную трубку и сказал: – Пришлите нового официанта. Этот умудрился облить шампанским туфли важного гостя.
Кто-то с кухни рассмеялся и ответил:
– Сейчас пришлем.
Через минуту они спустились по лестнице и вышли через служебный вход. Их костюмы позволяли оставаться неузнанными в толпе Восточного Обруча.
– Ты знал, что Джеспер проиграет. Лично позаботился об этом, – произнес Уайлен обвинительным тоном. Каз редко брал с собой трость, когда они бродили по тем районам города, где его хорошо знали. Но, несмотря на хромоту Бреккера, Уайлену было нелегко за ним поспеть.
– Естественно. Я контролирую игру, Уайлен, или не играю вообще. Я мог бы сделать так, чтобы Джеспер выигрывал каждую раздачу.
– Тогда почему…
– Мы пришли не для того, чтобы обыграть кого-то в карты. Мы хотели, чтобы Смит оставался за столом. Он пялился на револьверы так же похотливо, как разглядывал декольте Нины. Теперь он верит, что ему предстоит хорошая ночка – если он проиграет, все равно продолжит игру. Кто знает? Возможно, Джесперу даже удастся вернуть свои пистолеты.
– Очень на это надеюсь, – буркнул Уайлен, когда они сели в шлюпку, забитую туристами, и поплыли к югу Обруча.
– Надейся.
– Что это значит?
– Такие игроки, как Джеспер, выиграют пару раздач и начинают думать, что у них наступила полоса удачи. В конце концов они проиграют, но это только еще пробуждает в них азарт. На это все и рассчитано.
«Тогда зачем было отправлять его в игорный дом?» – подумал Уайлен, но промолчал. И зачем заставлять Джеспера расставаться с единственной вещью, которая так много для него значит? Должны же были найтись и другие способы, чтобы задержать Смита за столом. Но все эти вопросы были второстепенными. Главный вопрос заключался в том, почему Джеспер вообще согласился пойти на такое. Может, он все еще жаждал одобрения Каза, надеясь занять свое место под солнцем после промаха, который привел к засаде на доках, едва не стоившей Инеж жизни? Или же он хотел от Каза чего-то большего, чем прощения?
«Что я здесь делаю?» – снова удивлялся Уайлен. Он обнаружил, что машинально грызет большой палец, и заставил себя остановиться. Он здесь ради Инеж. Она много раз спасала их жизни, и он об этом не забудет. Он здесь еще и потому, что отчаянно нуждается в деньгах. А если есть и другая причина, высокая, долговязая причина, пристрастившаяся к азартным играм, он не собирается сейчас о ней думать.
Добравшись до окраины Бочки, Уайлен и Каз сняли плащи и голубые жакеты и зашагали в сторону района Зельвер.
Матиас ждал их под темным переходом у Хандельканала.
– Все чисто? – спросил Каз.
– Чисто, – ответил громадный фьерданец. – Свет на верхнем этаже дома Смита погас час назад, но я не знаю, спит ли прислуга.
– У него только приходящие горничная и повар, – хмыкнул Каз. – Он слишком жадный, чтобы держать домашних слуг.
– Как…
– Нина в порядке. Джеспер тоже. Все в порядке, кроме меня, потому что я связался с бандой нервных нянек. Стой на стреме.
Уайлен пожал плечами, выражая сочувствие Матиасу, который выглядел так, словно подумывал размозжить голову Каза об стену, и поспешил за Бреккером. Дом Смита, где находилась и его контора, располагался на темной безлюдной улице. Вдоль канала светили фонари, в некоторых окнах горели свечи, но после десяти большинство респектабельных жителей этого района отходили ко сну.
– Мы просто войдем через входную дверь?
– Вместо того чтобы болтать, смотри в оба, – огрызнулся Каз, и в его руках в перчатках блеснули отмычки.
«Я так и делаю», – подумал Уайлен. Но это было не совсем так. Он обратил внимание на пропорции дома, разглядел остроконечную крышу, розы, расцветающие на подоконниках. Но он не смотрел на дом как на головоломку. Теперь парень с раздражением признал, что ее было легко решить. Район Зельвер был зажиточным, но не по-настоящему богатым – здесь обитали успешные ремесленники, бухгалтеры и барристеры. Хотя дома были крепкими и опрятными, с видом на широкий канал, они теснились друг к другу и не могли похвастаться большими садами или частными причалами. Чтобы добраться до окон верхних этажей, им с Казом пришлось бы забраться в соседний дом, а значит, взломать два замка вместо одного. Проще рискнуть и пройти через входную дверь, и вести себя так, словно они имеют полное право тут находиться, – даже если Каз собирается отпереть дверь с помощью отмычек, а не ключей.
«Смотри в оба». Но Уайлен не видит мир таким, каким видит его Бреккер. И как только они получат свои деньги, ему и не придется этого делать.
Через мгновение Каз нажал на ручку, и дверь распахнулась. В ту же секунду Уайлен услышал топот лап, царапанье когтей по дереву, гортанные рыки, и в прихожую выбежала стая гончих Смита, скаля зубы. Прежде чем собаки сообразили, что пришел не хозяин, а посторонние, Каз зажал между губами свисток Смита и дунул в него. Нине удалось отделить его от цепочки, которую адвокат всегда носил на шее, и спрятать в пустую устричную раковину, которую Уайлен отнес на кухню.
Из свистка не донеслось ни звука… по крайней мере, Уайлен его не услышал. «Не сработало», – подумал он, представляя, как огромные челюсти собак кромсают его горло. Но псы резко остановились, недоуменно врезаясь друг в друга.
Каз снова дунул, поджав губы в такт новой команде. Гончие притихли и легли на пол с недовольным повизгиванием. Одна даже перекатилась на спину.
– И почему людей нельзя так легко натренировать? – пробурчал Каз, присаживаясь на корточки, чтобы почесать пузо послушной собачки; его руки в черных перчатках поглаживали короткую шерстку. – Закрой за собой дверь.
Уайлен сделал, как было велено, и прижался к двери, настороженно посматривая на свору собак, готовых служить. Весь дом пропах псинами – мокрой шерстью, сальными шкурами, горячим дыханием и смердящим сырым мясом.
– Не любишь животных? – полюбопытствовал Каз.
– Мне нравятся собаки. Но не те, что размером с медведей.
Уайлен знал, что настоящую проблему дома Смита было не так просто решить даже Бреккеру. Каз мог взломать любой замок и обхитрить любую охранную систему, но ему не удавалось придумать простой способ обойти кровожадных гончих Смита, чтобы они не мешали его замыслу. В дневное время гончих держали в псарне, но ночью им позволяли бродить по дому, пока семья Смита мирно посапывала в богато обставленных спальнях на третьем этаже. Лестница, ведущая на этот этаж, была ограждена железной решеткой. Смит лично выгуливал своих питомцев вдоль Хандельканала, плетясь за ними, как пузатый каюр[1] в дорогой шляпе.
Нина предложила подсыпать снотворное в собачью еду. Смит каждое утро ходил к мяснику, чтобы выбрать вырезку для своих псов, и подменить свертки не составило бы труда. Но Смит хотел, чтобы его псы оставались голодными ночью, поэтому кормил их только утром. Он бы заметил, если бы его драгоценные гончие ходили вялые весь день, и велика была вероятность, что мужчина останется дома, чтобы приглядывать за псами. Отбросам же было нужно, чтобы он провел вечер в Восточном Обруче, а затем, вернувшись домой, не обнаружил ничего подозрительного. От этого зависела жизнь Инеж.
Каз арендовал приватный кабинет в «Кучевых облаках», Нина умыкнула свисток из-под рубашки Смита, и, кусочек за кусочком, их пазл сложился. Уайлен даже думать не хотел о том, на что им пришлось пойти, чтобы узнать команды для собак. Парня передернуло, когда он вспомнил слова Смита: «Один из моих клерков так и не вернулся из отпуска». И никогда уже не вернется. Уайлен все еще не мог забыть, как кричал бедолага, когда Каз держал его за лодыжку, свесив с верхушки маяка Ханрад Пойнт. «Я хороший человек! – вопил он. – Я хороший человек!» Это были его последние слова. Болтай он меньше, может быть, и выжил бы.
Теперь Уайлен смотрел, как Каз чешет сонную собаку за ухом и встает.
– Пойдем. Смотри под ноги.
Они обошли груду собачьих тел в прихожей и тихо прокрались вверх по лестнице. Уайлену была известна планировка дома Смита. Большинство дельцов города руководствовались одной и той же схемой расположения: кухня и комнаты для встреч с клиентами на первом этаже, кабинеты и хранилище на втором, семейные спальни на третьем. В очень богатых домах имелся и четвертый этаж для прислуги. В детстве Уйален проводил там долгие часы, прячась в верхних комнатах от своего отца.
– Даже не заперто, – пробормотал Каз, когда они вошли в кабинет Смита. – Из-за собак он совсем забыл об осторожности.
Бреккер закрыл дверь и зажег лампу, подкрутив фитиль, чтобы уменьшить пламя.
В кабинете было три небольших стола, расставленных у окон так, чтобы на них падал естественный свет – один для Смита и два для его клерков. «Я хороший человек».
Уайлен отогнал это воспоминание и сосредоточил свое внимание на полках, тянущихся от пола до потолка. На них выстроились гроссбухи и коробки, набитые документами, к каждой из которых была аккуратно приклеена бумажка – наверняка с именами клиентов и названиями компаний, предположил Уайлен.
– Сколько простофиль, – присвистнул Каз, пробегая взглядом по коробкам. – Натен Борег, и тот жалкий маленький крысеныш Карл Драйден. Смит представляет интересы половины Торгового совета.
Включая отца Уайлена. Сколько парень себя помнил, Смит был адвокатом Яна Ван Эка и управлял его имуществом.
– С чего начнем? – прошептал он.
Каз достал толстый гроссбух с полки.
– Сначала убедимся, что твой отец не делал новых приобретений на свое имя. Затем поищем на твое имя и имя твоей мачехи.
– Не называй ее так! Элис едва ли старше меня. И отец не стал бы записывать имущество на мое имя.
– Ты даже не представляешь, на что готовы пойти люди, чтобы избежать уплаты налогов.
Почти весь следующий час они копались в папках Смита. Им и без того все было известно о государственном имуществе под управлением Ван Эка: о фабриках, гостиницах, заводах, верфи, загородном доме и сельскохозяйственных угодьях на юге Керчии. Но Каз считал, что у отца Уайлена должны быть и частные владения, места, которые не указаны в публичном реестре, укромные уголки, где он мог бы спрятать что-то – или кого-то – подальше от посторонних глаз.
Каз зачитывал имена и записи из гроссбуха вслух, задавая Уайлену вопросы и пытаясь найти связь с недвижимостью или компаниями, о которых они еще не слышали. Уайлен знал, что ничем не обязан своему отцу, но все равно чувствовал себя предателем.
– «Гельдспин»? – спросил Бреккер.
– Хлопкопрядильная фабрика. Кажется, в Зирфорте.
– Слишком далеко. Он не стал бы прятать ее там. Как насчет компании «Аллербест»?
Уайлен порылся в памяти.
– Вроде бы консервный завод.
– Оба этих предприятия буквально печатают деньги и записаны на имя Элис. Но крупное имущество Ван Эк оставил себе – верфь, силосные башни в Сладком Рифе.
– Я же говорил тебе, – пробубнил Уайлен, выводя пером закорючки на промокательной бумаге. – В первую очередь отец доверяет себе, Элис – лишь в малой степени. И он бы ничего не записал на мое имя.
Каз просто сказал:
– Следующий гроссбух. Начнем с коммерческой недвижимости.
Уайлен перестал рисовать.
– Там есть что-то на меня?
Каз откинулся с вызывающим видом.
– Типография.
Все та же старая шутка. Тогда почему она так его задела? Уайлен отложил перо.
– Ясно.
– Я бы не назвал его тонким юмористом. «Эйл Комеди» тоже записан на тебя.
– Ну, еще бы, – хмыкнул Уайлен, жалея, что не смог скрыть горечи в своем голосе. Очередная тайная насмешка, любимое развлечение его отца: заброшенный остров, на котором не было ничего, кроме сломанного парка развлечений. Бесполезное место для его бесполезного, неграмотного сына. Не стоило и спрашивать.
По мере того как шли минуты и Каз продолжал читать вслух, Уайлен все больше тревожился. Если бы он умел читать, они бы просмотрели папки в два раза быстрее. И Уайлен уже знал бы всю подноготную о делах своего отца.
– Я тебя задерживаю.
Каз открыл еще одну подшивку документов.
– Я знал, сколько времени это займет. Какую фамилию носила твоя мать?
– На нее ничего нет.
– Ну порадуй меня.
– Хендрикс.
Каз подошел к полкам и взял другой гроссбух.
– Когда она умерла?
– Мне было восемь, – Уайлен снова поднял перо. – Отец изменился в худшую сторону после ее смерти. – По крайней мере, так он запомнил. Месяцы после кончины его мамы превратились в размытое пятно скорби и тишины. – Он не позволил мне пойти на ее похороны. Я даже не знаю, где она погребена. И вообще, почему вы постоянно это повторяете? «Ни траура, ни похорон»? Почему бы просто не пожелать друг другу удачи или не попросить беречь себя?
– Мы предпочитаем не завышать ожиданий. – Каз провел пальцем по колонке цифр и остановился. Его взгляд забегал туда-сюда между гроссбухами, а затем он захлопнул книги в кожаных переплетах. – Пошли.
– Ты что-то нашел?
Он кивнул.
– Я знаю, где она.
Уайлен был уверен, что ему не померещилось напряжение в хриплом голосе напарника. Каз никогда не кричал так, как отец Уайлена, но парень научился слышать в голосе Бреккера ту низкую ноту, ту долю черного аккорда, появлявшиеся, когда дело начинало принимать плохой оборот. Он слышал ее после драки на доках, когда Инеж истекала кровью от ножа Омена, и потом, когда Каз узнал, что именно Пекка Роллинс пытался устроить им засаду, и еще раз, когда отец Уайлена надул их. Особенно четко и ясно он слышал ее на маяке, когда клерк молил о пощаде.
Уайлен наблюдал, как Каз приводит комнату в порядок. Он переместил конверт немного влево, немного приоткрыл ящик с самыми крупными папками и отодвинул кресло от стола на пару сантиметров. Закончив, он осмотрел комнату, забрал из рук Уайлена перо и осторожно положил его туда, где оно лежало.
– Хороший вор как хороший яд, маленький купец. Он не оставляет следов, – Каз затушил лампу. – Твой отец занимается благотворительностью?
– Нет. Он платит Гезену десятину, но считает, что благотворительность лишает людей возможности честно зарабатывать на жизнь.
– Ну, он делал пожертвования церкви Святой Хильды в течение последних восьми лет. Если хочешь отдать дань уважения матери, то советую начать оттуда.
Уайлен в недоумении уставился на Каза в темной комнате. Он никогда не слышал о церкви Святой Хильды. И ни разу не видел, чтобы Грязные Руки делился хоть малейшей информацией без какой-либо выгоды.
– Что…
– Если Нина и Джеспер справились со своей задачей, Смит скоро вернется домой. Мы не должны торчать здесь, когда он придет, или весь наш план покатится к чертям собачьим. Пошли.
Уайлен ощущал себя так, словно его стукнули по голове гроссбухом, а затем велели просто забыть об этом.
Каз приоткрыл дверь. Оба резко остановились.
За плечом Бреккера Уайлен увидел маленькую девочку, стоящую на лестничном пролете и опирающуюся на шею одного из крупных серых псов. С виду ей было не больше пяти, пальчики ее ног едва выглядывали из-под края фланелевой ночной рубашки.
– Ох, Гезен, – пропищал Уайлен.
Каз вышел в коридор, прикрывая за собой дверь. Уайлен замешкался в темноте кабинета, не зная, что ему делать, и боясь того, что мог сделать Каз.
Малышка посмотрела на Бреккера круглыми глазами и перестала сосать большой палец.
– Вы работаете на моего папу?
– Нет.
На Уайлена снова нахлынуло воспоминание: «Я хороший человек». Они устроили клерку засаду у выхода из «Зверинца» и затащили его на вершину маяка. Каз держал его за лодыжки, и мужчина обмочился, крича и моля о пощаде, прежде чем наконец выдать команды для собак Смита. Каз собирался уже втянуть его обратно, но тут клерк начал предлагать им разные вещи – деньги, номера банковских счетов клиентов Смита, а затем: «У меня есть информация об одной девушке из «Зверинца», земенке».
Каз остановился: «Что ты накопал на нее?»
Тогда-то Уайлен и услышал эту низкую, опасную предупреждающую нотку. Но клерк не знал Каза, не заметил изменений в его грубом, скрипучем голосе. Он думал, что нащупал рычаг, то, чего хочет Каз.
«Один из клиентов дарит ей дорогие подарки. Вместо того чтобы отдавать эти деньги, она оставляет их себе. Знаете, что Павлин сделала в прошлый раз с девушкой, которую поймала на этом?»
«Знаю, – ответил Каз, и его глаза заблестели, как острие опасной бритвы. – Танте Хелен забила ее до смерти».
«Каз», – попытался вмешаться Уайлен, но клерк продолжал трещать.
«Прямо в гостиной. Девчонка знает, что ей крышка, если я об этом расскажу. Она обслуживает меня бесплатно, чтобы я держал рот на замке. Тайно проводит меня внутрь. Она проведет и вас, и ваших друзей. Сделает все, что пожелаете!»
«Если Танте Хелен узнает, то убьет твою земенку. В назидание другим девушкам».
«Да! – мужчина жадно глотал воздух. – Она согласится на все, что вы захотите, на все!»
Каз, все еще державший клерка за лодыжку, медленно ослабил хватку, и тот начал выскальзывать. «Ужасно, не правда ли? Знать, что кто-то держит твою жизнь в своих руках».
Клерк понял свою ошибку, и его голос поднялся на октаву: «Она всего лишь девушка из борделя! – закричал он. – Ей известно, что к чему! Я хороший человек. Я хороший человек!»
«В Кеттердаме нет хороших людей, – ухмыльнулся Каз. – Климат не позволяет». А затем он просто расжал руку.
Уайлена передернуло. Теперь, сквозь щель в двери он видел, как Каз присел на корточки, чтобы посмотреть девочке в глаза.
– Как зовут этого здоровяка? – спросил он, кладя руку на морщинистую шею собаки.
– Это Маэстро Спотс.
– Неужели?
– Он очень громко воет. Папа разрешает мне давать имена всем щенкам.
– И Маэстро Спотс – твой любимчик?
Она призадумалась, а затем покачала головой.
– Больше всех мне нравится Герцог Аддам фон Сильверхаунч, на втором месте Лохматик, а потом уже Маэстро Спотс.
– Рад знать, Ханна.
Ее маленькие губки округлились.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Я знаю имена всех детей.
– Правда?
– О да. Знаю имя Альберта, который живет по соседству, и Гертруды с Аммберштрат. Я живу под их кроватями и в глубине шкафов.
– Я знала! – ахнула малышка со страхом и торжеством в голосе. – Мама говорила, что там никого нет, но я знала. – Она склонила голову набок. – Вы не похожи на монстра.
– Расскажу тебе секрет, Ханна. Настоящие монстры никогда не похожи на монстров.
Теперь нижняя губа девочки задрожала.
– Вы пришли меня съесть? Папа говорит, что монстры едят детей, которые не слушаются, когда им велят идти спать.
– Едят. Но я не стану. Не сегодня. Если ты выполнишь две мои просьбы, – его голос звучал спокойно, почти гипнотически. В нем слышался скрип натертого канифолью смычка. – Первая: ты должна немедленно отправиться в кровать. И вторая: ты никогда никому не расскажешь, что видела нас, особенно своему отцу. – Он наклонился и игриво дернул Ханну за косичку. – Иначе, если ты это сделаешь, я перережу глотку твоим маме и папе, а затем вырву сердца у твоих миленьких слюнявых собачек. Герцога Сильверхаунча я оставлю на десерт, чтобы ты поняла, что все это – твоя вина.
Лицо маленькой девочки стало таким же белым, как кружево на вороте ее ночной сорочки, глаза расширились и заблестели, как молодой месяц.
– Ты все поняла?
Она яростно закивала, ее подбородок дрожал.
– Ну, ну, не надо слез. Они лишь пробуждают аппетит у монстров. Бегом в постель и возьми с собой этого бесполезного Маэстро Спотса.
Она ринулась по лестничному пролету и взобралась наверх. На полпути девочка испуганно оглянулась на Каза. Он прижал к губам палец в перчатке.
Когда Ханна ушла, Уайлен выскользнул из-за двери и последовал за Бреккером вниз по ступенькам.
– Как ты мог наговорить ей такого? Она просто ребенок.
– Все мы когда-то были просто детьми.
– Но…
– Либо это, либо мне пришлось бы сломать ей шею и подстроить все так, словно она упала с лестницы, Уайлен. По-моему, я проявил поразительную сдержанность. Шевелись.
Они пробрались между оставшимися собаками, которые все еще валялись в прихожей.
– Удивительно, – поднял брови Каз. – Скорее всего, они бы пролежали так всю ночь.
Он дунул в свисток, и они вскочили, готовые оборонять дом. Когда Смит вернется, то все будет так, как и должно быть: псы патрулируют первый этаж, кабинет на втором в сохранности, жена посапывает в своей уютной спальне на третьем, а дочь делает вид, что занята тем же.
Каз осмотрел улицу, а затем махнул Уайлену, задержавшись только для того, чтобы запереть за собой дверь.
Они быстро пошли по мостовой. Уайлен оглянулся через плечо. Ему до сих пор до конца не верилось, что их план удался.
– Хватит оглядываться, словно боишься, что тебя преследуют, – рявкнул Каз. – И не беги. Ты выглядишь таким виноватым, точно играешь роль в пьесе «Вор номер три», дешевой постановке Восточного Обруча. В следующий раз шагай как обычно. Попытайся сделать вид, что здесь тебе и место.
– Следующего раза не будет.
– Конечно, нет. Подними воротник.
Уайлен не стал спорить. Пока они не спасут Инеж, пока они не получат обещанные деньги, он не сможет ставить никаких ультиматумов. Но когда-нибудь этому придет конец. Ведь так?
Матиас издал высокую трель с другого конца улицы. Каз посмотрел на часы и быстро взъерошил себе волосы, чтобы они торчали в разные стороны.
– Как раз вовремя.
Они завернули за угол и наткнулись прямиком на Корнелиса Смита.
Матиас прятался в тени и наблюдал, как разворачивается этот странный спектакль.
Корнелис Смит споткнулся, потерял равновесие, и его котелок начал сползать с облысевшей головы. Парень, налетевший на него, шагнул вперед и предложил свою помощь.
Этим парнем был Каз, но в то же время и не Каз. Его темные волосы беззаботно топорщились во все стороны. Казалось, что он не на шутку взволнован. Глаза опущены, подбородок спрятан в воротнике, словно он безумно смущен – образец юноши, уважающего старших. Уайлен маячил у него за спиной и так сильно ежился в своем плаще, что, казалось, вот-вот в нем утонет.
– Смотрите, куда идете! – возмущенно фыркнул Смит, поправляя котелок.
– Мне очень жаль, сэр, – залепетал Каз, разглаживая плечики его сюртука. – Всему виной моя неуклюжесть! – он наклонился к мостовой. – Боже правый, по-моему, вы уронили бумажник.
– Действительно! – удивился Смит. – Спасибо. Спасибо вам большое. – А затем Матиас, не веря своим глазам, увидел, как адвокат открывает бумажник и достает новенькую хрустящую банкноту в пять крюге. – Держите, молодой человек. Порядочность должна вознаграждаться.
Каз не поднимал головы, но каким-то образом ему удалось выразить скромную признательность, когда он сказал:
– Вы слишком любезны, сэр. Слишком любезны. Да будет Гезен с вами так же щедр, как вы со мной.
Тучный адвокат пошел своей дорогой, так и не вернув котелок на место, и начал напевать тихую мелодию, даже не догадываясь, что только что столкнулся с тем же крупье, который два часа назад сидел напротив него в клубе «Кучевые облака». Смит подошел к двери своего дома и вытащил цепочку из-за воротника рубашки. Затем начал лихорадочно похлопывать себя по сюртуку, пытаясь найти свисток.
– Ты не повесил его на цепочку? – спросил Матиас, когда Каз и Уайлен присоединились к нему в темной арке. Он знал, что подобный фокус был вполне по силам Бреккеру.
– Не стал утруждаться.
Смит засунул руку себе под рубашку и достал свисток, после чего открыл дверь, снова напевая под нос. Матиасу это казалось непостижимым. Он постоянно следил за руками Каза, пока тот суетился рядом со Смитом, но, даже зная, что он собирается вернуть свисток, не заметил, когда именно Бреккер провернул свой трюк. Фьерданец боролся с искушением притащить Смита обратно и заставить Каза повторить все сначала.
Бреккер пригладил волосы и вручил пять крюге Уайлену.
– Не трать все в одном месте. Пойдемте.
Матиас повел их к узкому боковому каналу, где он пришвартовал лодку. Затем бросил Казу трость, и они заняли свои места. Каз поступил мудро, не взяв ее сегодня с собой. Если бы кто-нибудь заметил парня с тростью с набалдашником в виде головы ворона, околачивающегося у дома Корнелиса Смита в столь необычное время, и каким-то образом сведения об этом дошли до ушей Ван Эка, вся их работа пошла бы насмарку. Чтобы вернуть Инеж, им нужен эффект неожиданности, а демжин был не из тех, кто оставлял что-то на волю случая.
– Ну? – спросил Матиас, когда лодка поплыла по темным водам канала.
– Придержи язык, Хельвар. Слова любят пускать рябь по воде. Лучше сделай что-нибудь полезное и греби веслами.
Матиас едва подавил желание сломать эти чертовы весла пополам. Почему Каз не мог общаться цивилизованно? Парень раздавал приказы так, словно ожидал, что все остальные безоговорочно последуют его командам, а после того как Ван Эк похитил Инеж, стал еще более невыносимым. Но Матиас хотел как можно быстрее добраться до Черной Вуали и Нины и потому сделал, как было велено. Его плечи сгибались от напряжения, пока лодка двигалась против течения.
Чтобы чем-то себя занять, он выискивал ориентиры, пытаясь запомнить улицы и названия мостов. Хотя Матиас и изучал карту города каждую ночь, как оказалось, клубки переулков и каналов Кеттердама было почти невозможно распутать. Он всегда гордился своим внутренним компасом, но этот город взял над ним верх, и фьерданец часто проклинал того безумца, который додумался основать город на болотах и построить его без всякого порядка или вне логики.
Как только они проплыли под Хавенбриджем, он с облегчением обнаружил, что начал снова узнавать местность. Каз повернул весла, подталкивая их лодку в угрюмые воды Горба Попрошайки, где канал расширялся, и направил ее дальше к отмели острова Черная Вуаль. Они спрятали лодку за ниспадающими ветвями белой ивы и начали пробираться между могилами, усеявшими крутой берег.
Черная Вуаль была жутковатым местом – миниатюрным городком из белых мраморных мавзолеев, большинство которых были вырезаны в форме кораблей; их каменные носовые фигуры плакали, рассекая невидимое море. На одних была отчеканена покровительственная монета Гезена, на других изображены три летающие рыбки Керчии, которые, по словам Нины, означали, что член семьи служил в правительстве. Некоторые мавзолеи стерегли равкианские святые в струящихся мраморных робах. А вот признаки Джеля или ясеня полностью отсутствовали. Фьерданцы отказывались быть похороненными над землей, где они не смогли бы укорениться.
Почти все мавзолеи обветшали, а многие превратились в груды обвалившихся камней, заросших вьющимися стеблями и пучками весенних цветов. Когда Матиас узнал, что они будут использовать кладбище как убежище, то пришел в ужас. И не важно, как давно оно заброшено. Но, конечно, для Каза Бреккера не было ничего святого.
– Почему это место перестали использовать? – спросил Матиас, когда они выбрали огромную гробницу в центре острова в качестве нового укрытия.
– Чума. Первая серьезная вспышка случилась более сотни лет назад, и Торговый совет запретил захоронения в пределах города. Теперь тела обязаны кремировать.
– Нет, если ты богат, – вставил Джеспер. – Тогда тебя отвозят на кладбище за городом, где твой хладный труп сможет наслаждаться свежим воздухом.
Матиас ненавидел Черную Вуаль, но даже ему пришлось признать, что остров идеально подходил для их цели. Слухи о призраках отпугивали скваттеров[2], а дымка, окружавшая сгорбленные ивы и каменные мачты могил, скрывала случайные отблески их фонарей.
Конечно, ничего из этого не поможет, если люди услышат брань Нины и Джеспера, орущих во всю глотку. Должно быть, они вернулись на остров и пришвартовали гондолу с северной стороны. Раздраженный голос Нины плыл над могилами, и Матиас почувствовал облегчение. Он ускорил шаг, желая поскорее увидеть девушку.
– Не думаю, что ты высказываешь мне должную признательность за то, через что мне пришлось пройти, – ворчал Джеспер, топая по кладбищу.
– Ты провел вечер за карточным столом, проигрывая чужие деньги, – парировала Нина. – Разве для тебя это не настоящий праздник?
Каз громко постучал тростью по надгробию, и оба притихли, быстро занимая боевую позицию.
Заметив их троих в тени, Нина сразу расслабилась.
– О, это вы!
– Да, это мы, – Каз мазнул тростью в сторону центра острова, словно пастух, пытающийся согнать свое стадо. – И вы бы нас услышали, если бы не были так заняты спором друг с другом. Матиас, хватит так пялиться, будто никогда не видел девушку в платье.