Джоанна Линдсей
Пылающие сердца
Глава 7
Кристен медленно приходила в себя. Ей казалось, что Тор своим огромным молотом бьет ее по голове. Господи, у нее уже начались видения, но головная боль была действительно нестерпимой, такой ей еще не доводилось испытывать. Постепенно она стала ощущать другие неудобства и вдруг внезапно все вспомнила.
Кристен так резко села, что у нее закружилась голова, и она со стоном повалилась набок. Чьи-то руки подхватили ее, она услышала звон цепей и широко раскрыла глаза от изумления. Прямо перед собой она увидела лицо Торольфа, который склонился над ней, потом повернула голову, чтобы посмотреть, кто ее поддерживает. Это был Ивар, друг Селига.
Она села и стала лихорадочно оглядываться по сторонам. Все они сидели на жесткой земле вокруг высокого столба. Их было семнадцать человек, многие потеряли сознание от полученных ран, которые никто не перевязал, и они были прикованы друг к другу длинной цепью, охватывающей лодыжки. Но среди них она не видела Селига.
Девушка снова взглянула в голубые глаза Торольфа и с мольбой в голосе тихо спросила:
– Селиг?
Он медленно покачал головой, и у нее вырвался крик. Ивар моментально зажал рукой ее рот, а Торольф еще ближе наклонился к ней.
– Они еще не успели заметить, что ты женщина! – прошипел он. – Ты что, хочешь, чтобы мы сидели и мучились от сознания собственного бессилия, глядя, как они насилуют тебя? Имей жалость, Кристен. Ты можешь выдать себя своими криками.
Она моргнула, показывая ему, что поняла, и Торольф кивнул Ивару, чтобы тот отпустил ее. Она судорожно вдохнула воздух и согнулась, раскачиваясь, не в силах справиться с пронзившей ее болью утраты. Ей хотелось выть, кричать, чтобы хоть немного дать выход этой боли, которая все нарастала и нарастала, пока Кристен уже наконец не смогла больше сдерживать себя. Горький, мучительный стон вырвался у нее из груди, и в этот момент ей нанесли кулаком удар прямо в челюсть, и она повалилась кому-то на руки.
Когда Кристен снова пришла в себя, солнце уже начало клониться к закату. Она застонала, но тут же спохватилась и медленно села, с упреком глядя на Торольфа.
– Ты ударил меня. – Это было утверждение, а не вопрос.
– Да.
– Надо полагать, я должна быть тебе благодарна за это.
– Конечно.
– Ублюдок.
Если бы это было возможно, он рассмеялся бы над тем, как мягко прозвучало в ее устах это ругательство. Но он не мог этого сделать. Вначале их оставили без охраны, так как противник был занят своими ранеными. Теперь же рядом с ними находились два стражника.
– Позже у тебя еще будет время, чтобы оплакать свою потерю, Кристен, – мягко проговорил Торольф.
– Я знаю.
Она вытянула ноги и посмотрела на свои щиколотки, закованные в железные кандалы. Серебряный шлем, который она одолжила у Оутера, пропал, так же как и ее пояс и украшенный драгоценными камнями кинжал. С нее сняли даже отделанные мехом сапоги.
– Они что, забрали все, что было ценного? – спросила она.
– Да. Они бы взяли и твою меховую фуфайку, если бы она не была такой старой и облезлой.
– И испачканной кровью, – добавила она, глядя на темные пятна, покрывавшие ее с ног до головы, и вспоминая, как кровь хлынула из раны убитого ею высокого воина, когда она выдернула из его тела свой меч. Она подняла руку, чтобы пощупать шишку от удара по голове, и только тут спохватилась:
– Мои волосы!
Коса все еще была засунута под тунику, но ее все равно безусловно заметят, если посмотрят повнимательнее. Она поспешно принялась отрывать по волоску от косы.
– Постой, Кристен. – Торольф схватил ее за руки, сообразив, что она намеревается сделать. – Чтобы укоротить волосы подобным образом, тебе потребуется целая вечность.
– А ты можешь предложить мне нож? – огрызнулась она.
Он лишь проворчал что-то невнятное в ответ на этот глупый вопрос и принялся внимательно разглядывать ее. Без пояса короткая туника доходила ей до середины бедер, надежно скрывая от постороннего взора тонкую талию. Темно-коричневые чулки топорщились под ослабевшими подвязками, повязанными накрест, и прятали ее стройные ноги. Кисти ее рук и босые ступни были совсем не маленькими, но и не походили на мужские. Однако если хорошенько испачкать их грязью, то это не будет заметно. Надо также измазать грязью ее голые руки, слишком тонкие даже для юноши.
Торольф был удовлетворен осмотром.
– Если бы не твои шикарные волосы, только по твоему голосу можно догадаться, что ты не парнишка. Как ты умудрилась так ловко спрятать грудь?
Кристен густо покраснела и опустила глаза под его любопытным взглядом.
– Ты не должен спрашивать меня о таких вещах.
– Но как тебе это удалось?
– Торольф!
– Да тише ты! Не произноси ни слова, когда они рядом и могут тебя услышать. Мы скажем им, что ты немая, и это решит проблему.
– Но что делать с моими волосами?
Он нахмурился, потом неожиданно улыбнулся и принялся отрывать подол своей кожаной туники. Попросив Ивара прикрыть своим телом Кристен так, чтобы стражники не видели их, он быстро обмотал ей косу вокруг головы и обернул ее широкой полосой из мягкой кожи, которую крепко завязал сзади узлом на шее.
– Но шишка вовсе не здесь, – заметила она.
– Меня совершенно не волнует твоя дурацкая шишка, – возразил он. – Подожди-ка минутку.
Он принялся похлопывать себя по ране на плече, пока из нее снова не стала сочиться кровь, которой он щедро вымазал повязку на голове Кристен.
– Торольф!
– Заткнись, Кристен, или твой голос выдаст тебя и сведет на нет все мои старания. Как ты думаешь, Ивар? Сойдет она теперь за мальчишку?
– С этой распухшей челюстью и перевязанной головой она вряд ли вызовет чей-то интерес, – с улыбкой ответил Ивар.
– Большое спасибо, – проворчала она. Но Торольф не обратил ни малейшего внимания на ее сарказм.
– Конечно, голова получилась слишком большой, но поскольку у них даже мысли не возникнет, что она девчонка, они подумают, будто это просто очень толстая повязка. Кристен сейчас такая грязная и оборванная, что, надеюсь, все будет нормально. Только, Кристен, постарайся, чтобы это сооружение не свалилось у тебя с головы, иначе все пропало.
Она ответила мрачным взглядом на это излишнее предупреждение и заявила:
– По-моему, сейчас самое время наконец сказать мне, где мы находимся.
– Это королевство Уэссекс.
– Саксонский Уэссекс?
– Да.
Ее глаза недоверчиво округлились.
– Ты хочешь сказать, что над нами одержала верх свора низкорослых саксов?
Торольф покраснел, услышав в ее голосе весьма нелестное изумление.
– Они спрыгнули на нас с деревьев, женщина! Половина команды была убита прежде, чем мы поняли, что произошло.
– О, но это нечестно! – воскликнула она. – Они напали на вас из засады?
– Да. Для них это был единственный шанс одержать верх, ведь их было не больше, чем нас. Самое нелепое во всем этом то, что нас вовсе не интересовали ни они, ни их имущество. Мы вообще собирались обойти стороной эту усадьбу, куда они нас сейчас притащили. Мы направлялись… – Он замолчал, неожиданно смутившись. – Да ладно, это теперь не важно.
– Куда вы направлялись?
– Никуда.
– Торольф!
– Клянусь Тором, можешь ты говорить тихо или нет? – рявкнул он. – Мы собирались ограбить монастырь.
– О нет, Торольф, этого не может быть!
– Может, поэтому Селиг и не хотел ничего говорить тебе, зная, как ты к этому отнесешься. Но это был наш единственный шанс наложить руки на богатства этой страны, Кристен. Датчане все равно скоро все захватят. Мы просто хотели опередить их и получить свою долю. Мы вообще никого не собирались убивать. Нас интересовали лишь баснословные богатства монастыря Джурро.
– Откуда вы знали, как туда добраться?
– Сестра Флокки, та, что вышла замуж за датчанина, в прошлом году приезжала домой погостить. Она многое порассказала о том, что здесь происходит, особенно о неудавшейся попытке захватить Джурро в 871 году, когда войска короля Гуторма и Хафдана из Уайд-Имбрес впервые сообща напали на Уэссекс. Сейчас они заняты подавлением мятежа в Мерсии, а как только наведут там порядок, то снова вернутся сюда. Если не в этом или следующем году, так чуть позже. Неужели ты думаешь, что они оставят в покое эти богатые, плодородные земли? И эти низкорослые саксы не смогут дать им отпор.
– Но вас они ведь умудрились-таки одолеть, – напомнила она.
– Такова была воля Одина.
– И они не все такие уж низкорослые, Торольф. Тот, которого я убила, был не ниже тебя.
– Да, я видел его, когда они привезли телеги, чтобы доставить сюда раненых. Но ты его не убила, Кристен, по крайней мере он пока еще не умер.
Она даже застонала от огорчения.
– Ты хочешь сказать, что я даже не смогла отомстить за своего брата?
Он погладил ее по щеке, стараясь утешить, но тут же быстро убрал руку, чтобы стражники не заметили.
– Он скоро умрет, я уверен в этом. Когда его вносили вон в тот большой дом, из раны у него на животе хлестала кровь.
Кристен содрогнулась при напоминании об этой жестокой бойне в лесу, хотя сама была не только ее свидетельницей, но и участницей. Но ее вмешательство было оправданно. Как смогла бы она посмотреть в глаза своим близким, если бы не попыталась отомстить убийце собственного брата?
Девушка повернулась в ту сторону, куда показывал Торольф, не желая думать о пролитой ею самой крови. Она увидела огромный двухэтажный дом, построенный в основном из дерева, с многочисленными окнами, большими и маленькими, которые пропускали дневной свет, но, без сомнения, и зимний холод тоже. Вокруг дома стояло множество маленьких построек, и вся усадьба была обнесена деревянным забором, крепким, но не слишком высоким.
– Ага, ты сама видишь, как просто было бы захватить это место, – заметил Торольф.
– Но они неплохо готовятся к нападению датчан. Взгляни туда. – Она указала на груду огромных камней, возвышавшуюся в дальнем конце двора. – Похоже, они собираются построить стену покрепче.
– Да, мы видели кучи камней и снаружи, – согласился он, а потом презрительно рассмеялся. – Но датчане будут здесь раньше, чем они успеют закончить свои приготовления.
Кристен лишь пожала плечами, потому что их это не должно было волновать. Она не сомневалась, что они смогут убежать отсюда гораздо раньше.
Бросив еще один взгляд на большой дом, она слегка нахмурилась.
– Судя по величине этого дома, он должен принадлежать знатному лорду. Как ты думаешь, может, тот высокий воин и есть их господин?
– Нет. Судя по тому немногому, что я понял из их разговоров, хозяина сейчас здесь нет. Но думаю, что за ним уже послали. Похоже, мне следовало бы быть поприлежнее, когда ты пыталась обучить меня родному языку старой Альфреды.
– Это верно, тем более что ты будешь единственным из нас, кто сможет вести с ними переговоры, если я должна буду изображать немую.
Он улыбнулся.
– Тебе будет не очень трудно держать язык за зубами, когда они окажутся поблизости?
Она презрительно фыркнула в ответ на его поддразнивание.
– Как-нибудь справлюсь.
Глава 8
Один из саксов набрался смелости и подошел к пленникам, чтобы вдеть факел в специальное отверстие в столбе, вокруг которого они сидели. Шестеро стражников стояли рядом с мечами наготове на тот случай, если викинги нападут на смельчака. Кристен с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться, когда сакс проходил мимо нее. Она слышала, как стражники спорили между собой, кто понесет факел, потому что ни один из них не хотел приближаться к пленникам, несмотря на то что те были скованы и спокойно сидели на земле. Среди них было столько раненых, что они не представляли никакой угрозы, по крайней мере в настоящий момент. Но саксы предпочитали не рисковать.
Факел предназначался не для удобства пленников, а для того, чтобы троим оставшимся стражникам было легче присматривать за ними теперь, когда наступила ночь. Пленникам не принесли ни еды, ни перевязочных материалов, чтобы они могли позаботиться о раненых. Это не сулило ничего хорошего. Еда была им необходима, чтобы подкрепить силы, если они хотят выбраться отсюда. Из того, что их не кормили, можно было сделать разные выводы, в том числе тот, что им недолго оставаться в живых.
Это предположение подтвердилось, когда стражники начали переговариваться между собой. Тот из них, который приносил факел, очевидно, осмелел после того, как ему не причинили никакого вреда, и говорил громче всех, так что его слова доносились до пленников.
– Почему, когда он хвастается, то постоянно смотрит в твою сторону? – спросила Кристен у Торольфа.
– Я единственный, кто может с ними объясняться. Они решили, что мы датчане, – с презрением сказал он. – Я вывел их из этого заблуждения. Датчане пришли сюда, чтобы захватить их земли. Мы же хотели лишь ограбить их.
– И ты надеялся, что это заставит их лучше относиться к нам? – насмешливо спросила Кристен.
– Тем не менее не вредно было довести это до их сведения, – засмеялся Торольф.
– Ты так думаешь? – мрачно спросила она. – Видно, ты не слушаешь, о чем они говорят.
– Честно говоря, этот недорослый ублюдок говорит слишком быстро для меня, и я понимаю лишь отдельные слова. О чем идет речь?
Кристен несколько минут напряженно прислушивалась, затем на ее лице появилось выражение отвращения, которого она не смогла скрыть.
– Они упоминают какого-то Ройса. Один говорит, что он сделает нас своими рабами. А тот хвастун утверждает, что Ройс слишком ненавидит викингов, чтобы оставить нас в живых, и что сразу же по возвращении он подвергнет нас пыткам и замучает до смерти.
Она не стала уточнять, что маленький хвастун по имени Ханфрит предположил, что Ройс воспользуется изобретательностью самих викингов и применит пытку, которой датчане подвергли короля Восточной Англии, когда захватили его в плен. Короля поставили к дереву и использовали в качестве мишени для стрельбы из лука, пока тот не стал похож на ежа. А когда его оторвали от дерева, он был еще жив, но мясо с его спины было полностью содрано так, что были видны ребра. Несомненно, отвратительная пытка, но другой стражник предположил, что скорее от пленников будут отрезать по маленькому кусочку и бросать на съедение собакам, заставляя несчастных смотреть на это зрелище и стараясь как можно дольше продлить их мучения.
Что толку было рассказывать обо всем этом Торольфу? Пытка есть пытка, не важно какая. Если они должны будут умереть, когда приедет этот человек по имени Ройс, значит, им нужно бежать немедленно.
Она повернулась и стала внимательно разглядывать высокий столб, вокруг которого они были скованы, образуя замкнутое кольцо. Он был примерно в три человеческих роста. Длина цепи, тянувшейся от щиколотки одного пленника до щиколотки другого, была даже больше, чем она могла рассчитывать, по меньшей мере в две длины руки, что было очень глупо со стороны саксов, так как давало достаточно возможностей для маневра.
– Понадобится всего три, ну, может быть, четыре человека, чтобы перелезть этот столб, – принялась размышлять она вслух.
– Несомненно, поэтому они и сделали так, чтобы три здоровых мужчины не оказались скованными подряд.
Это сказал Ивар, и, взглянув на него, она увидела открытую рану у него на ноге, с которой было практически невозможно влезть на столб. А у мужчины, прикованного по другую сторону от Торольфа, из плеча все еще торчал наконечник стрелы.
– Я мог бы нести на себе одного человека, – сказал Торольф, – но это получится очень медленно. Наши спины изрешетят стрелами прежде, чем мы взберемся наверх.
– А нельзя вытащить этот столб из земли? – предложила Кристен.
– Чтобы сделать это, нам всем придется встать, что насторожит их. Мы могли бы раскачать столб, но он будет падать очень медленно, и они тоже успеют заметить это и схватятся за мечи. И даже если мы справимся с этой задачей, слишком многие из нас погибнут и превратятся в мертвый груз, не позволяющий другим передвигаться быстро, поскольку мы все скованы между собой. Если они не дураки, то даже не станут подходить близко к нам, чтобы мы не отняли у них оружие. Они просто будут осыпать нас стрелами с безопасного расстояния.
Кристен с трудом сдержала стон разочарования.
– Значит, раз цепь держит нас скованными вместе, у нас уже нет никакой надежды?
– Нет, до тех пор пока не затянутся наши раны и мы не сможем раздобыть какое-нибудь оружие, – ответил Ивар.
– Не унывай, Кристен! – беспечно улыбнулся Торольф. – Вдруг они решат, что мы сможем быть им полезны и обучим их военному искусству для того, чтобы они могли дать отпор датчанам.
– А потом они отпустят нас с миром, чтобы мы продолжали пиратствовать, не так ли?
– Ну конечно!
Она только презрительно фыркнула в ответ, но все же добродушное подшучивание Торольфа заставило ее почувствовать себя лучше. Если им суждено умереть, они умрут вместе, сражаясь, а не безропотно позволяя саксам замучить их до смерти. Таковы были обычаи викингов, а она, хоть и была христианкой, все равно оставалась дочерью своего народа.
Она как раз собиралась произнести это вслух, когда деревянные ворота открылись и во двор въехали два всадника.
Но лишь один из них по-настоящему заслуживал внимания, и Кристен не спускала с него глаз, пока он медленно подъезжал к ним на своем огромном вороном коне. Когда он спешился всего в нескольких футах от них, она с изумлением обнаружила, что он был почти такого же роста, как и ее отец, то есть, по сути, выше большинства ее товарищей по несчастью. Он был молод и при таком росте отнюдь не отличался хрупким телосложением. У него были богатырские плечи и широкая грудь. Кожаная фуфайка без рукавов больше походила на куртку, открывая взору густую черную поросль на груди, доходившую почти до самой шеи, и могучие, мускулистые руки – руки настоящего воина. Туго перетягивающий талию ремень подчеркивал, что на всаднике не было ни капли жира.
Его длинные ноги тоже были сильными и стройными, и, в отличие от викингов, этот человек был одет в плотно облегающие короткие штаны, доходившие ему до колен и заправленные в некое подобие гетр, перевязанных крест-накрест кожаными подвязками, украшенными металлическими заклепками.
Черты его лица были правильными и необычайно красивыми: прямой нос, четко очерченные, плотно сжатые губы, по форме которых можно было судить о присущей его характеру жесткости, и квадратный подбородок, лишенный бороды, но заросший темной щетиной. Густые, волнистые темно-каштановые волосы доходили ему до плеч и непослушными прядями спадали на высокий лоб и на виски.
Но больше всего приковывали к себе внимание его глаза. Чистого темно-зеленого цвета, они были исполнены такой ненависти и злобы, что Кристен затаила дыхание в тот момент, когда его взгляд небрежно скользнул по ней. Она перевела дух лишь после того, как он наконец коротко отдал какое-то распоряжение одному из стражников, повернулся и направился к дому.
– Что-то его вид мне не понравился, – пробормотал Ивар. – Что он сказал?
Другие стали задавать тот же вопрос, но Кристен лишь угрюмо качала головой.
– Скажи им ты, Торольф.
– Мне кажется, я не совсем понял, о чем шла речь, – уклончиво ответил он.
Кристен бросила на него сердитый взгляд. Их товарищи имели право знать, что их ждет, но либо у Торольфа не хватало духу сообщить им это, либо он не поверил в то, что услышал.
Кристен посмотрела на Ивара, но тут же отвела глаза в сторону.
– Он сказал: «На рассвете убейте их».
Ройс вошел в зал и обнаружил, что на полу лежат раненые. Решив поговорить с каждым из них позже, он быстро взбежал по лестнице, расположенной в дальнем углу зала, и направился прямо в спальню своего кузена.
Олден, вытянувшись, лежал на кровати, укрытый до самой шеи стеганым одеялом, и, глядя на его бледно-восковое лицо, Ройс застонал, решив, что тот уже умер. Это подтверждал и плач женщин, находившихся в комнате. В углу всхлипывали две служанки, время от времени делившие с Олденом постель; восьмилетняя Меган, единственная сестра Ройса, сидела около маленького столика и плакала, закрыв лицо руками. Дарель, сестра Олдена, стояла на коленях возле постели, зарывшись лицом в одеяло, и безудержные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.
Ройс обратился к единственной из присутствовавших в комнате женщин, которая не плакала, – Эрте-Целительнице.
– Он умер только что? Я опоздал всего на несколько минут?
Старуха откинула назад свои длинные спутанные волосы и улыбнулась ему.
– Умер? Он может еще остаться в живых. Не нужно хоронить его раньше времени.
При этих словах на лице Ройса отразилась смесь облегчения и раздражения. Он дал выход своему гневу.
– Вон отсюда! – рявкнул он на обливающихся слезами женщин. – Приберегите свои рыдания до тех пор, когда они действительно понадобятся!
Дарель резко повернула к нему свое распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами и с негодованием воскликнула:
– Он мой брат!
– Верно, но своими воплями ты только вредишь ему. Как он может заснуть, чтобы набраться сил, если вы подняли здесь такой шум? Ему не нужны твои слезы, он и так знает, что ты любишь его, Дарель.
Дарель поднялась с колен. Ее голова едва доходила ему до груди, и если бы она осмелилась, то принялась бы молотить кулаками по этой груди. Но вместо этого она запрокинула голову и сердито уставилась на него.
– Какой ты бессердечный, Ройс! Я всегда это говорила!
– Да ну? В таком случае тебя не удивит, если твои слова нимало не заденут меня. Иди и приведи себя в порядок. После этого можешь вернуться и посидеть с Олденом – если, конечно, ты в состоянии не устраивать при этом истерик.
Две служанки к этому моменту уже удалились из комнаты. Дарель величавой поступью последовала за ними. Эрта знала, что его слова к ней не относились, но тем не менее тоже ушла, прихватив с собой корзину с целебными травами. Ройс взглянул на маленькое испуганное личико своей сестры и смягчился.
– Я не сержусь на тебя, малышка, поэтому не нужно так смотреть на меня, – ласково сказал он, протягивая к ней руку. – Почему ты плакала? Ты думала, что Олден умрет?
Меган бросилась к нему и обхватила его руками за бедра, так как ростом была ему всего по пояс.
– Эрта сказала, что он может и не умереть, поэтому я стала молиться, но тут Дарель принялась плакать, и я…
– Твоя кузина с ранних лет подает тебе плохой пример, малышка. Но ты правильно сделала, что стала молиться, ведь Олден нуждается в твоих молитвах, чтобы быстрее поправиться. Но неужели ты думаешь, что он будет доволен, увидев, как ты плачешь, вместо того чтобы радоваться, что он еще жив после схватки с нашими смертельными врагами? – Ему не хотелось лишний раз ругать ее за слезы, потому что она была очень робким ребенком и плакала по любому поводу. Вместо этого он взял ее на руки, вытер мокрые красные щеки и сказал: – Иди ложись в кровать, Меган, и молись за Олдена, пока не заснешь. Ну беги. – Он поцеловал ее в лоб и опустил на пол.
– Спасибо, Ройс, – раздался слабый голос Олдена, когда дверь за Меган закрылась. – Не знаю, как долго у меня хватило бы сил притворяться, что я сплю, потому что всякий раз, когда я приоткрывал глаза, Дарель разражалась воплями, умоляя меня не умирать.
Ройс расхохотался и подвинул стул к кровати.
– Этот болван Селдон сказал мне, что ты ранен в живот, и, клянусь Богом, я уже не рассчитывал застать тебя в живых и уж тем более не надеялся, что ты в состоянии разговаривать!
Олден попытался было улыбнуться, но тут же сжал зубы от боли.
– Мне повезло, удар пришелся чуть вбок, не то у меня все кишки выпали бы наружу. Бог мой, ну и боль! И подумать только, это сделал совсем молоденький парнишка, да еще с самыми красивыми глазами, которые мне только доводилось видеть!
– Опиши мне его, и, если он находится внизу среди пленников, я прослежу, чтобы он хорошенько помучился, прежде чем умереть.
– Ройс, он же совсем мальчик, которому вовсе и не следовало бы там быть!
– Если их дети участвуют в набегах, они должны быть готовы к тому, чтобы умереть, – сердито сказал Ройс.
– Значит, ты собираешься убить их?
– Да.
– Но почему?
– Ты сам знаешь почему, – мрачно ответил Ройс.
– Да, я знаю, почему ты этого хочешь, но тебе не кажется, что будет лучше использовать их? Они разбиты наголову. Мы захватили их корабль, и Уэйт сказал мне, что он был нагружен богатыми товарами, которые теперь принадлежат тебе. Лайман постоянно жалуется, что наши рабы недостаточно сильны, чтобы перетаскивать огромные камни и строить из них стену. Посмотри, сколько месяцев ушло только на то, чтобы притащить камни сюда. Он уже пускает слюни, глядя на могучие спины пленников. Ты должен сам признать, Ройс: эти викинги способны построить стену вдвое быстрее, к тому же будет весьма забавно, если им придется возводить укрепления для защиты от своих же собратьев-датчан.
Но выражение лица Ройса не изменилось.
– Я вижу, вы с Лайманом уже успели спеться на этот счет.
– Да он только об этом и говорил всю дорогу, пока вез меня сюда на телеге. Но он прав, Ройс. Зачем убивать их, если от живых тебе будет намного больше пользы?
– Ты знаешь, что я люблю тебя больше, чем родного брата, Олден. Как же ты можешь предлагать мне жить рядом с ними, постоянно думая о том, что они могут сбежать, предварительно перерезав нас всех во сне?
– Я этого не предлагал. Можно принять достаточные меры предосторожности, чтобы этого не случилось. Просто я предлагаю тебе подумать, прежде чем расправиться с ними.
Дверь открылась, и на пороге появилась Дарель. Глаза ее теперь были сухими, но она все равно бросала злобные негодующие взгляды в сторону Ройса. Они выросли вместе, все трое. Олден был на год моложе Ройса, а Дарель на два года моложе своего брата. Они были единственными близкими Ройсу людьми, за исключением Меган, и он любил их обоих. Но иногда ему страстно хотелось оказаться где-нибудь подальше от Дарель – так трудно было выносить ее капризы и беспричинные истерики.
– Итак, ты обвинил меня в том, что я не даю ему спать, а сам что делаешь? Заставляешь его разговаривать, задаешь вопросы об этих проклятых язычниках?
Ройс воздел глаза к небу, потом улыбнулся Олдену.
– Оставляю тебя на попечение твоей сестры.
И вышел из комнаты, а Олден с тоской посмотрел ему вслед.
