Оля Киро
Наследство
Часть 1
Когда я была совсем ещё маленькая и даже говорить толком не умела, бабушка часто рассказывала мне одну страшную сказку… Каждый раз история разворачивалась в какой-нибудь деревушке, обязательно неподалёку от нашей, и каждый раз главным действующим лицом в ней была мёртвая ведьма – штрига.
Я помню, как ругалась с ней мама, считая, что именно из-за этих историй я никак не успокоюсь по ночам. Она постоянно ворчала, чтобы бабушка прекратила, потому что от страха я не могу нормально разговаривать. Но ни ссоры, ни споры так и не помогли.
Я не знаю, почему бабушка так упорствовала. Зачем это было? Зачем внушать ребёнку страх перед несуществующим? В принципе, уже во взрослом возрасте, родив дочь, я понимаю свою мать, и понимаю, почему она решила уехать из родительского дома. Но именно туда я сейчас и возвращаюсь.
Давно я не была в этих местах, кажется, что целую вечность. Бабушка умерла девять лет назад, и с тех пор никто из нашей семьи сюда не приезжал. Это, наверное, глупо – ехать в заброшенный дом, только чтобы спрятаться от надоевшей суеты, но так было необходимо. Мой муж погиб, оставив все долги на меня и нашу маленькую дочурку. Вернуть деньги у меня нет возможности, поэтому я и решилась на побег. В другой стране нас не найдут, тем более в такой глуши.
Осень в этих краях такая же, как в моих воспоминаниях: солнечная, тёплая, невероятно живописная. Вижу, что дочке тоже нравится. Это тебе не серый мегаполис, состоящий сплошь из бетонных коробок. Вернуться к истокам… Даже и не знаю, почему я не сделала этого раньше? В кармане у меня ключи от дома и пристройки на заднем дворе, которые мне удалось добыть у нотариуса в столице. Теперь, когда я знаю про бабушкино завещание, мне даже легче на душе: она до последнего меня не забывала. Но вместе с тем так грустно и печально, что я не приехала проводить её в последний путь, и даже не знаю, кто занялся похоронами.
Язык я тоже помню слабо, точнее практически ничего не помню, кроме обычных приветствий и благодарностей. После отъезда мама запретила на нём разговаривать и сама ни слова не вспоминала. Каково же было моё удивление, когда я поняла, что в этих местах многие спокойно разъясняются на русском, хоть и с тем странным акцентом, с каким всегда говорила бабушка. Я довольно быстро узнала, как добраться до нужного посёлка, уселась с дочкой в потрёпанную маршрутку – не знавшую ремонта лет, наверное, двадцать – развязала ей шарф, чтобы не было жарко, и стала дожидаться отправки.
Всю дорогу маршрутка скрипела, дребезжала, я даже подумала, что мы так разобьёмся, но нет – добрались в целости и сохранности. В пункт назначения прибыли уже к закату, а остановкой оказалась небольшая площадка на окраине соседнего села, прямо возле леса. Дальше можно только на своих двоих, и мне эта идея совсем не понравилась. Я стала оглядываться, в надежде найти какого-то попутчика, но ничего, кроме парочки ветхих домов, – скорее всего нежилых – не обнаружила.
Стало прохладнее, и я поспешила завязать шарф дочери обратно. Она такая слабенькая, не хотелось бы, чтобы простудилась сразу по приезду. Пока я с этим возилась, в конце дороги, по которой мы приехали, показались два небольших огня. Присмотревшись, я поняла, что это свет от фар. Машина приближалась неторопливо, подпрыгивая на неровной дороге. Пока я думала, стоит ли рисковать и останавливать её, как водитель сам притормозил возле нас, опустил окно и окликнул меня:
– Буна сеара! Авець невойе де ажутор?
Не поняла всего, но кивнула ему:
– Буна! – Я не могла вспомнить больше ничего на их языке и решила попробовать снова на русском, надеясь, что меня поймут. – Мы идём в село Браништи.
– Аааа, – протянул мужчина с тем же акцентом. – Так садитесь, подвезу.
Сомнения разрывали меня: идти с дочерью по тропе мимо леса ночью или сесть в машину к незнакомцу, который может оказаться кем угодно. Тут какой из вариантов не выберешь – всё равно есть вероятность, что прогадаешь. Я помогла дочке сесть на заднее сидение, а сама выбрала место рядом с водителем. Он снова завёл мотор и направил машину по той тропе, что нам нужна. Я облегчённо вздохнула, но всё равно напряжение никуда не делось.
– Я Мирча, – представился он.
– Илина. – Я кивнула в ответ. – А это моя дочь Настя.
– Илина… Знакомое имя. Не родственница Тэнару?
Я встрепенулась и наконец начала успокаиваться – он знает мою бабушку! – тут же поспешила ответить:
– Да.
– Доамна Мария часто говорила про свою внучку.
Больше он мне ничего не сказал. Я посмотрела вперёд через лобовое стекло: тропа, продавленная автомобильными колёсами и ногами людей, никакого тебе асфальта, даже камней нет, но по бокам одни лишь деревья, в свете фар отливающие розовым золотом, туман и тёмно-серое небо – всё, словно из сказки. Показались первые строения, и я уже хотела попросить остановиться, но Мирча, заметив это, помахал рукой.
– Сидите, довезу до дома.
Я сникла, не желая спорить, тем более так даже лучше. Пока мы медленно проезжали посёлок, в котором прошло моё раннее детство, я всё пыталась понять: куда же делись люди? Вроде, не очень позднее время, должен же хоть где-то гореть свет. Видимо, моё замешательство было слишком явным.
– Пусто, да? – Отметил Мирча. – В Браништи мало людей осталось.
– Сколько? – Я решила поддержать беседу.
– Всего несколько домов.
– Почему так? – Мне показалось это странным.
– Большинство стариков умерло, дети разъехались по другим странам, а та молодёжь, что оставалась, отправилась либо в столицу на учёбу, либо заграницу. Нечего им тут делать.
Мёртвый посёлок… Вымерший. Мне снова стало не по себе. Не слишком ли опрометчиво вот так остаться тут с ребёнком? Если людей так мало, то некому будет прийти на помощь при необходимости.
– Приехали.
Машина остановилась в самом конце дороги, дальше ехать некуда. Я выбралась на улицу, поёжилась от зябкого вечернего ветра и осмотрелась: небольшой пяточок, парочка домов, один из которых принадлежал бабушке, и лес вокруг. Даже если и захотеть убежать, тут тупик. Открыла заднюю дверцу машины, осторожно потрясла дочку, чтобы разбудить, и помогла ей выйти. Поблагодарив Мирчу за помощь и взяв Настеньку за руку, я отошла к воротам, наблюдая, как он снова заводит мотор, разворачивает старенькую девятку и уезжает. Я ещё немного постояла, убеждаясь, что он и правда уехал, и только после повела дочь к дому. Ворота оказались не заперты, что мне не очень понравилось. Надо будет как-нибудь поставить хотя бы засов на них.
По узкой тропинке мы поднялись к дому, такому же, как я и помнила: небольшое строение, второй этаж переделан из чердака, за ним маленькая деревянная пристройка, удобства на улице… Живя в другой стране в большом городе, я практически забыла о таких вещах. Вокруг дома всё также растёт виноградник, есть несколько плодовых деревьев и огородик, в котором давно уже никто ничего не сажал. Решив, что нужно будет ещё раз осмотреть бабушкино наследство уже при свете дня, я достала ключи и отперла входную дверь. Из дома повеяло сыростью и затхлым воздухом. Нужно проветрить. Я зашла внутрь, проводя следом дочку, сказала ей постоять спокойно на одном месте и, освещая себе путь телефоном, попыталась найти выключатель. Свет зажёгся сразу же, что удивило меня, но был таким тусклым из-за многолетнего слоя пыли на лампочке, будто от свечи. Комната в этом доме всегда была только одна, в ней когда-то жила бабушка, а мы с мамой обитали на чердаке, кухня же находилась в пристройке. Я ещё раз осмотрелась, убеждаясь, что за все эти годы тут действительно ничего не изменилось.
Стянув покрывало с бабушкиной лежанки, я вышла на улицу, встряхнула его, и вернулась обратно, расстелив на прежнем месте. Настеньку усадила туда, запретив снимать куртку, а сама поспешила во двор. Помнится, за сараем была поленница, поэтому оставалось молиться, чтобы там ещё что-то осталось, а не было разворовано соседями. Хотя, если учесть, что это вымерший посёлок, мне могло повезти. И правда, часть дров оказалась на месте. На мгновение, мне почудилось, будто что-то прошмыгнуло за спиной, даже холоднее стало. Я обернулась, но ничего не заметила в полумраке. Наверняка, это был просто порыв ветра.
Набрав дров, я вернулась в дом и принялась разводить огонь в печи. До этого мне ещё не приходилось таким заниматься, но в моей голове то и дело всплывали позабытые воспоминания, словно с моим возвращением сюда память начинала проясняться. Пока огонь разгорался, я наблюдала за дочкой: Настенька, вымотанная длительным переездом, свернулась на бабушкином покрывале и тихонько посапывала. Ничего, мы справимся: поживём тут немного, привыкнем, а потом я поеду в ближайшее село и попробую устроиться там на работу в садик, заодно и дочку пристрою. А ведь моя мама когда-то была против того, чтобы я училась в педагогическом, но жизнь иногда складывается таким образом, что не знаешь, какие именно навыки тебе пригодятся.
Погрев немного руки у огня, я решила осмотреть чердак. Лестница находится прямо возле входной двери, так что я осторожно начала подъём, изредка оглядываясь назад. Не знаю, чего тут бояться, но этот страх, что кто-то может навредить твоему ребёнку иррационален. Я поднялась на верхние ступеньки и тихонько толкнула люк в потолке, но он не поддался. Попробовала ещё раз, но его будто чем-то тяжёлым придавило. Этого ещё не хватало… Другого способа попасть туда не было, так что мне пришлось приложить все силы, даже удалось немного приоткрыть его, но едва появилась расщелина, как люк с грохотом опустился обратно, будто кто-то с той стороны ударил по нему. Я вздрогнула и тут же услышала слабый голос Насти:
– Мама?
– Я тут, – мгновенно отозвалась в ответ. – Сиди на месте.
Я снова повернулась к люку. Может, сюда кто-то пробрался? Какой-то бездомный? Не зная, что мне делать, я всё-таки решилась и снова попробовала открыть люк, и он наконец распахнулся, причём сразу и легко, словно и не было до этого никаких проблем. Я нахмурилась, заглянула внутрь – пусто. Наверное, засовы заржавели. Оставив путь на чердак открытым, я спустилась с лестницы.
– Испугалась?
Настя отрицательно покачала головой. Это хорошо. Моя доченька вообще не из пугливых, не то что её мать, взращённая на страшных сказках. Решив, что лучше перестраховаться, я плотно закрыла дверь, оставив ключ в замке, и попыталась открыть окно, но оно, видимо, было заколочено. Ладно, с этим я могу разобраться позже. Я полезла в сумки, оставленные у порога, достала небольшой перекус и предложила дочке. Мне почему-то кусок в горло не лез.
Комната постепенно начала нагреваться: доски наверху заскрипели, от окна через щели повеяло прохладой, затрещало что-то в стенах – дом просыпался после длительного перерыва. Я достала влажные салфетки и начала протирать всё, до чего могла дотянуться. Для первой ночи этого должно быть достаточно, а завтра я планирую сделать генеральную уборку. Закончив с нижней комнатой, я снова поднялась на чердак. Кроме двух кроватей на пружинах, одного массивного шкафа, стула и парочки тумбочек тут ничего не было – всё, как я помню.
Вытерев грязь с мебели, я повернулась к окну, напротив постелей, провела салфеткой по раме и начала осторожно очищать стекло, чтобы впустить немного света. Пыль ушла с первой же попытки, а вот след от чужой ладони нет. Я достала ещё одну салфетку и снова попыталась убрать его, но он не исчезал… И тут я поняла. След остался не с внутренней, а с внешней стороны. Как так-то? Может, бабушка оставила его, когда занималась уборкой? Но ведь это окно не открывается… Я выглянула на улицу, но дерево перед домом недостаточно крепкое, чтобы удержать на себе человека, тем более, ветки, которые упираются в окно, слишком тонкие. Это так странно. Надо будет взглянуть ещё раз уже днём.
Я полезла в шкаф, найдя там старые бабушкины одеяла, расстелила их на кроватях, расставила подушки и спустилась за дочкой. Этой ночью придётся спать наверху, совсем, как мы с мамой когда-то. Уложив Настю, я выключила свет на первом этаже и тоже легла в постель. Дом ещё недостаточно прогрелся, поэтому пришлось спать одетой. Я боялась, что привыкшей к централизованному отоплению Настеньке будет холодно, но она уснула практически мгновенно, а вот ко мне сон не шёл. Я смотрела в это окно, наблюдая за тёмным небом с необычно яркой луной и ветками, покачивающимися на ветру, и меня снова одолели воспоминания. В детстве, мне казалось, что это не ветки, а пальцы штриги, которая пытается пробраться внутрь, чтобы украсть меня и выпить моей крови.
Полуведьма-полувампир – да, теперь я отчётливо помнила, кем было это существо из бабушкиной страшной сказки. И всё же, интересно, откуда она взяла эту историю? Старое поколение, выросшее на жутких рассказах, которыми объясняли порой самые обычные явления… Нет, мне этого не понять. Да и вообще, сложно верить во что-то сверхъестественное в век высоких технологий, но мне всё равно почему-то было жутко. Скорее всего, именно из-за воспоминаний о детских сказках. Я твёрдо решила больше не думать об этом, потому что теперь это мой дом, и я сделаю всё возможное, чтобы стереть старое и создать здесь что-то новое, счастливое и доброе. И уж совершенно точно я не буду рассказывать эту историю своей дочке. Поворочавшись ещё немного, я тоже погрузилась в сон.