Лисов Александр
Петролеум фэнтези
Музей нефти в Лениногорске
После длительного перыва я приехал в Лениногорск летом 2010 года. Я знал, что в восьмидесятые годы прошлого столетия в городе был открыт музей нефти и я заранее запланировал его посещение. Безусловно у меня не было никакой предварительной информации о его тематике и тем более экспозиции. Войдя в него, я был крайне обрадован его насыщенным содержанием. Городские нефтянники и «Татнефть» денег не пожалели на его устройство. Конечно он тесноват и в нём нет перспективы для его расширения. Музей был пуст, две сотрудницы явно скучали сидя за рабочими столами и перелистывая какие то журналы. Первый за день посетитель, а тем более им не знакомый, вызвал в них неподдельное любопытство и радостное оживление. Попреветствовав меня они стали интересоваться целью моего прихода и предложили свои услуги в качестве экскурсоводов. Но я отклонил их попытку быть рядом со мной, сославшись на то, что я хотел бы посмотреть экспозию самостоятельно. Они любезно дали мне согласие и включили во всех залах освещение, так как из-за полуподвального расположения музея в его залах стоял полумрак.
Я потратил более двух часов, чтобы внимательнейшим образом рассмотреть все фотографии старой нефтяной гвардии и натурные образцы отдельных видов бурового оборудования. Я встретил там много знакомых лиц, известнейших людей города, многих из которых знал лично, не по наслышке. Однако, то что я искал и собственно ради чего я здесь оказался, я не обнаружил. Зал посвящённый буровикам я обошёл дважды, но каких либо упоминаний об отце и его конторе разведочного бурения нигде не было. Разочарованный, я вернулся к служителям музея в надежде получить от них хоть какие-нибудь разъяснения.
– Но как Вам наш музей, нашли для себя что-то интересное? – спросила старшая по возрасту женщина. Видимо она была директором, а та, что по моложе экскурсаводом.
– Музей очень интересный, но объясните мне почему экспозиция не полная? – ответил я вопросом на вопрос, слегка раздражённым голосом.
– Что значит не полная? У нас тут весь город представлен, все предприятия, и даже есть информация о других городах, например Альметьвске, Азнакаево, Бавлах и даже Нурлате. – немедленно отпарировала старшая.
– Меня интересовала контора разведочного бурения и я не нашёл о ней никаких упоминаний. – Ответил я ей всё больше раздражаясь.
– У нас все буровики города представлены на стендах, о какой канторе Вы ведёте речь и собственно кто Вы будете? – в её голосе появилась определённая настороженность и попытка занять оборонительную позицию.
При этом вторая молодая женщина постоянно молчала, но я увидел в её глазах определённое любопытство по отношению меня и моего вопроса. Я стал понимать, что мне нужно успокоиться, иначе я от них ничего не добьюсь. Я стал им объяснять, что являюсь сыном директора этой конторы, что я тоже нефтянник, приехал из Москвы специально чтобы посетить их музей, и безусловно найти фотографии отца и его коллег по работе.
Директриса только пожимала плечами не зная что мне ответить и ссылалась на то, что музей существует уже более 30 лет, а она работает в нём всего лищь последнии пять лет.
– Я не знаю, как так получилось, что у нас нет ничего о Вашем отце, это не моё упущение. Я слышала, что идея создания музея принадлежала «Татнефти» и все экспонаты подбирали и утверждали они, чуть ли не сам начальник объединения. И если у Вас есть претензии, Вы должны обращаться к ним. – продолжила директриса.
Я стал постепенно понимать, что от неё я ничего не добьюсь и мне пора уходить. Но в этот момент к нашей беседе присоединилась младшая женщина экскурсовод. Она мне рассказала, что слышала от многих о моём отце и я не первый кто задаёт подобные вопросы и именно об этой конторе. Но от этого объяснения мне не стало легче, ситуация не прояснялась.
– Ответьте пожалуйста, у меня дома есть фотографии отца с производственной тематикой, можно ли каким то образом их Вам передать, чтобы исправить эту я надеюсь не умышленную оплошность? – обратился я вновь к деректрисе.
– Я не уполномочена это делать самостоятельно, но нас недавно передали на баланс НГДУ «Лениногорскнефть» и за экспозицию сейчас отвечают они. Можете обратиться к ним. Это всё, что я могу Вам посоветовать. – Ответила она, делая попытку хоть какой то помощи.
Более менее удовлетворившись её ответом и записав все возможные контактные номера телефонов, на последок, я предложил им вместе вернуться в зал, посвящённый бурению скважин чтобы посмотреть свободные места на стенах. Но таковых не было, кроме узкой полоски над стелажами с буровыми долотами. Чтож, и это место сойдёт, лищь бы разрешили, подумал я про себя. Я снял на фотоаппарат это место и попросил их его запомнить, чтобы потом дважды не обсуждать. Там можно было разместить до 15 партретных снимков размером 20 на 30 сантиметров. Прощаясь с ними я почувствовал, что в их лице получил тогда скорее всего союзников, а не без участных наблюдателей. Так закончилось моё первое посещение «Музея нефти» в моём родном Лениногорске.
Вернувшись в гостиницу, я ещё раз стал переваривать в своей голове события того дня, те ощущения вычеркнутости из жизни, которые меня обуревали в стенах музея. И ещё я понял тогда одно, что человеческая память коротка, и история, даже относительно не далёкая, собственно никому не нужна. А вот таким образом она искажается, умалчивается и выглядит в лучшем случае не полной. Не сделал чиновник своевременно запись в каком-нибудь гроссбухе и всё, всё забыто. Сменилость одно поколение и всё забыто. А тем более, я уже упоминал, у местных нефтянников, к тому моменту народилось четвёртое поколение. Но в тот день я дал себе слово, что я во что бы мне это ни стало, исправлю эту умышленную человеческую оплошность, то что ошибка была рукотворной я не сомневался. К тому же, к тому моменту я уже был наслышан о многих чудесах, творившихся в этих краях.
Вернувшись в Москву, я засел за компьютер, стал искать через поисковые системы и социальные сети любые упоминания о разведочном бурении в Татарии. То ли в меру слабой развитости информационной базы, то ли в меру тотальной утерянности архивных материалов и повсеместного закрытия старых предприятий, я через интернет ничего полезного для себя не обнаружил. Пришлость через знакомых, по крупицам находить контакты с семьями многих коллег отца по работе. Постепенно собираемое мною досье в виде пожелтевщих фотографий, рукописей, вырезок статей из старых газет, стало пополняться. Всем приходилось объяснять причины моего поиска, и всем я обещал, что обязательно доведу свою идею до конца. На сбор материалов у меня практически ушёл целый год.
Когда к началу лета 2011 года я отобрал неоходимую композию для музея, следующим этапом мне предстояло сделать самое сложное, договориться с чиновниками НГДУ «Лениногорскнефть» о её размещении. Скажу сразу, разговор с ними по телефону у меня не получился. У нас в России, если ты ни от кого то, дистанционно никакие вопросы не решишь. Всегда нужна личная встреча. Максимум чего я от них добился, это то, что не получил от них прямой отказ. Я понимал, что в их глазах я выгляжу просто навязчивой мухой, создающей им не нужные проблемы. Но мне по жизни тоже какое то время приходилось быть чиновником, но я никогда не был бюрократом, и достаточно хорошо изучил эту породу людей. Я имел полное представление о том, как с ними строить беседу, как излагать свои мысли и просьбы, как обходить их слабые места, преодолевать их чванливость и не компетентность. Я глубоко надеялся что эта часть моего жизненного опыта в этот раз мне пригодится. В итоге мне тогда по телефону всё таки удалось получить от них ответ – приезжайте, будем смотреть Ваши фотографии.
У меня до поедки в Лениногорск оставался месяц и я занялся самостоятельным изготовлением фотопартретов. Учитывая, что многих фотографии, которые я получил от моих многочисленных корреспондентов по электронной почте выглядели, мягко говоря, помятыми и малопрезентабельными, мне пришлость их отдать в фотоателье для реставрации. Параллельно я потобрал фоторамки в тон тем, что уже весели в музее. Мне нужно было доставить в Лениногорск моё главное оружие – фотопартреты уже в законченном виде, что бы не давать повод для затягивания процесса их размещения, на заранее выбранном в музее месте. У меня всё получилось, экспозиция производила благоприятное впечатление, к тому же в ней было несколько просто уникальных фотографий из прошлого.
В начале июля я приехал из Москвы в Лениногорск на своём автомобиле, так было легче довезти фотопартреты в сохранности. Первым делом я пошёл на разведку в музей чтобы ещё раз убедиться что со стороны музейных работников не будет препятствий и что выбранное место ни кем не занято. Меня встретили практически безразлично и упрекнули меня в том, что я чуть ли не пол города заставил заниматься своей идеей.
– Послушайте, уважаемые дамы, я ничего не прошу от Вас лично, мне ничего не надо, я просто привёз Вам новые фотопартреты, которые должны здесь весеть по достоинству и которые только расширят и сделают более полным представление посетителей о том, как наш город рос и развивался. Не более того. – сказал я им, решив, что уже пора переходить в атаку.
– Нам сказали сверху, что мы не будем размещать ничего нового и вообще эта контора, о которой Вы печётесь, она вообще не из нашего города.
– А из кокого?
– Она из Оренбурга и на момент создания музея она не входила в «Татнефть». У нас представлена тематика только тех предприятий, которые работают в Татарстане.
Я мог ожидать чего угодно, но только не этого. В первый момент я даже не знал, что им возразить. Я понимал что она говорит не своими словами, она повторяет всего лишь зазубренную инструкцию. Но нужно было что то делать. Исполнение моей цели повисло в воздухе. Я мог потерять инициативу и тогда я настойчиво им предложил: – «У меня в багажнике автомобиля находится коробка с готовыми экспонатами, Вы хотя бы их посмотрите! Вы же музейные работники, это Ваша обязанность находить исторически факты и выставлять их на обозрение». Не дав им опомнится я вышел из музея и уже через пару минут был перед ними с огромной коробкой в руках.
– Ну что, будете смотреть, то что в ней находится? Проявите пожалуйста хотя бы мало мальское любопытство! – настойчиво сказал я, начав распечатывать коробку и не давая им возможности прийти в себя.
Теперь они стояли молча и я видел, что им было просто стыдно. Достовая портреты я их раскладывал перед ними в той последовательности, в которой собирался им преподнести экскурс в историю геологоразведочных работ Татарстана.
– Вот смотрите, это партрет моего отца, на фотографии видно, что он был Героем социалистического труда. А вот это партрет бывшего главного инженера конторы, который затем пробурил первую в СССР Аралсорскую сверхглубокую скважину СГ-1, работал в Министерстве вместе с Шашиным заместителем начальника Технического управления и в конце карьеры стал директором ВНИИБТ, а вот это партрет бывщего главного механика конторы, который в будущем стал начальником Управления внешних связей Миннефтепрома СССР. Вам необходимо комментировать следующие фотографии или вы посмотрите их сами? Тут сплошь уважаемые люди, которые отдали Лениногорску более 20 лет своей жизни, именно здесь, и тем более в самые ранние годы развития местной нефтедобычи. Для Ващего сведения, чтобы Вы выучили раз и на всегда, эта контора, которую не хочет признавать Ваше руководство открыла здесь более 70 нефтяных месторождений, именно здесь, в Татарстане, рядом с Лениногорском. А то что контору после выполнения поставленных перед ней задач в Татарстане действительно перебросили в Оренбург, так это не её вина. Так решила в то время партия и советское правительство, а люди только подченились.
Я видел, что у них был шок, и я понял что всё правильно сделал и мне по другому нельзя было действовать. Наверное мне нужно было говорить с женщинами чуть-чуть помягче, но поймите, что мне оставалось делать в столь кризисный момент.
– Я оставляю это коробку и партреты у Вас и прошу Вас весь наш разговор немедленно довести до Вашего начальства. Передайте им, что если до завтрашнего утра они не примут позитивного решения по моей экспозиции, то завтра же я обращусь с соответствующим заявлением в прессу. Вам понятно, что я не отступлюсь от задуманного. Вот Вам мой телефон и адрес, где я остановился. Жду Вашей реакции.
Распрощавщись с ними, я ушёл из музея и не мог ещё очень долго прийти в себя. Почему всё это происходит? Неужели современная городская нефтяная власть старается переписать летопись заново, выморать значимые страницы истории или это просто новый стиль работы местной элиты. То, что я им намекнул про прессу это было не шантажём, я действительно не остановился бы не перед чем. Я уже был наслышан о мнениях горожан о том, что нефтяная власть в городе уже далеко не та, и даже не похожа на советскую, а гораздо эгоистичнее, что они оторвались полностью от жизни города и от его нужд. Если раньше весь город работал на нефтяную отрасль, а нефтяники были кровно связаны с его развитием и поддержанием всех сфер его жизнидеятельности в рабочем состоянии, то теперь все связи были утеряны. Нефтянники новых рабочих мест городу не дают, его всё чаще и чаще покидает молодёжь. Город просто медленно деградирует. А местная пресса уже давно не пишет о достижениях нефтянников, это было легко понять, перелистав последнии номера газет.
Ответа не пришлось долго ждать. Деректриса музея мне перезвонила буквально через пару часов и говорила со мной уже совершенно другим тоном. Я понял, что лёд начал таять, но ещё не тронулся. Радоваться было пока рано. Она попросила прийти меня в музей на следующий день к открытию.
В тот вечер у меня ещё была одна цель, зайти в местную ветеранскую организацию и познакомиться с её руководителями. Город маленький, и добраться быстро до них мне ничего не стоило. Это были уже достаточно пожилые люди, но они на сквозь были пропитаны каким то не обычным юношеским задором. Они строили бесконечные планы и ставили перед собой грандиозные цели по увековечиванию памяти заслуженных людей города и просто помогали чем могли приходящим к ним пенсионерам. Мой рассказ о моих сегодняшних баталиях в музее не стал для них большой новостью. Они испытывали свою ненужность никому почти ежедневно. Вот варимся сами в собственном соку, сами себя развлекаем, ходим по кругу с шапкой, пишем во все возможные организации письма, чтобы собрать необходимые средства для строительства новых памятников ветеранам на Аллее Славы. Нефтянники нас почти не слышат, а если чем то и помогают, то только по большим праздникам. Но ничего, вот живём, не даём себе скучать.
Они дали мне слово, что в случае неоходимости будут помогать. Я думаю, что тогда, они сдержали своё слово, и внесли положительную лепту в решение моих проблем. Но с тех пор и по сегодняшний день, мы стали с ними очень хорошими друзьями. Большое им спасибо.
Я не знал, что мне принесёт начавшийся день, но ровно к открытию, я был в музее. Деректриса мне сказала, чтобы я побыстрее собрал экспонаты и ехал вместе с ними в НГДУ «Лениногорскнефть». С её слов, меня уже там ждут. Выбора у меня не было, и я поехал.
Совещание состоялось в кабинете заместителя генерального директора по общим вопросам, в ведении которго находился музей. Он был даже моложе меня, и мне трудно было определить степень его компетентности в исторических познаниях. Да и должность у него была такая, по общим вопросам, и ничего мне не говорила. Зачастую это так и бывает – кот в мешке. В кабинете присутствовало ещё двое не знакомых мне специалистов. Меня попросили разложить фотопартреты на большом столе, который стоял ровно по середине кабинета. Все трое, делая вид, что они внимательно рассматривают мои фотографии, стали между собой перебрасываться впечатлениями от увиденного. Придраться было не к чему, композиция была очень выдержанной без всяких излишеств. И я решил для себя, что постараюсь молчать или же как можно меньше с ними говорить. Я понимал, что у них решение уже принято, иначе бы меня сюда не пригласили. Но кто дал, как говорят нефтянники, добро, я так и не узнал и мне это было по большому счёту безразлично. Я же не пришёл к ним чтобы попросить копейку на жизнь, и даже не упрашивал их ни о чём, я оказался там исключительно только ради восстановления справедливости, реабилитации тех, кто открывал те нефтяные месторождения, из которых они сегодня добывают нефть.
Решение состоялось и мне было предложено разместить фотопартреты под руководством их штатного дизайнера. Мне хотелось побыстрее от них уйти, так как всей душой я уже был там, в музее, и мне не терпелось как можно быстрее выполнить свою миссию. Я почти мгновенно с ними распрощался, и уже не кипятился и не держал ни на кого обиду. Все мы люди со своими прихотями и амбициями, и жизнь научила меня многие второстепенные неприятности как можно быстрее забывать.
В итоге всё закончилось тем, что дизайнер действительно появился в музее, но помощь его нам даже не понадобилась, мы, я и мой молодой племянник Богдан выполнили всю работу самостоятельно. Даже директриса с экскурсаводом нам не мешали советами и более того стали настолько любезными со мной, что засыпали меня своими профессиональными вопросами. Только тогда, я на конец понял, что лёд тронулся, и можно было расслабиться.
Но передо мной стояла ещё одна не выполненная задача. Я чуть было не забыл, в этой организационной суматохе, пригласить в музей на открытие экспозиции сослуживцев отца, и хотя я знал что в городе остались только вдовы и дети, те кто мне помогал вести розыск фотографий и я решил их всех обзвонить. Встречу я назначал на следующий день, но из тех до кого я дозвонился, никто мне твёрдо не пообещал что придут из за состояния здоровья, но возможно разыщат кого-нибудь из тех ветеранов, кто ныне по прежнему живёт в городе. Я ждал этой встречи, и надеялся, что кто-нибудь обязательно будет, с трудом, но придут, ведь я старался прежде всего для них.
Неожиданная встреча
В обозначенный для встречи час я вновь был в музее. Ещё раз обойдя весь зал, посвящённый бурению скважин и убедивщись, что моя экспозиция на месте, я сделал на память для себя несколько фотоснимков и стал дожидаться возможной встречи. Но время шло, и так никто и не пришёл. Я уже было собрался уходить и подошёл чтобы поблагодарить моих новых друзей – музейных работников, а в моей душе они уже стали таковыми, как неожиданно для меня женщина экскурсовод шопотом, чтобы не привлекать внимание, сообщила мне что на выходе из музея меня дожидается какой то пожилой человек и что он отказался заходить во внутрь музея и попросил через них сообщить мне, что я ему очень нужен.
Всё это выглядело как то странно. Я вышел, и увидел уже совершенно глубокого старика сидящим на скамеечке у входа.
– Вы Александр? – Спросил он меня очень взволнованным голосом.
Я увидел, что он говорит с большим трудом. Я его не знал, да и возможно время настолько его изменило, что его было очень трудно узнать. Он представился, назвав свою фамилию, и сказал что он работал вместе с моим отцом буровым мастером.
Буквально, только произнеся свою фамилию, а этого для меня было уже достаточным, чтобы этот человек вызвал во мне чувство неприязни. Зачем он пришёл и что ему надо? У меня в памяти мгновенно всплыл эпизод, из-за которого я часто переживал. Это случилось на следующий день после похорон отца. Мы с мамой поехали на кладбище навестить свежую могилу отца и среди моря венков, неожиданно для себя увидели воткнутым в ограду пень. Мама, даже не задумываясь назвала фамилию того человека, кто бы мог эту гадость сотворить. И я эту фамилию запомнил на всю жизнь. Безусловно, это мог сделать только недруг, затаивший злобу и очень мстительный. В последующем, мама мне рассказала то, что отец выгнал его в своё время из коллектива из за производственных преписок и постоянного пьянства. И вот спустя такое количество лет этот человек стоит передо мной и хочет о чём то со мной поговорить.
– Что Вам от меня надо! Я о Вас всё знаю и мне не о чем с Вами говорить. – Бросил я ему в лицо.
– Послушайте Александр, мне нужное многое Вам рассказать, я крайне виноват перед Вашей семьёй, и перед Вашим отцом особенно. Все эти годы меня мучает совесть, мне осталось недолго, и я должен перед Вами покаяться и в Вашем лице попросить прощения. Я остался один, у меня болше никого нет, и то что я Вам расскажу, Вы должны знать.
– Скажите, это Вы тогда были на кладбище? Ведь моя мама тогда не ошиблась, она точно узнала Ваш подлый подчерк.
– Да, это был я и ещё раз Вам говорю, что я во многом виноват и не только в этом. Если Вы наберётесь терпения, то я Вам обо всём расскажу. Дайте мне спокойно умереть, я прошу Вас выслушайте и не переспрашивайте. Мне и так очень тяжело говорить.
Он мне предложил присесть на ту же лавочку у входа в музей, но я отказался, мне его общество было крайне не приятно, да ещё о каких гадостях он наговорит. Он сел, а я продолжал стоять перед ним.
– Александр, я должен Вам раскрыть одну тайну, о которой ни знает уже никто кроме меня. Кто, хотя бы мало мальски догадывался, уже ушли на вечный покой, свидетелей больше нет, да и записей нигде не сохранилось, я всё досканально проверил. Я всю свою жизнь прожил в страхе, что меня вот вот арестуют за то, что я сделал. Я не знал кому об этом рассказать, но вот вчера мне позвонили и рассказали что Вы в городе и что то делаете в музее. И вот на конец я решился, я понял, что другого, более удобного случая не будет.
Он стал меня настораживать, я пока не понимал в какую сторону он клонит. Этот возможный арест, которого он всю жизнь ожидал, что всё это значит. Просто какая то тайна, покрытая мраком. И при чём тут мой отец. Я не перебивал его, чтобы не сбить его с мысли. Он всё это говорил с таким напряжением и я видел, что ему очень необходимо выговориться. Он на какое то время замолчал, собирался с мыслями, видимо он подходил к главному.
– Мы с твоим отцом пришли работать в нашу контору разведочного бурения практически одновременно, твой отец работал директором, а я буровым мастером. Я не плохо бурил, моя бригада была в конторе одной из лучших, помесили мы сним вместе грязи достаточно. Одновременно оба получили правительственные награды, но неожиданно в конторе появился один новый человек, который пытался твоего отца подседеть, как говорят сковырнуть и занять его место. Именно он начал перетягивать на свою сторону, в его поддержку, часть коллектива. Но ты должен знать, что никто на это не поддался, а я вот оказался слабым человеком, и пошёл у него на поводу. Твой отец его сразу раскусил, он был вынужден перейти на другую работу, а я в итоге остался в одиночестве, с волчьим билетом. Я стал изгоем, весь коллектив отвернулся от меня. Твой отец на никакие примирения со мной не шёл, вот во мне и заиграла обида. Он меня не уволил, но постоянно стал отправлять мою бригаду на самые дальние точки бурения. Мы в то время выдвинулись далеко на юг от Ромашкино.
Он опять замолчал, а мне становилось всё более интересным, к чему он клонит. Я уже начинал предвидеть что то крайне неожиданное для меня. Отец многими вещами с семьёй не делился, но я хорошо помнил, что в начале шестидесятых годов в городе было несколько громких арестов среди руководителей нефтях предприятий и даже одно время мама очень сильно тревожилась за отца. Может быть о том времени что то сейчас всплывёт. Я сохранял молчание, а он продолжил:
– Так вот, мы начали разбуривать совершенно новый ранее не изученный участок, это на самой границе Татарстана. Насколько я знаю, там никаких разведочных работ ранее не производилось и мы ничем не располагали. У нас в руках была только топографическая карта и мы бурили вслепую. Нужно было проложить новый геологический профиль и наши скважины считались просто поисковыми. Никто не рассчитывал там обнаружить нефть. Всего было запланировано пробурить в этом месте 9 скважин со сплошным отбором керна по всему разрезу до конкретных глубин. Наша работа должна была заканчиваться вскрытием тех же девонских отлажений, что и в Ромашкино. На всю работу нам было отведено 3 года, по 3 скважины в год. Расположение скважин было намечено строго по прямоленейному профилю. Почему только 9 скважин, да мы просто утыкались последней в границу соседней области. А тогда было строгое административное распределение по регионам работ и мы не имели права переходить границу как будто мы жили в другом государстве, а не в единой стране. Я точно знаю, я этим досконально занимался, и тогда, и в последующие годы, что в зоне примыкания, с той стороны, никто и никогда не бурил. В том месте почти нет населённых пунктов, а тем более дорог, там и сейчас ничего не изменилось. Я там был лет десять назад, видимо действительно приступника всегда тянет на место приступления.
Его повествование становилось всё более и более таинственным и я где то подспудно стал уже догадываться чем закончится эта его исповедь. Я ещё больше насторожился и продолжал его с вниманием слушать.
– Мы пробурили первую скважину до заданной отметки в установленный планом срок, выполнили в ходе бурения все геологические задания, отобрали керн, составили все отчёты, геологи уехали со скважины, а я и ещё несколько человек остались ждать томпонажную и вышкомонтажную бригады для ликвидации скважины и перетаскивания станка на следующую точку бурения. Но нам сообщили из диспетчерской службы, что из-за наступившей, будь она неладна, распутицы, и тампонажники и вышкомонтажники доберутся до нас только через неделю. У меня внутри было какое то предчувствие, что мы ошиблись, что геологи нам выдали не правильное задание, взяв по аналогии те же глубины, что и в Ромашкино, а в этом месте бурения, тот же пласт, мог оказаться ниже из-за структурного понижения. И я никому не сообщив на свой страх и риск решил продолжить бурение. У нефтянников так не принято, обо всём нужно докладывать и любые действия согласовывать. Так как бригада осталась не полной из-за того что я почти всех отправил уже в Лениногорск на отдых, я сам встал за пульт бурильщика и решил углубить скважину ещё на несколько метров. Запас бурильных труб нам позволял это сделать. И вот уже при углублении на третью трубу в скважине началось газопроявление и при её интенсивной промывке в приёмнике шламового амбара появилась нефть. Давление вдруг начало катастрофически расти, я закрыл превентор, дал команду немедленно утяжелить буровой раствор и задавил скважину. Я растерялся, я не знал что мне дальше делать. Бежать звонить и сообщать о неожиданом открытии, или? И тут я выбрал самое худшее. Рядом со мной были не опытные помбуры, которые ещё нефти не нюхали и они даже не поняли что произошло. Я самостоятельно устранил, не заметно для всех, все признаки нефти, как говорят протёр всё досуха. В последующем, вместе с вышкомонтажниками к нам одновременно приехали томпонажки и мы залили скважину до самого устья. Я старый дурак был в минуте от славы открытия нового месторождения, но я по глупости обрезал для себя и для твоего отца все концы. Обратного возврата не было. После этого я запил, я почти не просыхал весь тот период что перетаскивали наш буровой станок.
– И это всё? – спросил я его.
Предположения мои не только подтвердились, но оказались ещё более вопиющими. Я думал что будет просто какое то враньё в части геологии, но то что он скрыл не только от моего отца, но и от всего коллектива, даже государства, открытие нового нефтяного месторождения, это уже не вписывалось не в какие рамки приличия. И почему мой отец его так долго терпел, почему он его сразу не изолировал от коллектива, а сделал это уже позже, поймав его на подтасовке метража пробуренных скважин. Хорошо, что он успел это сделать пусть не своевременно, но самостоятельно. Увы, на всё на это, я ответов уже никогда не получу.
– Да нет, это было только начало. На последующих 7 скважинах, мы бурили строго по графику до заданной глубины и все скважины были сухими. С инициативой их углубления я не вылезал. Просто боялся, что вскроются факты по первой скважине.
– Но это только 8 скважин, а что с девятой, Вы же говорили что по плану бурения должно было быть девять?
– На девятой скважине всё повторилось что и на первой. Я сделал так, что опять отправил на отдых самых опытных бурильшиков, оставил молодёжь и вновь последнии метры втихаря бурил сам. И опять получил такое же мощное нефтегазопроявление. Делай выводы сам, я тебе обо всём рассказал.
– Послушайте, а как Вы смотрели после всего что натворили в глаза своим коллегам, прежде всего членам Вашей бригады? Ведь Вы провели с ними на этом месте бурения целых 3 года. Ребята могли бы получить настоящее боевое крещение, об их открытии не только бы весь город, но и вся страна говорили. В конце концов они бы получили и хорошие денежные премии за открытие местрождения и правительственные награды, а Вы у них похители заслуженную славу?
– Вот этого как раз я и не хотел, чтобы слава досталась не мне, а другим, и прежде всего твоему отцу. У нас всегда всё не справедливо, работу выполняет один, а славу делят между всеми.
Передо мной сидел моральный деградант, преступник, и скольким же людям он успел отравить жизнь. Даже его седины не вызвали в нём какого либо чувства прощения.
– Скажите, а что это было за место, Вы его можете мне описать? Или это тоже тайна? Не думаете ли Вы его укрыть от меня? Я всё равно его найду, будьте уверены. Я видел, что он уже не хотел больше со мной говорить. Но я продолжал настаивать на его окончательном признании. И он не выдержал, рассказал мне всё, что помнил. Вставая, он сказал мне на последок:
– Вы там ничего не найдёте, там всё было рекультевировано, устьев скважин не видно, они минимум на пол метра ниже уровня земли. Да я и сам, когда там был последний раз, ничего не нашёл. Там степь, всё заросло уже давно травой. Не забывайте то, что это было уже более 50 лет тому назад.
От той поездки в Лениногорск, я даже и предствить себе не мог, что стану обладателем такой тайны. Сколько людей, столько и тайн. И если бы не нечто похожее, но гораздо в меньших масштабах, но тоже связанное с сокрытием геологических ресурсов и узнанное мною в бытность моей работы в Республике Коми, я бы никогда не поверил в рассказ этого обозлённого старика. Но верить ему до конца я не собирался, информация была не до конца достоверной, а как её проверить, я в тот момент совершенно не представлял.