Лион Измайлов
Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень
– Нет, – говорю я, давясь от смеха, – только сорок.
Торговались мы минут двадцать. Кончилось всё тем, что он мне заплатил 39 рублей, а я ещё поставил им всем бутылку.
В другой раз уже на гастролях Аркадий Михайлович стал мне рассказывать, какой замечательный альбом продаст мне, когда мы вернёмся в Москву.
Вернулись. Встретились в ЦДЛ, Арканов вынул альбом художника Делакруа – «Свобода на баррикадах» и так далее. Потребовал за него 10 рублей. Альбом мне не нужен был и даром. Я, умирая со смеху, пытался от него отказаться. Но в результате всё-таки купил этот дурацкий альбом за рубль, и мы потом долго его в ресторане обмывали за мой, естественно, счёт.
С Аркановым было весело. Однажды мы сидели с ним в ресторане, и вдруг он начал сочинять пародии на эпиграммы одного из наших приятелей. Тот писал комплиментарные эпиграммы, и Аркан погулял вдоволь.
На С. Михалкова:
И сам большой,
И пишет хорошо.
Или на уезжающего Аксёнова:
Быть может, ты меня умнее.
Езжай, езжай, не обеднеем.
Я включился в эту игру, и мы написали этих эпиграмм штук двадцать. Конечно, напечатать их было невозможно в то время, но зато мы повеселились всласть.
Один наш общий розыгрыш длился несколько дней. Дело было в Баку. Мы там были с Задорновым, пародистом Брайниным и куплетистом Дабужским.
Всё шло хорошо. Миша Задорнов уже набирал обороты. Для большего успеха он исполнял ещё и крокодильские «Нарочно не придумаешь». Там была такая шутка: вместо фильма «Убийство Маттеоти» в афише напечатали «Убийство Матюти».
Брайнин с Дабужским жили в одном номере. Задорнов – в другом.
Я набрал телефон Брайнина и сказал хриплым голосом с сильным кавказским акцентом:
– Дарагой, это Тенгиз говорит, были вчера на ваш концерт. Ай, молодцы, давай завтра к нам, но не все, можешь собрать?
Брайнин от радости чуть не ошалел.
– А по сколько платить будете?
– По пятьдесят рублей.
– Да, могу, могу, а кого возьмём?
– Да возьми этот, как его, такой, который Матютя, потом и сам давай, ну ещё этот пожилой возьми.
– Арканов?
– Да, вот Арканов, запиши телефон… – И я дал ему номер его же телефона.
Радости Брайнина не было предела. Он тут же побежал к Задорнову и договорился о выступлении. Тот, естественно, согласился.
Я снова позвонил:
– Слушай, как тебя?
– Борис, Борис.
– Да, слушай, Борис, не надо Матютя, давай этого нашего Измайлова. Мне сказали, Измайлова давай.
Брайнин побежал к Задорнову и сказал:
– Звонил Тенгиз, сказал, Матютю не надо.
– Какого Матютю? – перестал отжиматься от пола Задорнов.
– Ну, он тебя Матютей зовёт, сказал, тебя не надо, а надо Измайлова.
Миша возмутился:
– Слушай, сижу в номере, никого не трогаю, и вдруг на тебе, Матютю не надо.
Брайнин прибежал ко мне:
– Лион, Лион, мужик один звонит, зовёт выступить завтра по пятьдесят рублей.
Я сказал, что согласен. Мы пошли на выход. В вестибюле подошёл возбужденный Задорнов и закричал:
– Лёнь, ты представляешь, я у себя в номере занимаюсь гимнастикой, вдруг какой-то Тенгиз сначала зовёт выступать, потом говорит, что Матютю не надо. Это я – Матютя! – Мишка при этом жутко хохотал, потому что его смешила сама абсурдность ситуации.
Мы садимся в машину. Аркан впереди, рядом с шофёром. Брайнин начинает рассказывать Арканову о приглашении. Тот осторожно скашивает глаза в мою сторону, я не выдерживаю, отворачиваюсь. Аркан всё понял.
Когда мы приезжаем на площадку, я ему всё рассказываю. Аркану нравится.
На другой день утром звонит Брайнину тот же Тенгиз и говорит:
– Слушай, Борис, ты тоже не нужен, приведёшь Измайлова с этим пожилым, получишь свои десять рублей, и все.
Брайнин озадачен.
– Почему?
Тенгиз вешает трубку. Брайнин начинает звонить по своему номеру, и естественно, всё время занято.
Он прибегает ко мне в панике. Что делать?
Звонит по своему номеру Тенгизу. Но там никто не берёт трубку.
Брайнин уходит к себе. Снова ему звонит Тенгиз:
– Слушай, Борис, не надо тебя совсем. Мы без тебя их найдём, Арканова и Измайлова.
Брайнин в полном недоумении. Деньги уплыли. На концерте он всё это рассказывает. Мы с Аркановым говорим, что нам Тенгиз уже звонил и мы дали согласие, но мы не знали, что Брайнина не будет, а теперь мы из солидарности откажемся выступать.
После концерта мы едем в гости к нашим бакинским друзьям. Брайнин изрядно выпил. Мы ему рассказываем, что уже отказались от предложения Тенгиза. Брайнин говорит, что Тенгиза надо наказать. Аркан вспоминает, что у него есть знакомая в ЦК Азербайджана, некая Фатима.
Аркан идёт в коридор к телефону и звонит Фатиме:
– Фатима, ты знаешь, какой-то у вас есть Тенгиз.
Фатима, конечно же, знает Тенгиза.
Дальше Арканов рассказывает по телефону всю историю.
Поддатый Брайнин требует Тенгиза наказать.
Мы – Задорнов, я и Дабужский – просто плачем от смеха.
Аркан просит Фатиму как следует наказать Тенгиза. Вешает трубку.
– Ну, она ему задаст, – говорит он Брайнину.
Брайнин доволен, мы плачем.
На другой день Тенгиз звонит Брайнину:
– Слушай, Борис, зачем Фатиме пожаловался, она теперь меня с работы снимет.
– И правильно, – отвечает Брайнин.
Тогда Тенгиз говорит:
– Давай, дарагой, не ссориться, давай в ресторан всех поведу, тебе денег дам.
– Ладно, – согласился Брайнин.
Во время концерта Брайнин ждёт Тенгиза, но Тенгиз так и не появляется.
Наконец мы не выдерживаем и говорим Брайнину, что это был розыгрыш. Он нам не верит.
Тогда Аркан спрашивает:
– А по какому телефону ты звонил Тенгизу?
Брайнин называет номер.
– Так это же твой номер.
Вот только здесь Борис поверил.
А ещё Аркадий Михайлович помог мне, когда я вступал в Союз писателей. Нужны были три рекомендации. Одну мне дал А. Иванов, вторую Г. Горин, а третьей не было. Аркан сам мне дать её не мог – у него был пик неприятностей из-за «Метрополя». С его рекомендацией меня бы точно не приняли. Тогда он позвонил Фазилю Искандеру и попросил рекомендацию для меня.
Фазиль, когда я приехал к нему, а я с ним был до этого не знаком, сказал:
– Я ваши рассказы в «Литературке» читал и рекомендацию с удовольствием дам.
Я ещё многое могу рассказать об Арканове.
В последние годы его жизни мы почти не виделись, но, несмотря на это, я к нему испытываю самые нежные чувства. Он написал книгу воспоминаний и сам о себе там рассказал. Я же только вспомнил разные забавные случаи из его жизни. То, что я слышал от него или чему сам был свидетелем.
Белла Ахмадулина
С Беллой Ахатовной Ахмадулиной мы выступали в Ташкенте. Я – первое отделение, а она – второе.
Дело в том, что после журнала «Метрополь», где она напечаталась, всем участникам перекрыли кислород. По всем домам культуры и концертным залам разослали «чёрные» списки. Но в Ташкент эти списки, видно, не попали.
У Беллы в Ташкенте был поклонник, один из секретарей горкома. Он её встретил в аэропорту, повёз тут же на обед и там напоил.
Мы ждали Беллу в концертном зале. Она приехала совсем не в форме. Концерт надо было отменять, но Белла сказала, что будет работать.
Я сказал:
– Может, вам принять аспирина?
Белла вскинулась возмущённо:
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду аспирин.
Белла промолчала.
Вечером она еле дошла до микрофона. Стихи она читала на автомате, а то, что она пыталась сказать между стихами, полностью выдавало её состояние.
Впервые в жизни после концерта, когда мы шли по лестнице, зрители кричали нам:
– Позор!
Администратор сказала:
– Отменяем гастроли!
У Беллы было бедственное положение с деньгами, поэтому она тут же прекратила пить, и дальше, все три дня, мы с ней прекрасно выступали.
У этих концертов была одна особенность. Один день была полная левая половина, а правая – пустая. Другой день – наоборот. Оказалось, что одну половину зала продавали в университете и институтах, а вторую – на заводах.
Моё отделение заканчивалось словами миниатюры про детей: «Классный Днепр при клёвой погоде».
Потом на сцену выходила Белла и замечательно читала свои стихи. У неё выступление заканчивалось четверостишием:
Всё остальное ждёт нас впереди.
Да будем мы к друзьям своим пристрастны.
Да будем думать, что они прекрасны.
Терять их страшно, Бог не приведи.
К концу гастролей мы с ней уже были друзьями.
В последний день я сидел у неё в номере, мы пили чай, и всё время приходили поэты с тетрадками стихов. А когда мы оставались одни, тут же приходила дежурная по этажу, которой поручили следить за нами.
Белле это надоело, и она сказала дежурной:
– Дорогая, то, о чём вы думаете, мы могли сделать и в Москве.
После Ташкента Белла поехала в Тбилиси, где выступала в филармонии на две с половиной тысячи зрителей.
Впоследствии, в Москве, когда мы встретились в ЦДЛ, она рассказала:
– Грузины говорят: «Ваш выход». А я им: «А где же „классный Днепр при клёвой погоде?“ Я привыкла выходить после этих слов».
Её, естественно, никто не понимал.
Борис Березовский
Мой товарищ, Ефим Смолин, писатель-юморист, уверял меня, что мы встречались с Березовским.
В начале 80-х годов мы с ним якобы приехали в Институт управления, что был где-то на Новорязанском шоссе. Мы приехали на концерт. Должны были выступать перед преподавателями.
В вестибюле нас встретил Борис Березовский. Был он навеселе и сказал, что концерта не будет, но, поскольку нас не предупредили, он выплачивает нам половину причитающейся суммы.
И он отдал нам деньги.
Институт я помню и помню какого-то человека, который сказал нам об отмене. Может быть, это и был Березовский.
Но поверить в то, что Березовский отдал нам деньги, никак не могу. Не может этого быть.
Андрей Вознесенский
Мы познакомились с Андреем Андреевичем в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты».
Я собирался ехать в ЦДЛ, и ему надо было туда же. И вот мы едем. Я за рулём. Запомнилась только одна часть нашего разговора.
Он сказал: «Я недавно из Парижа. Общался там с эмигрантами. Лион, вы себе не представляете, они все покрестились и ходят с крестами».
Из этой фразы я понял, что сам он ходит без креста и, скорее всего, не крещён.
Это было после 1982 года, значит, меня уже окрестил Александр Владимирович Мень.
Я был поражён, потому как считал, что такой талантливый поэт не может не верить в Бога. Иначе откуда у него этот талант.
Когда он рассказывал об эмигрантах, он не фальшивил, он искренне был поражён. До этого, году в 78-м, его жена, Зоя Богуславская, достала мне в Париже лекарство для моей больной мамы.
Перед этим мы ехали в машине – Арканов, В.П. Аксёнов и я. Арканов попросил Василия Павловича достать в Париже лекарство порфор, которым Аксёнов лечил свою маму от той же болезни. Аксёнов в Париже попросил Зою, Зоя обратилась к своим французским знакомым, они купили лекарство, а потом, через Аксёнова и Славкина, оно попало ко мне.
Я не был другом Аксёнова, даже приятелем его не был. Были мы едва знакомы, но он сделал это по просьбе Арканова. За что им всем огромная моя благодарность.
А году в 80-м Аксёнова выдавили из Советского Союза. Мы случайно встретились во «Внешторгбанке». Я там открыл счёт, а Аксёнов свой закрывал, готовясь к отъезду. Сказал мне одну фразу: «У нас здесь не получилось, может, у вас получится».
Владимир Войнович
Я помню, что мне дали книгу про солдата Чонкина на один день. Дали почитать, пока я несколько часов гостил на даче в Малаховке у Г.Б. Волчек.
Вот там, лёжа на траве, я не отрываясь прочитал «Чонкина».
Сказать, что мне повесть понравилась, значит не сказать ничего. На тот момент ничего лучше в юморе я не читал. Я был в восторге.
А в 1977 году мы провожали в Израиль моего друга и учителя Феликса Камова. На тот момент одного из авторов «Ну, погоди!», а в дальнейшем, под именем Феликс Капдель, он в Израиле издал множество книг, среди них «История еврейского народа в России».
И вот на Красноармейской улице, в доме, за которым установлена постоянная слежка, мы провожаем Феликса Соломоновича с женой и двумя детьми.
Мы с Хазановым, пока не началось прощание, сидим на кухне за столом и обсуждаем свои эстрадные дела.
Входит Феликс, подводит к нам какого-то седого человека с короткой стрижкой и говорит:
– Вот вам ещё один собеседник.
Собеседник садится с нами за стол, а мы, не зная, кто это такой, продолжаем болтать на свои эстрадные темы, репризы, монологи, тот прошёл, этот на публике не прошёл.
«Собеседник» посидел-посидел, почувствовал себя лишним, встал и ушёл.
Входит Феликс и говорит:
– Ребята, ну что же вы так с Войновичем? Он обиделся и ушёл.
– Это что, был Войнович? – спросил я.
– А вы не узнали?
А как мы его могли узнать? Мы про него только слышали, но никогда не видели. Даже фото его нигде в то время не появлялось.
Вот расстройство-то было! Я-то просто мечтал с ним поговорить.
Шли годы. Году в 92-м, в Киноцентре, я стоял у входа, кого-то ожидал. Входит человек, небольшого роста, седой, коротко стриженный, подходит ко мне и говорит:
– Мне вчера не спалось, я телевизор включил, а там вы читали монолог учащегося кулинарного техникума. Мне понравилось.
Я аж опешил. Это мне говорит сам Владимир Войнович.
Справился с собой и говорю:
– А мы ведь с вами уже один раз встречались.
– Когда?
– А помните проводы Феликса Камова? На кухне. Мы были с Хазановым, вы сели к нам за столик, а мы-то ведь не знали, что это Войнович, и продолжали молоть всякую чепуху.
– Слушайте, – говорит он, – я это так хорошо помню, я ведь поговорить с вами хотел, а вы меня не приняли. Я тогда так расстроился…
А потом, через пятнадцать лет, я выступал в зале «Космос» на юбилейном вечере В. Войновича. Кстати, неплохо выступил, меня даже похвалил критик Бен Сарпов. Вечер сняли на ТВ, но так и не показали.
Владимир Высоцкий
Хотелось бы сказать, что я был знаком с Владимиром Семёновичем, но это было бы полуправдой. Я с ним виделся всего три раза. А один раз даже говорил.
В первый раз, году в 79-м, в санатории «Актёр» в Сочи. Он приехал туда на три дня. Мы сидели на пляже, несколько артистов и я. Пришёл Высоцкий, и сразу все потихонечку стали перемещаться поближе к нему, как металлические опилки к магниту. В результате все расселись вокруг Высоцкого, а он что-то рассказывал.
А на другой день в его номер забрались воры. Украли джинсовую куртку, а в ней – ключи от «мерседеса».
Помню только жёлтый милицейский газик и капитана, который говорил, что это дело их чести – найти вора. Не знаю, отстояли они свою поруганную честь или так и остались бесчестными, но знаю, что там, в «Актёре», Высоцкий познакомился с танцовщицей из ансамбля Моисеева и потом за ней ухаживал.
Второй раз мы с Высоцким сидели за одним столом на праздновании старого Нового года в «Современнике». Меня пригласила Галина Борисовна Волчек. Я на той вечеринке выступал для актёров. И Высоцкий тоже выступал. Он был в тёмной водолазке. За столом сидели Марина Неёлова, Волчек, Высоцкий и я.
Я боялся слово лишнее молвить, только слушал, а Галя с Высоцким обсуждали положение в Театре на Таганке. Потом Высоцкий спел пару песен и уехал.
А в третий раз мы виделись в Ватутинках, где Высоцкий строил дачу. Мы с Мигулей выступали во Дворце культуры, и командир этого ДК, офицер, нагло нас обманул. То есть мы дали целый концерт, а нам не заплатили ни копейки.
На следующий день мы приехали в тот же ДК на концерт Высоцкого. А после концерта зашли с Мигулей за кулисы и прямо при директоре рассказали Высоцкому про обман.
Высоцкий наехал на директора:
– Ты что ж ребят обманываешь, я у тебя бесплатно выступаю, отдай деньги!
Выступал он бесплатно, за рабочую силу, которую ему поставлял этот начальник для строительства дачи.
Дальше была длинная история, с вмешательством генерала, но денег мы так и не получили. Зато поговорили с Высоцким. Деньги бы всё равно истратили, а память о великом артисте осталась.
Александр Градский
Мы с моим другом Леонидом Хавронским отдыхали в Крыму, году в 70-м. К нам в пансионат приехали посланцы спортлагеря МАИ. Приглашали нас возглавить команду КВН для встречи с командой Энергетического института.
И вот мы с командой МАИ и болельщиками в спортлагере МЭИ. Знаменитый на весь Крым был лагерь. На их праздник Нептуна съезжались люди со всего Крыма.
Начался КВН. Капитаном МАИ был я, капитаном МЭИ был Александр Градский. В то время он с ансамблем «Скоморохи» каждый год играл в лагере МЭИ.
Дошли до конкурса капитанов. Он состоял из трёх частей. Первая – приветствие. Я сказал что-то комплиментарное. В ответ Градский спел песню со словами «посмотрим, кто из нас дурак».
Во второй части мы должны были сочинять буриме. Рифмы ему давала моя команда, а мне – его. Я попросил своих давать Градскому самые простые рифмы. А мне энергеты дали рифмы замысловатые. Поэтому моё стихотворение получилось смешнее.
И наконец, последняя часть конкурса – мы должны были обрисовать внешность соперника. Тут уж я «погулял» по его внешности как следует. Зал хохотал, Градский не выдержал и обрушил на меня поток брани. Тут даже его болельщики не выдержали и засвистели. Короче, конкурс капитанов я выиграл со счётом 4–2.
И весь КВН мы выиграли. Через некоторое время Градского выгнали из лагеря. Поговаривали, что из-за проигрыша в КВН, но, думаю, причина была другая. Градский в то время был парень хулиганистый и что-нибудь там наверняка устроил.
Через несколько лет я встретил Градского. Он женат был на Вертинской и жил в одном доме с Аркановым. Мы встретились у подъезда случайно, я его спросил:
– Ты меня помнишь?
Он сказал:
– Я тебя, Поляк, в жизни не забуду.
Он знал меня под настоящей фамилией. Впоследствии мы с ним и выступали где-то вместе.
В 90-х годах он довольно часто снимался в моей передаче «Шоу-Досье» и всегда поражал меня своим прекрасным голосом.
А ещё меня Градский поразил тем, что он единственный из всех моих знакомых читал «Иудейскую войну» Иосифа Флавия. Я же читал только «Иудейскую войну» Лиона Фейхтвангера.
