© А. Кузьмин. Иллюстрации, 2013
© А. Масейкина. Обложка, 2013
© ЗАО «ЭНАС-КНИГА», 2017
Яркое солнышко заглянуло в окошко и разбудило Сережу. Он проснулся, протер сонные глазки и уже снова было прикорнул на подушке, как вдруг, что-то вспомнив, быстро приподнялся и громко произнес:
– Надо вставать! Ведь сегодня я поступаю в пансион.
Сережа проворно натянул чулки и башмаки на свои крошечные ножонки и крикнул няне, чтобы она дала ему умыться. Вошла няня, полная, добродушная женщина, Домна Исаевна, бывшая кормилица мальчика, которую и Сережа, и его пятилетняя сестрица Адочка любили точно родную.
– Ну, что в такую рань поднялся? – шутливо заворчала Домна Исаевна.
– Что ты, что ты, няня! – замахал на старушку обеими руками Сережа. – Разве ты забыла, что я еду сегодня в пансион?
Сережа говорил правду. Его мама решила отдать мальчика в учебное заведение госпожи Власьевой полным пансионером. Поступив туда, Сережа целую неделю должен будет проводить в пансионе и только по праздникам сможет приходить в отпуск домой. Поэтому поступление в пансион составляло большое событие не только для самого Сережи, но и для всех домашних.
И няня Домна Исаевна, перестав ворчать на своего любимца, начала лить из большого кувшина на маленькие ручки Сережи холодную воду.
Едва Сережа успел умыться, как вбежала его сестра Адочка и повисла у него на шее. Смеясь, малютка рассказывала брату о том, каких потешных маленьких человечков видела она во сне, потом – что Арапка, их большая комнатная собака, пришла ее будить рано утром и как няня рассердилась и прогнала Арапку. И Адочка, вспомнив, как потешно няня сердилась и гнала собаку, залилась громким хохотом. Но Сереже было не до смеха. Его белокурая головка сегодня была озабочена предстоящим поступлением в пансион. Он только улыбнулся в ответ на смех Адочки и, помолившись Богу, пошел в столовую. Мама была уже там.
– Ну, пансионер, здравствуй! – ласково улыбнулась она мальчику и подала ему большую чашку с дымящимся кофе.
Сережа пил кофе, ел сдобные булочки и всё время думал, как бы ему не опоздать в пансион.
Когда на больших столовых часах пробило девять, мама сказала:
– Ну, Сергунчик, собирайся, пора!
Сережа не заставил себя долго просить. Он быстро оделся, поцеловал Домну Исаевну, обнял Адочку, погладил большую добрую морду Арапки и вышел на лестницу в сопровождении мамы.
Няня Домна Исаевна уже собиралась закрыть входную дверь, как вдруг послышался звонкий и нежный голос Адочки:
– Подожди, Сергунчик, я хочу тебе что-то подарить.
Мама и Сережа молча переглянулись, не понимая, что девочка могла бы подарить старшему братцу. А она уже стояла перед ним на площадке лестницы, примыкавшей к квартире, и протягивала что-то, тщательно завернутое в бумажку. Сережа развернул бумажку и увидел однорукую маленькую куколку Адочки – ее любимицу Стешу.
– Зачем же ты мне ее даешь, Адочка? – удивился Сережа и хотел возвратить сестре куколку, но сестра упрямо заговорила:
– Нет, нет, оставь ее себе, я тебе ее дарю! С ней тебе в пансионе не будет так одиноко. Когда тебе станет скучно, ты с ней поиграешь.
– Да ты сама по ней соскучишься, Адочка! – пробовал Сережа уговорить сестренку.
– Нет, нет, – лепетала Адочка и даже слезки навернулись на ее длинные черные ресницы, – нет, нет, я не соскучусь. Ведь я останусь дома с мамой, Домной Исаевной и Арапкой, а ты один, среди чужих мальчиков проведешь всю эту неделю. Так пускай с тобой будет хоть Стеша! Пожалуйста, Сергушек!
Сергушек взглянул на Адочку, на ее полные слез голубые глазки и вдруг крепко обнял сестрицу.
Однорукая Стеша осталась у него.
Сережа старался выглядеть спокойным, чтобы не огорчать маму, но от самого дома и до дверей пансиона он волновался и сердце у него щемило от страха. Когда в прихожей пансиона седой сторож Вавилыч снял с него пальто и пригласил его с мамой последовать за ним, Сережа совсем оробел и сконфузился.
Они прошли целый ряд больших и красиво убранных комнат, пока в одной из них не увидели невысокую полную даму, приветливо ответившую на поклон Сережиной мамы. Это и была госпожа Власьева, начальница пансиона, в который поступал мальчик.
– Привезли сынка? – ласково обратилась Власьева к маме. – Вот и отлично! Мальчик большой, пора учиться. Не хотите ли проводить его в класс?
Мама охотно согласилась на предложение начальницы, и они все втроем пошли на ту половину, где помещались классы. Длинный коридор очень понравился Сереже. «Здесь отлично можно бегать и играть в лошадки», – подумал он и пожалел, что Адочка не может бегать с ним вместе.
– Ну, вот и твои новые товарищи! – сказала начальница, обращаясь к Сереже, когда они вошли в класс, где на скамейках за темными длинными столиками сидело около двенадцати мальчиков одного с Сережей возраста.
Отдельно, посреди класса, за маленьким столиком сидел очень строгий на вид учитель, с синими очками на носу.
Сережа с любопытством оглядывал класс, а мальчики, вставшие со своих мест при входе начальницы, в свою очередь разглядывали новичка, как невиданного зверька. Сереже стало неловко и грустно – грустно потому, что ему приходилось сию минуту проститься с мамой, которую он не увидит целую неделю, до субботы, когда их на двухдневный отпуск распустят по домам.
Мама точно поняла, что происходило в душе мальчика. Она крепко обняла Сережу, перекрестила его несколько раз и нежно шепнула ему на ушко:
– Не скучай, мой мальчик. В субботу увидимся. Мне пора домой.
Сережа считал себя «молодцом» и всеми силами старался удержать набегавшие на глаза непрошеные слезы. Он крепко поцеловал маму и обещал ей не скучать, быть умным мальчиком и прилежно учиться.
Когда мама в сопровождении начальницы вышла из класса, Сережа почувствовал себя ужасно одиноким.
Чтобы как-нибудь успокоить себя, Сережа стал разглядывать своих соседей. Некоторые из мальчиков были старше его, другие моложе. Особенно привлек внимание Сережи высокий рыжий мальчик, сидевший с ним на одной скамейке. Это был большой шалун и проказник. Как только учитель отворачивался, рыжий мальчик делал такие смешные рожицы, что, как ни грустно было на душе у Сережи, он едва мог удержаться от улыбки.
– Как тебя зовут? – шепотом обратился Рыжий к Сереже.
– Сережа! – ответил тот.
– Ну, вот и соврал, – тихо, чтобы не слышал учитель, рассмеялся мальчик.
– Нет, не соврал, – даже немножко обиделся Сережа, – меня так зовут.
– А фамилия твоя как? – не унимался Рыжий.
– Фамилия – Горин.
– Ну, значит, тебя зовут Сергей Горин, а вовсе не Сережа! – захихикал Рыжий и добавил так, чтобы слышали сидящие вокруг мальчики: – Ах, ты мартышка!
Сережа обиделся на данное ему прозвище; дома его называли Сереженькой, Сергунчиком, Сергушком, и быть мартышкой ему очень не понравилось.
– Я вовсе не мартышка, – обидчиво возразил он Рыжему. – Мартышки сидят в клетках в Зоологическом саду, а я просто Сережа.
– Нет, мартышка! – не унимался Рыжий. – Скажите, пожалуйста, обижаться еще вздумал… Ах, ты, гоголь-моголь этакий!
– Грушин! – вдруг послышался голос учителя. – Ты сам не слушаешь и другим слушать мешаешь. Ступай в угол и стой, пока не окончится урок.
– Виноват, Алексей Иванович! – взмолился Грушин. – Я больше не буду!
– Ступай в угол! – еще строже повторил учитель и так сердито посмотрел на Рыжего поверх очков, что тот не посмел ослушаться и покорно встал у стены, рядом с большой черной доской.
Но он никак не мог уняться и продолжал дразнить Сережу и показывать ему язык.
Между тем учитель взял книгу со стола, подозвал к себе Сережу, велел ему прочесть первую страницу. Мальчик учился читать с мамой и старательно относился к урокам. Для своих восьми лет Сережа читал прекрасно и заслужил похвалу учителя.
– Очень хорошо, Горин, – сказал тот, – молодец! Вот, Грушин, – неожиданно повернулся он к стоявшему у доски Рыжему, который никак не ждал обращения Алексея Ивановича и от неожиданности прикусил язык, которым он дразнил Сережу, – вот с кого тебе пример надо брать: такой маленький, а как читает! А ты меня перерос, а еще Ч от Щ отличить не можешь! Сереже было и стыдно, и приятно от похвалы учителя. «Вот бы мамочка услышала, как бы она порадовалась!» – невольно подумал мальчик. Рыжий сердился и краснел. Он едва умел читать и слыл самым ленивым учеником в младшем классе.
Вскоре раздался громкий звонок: урок закончился. Как только учитель вышел из класса, все мальчики вскочили со своих мест и окружили Сережу:
– Кто ты?
– Как тебя зовут?
– Кто твой отец?
Сережа едва успевал отвечать на предлагаемые вопросы и робко косился на новых товарищей.
– А ты Москву видел? – неожиданно подскочил к нему Рыжий, и прежде чем Сережа успел опомниться, он схватил его обеими руками за голову и поднял высоко в воздух.
Рыжий был намного выше и сильнее Сережи. Последний почувствовал боль, его уши горели и ныли в цепких пальцах Грушина, но он, однако, сделал над собой усилие и не заплакал.
– Вот тебе Москва, вот тебе Москва! – приговаривал между тем рыжий мальчик, а остальные пансионеры громко смеялись.
– А бороться умеешь? – неожиданно подскочил другой мальчуган одного возраста с Сережей, плотный, коренастый, с забавным вихром на лбу.
За этот вихор мальчики прозвали Мишу Викторова Петухом. Своей драчливостью, громким голосом и задором он действительно походил на эту птицу и как нельзя лучше оправдывал данное ему прозвище.
– Хочешь бороться? – еще раз крикнул Петух, и, не дав Сереже опомниться, плотно обхватил его за талию, стараясь повалить на пол.
Завязалась борьба. Мальчики встали полукругом и с живым интересом смотрели на борющихся. Одни были уверены, что победит Миша, другие стояли за Сережу. Если Петух брал силой, то Сережа отличался ловкостью и изворотливостью, и победить его было не так-то легко. Вот-вот казалось, что Петух осилит и побежденный Сережа упадет, но каждый раз новичок делал быстрый прыжок, выскальзывал из рук Миши, и борьба снова возобновлялась, к необычайному удовольствию маленьких зрителей.
Пот с обоих мальчиков катился градом. Красные от усилия и волнения, они кружились и топтались на одном месте. Наконец Сережа начал заметно осиливать… Еще немного, и он останется победителем… Но в ту самую минуту, когда Миша был в руках Сережи, Рыжий, следивший за борьбой, незаметно выступил вперед и подставил новичку ножку. Сережа споткнулся и упал, сильно ударившись головой о пол. Петух тотчас же уселся на его груди и торжествующе оглядел товарищей.
– Браво, Петушок! Браво! – кричали они и хлопали в ладоши; громче всех кричал Рыжий.
– Прочь с дороги! – внезапно прозвучал громкий окрик, и хорошенький белокурый мальчик лет девяти вскочил в круг.
– Петух! – гневно закричал он, и его голубые глазки горели, как звезды. – Не воображай, что ты победил Горина: я отлично видел, как Рыжий подставил ему ногу!
– Принц врет! Не верьте, братцы! – оправдывался Грушин, пойманный и уличенный на месте.
– Нет, Принц не врет никогда, – сказал бледный худенький мальчик и с восторгом посмотрел на белокурого Принца.
Последний между тем помог Сереже подняться, очистил на нем запылившуюся во время борьбы курточку и, протягивая ему руку, сказал:
– Здравствуй! Меня зовут Котей Вакулиным, а они прозвали меня Принцем, – он мотнул головой в сторону товарищей. – Зови и ты меня Принцем, и будем друзьями!
Сережа, смущенный и сконфуженный, стоял напротив своего нового покровителя и смотрел на него восхищенными глазами. У Коти Вакулина были мягкие, длинные и белые, как лен, кудри, голубые ясные глаза и умное лицо. Прозвище «Принц» как нельзя лучше шло ему.
Мальчики притихли при появлении Коти и теперь, увидев, что тот взял новенького под свою защиту, стали понемногу расходиться по своим местам.
Новый звонок возвестил начало следующего урока. Антонина Васильевна Власьева, или Пушка, как за полную фигуру и чрезвычайно грубый голос называли ее мальчики, вошла в класс. Начальница сама давала уроки арифметики маленьким пансионерам и была ужасно строга. При ее появлении в классе стало так тихо, что было слышно, как летали мухи.
– Дважды четыре – сколько будет? – неожиданно обратилась она к Петуху, сидевшему на первой скамейке.
Петух, еще не пришедший в себя от недавней борьбы и красный, как морковь, вскочил со своего места и бойко ответил невпопад:
– Десять!
– Отлично! Вот я тебя десять суббот в отпуск и не отпущу. Тогда будешь знать, как наугад говорить! – рассердилась Антонина Васильевна, не терпевшая рассеянности в классе.
Непускание по субботам домой было самым строгим наказанием, и маленькие пансионеры боялись его как огня. Поэтому Петух моментально стряхнул с себя всякую рассеянность и вспомнил, что дважды четыре – восемь, а никак не десять, и сказал это Пушке.
– Ну, а трижды восемь сколько? – обратилась Пушка к Сереже.
Сережа долго думал, прежде чем ответить, и наконец сказал:
– Двадцать четыре.
– Верно, – похвалила Пушка и вызвала к доске худенького Мартика Миллера – того самого, который смело заявил товарищам о том, что Принц никогда не врет.
Мартик очень крупно и красиво написал те цифры, которые ему продиктовала Пушка. «Точно солдатиков выровнял», – пришло в голову Сереже.
– Он хороший ученик? – обратился он к своему соседу Рыжему, забыв о его злой выходке.
Сережа был очень добрый мальчик и долго не помнил причиненного ему зла. Он полагал, что и все мальчики на свете должны были быть такими же добрыми и хорошими, как он. Но не тут-то было. Рыжий, невзлюбивший почему-то Сережу, решил изводить его всевозможными способами.
– А тебе какое дело, мартышка? – дерзко спросил он. В ту же минуту большой комок белой бумаги, скатанный вроде мячика и брошенный с той скамьи, где сидел Принц, угодил Рыжему прямо в лоб.
– А… ты бросаться! – рассвирепел в бессильном гневе Грушин и ущипнул ни в чем не повинного Сережу.
Принц сидел далеко, и потому Рыжий ограничился тем, что показал ему кулак. «Злой мальчик», – подумал Сережа и отодвинулся от Рыжего на самый дальний конец скамейки.
Урок арифметики закончился. Пушка вышла из класса, и ее заменил воспитатель маленьких пансионеров Василий Иванович – очень добрый на вид маленький человечек. Он выстроил мальчиков гуськом и повел в столовую завтракать.
Все двенадцать мальчиков, составляющие младший класс пансиона, сели за один стол, на одном конце которого было место для Василия Ивановича. Каждому мальчику дали по бараньей котлетке, стакан чая и бутерброд с сыром.
Сережа не был особенно голоден. Он думал: «Мама и Адочка сейчас тоже садятся завтракать. Мама на конце стола, а Адочка с правой стороны на высоком детском стуле. А мое место не занято… Арапка наверняка удивляется, почему место не занято, и недоумевает, должно быть, где я».
Мальчик так замечтался, что не заметил, как его котлетка исчезла с тарелки и пропала в кармане сидевшего напротив него Грушина. Но Принц всё видел и, не стесняясь присутствием воспитателя за столом, резко сказал:
– Рыжий, сейчас же положи котлету на тарелку Горина. А ты, Горин, – прибавил он мягко, – не зевай по сторонам, а то у тебя другие всё съедят.
Сконфуженный Грушин исполнил требование Принца и возвратил котлету, но при этом так сердито посмотрел на Сережу, что тот сразу почувствовал, как сильна была ненависть к нему злого мальчика.
Завтрак закончился. Мальчиков повели наверх в большую светлую комнату, где стояла высокая, до самого потолка, гимнастика[1] с трапециями, кольцами, лестницами и даже комнатными качелями.
– Дети, играйте и веселитесь, – сказал, уходя, Василий Иванович, – только не шумите и не ссорьтесь.
– Братцы! Кто хочет играть в казаки-разбойники? – весело крикнул Принц.
– Я! Я! И я! – закричали со всех сторон маленькие пансионеры, которые очень любили эту игру.
Все мальчики разделились на две группы; одни были казаками, другие – разбойниками. Разбойники выбрали себе атамана. Казаки мирно стали устраивать свою станицу[2] (станицей всегда была гимнастика), как вдруг на них напали разбойники. Казаки обратились в бегство, а разбойники их преследовали и уводили в плен.
Сережа еще не знал этой игры, но она ему очень понравилась. Сережа, Мартик Миллер, Петух, потом черненький Жучок, или Ваня Изюмин, удивительно шустрый и веселый мальчик, и высокий Морозов, или «Морозко», как его называли в классе, были казаками.
Принц, Грушин и остальные шесть мальчиков – разбойниками.
Сережа во всю прыть мчался по залу. Его догонял Принц. Вот-вот, казалось, он протянет руку и поймает новичка. Но Сережа прибавил ходу, и «разбойник» остался далеко позади.
Принц тяжело дышал, щеки разгорелись, стали красными, волосы на лбу спутались. Сереже стало жаль мальчика, которому он был обязан за заступничество перед Рыжим. «Надо ему поддаться», – решил Сережа и незаметно замедлил бег. Принц тут же нагнал его и ударил три раза по плечу.
– Поймал! – весело крикнул он.
– Как же не поймать, когда он тебе поддался! – насмешливо сказал подоспевший Рыжий.
– Разве ты поддался? – обратился Принц к Сереже, всё еще держа его за плечо.
Сережа никогда не лгал, даже по пустякам, и потому немного смущенно признался:
– Да, поддался.
– И глупо сделал! – рассердился Принц и, весь вспыхнув, прибавил: – Господа, это не игра, я с Гориным играть не хочу.
– Не игра, не игра! – подхватили остальные мальчики и отхлынули от Сережи.
Сереже стало грустно и нехорошо на душе. Он не хотел обидеть Принца, который ему ужасно нравился своей резвостью и веселостью, а главное, подкупил его своим заступничеством. Потерять дружбу Принца было для Сережи большим горем. Грустный и печальный, он подошел к окну и стал смотреть на улицу. А мальчики по-прежнему шумели, кричали и бегали по залу.