bannerbannerbanner
полная версияЕвропейская Пепочка

Лилия Макеева
Европейская Пепочка

Полная версия

– Нет, просто немного знаю язык. Я – украинка.

– Странно… – произнесла Марта несколько равнодушно и стала что-то собирать в воде, оказавшейся все-таки семнадцатиградусной.

– А Вы – местная? – поинтересовалась я.

– Да… повсеместная! Каталанка я. Выросла в горной местности, а живу то у моря, то в горах. Олицетворяю мечту многих, – подмигнула мне дама.

– Это точно…

Подойдя ко мне с полной гостью ракушек, она задала еще пару-тройку вопросов, касающихся моей личности, и внезапно пригласила меня вечером в гости. Разумеется, я согласилась: нестандартные люди – это находка. Не менее загадочная, чем морская ракушка…

К назначенному часу я опоздала. Друзья затащили меня на прогулку в горы, не рассчитав время на обратный путь. Мы всей машиной спешили, но к восьми не уложились.

– Марта, прошу прощения! Меня задержали обстоятельства…

– Ничего страшного, я усидчивая. Но если бы ты не пришла и в два часа ночи, тогда я, пожалуй, ушла бы домой…

Отдав дань ее чувству юмора полноценным смехом, мы постояли на набережной в ожидании заката, отметили его ежедневную уникальность и, на мое счастье, размеренно двинулись в сторону дома Марты. Дул беспощадный ветер, и я заметно подрагивала от холода. Марта, казалось, ничего не замечала, словно ветер ее не касался – ни в прямом, ни в переносном смысле.

Современной постройки девятиэтажный дом был прижат к высокой скале, и вся его внутренняя сторона могла бы вполне сойти за оригинальную пристройку к сталактитовой пещере. Это создавало эффект аттракциона и опять-таки пахло близостью к природе. Скала начиналась прямо в подъезде и, облаченная до потолка в стекло, казалась музейной реликвией. Тем более, что камень красиво подсвечивался снизу большой зеленоватой лампой.

– Я купила эти апартаменты восемь лет назад. Ничего особенного, но публика тут живет достаточно солидная и спокойная, – сказала Марта доверительно.

Поднявшись на лифте на восьмой этаж, мы вошли по длинной, опоясывающей дом лоджии – с видом на скалу – в дверь, в которую царапался изнутри истосковавшийся по чему-нибудь живому кот Миу. Марта снова приложила палец к виску, изображая «выстрелом» в голову степень своей привязанности к верному домашнему животному.

Стильная, под стать хозяйке квартира горделиво носила белое одеяние: стены, диваны, стулья, шкафы. В одной только гостиной – семь источников света. В правом углу – большой стол со стеклянной крышкой, отполированной до пределов возможного. Над ним – новая, современная лампа. И повсюду ракушки: подвески, фигурки, обрамление большого зеркала.

– Старую лампу, что над столом, я сняла. Но с таким трудом! Она была потрясающая, необычная… – Марта сделала трагическое лицо. В доказательство она ушла в одну из трех комнат и, не поленившись, притащила оттуда громоздкую лампу, представляющую собой стальной зигзаг-молнию больше метра.

Это было признание в любви – лампе. По существу, вещизм, который я отрицала. Но, что удивительно, сама Марта, там не менее, производила стойкое впечатление независимого существа. С нетривиальным внутренним миром.

– А я однажды выбросила всё старое и ненужное, переборов желание оставить кое-что – вдруг еще послужит? Когда выбросила и раздарила штук тридцать пакетов, пошел сильный поток энергии. Он буквально бросился ко мне в объятия! Это было потрясающе.

– Да-да, я знаю, по фэн-шую. – Отозвалась Марта индифферентно. – Но жалко же!

– Не жалей! Ведь у тебя уже висит новая… Знаешь, а твои ракушки говорят о том, что ты могла бы хорошо рисовать, – сменила я тему.

– Да? – нисколько не удивилась Марта и опять решительно ушла в закрома.

Она вынесла оттуда несколько картин в пластиковых рамах и поставила их передо мной на пол, у кресла. Все картины были подписаны черным – «Марта». Каждая – в особой технике: и пастель, и акварель, и масло, и уголь. И в каждой присутствовал густой черный цвет. Словно читая мои мысли, Марта вдруг задумчиво произнесла:

– Знаешь, мне незнакомо понятие «счастье». Ощущение, что я довольна – да. Но счастья я не знаю. Живу то в Ллорете, то в Бике. Там я и родилась, и росла.

– Ты, наверное, там начала любоваться природой, пейзажами?

– Да нет, я не любовалась. Росла себе, да и всё, – пожала Марта плечами пловчихи.

– Твои близкие там?

– У меня никого нет. Кроме Миу. – Она притянула к себе кота за голову мягкой хозяйской хваткой. – Ни сестер, ни братьев.

– А родители?

– Отец умер в девяносто пятом. Мать – в девяносто девятом.

– Это печально. Всегда и у всех… Извини, а муж… был?

– Нет. Никогда. – Отрезала Марта. – Ни мужа, ни детей.

И, предваряя дальнейшие вопросы, она спокойно сказала:

– Меня утомляли все отношения, уже через месяц после их начала… Мне и так хорошо. Я люблю независимость. Хочу – иду на пляж, а нет – сижу дома. На восьмом этаже прекрасный воздух с моря. До него же рукой подать.

Она вывела меня на большую, тщательно обустроенную лоджию, аналогично квартире – в бело-салатовых тонах. Между двух впереди стоящих домов выглядывал синий прямоугольник побережья.

– Смотри, какая досада, этот дом впереди? Море перекрывает.

– Зато справа виден живописный склон, и там ты наблюдаешь закат.

– Да, и восход вижу. А потом солнце вот та-ак надо мной проходит по своей траектории: зимой ниже, летом выше, – она показала рукой в ночное небо. – И еще этот дом хоть не впритык стоит.

– Вот видишь, как хорошо ты устроена. А дом впереди защищает тебя от штормов.

– Хм! Любопытно…

– Грамотный у тебя свет, Марта – позволила себе заметить я, – самый выгодный, боковой. И не слишком яркий. Такой свет предпочитала Бланш Дюбуа, героиня пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай Желание».

Рейтинг@Mail.ru