Литературно-художественный журнал
Журнал «Юность» №11/2024
От гостей бара даже перепали выступающим донаты, которые тут же спустились на метровые шоты. Глот мастерски зазывал всех на грядущий фестиваль, в красках описывая тот восторг, которые получат даже самые далекие от искусства гости. «Что уж говорить про таких ценителей прекрасного, как вы?!» – заключал Глот каждый раз, переходя после этой фразы к следующим жертвам горячего маркетинга.
Канту стало неуютно, и он откланялся. Напоследок бросил грустный взгляд на Юлю и ушел, пытаясь отвязаться от ассоциаций с Пьеро.
– Рановато Кант сегодня… С ним все нормально? – Коля сидел за кружкой зеленого чая и красными от сигаретного дыма глазами смотрел за веселящейся толпой.
Упавший на стул рядом после танца Кирилл осушил стакан с водой.
– Не знаю, но у меня чувство, что он назвал бы это все пиром во время чумы.
– Ну, с условием пандемии это было бы верно.
– Тогда пиром перед чумой. Надо Лизу попросить, чтобы она такую картину написала.
– Кстати, как сестра?
– В затяжном, как говорит, творческом кризисе. Подкидываю вот ей идейки.
– Из-за поступления?
– Считай, год к нему готовилась. Нервничает. Я ей толкую, на кой это образование? И так рисуешь, как Рафаэль. Давай с нами свою поляну вытаптывать. А она… Говорит, Рафаэль устарел, это то же самое, что писать, как Пушкин.
– Умна, девчонка.
– Ужасно умна. Ладно, я дальше плясать, вон та брюнетка будто ждет.
– Давай.
* * *
С погодой не очень повезло. Сарма, один из сильнейших ветров на Байкале, гнал тяжелые, цвета ртути, тучи. Николай, хмурый, будто его на ночь засыпали негашеной известью, исподлобья смотрел на надвигающийся дождь. Ветер напоминал тысячу невидимых рук, одномоментно возникших из потустороннего мира, которые настойчиво пытались ухватить куртку или волосы. Раздался гром разорванного неба, и дождь вывалился из его нутра. Но это был не теплый, обволакивающий летний дождь, а дождь необычно теплого ноября, когда, по идее, должен идти снег, но с небес падают именно капли. Холодные, острые, вызывающие первобытный инстинкт сбежать и затаиться.
Но Николай стоял.
Небольшие, почерневшие от постоянной влаги причалы заскрипели. Берег Листвянки, самого знаменитого поселения на Байкале, вмиг опустел. Только какой-то мужичок в тельняшке и с непонятно каким чудом горящей сигареткой в зубах привязывал свой катер к причалу. И то только для того, чтобы тут же побежать под навес ближайшего кафе.
У большинства иркутян была жесткая установка, что Листвянка – не Байкал. Машины, шум, громоздкий и не очень вписывающийся в окружающий мир отель, глашатаи рекламного дела, приглашающие на экскурсию… Летом еще и толпы людей с колонками и пакетами еды. Как говорили свидетели, Анапа две тысячи седьмого года. Того две тысячи седьмого, который и подавно не надо возвращать.
Что-то странное было в самоощущении Николая. Какой-то патологический оксюморон. Казалось, что ко всему телу ползают холодные щупальца огромного кальмара. Внутри же он чувствовал себя первым человеком, достигшим Северного полюса. Моряком на палубе корабля. Охотником на тигра в засаде. Он получал невероятное удовольствие, сопротивляясь стихии, чувствовал себя живым и достойным. Чего? Не ясно. Но какой-то смысл в этом всем был.
Подбежала Галла и, взяв его за руку, увела в кафе.
Отпоила горячим чаем.
Забросала осуждающими взглядами.
Он молча подносил стакан к губам и блаженно потягивался. Смотрел влюбленно и со значением. Внутренняя сила, заряд которой он получил на берегу, уплотнялась. Эта энергия, это достоинство и легкость, которая окружила Галлу вкупе с ее безбрежной любовью, заставили девушку растаять.
– Мне вот интересно… Что почувствовали казаки, когда впервые вышли к Байкалу? Были ли те, кто вообще не ожидал увидеть здесь озера? И тут… Эти горы, вода, деревья… Едва улавливаемый противоположный берег…
– Не знаю. Лучше бы подумал, что промок весь.
Коля беззаботно улыбнулся.
Когда зашел Глот, все готовили оборудование к прогону завтрашнего открытия фестиваля. Коллективы, звукарь, музыка и фотографы. Все прикидывали, записывали и обсуждали.
Зал был хорош. Сцена больше любого ДК. Отдельная рубка технарям – царство Доди.
– Боже, храни профком! – воскликнул, впервые войдя в зал, Женя. – А вот здесь картины повесим!
Кирилл с Юлей разбирали коробки с бейджиками на полу перед сценой. Одни волонтерам, другие участникам, третьи випам и так далее. Женя ковырялся с картинами, Кант с помощниками, в угоду противоэпидемиологическим мерам, расклеивал через каждые два стула таблички «не садиться».
Коля в тысячный раз пробегал глазами по сценарию.
– Ребят. – Глот кашлянул. Его голос обычно располагал к разговору, но сейчас сложно было вообще воротить языком. Хотелось спрятаться, закрыв лицо руками. – Ребята! В общем, только что провели созвон министерств. Правительство. В общем… Кранты нам. Локдаун. С послезавтра.
Повисла тишина. Да, последнее время говорили про третью волну. Но все молчали, никто ничего не говорил, не предупреждал. Даже инсайдеры из правительства. У них был еще месяц. Еще месяц, им обещали все СМИ, все специалисты!
– В смысле? – первым в себе нашел силы Николай.
– В прямом. Мы только открытие успеем провести – и в онлайн.
– Мы не можем в онлайн.
Саксофонист из джазового коллектива сыграл знаменитую мелодию неудачи. Ему свои же чуть не настучали по голове.
Юля посмотрела на Колю оледеневшими от страха глазами. Отчаяние. Николай посмотрел в ответ, и она разрыдалась. И тогда до него дошло. Долг. Долг, который теперь не с чего отдавать.
Мир пошатнулся. Кратковременная тьма отступила, и Николай нашел себя сидящим на полу между первым рядом и сценой. Буря, царившая внутри, никак не давала выцепить хоть какую-то внятную эмоцию или мысль. Хотелось просто перестать быть.
– Давайте перекур, – наконец выронил Коля.
Один из музыкантов ушел со всеми своими вещами, явно не намереваясь возвращаться. Через пару минут зал опустел. Никто не решался заговорить – только Кант успокаивал Юлю.
Коля свою позу не сменил, Глот чувствовал себя принесшим злую весть послом и искал избавленья в казни, Женя то и дело откидывал крышку Zippo, чем начал нервировать ходящего из стороны в сторону Кирилла. Додя, не посвященный в то, откуда у команды деньги на фестиваль, недоуменно наблюдал за друзьями.
Юля наконец отдышалась и заговорила почти ровным голосом.
– Мальчики. Понимаю, все об этом думают, но скажу – деньги. Их надо отдать. У нас не потраченных – почти шестьсот с половиной тысяч. Отдать надо два миллиона.
– Ни у кого лишней квартиры не завалялось?
– Коля, ты же говорил, локдауна не будет.
– Не наезжаем только друг на друга!
– Помолчи.
– Коля, ты обещал. Гарантии давал! Я не хочу проснуться с перерезанной глоткой!
– Баста! – Коля крикнул и встал. Он редко повышал голос, особенно на друзей.
Вдруг вспомнился ветер на Байкале. Тысячи холодных рук, пугающий голос природы. Что ж, можно сбежать, а можно… Можно пойти стихии навстречу.
Еще не до конца оформившееся, но намерение пришло. Лидерами становятся по разным причинам, и качества у лидеров различных коллективов разные. Коля мог вселить уверенность в этих сильных, но надломленных людей, и творцам большего не нужно.
– Мы справимся. Это первое. В конце концов, руки пожали только мы с тем типом. Второе – деньги наживное, у нас два месяца есть. – Он обвел всех латунным взглядом. – И третье… молимся. Даже те, кто ни во что не верит.
– Ну не убьют же нас, в конце концов!
– Да что вы все так напряглись? Кто убьет? Кто нам дал взаймы денег? – Додя понимал, что все плохо. Оставалось понять, насколько.
– Как бы сказать, Додь… Очень серьезные люди. Из не совсем легального бизнеса. – Женя говорил спокойно, но руки у него дрожали. Перед глазами маячили лица из бара, надменные, жестокие. С такими чувствуешь себя второсортным.
– Почему мне ничего не сказали?!
– Ты бы их убил. А потом они бы убили нас.
– Спокойно. Это тоже люди. – Коля говорил нескладно, сам это чувствовал, но сил оправиться не хватало. – Давайте так. Звоним своим благоверным, правдами и неправдами они должны вытащить погулять Галлу. Собираемся у меня через два часа.
На встречу еще пригласили Пашу.
Собрались за кухонным столом, вытащенным в комнату. Додя обиженно на всех смотрел из своего угла: такую информацию скрыть – это, конечно, подлость. Юля внезапно подхватила бразды правления. Кроме нее, особо и некому – беспрекословный авторитет был у Коли, и то первого среди равных.
Паша озадачено смотрел на календарь в телефоне. Полтора дня до локдауна. Тик-так. Тик-так. Он был поручителем, и успех ребят гарантировал его безопасность. По левой лопатке пробежался холодок.
– Можете кого-нибудь попросить? – спросил Паша.
– У тебя есть друзья, у кого лишние деньги завалялись?
– Разве что в долг…
– Мы уже взяли у твоих друзей в долг, спасибо, – процедил Кирилл. На музыканта смотрел с презрением, Паша такого взгляда простить не мог.
– Я вас из жопы вытащил, а вы мне так?
– Вытащил? Вогнал!
– Вы настолько тупые, что не понимали риски? Сомневаюсь. Все всё понимали. Кто бы вам еще столько дал с ходу? Банк? Государство? Может быть, у кого-то родственничек миллионер?
– Сам-то ты с ними не связываешься, да? На продвижение группы денег у своих друзей не брал.
– Не брал. А на вас понадеялся.
– Давайте кого-нибудь грабанем? – неожиданно прервал спор Додя.
– Что?
– Ну, ограбим. Мало в Иркутске подходящих людей? Или мест? Ограбим и отдадим долг.
– Ребят… А может, он прав? – Коля обвел всех взглядом. – Это вариант. Хреновый, но сейчас выбор между плохим и ужасным.
– Да что ужасным-то, а? Че, они убьют нас, что ли? – Глот посмотрел на Пашу.
Тот пожал плечами, довольно искренне.
– Да вы чего? Это преступление… Это тюрьма!
Для художника нет слова более мрачного. Несвобода, ограниченность, подавленность. Можно сколько угодно говорить, что свобода – она внутри, что и в клетке можно быть свободным… Да только это бравада. Из тюрьмы невозможно вернуться прежним.
Сидящие в комнате разделились.
– Предлагаю голосовать, – металлическим голосом произнес Коля.
Глот занервничал, первым проголосовал против. Юля попыталась увещевать друзей, но тщетно. Кант встал на ее сторону, проголосовал против. Паша объявил, что у него тоже есть голос, поддержал идею с ограблением, и Кирилл проголосовал против, поняв, что позиция «за» все равно выиграет. Если все сорвется, совесть у него будет спокойна.
У Паши нашелся информатор. Заплатили, тот скинул файл с наводкой. К концу изучения Глот воскликнул:
– Я все придумал! Нужен художник и актер, умеющий менять голос.
На мгновение повисла тишина. Коля с Кириллом встретились взглядами, и лицо обоих озарилось идеей.
– Витенька?
– Витенька!
Кант непонимающе посмотрел на друзей.
– Не бойся, мы не про тебя.
* * *
Виктор и Лиза, сестра Кирилла, зашли в клуб. Волосы девушки цвета еще не собранных злаков в шабаше огней приобрели золотисто-медовый оттенок, сменяемый кроваво-красным пламенем и синевой неонового коктейля. Виктор шел следом за девушкой, и эти фантасмагории его сильно изводили. Он был из тех людей, что любят порядок и доверительно относится к своим глазам. А светомузыка лгала, водила за нос, подменяла реальность.
Столики шли по периметру, расступаясь перед обширным баром. Между ним и сценой у противоположной стены находился танцпол. Люди на нем превратились в молекулы бушующего моря. Биты, соответствуя названию, били по ушам, проникали в подкорки и растворялись среди вен организма. Пройти мимо такой энергии, подпитываемой двумя сотнями человек, просто невозможно. Все растворялось и переворачивалось с ног на голову.
По углам танцпола в круглых клетках танцевали стриптиз. Две девочки для мальчиков, и два мальчика для девочек.
Кабинет директора скрывался в хитрых переплетениях коридора. Тот участок стены, слева от сцены, не подсвечивался, и с ходу бы найти проход не вышло. О том, что директор заведения явно имеет проблемы с паранойей, говорила и сеть переходов. Только до лестницы на второй этаж они свернули раз пять.
– Не думал, что в клубы сейчас можно пускать столько людей. Ковид же.
– Нельзя. Остальным. – Патлатая проводница сверкнула пирсингом, чуть повернув голову.
Наконец перед ними предстала металлическая дверь. Лиза придала объем своим волосам. Зная о предпочтениях директора клуба, Виктор подумал, что это глупо.
За большим деревянным столом сидел мужчина лет тридцати пяти. Прежде чем посмотреть на гостей, он закончил что-то печатать на ноутбуке и убрал бумаги в стол.
Сильный подбородок, зеленые глаза и абсолютно лысая голова. Директор заведения был хорош собой. Лизе даже стало немного обидно за генофонд. Помощнице дали знак выйти.
– Итак, молодые люди.
– Нам сказали, что вы ищете специалистов. Ивент-менеджеров с… с особенностями вашей клиентской политики.
Мужчина усмехнулся.
– Хорошо сказал. Да, нужны. Меня зовут Томас… Пожалуй, псевдонима хватит. А вы…
– Меня зовут Антон.
– Я Мария.
– Ах, какое прекрасное имя. Очень идет вашим глазам, они тоже нежные и яркие одновременно.
– Ой, спасибо. Таких комплиментов моим глазам еще не делали.
– То ли еще будет. А расскажите пока про ваш опыт.
– Мы недавно переехали из Новосибирска. Там проводили подобные вечеринки. Клуб был закрытый, «Матрос» назывался, год где-то с ними сотрудничали.
– Да, знаю его. Какую специфику практикуете на мероприятиях?
– Разное, зависит от запроса. Просто вечеринки с конкурсами, БДСМ, как-то проводили вечер шибари, корейцы приезжали.
– Интересно. А почему не японцы с шибари?
– С японцами не знакомы были. – Лиза улыбнулась.
Ровные зубки зацепили на себе внимание Томаса.
– Ну, для начала испытательный срок. Проведете парочку мероприятий, первое со мной. А так, шесть-десять вечеров в месяц. За один плачу десятку, плюс процент.
– Неплохо, но надо подумать.
– Это лучшие условия в городе.
Лиза встала и прошлась по комнате, остановилась возле скульптуры африканской женщины. Та располагалась в стеклянном шкафу, в углу, за рабочим столом директора клуба. Черная глина, нереалистично длинные шея и руки, красное платье. Таких фигурок великое множество, но так казалось только на первый взгляд.
– Выставка в Лиссабоне, 2013 год. Продали на аукционе за…
– За тридцать семь тысяч евро. Да, это та фигурка. А откуда такие познания?
– Училась на культуролога, вела колонку в одном журнале… Да неважно, все закончилось нехорошо.
– Интригуете, Мария. Как культурология может закончиться плохо?
– Встретила этого парня. – Лиза рассмеялась. – Кинули с деньгами, потом долги. Дурочкой еще была, развели. А та выставка запомнилась эпатажным перформансом Дейлера.
– Когда он устроил фейерверк из… Да, к этому гости были не готовы. Антон, у вас спортивное телосложение… Или можно на ты?
– Да, конечно, на ты. И да, ЗОЖ наше все. – Гости делали вид самых добродушных и простых ивент-менеджеров клуба для взрослых за всю историю Земли.
– Похвально, особенно в наше время. Молодежь больше ведет сидячий образ жизни.
– Я бы не обобщал. Спортивная культура цветет.
– А не она, случаем, привела вас в индустрию?
Виктор ждал подобного вопроса. Он сдержался, чтобы не переглянуться с Лизой.
– Не совсем. Я… Как бы это сказать… Для начала, с какой целью интересуетесь?
– Можно тоже на ты, дружок. Вы меня устраиваете, но мы могли бы познакомиться получше. Может, задержишься, обсудим детали?
Все всё понимали. Витя тактично улыбнулся.
– Простите, но дилер на своем товаре не сидит.
– Сидит. – Голос Лизы буквально ударил по голове.
Виктор не сразу понял, о чем речь.
– Антошик будет не против, если я буду смотреть. У него фетиш, но он стесняется говорить.
– Би, я сразу понял. Все прелести жизни предпочитаешь?
Игривый взгляд Лизы окончательно спутал мысли. Она прошла и вальяжно села на диван, но как только Томас подошел к Виктору и оказался спиной к девушке, та моргнула и слегка кивнула напарнику. Тот продолжал играть роль, но что-то внутри него сжималось.
– Вот так сразу… Я не привык…
– Зато твоя девушка привыкла, как видно.
– Мы же не знакомы, я даже имени ва… твоего не знаю.
Руки Томаса легли на плечи Виктора. Тот положил одну ладонь сверху и смущенно улыбнулся. В мыслях промелькнула сокурсница, чей тип поведения он сейчас копировал. Та любила поиграть в невинность.
– Даниил.
– Становится жарко, мальчики. – Лиза расстегнула пуговицу на блузке и глазами показала на Томаса.
Второй рукой Виктор нащупал пуговицы на рубашке директора клуба. Остатки моральных сил начали иссякать, когда Томас стал наклоняться еще ближе. В этот момент молодого человека охватил ужас. Парализующий, скользящий по всему пищеводу, сжимающий мышцы таза ужас.
– Нет, подожди… Есть что?
Слова выпали сами собой. Буквально в тот момент, когда дыхание било в шею. Интересно, геи такой же ужас испытывают, когда их пытается поцеловать девушка?
Он перестал контролировать ситуацию и просто хотел уйти из комнаты целым.
Томас стоял с расстегнутой рубашкой. Крепко сбитое тело, рельефный пресс, дыхание, как у коня. Совсем не стереотипный гей – ничего приторно-мерзкого. Но и ничего привлекательного.
– Кое-что есть…
Через минуту комната наполнилась дымом двух самокруток. Лиза-Мария любезно отказалась и попыталась что-то сказать Вите, но тот перебил ее. Он, не замечая, до белизны губ впивался в небольшой фильтр самокрутки.
– Тош, ты же плохо переносишь некоторые сорта.
– Успокойся, Маш, все хорошо, просто…
Тут в голову ударил и дурман, и подсказка от Лизы. Подождал пару минут, мило улыбался, провел по ноге Томаса. Резко заработав диафрагмой, напарник Лизы начал задыхаться и кашлять. Он прекрасно умел инсценировать несчастные случаи. Томас выпучил глаза вслед за ним, явно в шоке от происходящего. Самокрутка уже тлела на паркете, а его гость корчился, стоя на коленях и пытаясь прокашляться. С подбородка текли слюни, в горле парня будто завелись какие-то мелкие шарики, которых становилось все больше.
Девушка судорожно искала в сумке что-то, пока не упала рядом с парнем и не впрыснула в него несколько доз ингалятора.
– Воды!
Через десять минут откачиваний Виктор лежал на диване, дыша резко и прерывисто. Сложив указательный и большой палец в кольцо, он приподнял руку, показывая, что все хорошо.
– Такого с ним еще не было… Вы простите… Астма… – Девушка чуть не плакала. Идея к ней пришла внезапно, благо что хроническим заболеванием сама страдала.
– Да ладно… Вы это… В понедельник приходите… К четырем…
– Да… Можно он еще немного полежит?
– У меня встреча скоро, надо еще в себя прийти. Давайте закажу такси. На воздухе ему станет лучше.
– Мы на машине, я вожу… Спасибо. Мы не то чтобы суеверные… Но как-то нехорошо получилось…
– Ребят, я все пойму. Но и вы поймите, вину хотелось бы загладить. В зарплате не обижу.
– Зависеть от Антона будет. Но спасибо.
* * *
Успех. Во-первых, выведали, что требовалось. Во-вторых, Томас ничего не заподозрил. В-третьих, Лиза в машине просто набросилась на Виктора. Они целовались минут десять. Хоть дальше дело и не пошло, тем не менее все объемы девушки остались на кончиках пальцев актера.
«Ты мерзок», – подумал про себя Виктор, но продолжал предаваться сладострастным мыслям. Лиза рулила, будто ничего между ними не произошло.
В «Кайрос» заходили словно триумфаторы. Золотовласой Лизе дико шел белый цвет платья, а Виктор давно сшил под себя смокинг. Денег у студента театралки хватает максимум на первую ступень пирамиды Маслоу, но, на его метросексуальное счастье, шить он научен с детства.
Вся банда Николая сидела за баркой.
– Успех, – коротко сообщила сияющая Лиза, и тут же раздался гул радости.
– Красавцы!
Начались расспросы. Не успели герои вечера что-то вымолвить, как Глот обнял Виктора и подколол вопросом:
– Как прошли переговоры с представителями меньшинств? Цела корма? Мы все поймем, театр зародился в Древней Греции…
– Корма цела, и тянки наши с нами!
Все засмеялись.
Вторник – день и так не проходной, поэтому Самсон дал добро на закрытую сходку. Его посвятили в дела команды. Бармен молча принял информацию. Естественно, она его не обрадовала, вспомнились опасения. Но и говорить что-то он не стал. В конце концов, Самсон и сам не понимал свой статус для этих людей. Друг, товарищ, говорящая мебель?
Ответ скрывался в сути гостей. Эти от внутренних проблем не бегут, а копаются в них. Ищут самые больные места, самые гнилые травмы, чтобы, нащупав нерв, натянуть его на свой палец и потянуть. И в крике, истерике, крошащихся от боли и ужаса зубах родить что-то гениальное. Самсон поверил в честность новоявленных воров, и ему даже стало тепло. Он не говорящая мебель, он их товарищ.
На удивление, в этот вечер пили мало. Больше просили чаю или кофе. Серьезность дела повлияла на всех, творческие натуры подсобрались.
Право рассказать о прошедшем вечере Лиза уступила Виктору. Во-первых, актер умел говорить красиво. А во-вторых, и почему на дело позвали именно Витю – тот гениально подделывал голоса.
– Я, значит, кряхчу, пускаю слюни, глаза навыкате – боже, храни моего сценмастера – так и Томас этот, думаю, сейчас поседеет, не смотри, что лысый!
– Все как по нотам. Правда, не планировали, что он пристанет так внаглую.
– Кстати, Лиза, какого лешего ты ему подыгрывать стала? «Он готов, если я смотреть буду, фетиш такой». Тут мне седеть впору было!
– У него ключ был на шее.
– Я не заметил…
– А он был. И мне надо было, чтобы Томас расстегнул рубашку.
– Как далеко у вас все зашло! – присвистнул Глот.
Дальше пошли разговоры, сальные шуточки и здравницы. Первый успех подлил масла в огонь, придав всем решительности.
Николай с Виктором вышли перекурить. Заказчик передал актеру конверт.
– Это аванс.
– Тяжела и неказиста жизнь народного артиста. А вы такие деньги обещаете…
– Самое сложное впереди, Вить.
– Уже репетирую.
К актерам отношение у Коли сложилось самое неоднозначное. Музыканты просты как три копейки, художники все где-то витают, танцоров и литераторов в простой жизни и не признаешь толком за людей творящих. А вот актеры… вся их профессия – это умение обманывать. Мастера лжи и притворства. И благо, что живут они в закрытой экосистеме театра, создают семьи-династии и в бытовуху, слишком настоящую, слишком пресную, стараются не лезть. Хотя те, кто в театре остается, взрослеют и дозревают – хватку по жизни имеют стальную. Виктор сейчас улыбался, как Ди Каприо в роли Великого Гэтсби.
– Верю, что мы друг друга не подведем, Коль. Что дальше?
– Ждем работу Лизы. Она говорила, что дней десять займет.
– Как вы вообще вышли на Томаса?
– Пришлось приплатить за информацию.
Два дня назад он стоял на этом же месте с Пашей. Курили, обсуждали дело. На вопрос, кто слил инфу, Павел развел руками, ответил:
– Какой-то чел из людей Томаса. Видать, в обиде за что-то на него.
Коля покрутил зажигалку, удовлетворенно вдыхая воздух ночной улицы. Дело наполовину сделано, это вселяло уверенность. Пожалуй, на подобные вещи нужно большое мужество, и они доказали, что оно у них есть. Как там перевели Дон Кихота? «Он дерзновенен»?
– Всем бы таких информаторов, хах!
Кажется, Виктор относился к происходящему как к очередной роли. Тем лучше – актер свою игру не нарушит, а вот реальное «я» может подвести.
* * *
Женя ждал. Время капало. Ветер выл. Томас не спешил. Какие дела у старого развратника могут быть в банке так поздно вечером? Отрабатывает натурой кредит?
Большая коробка фаст-фуда спасала от ожидания. Фаст-фуд и сальные шутки про геев. Не очень умно и не вписывается в мировую повесточку, зато искренне, да и Женя, что называется, «вырос во дворе». Что геи бывают – они знали. Но лица нетрадиционной ориентации до появления интернета были чем-то вроде индейцев. Далекими и никак не влияющими на жизнь. А сейчас – погрузись в прогрессивное информационное пространство, и станет страшно, будет ли следующее поколение вообще как факт. Но потом выныриваешь, оглядываешься… И нормально все, детей рожают, за ручку парочки ходят. И от парочек этих, как от единорогов, радугой не веет.
С кем они ходили бить крапиву палками – никто почему-то геем не стал. Возможно, в этом все дело и было – вовремя пойти бить палками крапиву.
Я крапиве нанесу урон
И сохраню тем генофонд.
Рассуждения навели на какие-то строчки, и Женя их записал в телефон. Не любил это дело, лучше стихи вообще не писать, но общество друзей на него плохо влияло. Да и за картины он давно не брался. Будто бы перегорел. Однообразие жизни, проблемы с выставками – в городе банально негде показать свои полотна, кроме двух частных галерей, где ему не рады.
Он едва не упустил Томаса. Тот вышел с каким-то парнем из банка, и оба они сели в хорошую машину. Сегодня состоится славный дорожный бой.
Тема старая, плюс парнишка на пассажирском кресле. Томас не захочет упасть лицом, а потому первый же светофор, и он на крючке. Женя дал им время отъехать, последовал за ними. Как поравнялись, Женя порычал движком на Томаса, тот ответил, оба полетели вперед. Интересно, директор клуба нервничает? Он явно не ожидал такой прыти от подержанной японской машинки.
Несколько полос были в их распоряжении. Уже поздний вечер – других водителей на дороге почти не было. Держались «клюв в клюв», Женя даже на какое-то время выбился вперед, но только для того, чтобы занять левую полосу. Томасу пришлось перестроиться вправо, к тротуару. Он вдарил по газам, стараясь успеть на перекрестке проскочить на зеленый… Парни на тротуаре сработали чисто.
Женя тоже не сплоховал – не дал повода усомниться, раньше Томаса не затормозил, съехал на встречку и вернулся в левый ряд. Врубил аварийку. Остановился, выглянул, захлопнул дверь и уехал. На этом его роль исполнена. Маршрут с минимальными камерами простроили, но тем не менее предстояло уехать за город и оставить машину на недельку-другую в деревне. Номера поддельные, он загримирован. Подставляться никто не хотел, и решили перебдеть.
Томас скорее выпал из машины, чем вышел. На его треснувшей лобовухе лежало тело. Весь мир директора клуба сейчас состоял из крови и стекла.
– Томас… – Его пассажир протянул имя вполне спокойно. Вот только бледность и неподвижность выдавали предыстеричное состояние. – Тома-ас…
– Заткнись! Так…
Зрелище было мерзким. Из-под джинсовки текла кровь, ноги и руки вывернуты в неестественные стороны. Так, вот ноги… Вот руки…
– Где его голова?!
Головы нигде не было.
Периферийным зрением Томас успел заметить какую-то школоту перед тем, как случился удар. «Кажется, они тело и толкнули под машину. И конечно же, сразу побежали. Так, если есть камеры, меня оправдают. Если нет… Если нет, то и доказать ничего не смогут! С моим адвокатом получится».
Что делать, Томас уже знал. Он взял тело за подмышки и потащил к багажнику.
– Что ты делаешь… Томас… – Банкир вышел из машины.
– Помоги, идиот. Иначе обоим крышка.
– Нет, Томас, нет!
– Закрой пасть и не рыпайся. А то завалю на хрен.
– Том… Так нельзя…
– Так нужно.
– Нет, я не могу… Это преступление, Томас!
– Так и есть, и если не хочешь в тюрьму – найди голову!
– Какую голову? Что?!
Багажник наконец-то открылся. Казалось, что внутри джинсовой крутки и штанов фарш. А еще труп казался странно холодным. Эта мысль постучалась где-то на задворках разума, но стресс не дал ей заявить о себе громче.
Захлопнув багажник своей бентли, Томас сел за водительское кресло. Включил дворники, полил водой. Не сильно помогло. Из трещин в салон потекло густое и красное.
Позвонил кому надо, сказал адрес, аккуратно заехал в соседний двор.
– Где твой человек? Меня точно видели. Тут участок рядом. У меня… – Томас задохнулся и чуть не бросил телефон. Почему кругом одни идиоты? И где эта проклятая голова?!
Примерно в это время Виктор подходил к кабинету Томаса. Огромная металлическая дверь оставалась самым слабым местом их плана. Сколько Томаса ни пасли – чем он открывает дверь, так и не выяснили. Пришли к выводу, что это все-таки тот ключ на шее. Лиза даже прочитала лекцию по психоанализу, мол, Томас параноик, у него это на лице написано, и эта дверь – главное тому доказательство. Куда ведет эта дверь? В его мир. Добрый, понятный и безопасный мир, который он выстроил. То есть за этой дверью самое дорогое.
И ключ на шее носят от самого дорогого. Но Виктор все равно нервничал. Пот в тонкой прослойке между кожей и маской, что давала ему лицо Томаса, раздражал.
Рядом шла патлатая стерва. О чем-то там отчитывалась, но он не слушал. Встали перед дверью.
– Откроешь? – шутя и игриво спросил Виктор.
Патлатая вскинула бровь.
– Все, вали, хватит быть такой серьезной.
Девушка цокнула языком и ушла. Он снял с шеи ключ и попытался открыть дверь. Проклятье! Хотя нет… Чуть нажал вниз, замок поддался. Видимо, ключник неровно выполнил работу. Или Лиза ошиблась в рисунке.
Оказавшись в кабинете, Виктор заперся. Три минуты. Скинул СМС Кириллу и стал искать возможные сейфы. Лиза в точности восстановила всю комнату – у нее была фотографическая память. Десятки картин, огромный стол, диванчики…
Постучались парни, Виктор открыл. Кирилл, Глот и Додя вошли, одетые в спецовки разнорабочих. Сразу же направились к скульптуре за кучу евро. Из объемной сумки, напоминавшей чемодан, достали копию и заменили ею оригинал. Пришлось повозиться с замком на стеклянной дверце, но Додя справился.
Скульптуру обмотали пупырчатой пленкой и погрузили в небольшой мягкий короб, который поставили в сумку.
– Как у тебя?
– Пусто. – Виктор никак не находил сейф. А он должен быть, информатор лично видел. – Осмотрите стол.
Стол оказался с десятком ящичков и замков. Додя выпучил глаза и начал молиться. Все он точно не успеет проверить… Вдруг поймал себя на мысли, что молится об успехе ограбления. Стало как-то не по себе.
На картины быстро покупатель не найдется. Статуэтку уже ждали, платили наличным рублем и готовы были прилететь уже на следующих выходных – тем паче на Байкале бархатный сезон. Пришлось приплатить, чтобы свели с нужными людьми… Но ценителей такого искусства в Сибири не найти. А в Москве таких много. В Москве в принципе всего много, поэтому и одной-единственной статуэтке затеряться там проще.
– Бинго, драгоценности.
Особых эмоций Додя не выражал, тут же приступил к следующему замку.
Виктор отошел в центр комнаты и осмотрелся. Кирилл быстро спросил, почему он не ищет сейф, но тут же умолк под гневным взглядом. Тайник всегда выбивается. Хотя бы потому, что его хотят скрыть. Это бессознательное… Бессознательное…
Актер расслабился, закрыл глаза и покружился на месте. Потом открыл, сделал еще один медленный круг и зацепился взглядом за икону. Одну-единственную икону в храме разврата. Небольшая, неприметная, древняя и явно дорогая, но все-таки… Виктор оказался прав.