Елена Логунова
Кактус Нострадамуса
Зяма заподозрил, что супруги снимали на видео едва ли не каждый свой шаг, вздох и чих, а приглашенные киношники отнеслись к этому материалу с преувеличенным почтением, сотворив в итоге полуторачасовую сагу, растянувшуюся на четыре перемены блюд. К каждому из них, разумеется, подавалось свое прекрасное вино, тут-то непростой народ и начал массово спиваться.
По мнению Зямы, Гороховы напрасно сэкономили, не позвав в режиссеры своей эпопеи Квентина Тарантино: тот наверняка оправдал бы тайные ожидания публики, прикончив в кадре хотя бы одного из супругов, а лучше обоих. Без Тарантино плазменный экран фонтанировал приторными розовыми соплями, глотать которые было просто отвратительно. Так и хотелось задушить всех, до кого дотянешься!
А после киносеанса морально подготовленной публике предложили насладиться реалити-шоу: герои фильма живьем вышли на подиум и повторили свои брачные обеты в присутствии умильно улыбающегося мэра. После чего он подставил им красную папку, в которой повторно брачующиеся старательно расписались. Это очень походило на подписание инвестиционного соглашения, но хотя бы не сопровождалось сюсюканьем сладкоголосой дикторши. К этому моменту бразды правления праздником перехватил популярный радиоведущий Коля Бэтмен.
Бразды имели вид профессионального микрофона, подключенного к мощным усилителям, так что не услышать Колю было невозможно. А услышав, нельзя было сопротивляться сокрушительному обаянию ведущего, очаровательного, как гаммельнский крысолов, способный увлечь за собой всех грызунов в зоне слышимости.
Первым делом Коля увлек аристократов и дегенератов в самозабвенный пляс.
Уже на этой стадии Зяма начал сторониться компании, потому что веселые нетрезвые дамы то и дело норовили затянуть его в хоровод.
Гороховы, подавая пример гостям, кружились в вальсе и оттаптывали друг другу ноги в кадрили. При этом у хозяина праздника был сосредоточенный и даже суровый вид храброго первоклассника из стихотворения со словами: «Я прививки не боюсь, если надо – уколюсь!» Чувствовалось, что Максим Горохов намерен стойко выдержать все испытания торжественного дня.
Мироздание, очевидно, оценило его беспримерное мужество и сжалилось, организовав телефонный звонок с неким важным сообщением. Получив его при посредничестве секретарши, прибежавшей с трубкой наперевес прямо на танцпол, Горохов взволновался, дернул галстук, отмахнулся от нахмурившейся жены и заторопился прочь, прижимая телефонную трубку к сердцу так, словно там образовалась сквозная рана. Расстроенная Лизонька некоторое время семенила вслед за быстро удаляющимся супругом, а потом топнула ножкой, сверкнула глазками и цапнула с подноса проходившего мимо официанта сразу два бокала.
Очевидно, эта модель красивой говорящей куклы работала на жидком топливе.
Влив в себя шампанское, Лизонька хмурым взглядом исподлобья просканировала помещение и просветлела личиком, высмотрев в тени парчового шатра его автора. И Зяма на полчаса, не меньше, был осчастливлен обществом прелестной хозяйки праздника.
За это время кукла Лиза утомила его так, как прежде – в далекие детские годы – утомляла только принудительная воскресная уборка игрушек в комнате, которая на протяжении недели представляла из себя быстро разрастающийся хламовник.
И то сказать, Лизонька имела немалое сходство с самоходной фабрикой по производству мусора, потому что из нее постоянно что-то сыпалось. Зяма устал подхватывать падающие из рук и под руками буйно жестикулирующей дамы бокалы, тарелки, канапе с тарелок, маслины с канапе, а также приборы, в числе которых оказались не только серебряные ложки, но и золотой мобильник. Его Зяма дважды подобрал с пола, трижды – с подноса официанта и еще один раз выловил из чаши с пуншем, после чего уже завернул, сожалея, в белый саван собственного носового платка. Лизонька понесенной утраты не заметила.
Зяма определенно понял, что толстуха в парче выиграла бы свое пари. С уходом мужа Лизонька сорвалась с тормозов и стремительно покатилась в бездну порока. Зяма всерьез задумался: а хочет ли он составить ей компанию в этой бездне?
Нетрезвая сердитая Лизонька все больше походила на злобную Снежную королеву из «Хроник Нарнии». Двигаться она стала рывками, как примороженная, на происходящее реагировала с замедлением, и пальцы у нее сделались холодные, как сосульки. Зяма даже вздрогнул, когда Лизонька неожиданно цепко схватила его за руку.
– Идем со мной! – прошептала она ему в ухо.
Голос, надо сказать, у Снежной королевы Лизоньки был очень даже жаркий.
– Куда? – осмотрительно уточнил многоопытный Зяма, зловредно тормозя ногами.
– Туда! – ответила Лизонька и просторным жестом указала на юго-восток.
Следуя в этом направлении с желательной нетерпеливой даме скоростью и энергией, они проследовали бы через Абхазию, Грузию, Армению и Иран до самого Персидского залива. Не самые лучшие края для адюльтера!
– Дамы вперед, – сказал Зяма.
– Не задерживайся, милый! – обрадованно прощебетала Лизонька, удаляясь в густую зелень декоративных горшечных растений, маскирующих вход в бассейн.
– Вот-вот, поплавай, милая, остынь! – шепотом посоветовал ей Зяма и сориентировался на северо-запад – к выходу.
Но ему не дали уйти, потому что Коля Бэтмен как раз затеялся проводить очередной дурацкий конкурс, и Зямин свободолюбивый порыв ошибочно был принят за положительный отклик на призыв к желающим выйти на сцену.
– С нами, с нами! – заворковали незнакомые холеные дамочки, подхватывая Зяму под локотки.
Лапки у холеных дамочек были мягонькие, но цепкие, хватать и крепко держать вырывающихся мужиков они были обучены еще в нежном девичестве. Зяма сдался и позволил увлечь себя на помост, где очень нескучно скоротал пятнадцать минут, показавшиеся ему долгой пыткой. За это время его измазали помадой, присыпали конфетти, лишили пары пуговиц на рубашке, разлохматили – короче, привели в такой вид, как будто он не просто пал в бездну порока, но еще и катался там и валялся, притом в большой компании.
Затем Зяма долго искал туалет, чтобы привести себя в порядок.
Уже в приличном виде, умытый и причесанный, он вернулся в зал и столкнулся с поджидавшей его толстухой в парче. Та, оказывается, решила, что они все-таки заключили пари, и злобно радовалась затянувшемуся отсутствию Лизоньки, требуя с Зямы некий выигрыш. Он не стал уточнять, что именно она желает с него получить, сказал только:
– Пардон, мадам, пора бы подкрепиться!
Действительно, официанты уже загоняли пестрое стадо веселых и хмельных гостей в соседний зал, где были снова накрыты столы.
Ускользнув от парчовой мадам, Зяма отыскал на столе карточку со своим именем и скромно занял место у кормушки, решив, что ему и в самом деле не помешает подкрепиться. А потом еще утолить информационный голод папы-кулинара, который будет расстроен, если не узнает, как именно в высшем свете гарнируют рябчиков в белом вине.
К сожалению, меню обеда так и осталось тайной для всех, кроме тружеников кухни. Когда все гости собрались и стало очевидно, что только хозяйские места за столом пустуют, неутомимый Коля Бэтмен принялся выкликать имя Лизоньки в микрофон и даже сподвиг присутствующих скандировать его громким хором. Однако Лизонька все не появлялась, и тогда ее кинулись искать и вскоре успешно нашли, но обед после этого пришлось вообще отменить.
Лизонька Горохова последовала неосторожному совету Казимира Кузнецова «поплавать и остыть». Когда ее вытащили из бассейна, куда она бухнулась во всем своем парадном облачении, включая туфли, Лизонька остыла настолько, что ей уже было не место среди живых теплокровных.
– Однако, погуляли, – пробормотал ошарашенный Зяма при виде хладного тела хозяйки испорченного праздника.
Несмотря на призыв оставаться на своих местах, гости быстро покинули усадьбу. Следственную группу встречала прислуга.
Казимир Кузнецов и Коля Бэтмен закончили вечер в баре, где мертвецки напились.
А папуля так и не дождался отчета о банкете.
Воскресенье
Телефон зазвонил, когда я намылила голову. Выбрал время, зараза!
Эти злокозненные современные аппараты с их механическим разумом в конце концов погубят человечество оптом и порознь! Лично я едва не захлебнулась!
У нашего домашнего телефона голос такой мощи, что шаляпинский бас по сравнению с ним показался бы слабым жужжанием. Громкость звонка постоянно накручивает бабуля, у которой возрастные проблемы со слухом. А все остальные члены нашей семьи безропотно подвергают свои барабанные перепонки внезапным акустическим ударам из уважения к матриарху. Ну, и еще из страха, что обиженная бабуля раскричится так, что слабым жужжанием покажется выступление большого сводного хора дважды Краснознаменного Академического ансамбля песни и пляски Российской Армии.
У нашей бабули характерец – будь здоров! То есть, наоборот, последнее здоровье потеряешь, если свяжешься.
Что характерно, спящий Зяма на истошные вопли телефона не прореагировал.
Вся мокрая, в мыле, пятная пол пенными клочьями и кутаясь в полотенце, я добежала до аппарата первой и единственной.
– Да!
– Казимир Борисович? – обрадовался заждавшийся ответа женский голос.
Я обиделась.
Положим, я слегка запыхалась, а перед этим еще глотнула водицы и закашлялась, так что голос мой сделался хриплым и прерывистым, как у взволнованного курильщика, но перепутать мое второе сопрано с баритоном Зямы?! Похоже, не только у нашей бабули большие проблемы со слухом.
– Это Индия, – хмуро сказала я.
– Ой! Я вроде звонила на городской? – встревожилась моя собеседница.
Точно, какая-то старушенция. Мало того, что глуховатая, так еще и скаредная. Боится, что разговор с далекой Индией ее разорит.
– Это не та Индия, в которой слоны и чай, – вздохнув, привычно объяснила я. – Не страна. Это та Индия, которая родная сестра Казимира. Индия Кузнецова.
– О! А вы любите своего брата?
Изначально некомфортный разговор приобретал неожиданный оборот, превращаясь в сеанс совсем уж неуютных философских исканий.
На тот вопрос, что был задан мне с шокирующей прямотой, я не могла однозначно ответить уже лет тридцать. С тех пор, как научилась говорить.
Люблю ли я Зяму? Хм…
Можно спросить, любит ли собака кошку, кошка мышку, а слонопотам поросят. Наши же с братцем взаимоотношения всегда были гораздо сложнее, чем в мире животных. Конечно, я его люблю – с одной стороны. А с другой – иной раз просто убила бы, например прямо сейчас!
– А в чем, собственно, дело? – я уклонилась от ответа и перешла в наступление.
– Дело в том, что Лизонька его назвала, – как-то очень многозначительно сказала моя собеседница.
Я не ведала, кто такая Лизонька, но прекрасно знала Зямину любвеобильность и резонно, как мне показалось, предположила:
– Что, у них родился мальчик?
– У кого? – прозвучало после паузы.
На том конце трубки тоже наметилась тенденция к глубокомысленной задумчивости.
– У этой Лизоньки и Зямы?
Тенденция укрепилась.
– Какой мальчик?
– «А был ли мальчик?» – подсказала я логичную реплику. – Если не было, то кого тогда назвала ваша Лизонька? И как она его назвала? Надеюсь, не в Зямину честь – Казимиром? Намучается пацан с таким-то именем.
– Слушайте, какой пацан?!
– Ну, Лизонькин! И Зямин, разумеется, если, конечно, он не чей-нибудь другой.
Тут я подумала: люблю я брата или нет, а защищать его от наветов и нападок все же буду!
И спросила с подозрением:
– Что там за Лизонька, не знаю, можно ли доверять ее словам?
– Так она же все записала! – голос в трубке вновь преисполнился воодушевления.
– Что – все? Дадите почитать?
Мне всегда была интересна личная жизнь старшего брата.
– А вот это уже деловой разговор, – одобрила мою любознательность собеседница. – Значит, так. Пять тысяч долларов наличными, и дневник ваш, а иначе его следователь читать будет. Вам это надо?
– Не знаю, – честно ответила я, упустив нить беседы.
Какой следователь? Какой дневник?
И главное – какие пять тысяч долларов?!
У меня таких денег не было. А жаль.
– Возможно, они есть у Зямы? – услужливо подсказал мой внутренний голос. – Раз уж эта дама вымогает именно такую сумму?
– Но за что? – спросила я вслух.
Я-то имела в виду – за что такие деньги? А собеседница поняла меня по-своему и гневно фыркнула:
– По-вашему, не за что? По-вашему, убийство – это так, пустячок?!
Тут я ненадолго онемела, а она решительно договорила:
– Завтра в двадцать ноль ноль у памятника Пушкину, приходите одна и с деньгами. И никому ни слова! – и положила трубку.
Я озадаченно почесала гудящей трубкой затылок, перекосив тюрбан из полотенца, немного поразмыслила, ничего не надумала и пошла будить спящего Зяму.
Он притащился домой под утро и на бровях, кои от этого изрядно разлохматились, как и Зямины буйные кудри, которым я в очередной раз позавидовала. Повезло братцу: у него такие красивые золотые локоны, а у меня на голове натуральная соломенная копна, вот где справедливость?!
– Зямка, проснись! – позвала я неласково.
– Хрррррр! – ответил на это братец и перекатился на другой бок, повернувшись ко мне задом, к венецианской штукатурке передом.
У меня был выбор – хлестнуть его по спине мокрым полотенцем или пустить в ход сокрушительное музейное оружие. Я выбрала второе и звонким детским голосом прочирикала братцу в ухо:
– Зямочка, я съем твою шоколадку?
– Нет! – возмутился братец, аж подпрыгнув.
Я коварно улыбнулась. В детстве мы с Зямой постоянно конкурировали за сладкое. Кровопролитные бои за шоколадки постепенно превратились в позиционную войну, но не забылись, и обострение конфликта возможно в любой момент. Была бы шоколадка!
– Какую шоколадку? – Зяма приподнялся в постели и искательно огляделся.
– Никакую, мне просто нужно было тебя разбудить, – призналась я, осторожно опускаясь в дизайнерское кресло, похожее на набитый соломой мешок, пристроенный на противотанковый еж. – Скажи-ка, братик, у тебя есть пять тысяч долларов?
– Какая ты бессовестная, Дюха! – Зяма снова рухнул в подушки. – Будить меня из корыстных соображений! Я не дам тебе денег, мне самому мало. Попроси у мамули, она получила гонорар за сценарий.
– Сам проси у мамули! – возразила я, мысленно приняв к сведению ценную информацию: ага, мамуля при деньгах, а мне как раз нужно совсем немножко тысяч рэ на новые туфли! – Это тебе необходимы пять тысяч долларов, чтобы выкупить какой-то там дневник!
– Никакой дневник не стоит пяти тысяч долларов, – уверенно сказал братец.
– Даже дневник убийцы Джона Кеннеди? – прищурилась я.
– За пять тысяч баксов? – Зяма секунду подумал. – Нет, я не настолько любопытен. Хотя его можно продать какому-нибудь издательству.
Он снова сел, потянулся и энергично потер глаза.
– Так, Дюха, объясни мне, в чем дело. Тебе на самом деле предложили купить за пять тысяч долларов дневник убийцы Кеннеди?
– Не исключено, – я пожала плечами. – Она не сказала, кто кого убил. Просто потребовала дать ей пять тысяч баксов, потому что иначе этот дневник будет читать следователь. Бесплатно, я полагаю.
– Кто – она? – Зяма выхватил главное.
– Тоже не знаю. Она не представилась. Какая-то женщина, – я постаралась вспомнить точно. – Она позвонила на наш домашний номер и зловещим голосом сообщила, что Лизонька его назвала. Кого и как – не спрашивай, я и этого не знаю. Но за дневник этой Лизоньки с тебя пять тысяч баксов.
– Лизонька?! – Зяма побледнел и заелозил, подбирая ноги. – О боже мой!
– Ты выглядишь как маленький мальчик, увидевший привидение, – заметила я.
– Так и есть!
Я подняла бровь и огляделась.
Кроме нас двоих, в комнате никого не было, а я девушка с формами и даже в белом полотенце мало похожу на призрак.
– Лизонька – это моя клиентка, я оформлял интерьеры для ее семейного торжества, – объяснил Зяма. – Вчера у них с мужем был юбилей – десять лет супружества, и в разгар праздника Лизонька утонула в бассейне.
– О! – сказала я.
Потом мне пришло в голову уточнить:
– Сама утонула?
– Мне-то откуда знать?! – Зяма еще больше занервничал.
– О! – повторила я и подняла вторую бровь. – А у вас что-то было?
– Ничего, кроме чисто деловых отношений! – слишком горячо и торопливо заверил меня братец.
– Но планировалось? – не отставала я.
– Именно! – Зямка щелкнул пальцами. – Я что-то такое подозревал, а Лизонька, наверное, планировала! Она любила составлять списки дел. Не удивлюсь, если совращение меня стояло в планах ее вчерашнего дня отдельным номером.
– А планы записывались в дневник? – догадалась я и пару раз кивнула. – Ну да, теперь понятно… Если Лизонька назначила процесс, который ты изящно называешь твоим совращением, на то время, которое стало ее роковым часом, это реальная улика против тебя! Докажи теперь, что не ты ее утопил!
– Да там были сотни людей! – взвился Зяма. – Ее мог утопить кто угодно!
– Я полагаю, Кто Угодно не записан в Лизонькином дневнике, – невозмутимо парировала я. – А ты записан. М-да, Зямка… Боюсь, тебе придется раскошелиться на пять тысяч баксов. Или ты предпочитаешь сэкономить и довериться следствию с правосудием?
– Еще чего! Мне дорога моя жизнь на свободе! – Зяма энергично полез из-под одеяла, и я тактично отвернулась.
Он удалился, но вскоре напомнил о себе недовольным воплем:
– Эй, почему в ванне стоит вода?!
– Потому что в воде сидела я! Меня вытащила из ванны твоя телефонная шантажистка! – так же недовольно прокричала я в ответ.
Через секунду Зяма вновь возник в дверном проеме. Он уже не возмущался, наоборот, физиономия у него была такая умильная, что я насторожилась.
– Индиана Джонс, мне понадобится твоя помощь, – похлопав длинными шелковыми ресницами (еще один предмет моей лютой зависти), кротко попросил братец. – Ты же не бросишь меня на растерзание злой шантажистке?
– Не брошу, – со вздохом сказала я.
И с ухмылкой добавила, когда он отошел:
– Но это тебе обойдется недешево!
В конце концов, человек, который готов отдать пять тысяч долларов незнакомой шантажистке, вполне может дать немного русских денег родной сестре, не правда ли?
Кто-то скажет, что я цинична, но это вовсе не так. Я практична. Зяме нужна моя помощь, а мне нужны новые туфли.
От каждого по способностям, каждому по потребностям!
– Мы придем к победе, – успокоила я Зяму за завтраком. – Не обещаю, что к победе коммунизма, но уверена, что все будет хорошо.
– Аминь! – с чувством ответил братец и впился зубами в свой бутерброд.
Я охотно последовала его примеру.
Нам надо было подкрепиться, чтобы спланировать кампанию по спасению невинного Зямы из когтей шантажистки.
Понедельник
– Трам-тарарам, Индия, твою мать! – проорал Бронич так громко, словно пытался по суперсрочной надобности связаться с далекой страной без помощи телефонной связи.
Алка Трошкина сделала большие глаза и заморгала, как автомобильчик фарами. Даже не зная азбуки Морзе, я с легкостью расшифровала ее сигнал, но не тронулась с места. Был еще маленький, но все же шанс, что обрамленный ругательствами призыв разозленного шефа адресован стране слонов и чая, а вовсе не мне. Бронич ведь знает, что я предпочитаю, чтобы меня называли Инной.
– Кузнецова! – рявкнул шеф, и Алка Трошкина малодушно зажмурилась.
Шансов не осталось.
– Ну, я пока еще Кузнецова, – неохотно откликнулась я, кстати подумав, что пора уже выйти замуж и сменить фамилию.
Небось на законную супругу полицейского майора – начальника криминалистического отдела ГУВД края – Бронич так орать не осмелится.
– Иди! – шепнула мне Трошкина и изобразила, как именно нужно идти: мелкими шажками, как гейша, свесив лапки перед грудью, как зайчик, и опустив голову, как раскаивающаяся грешница.
– Сама так иди! – тоже шепотом огрызнулась я, понимая, что столь убедительно, как у Трошкиной, раскаяние у меня не получится.
Я университетов культуры не кончала и актерско-режиссерским приемчикам не обучалась. Меня готовил к суровой трудовой жизни в рекламном агентстве филфак университета.
– Чего изволите, Михаил Брониславич? – привстав за столом, сухо осведомилась я в лучших традициях легкого салонного трепа.
Вообще-то я знала, почему он орет.
Знакомая девочка в службе продвижения ограбленного позавчера «Бетабанка» честно предупредила меня, что ее начальство попытается повесить всех дохлых собак на наше агентство «МБС». Мол, это мы уговорили дирекцию банка наглухо закрыть окна офиса рекламными щитами, в итоге создав благоприятные условия для воистину темных дел и тем самым сыграв на руку хитроумным преступниками.
– Зайди ко мне, Инночка! – позвал Бронич зловещим голосом дядюшки гиббона, призывающего: «Подойди к нам, Слоненок, мы дадим тебе тумаков!»
– Да говорите уже, пусть все слышат ваши несправедливые нападки! – не дрогнула я.
Трошкина схватилась за голову. Я жестами показала ей, что знаю, что делаю.
– Однажды я тебя все-таки уволю, Кузнецова! – сообщил шеф раздраженно, но не без уважения.
Трошкина неуверенно улыбнулась.
Однажды, ха! Да только за последний год Бронич увольнял меня трижды! И всякий раз снова нанимал с повышением заработной платы.
– Да ладно вам, Михаил Брониславич! – примирительно откликнулась я. – Вы же знаете, что я ни в чем не виновата! Концепция была согласована с заказчиком, а хитроумные грабители – это непредусмотренный форс-мажор. При чем тут мы?
– При том, что наша репутация гибнет! – с чувством ответил шеф.
– Она как-нибудь спасется, ей не привыкать, – заявила я, не веря, что Бронич дергается из-за гибнущей репутации агентства. – Вам ли не знать, что в нашем бизнесе даже дурная слава – это хорошая реклама. Через две недели почти все забудут, по какой причине агентство «МБС» упоминалось в новостях, но крепко запомнят, что оно было у всех на слуху.
– Да, но к тому времени «Бетабанк» успеет отдать свой новый заказик «Авроре»! – шеф стукнул кулаком по столу. – Ты же помнишь, у них был альтернативный проектик с лайтбоксами!
– Ах, вот в чем дело! – теперь я действительно все поняла.
«Бетабанк» демонтировал скомпрометированные щиты на окнах и теперь нуждается в новых рекламных конструкциях, а Бронич желает остричь эту жирную овечку повторно. Что ж, понятный резон. Только я тут при чем?
– А я-то тут при чем? – спросила я вслух.
Совсем не грубо, наоборот, задушевно-лирично спросила. Примерно как Катерина из «Грозы», которая озадачивала окружающую действительность другим небезынтересным, но тоже лишенным практического смысла вопросом: «И почему это люди не летают?»
– А ты тут при должности главного редактора! – не задержался с ответом Бронич. – И должна гнуть нашу стратегическую линию, как Жаботинский подковы!
– Кто такой Жаботинский, почему я не знаю? – заволновалась наша бухгалтерша Маша Антонова по прозвищу Мария Антуанетта.
Она у нас недавно работает и очень нервничает из-за того, что не вполне разобралась с клиентской базой.
– Потому что ты, Марья, темная девица! – подал голос из затемненной, как логово вампира, монтажки видеоинженер Андрюха, он же Энди, Эндрю, Андрон или Андрэ. – «Жаботинский» – реально классная группа. Могу дать послушать их новый диск.
– Металлисты небось? – фыркнула догадливая и не темная Трошкина. – Дум, дум! Ду-ду-дум! Дыннннц! Бу-у-умс!
Музыкантов-металлистов она изобразила не хуже, чем кающуюся грешницу. Бронич, встревоженный неуставными звуками, даже выглянул из кабинета:
– С ума посходили? Это что за кладбищенский оркестр? Не надо нас хоронить, мы еще повоюем! Ну-ка, Инночка…
– Я! – я расправила плечи.
– Йа, йа! Натюрлих! – развернул рефрен Эндрю, переформатировав Алкиных богатырей-металлистов в рокеров-готтов.
– Сумасшедший дом! – неодобрительно сказала Маша Антонова.
Говорю же – она недавно у нас, еще не привыкла.
– Деточки, у вас ровно десять минут, чтобы придумать, как мы заберем заказик «Бетабанка», – тяжелым, как гири, которыми жонглировал настоящий Жаботинский, голосом сказал шеф. – Потом я начну вас увольнять без выходного пособьица. Девять ноль восемь, времечко пошло!
Он демонстративно посмотрел на офисные часики – незатейливые, круглые, но с циферблатиком, разделенным на три сектора: «Инь», «Янь» и «Хрень», – после чего шумно затворился в своем кабинетике.
– Ду-дух, – по инерции договорила талантливая металлистка Трошкина и тоже посмотрела на часы.
В наступившей тишине минутная стрелка зловеще щелкнула и вошла в зону «Хрень».
И это была суровая правда, выраженная с подкупающей прямотой.
– Девять минут, тридцать секунд, – собираясь, быстро сказала я. – Думаем, люди, думаем! Как перебить заказ у «Авроры»?
– Соблазнить рекламного директора «Бетабанка», – предложил Эндрю.
– Он педик, – сказала Алка.
– Тогда беру свои слова назад, – ретировался Эндрю.
– Еще версии? – я побарабанила пальцами по столу.
– Привлечь клиента беспрецедентно низкой стоимостью работ, – посоветовала Мария Антуанетта.
– Я все слышу! – крикнул Бронич. – С ума сошли, работать бесплатно? Девять минуточек, живо думайте, а то всех уволю! Машеньку первой!
Бухгалтерша расстроилась, но утешать ее было некогда.
– Может, предложим банкирам что-то необыкновенное и удивительное? Рекламу на воздушных шарах или вроде того? – неуверенно помыслила Трошкина.
Она тоже помнила, что ничего необыкновенного и удивительного консервативные банкиры не хотели.
– А если предложить им откат? – опасливо косясь на кабинет шефа, шепнула бухгалтерша.
– Это не мой стиль, – отказалась я.
– Ну да, Инка, в твоем стиле был как раз вооруженный налет! – захохотал Эндрю.
– О! – сказала я и щелкнула пальцами.
– Что – о? – спросила Мария Антуанетта.
– Тихо! – пристально глядя на меня, Трошкина подняла руку. – Всем молчать! Не сбивайте Кузнецову с мысли!
Я благодарно кивнула подружке, которая знает меня лучше, чем кровная родня. В школе мы с Алкой сидели за одной партой, и уж она-то помнит, как выглядит в моем исполнении Гениальное Озарение.
Я загадочно улыбнулась, прищурилась и пару раз кивнула собственным мыслям.
– Так «О» или не «О»? – не дождавшись объяснений, нетерпеливо поинтересовался Эндрю.
– О, о, – ответила за меня Трошкина. – Еще какое «О»!
– Ого-го какое «О»! – подтвердила я. – Так, слушайте. Про налет на банк – это была толковая мысль.
– В смысле? Мы что, пойдем добывать заказ «Бетабанка» с пистолетами наголо? – струхнула Мария Антуанетта.
При этом трусишка все-таки сказала «мы», а не «вы», что характеризовало ее положительно. Глядишь, еще вольется в наш дружный коллектив!
– Наоборот, – успокоила я необстрелянного новобранца. – Мы преподнесем уже состоявшееся субботнее ограбление таким образом, что оно пойдет не во вред, а на пользу репутации «Бетабанка».
– А это возможно?! – искренне изумилась Мария Антуанетта.
Я усмехнулась.
– Мне интересно, – признался Эндрю.
– Мне тоже, – сказала Трошкина.
А в кабинете Бронича послышался длинный шорох – как будто чье-то упитанное тело в шерстяном костюме страстно притиснулось к шершавой двери.
– Вот и банкирам это станет интересно, я думаю! – высказалась я, повысив голос, чтобы немолодой шеф не перенапряг свои ушки. – А мы предложим им этот хитрый рекламный пассаж в качестве бонуса к основному заказу!
– Пакетное предложение, – сообразила бухгалтерша и потянулась к калькулятору. – Сейчас я посчитаю…
– Что думаете, Михаил Брониславич? – позвала я.
– Авантюра чистой воды! – ответил шеф, но от двери, судя по звуку, отклеился.
Я кивнула:
– Значит, идея хорошая.
– То есть через семь минут нас не уволят? – стуча по кнопкам, уточнила Мария Антуанетта.
– Инночка, зайди, обсудим детальки! – нормальным голосом позвал меня Бронич.
– Кузнецова, ты гений, – расплылась в улыбке Алка.
– Ты спасла наши шкуры. С нас французское шампанское! – сказал Эндрю.
– Позже. Если все получится, – я встала, коротко раскланялась и поспешила к шефу, на ходу прикидывая, достаточно ли хорошо я выгляжу для визита к банкирам.
Ясно было, что за моим Гениальным Озарением последует мой же Адски Напряженный Труд.
За выходные сюжет про ограбление банка Роза Курдынбабаева посмотрела в телевизионных новостях четыре раза: в пятнадцать, восемнадцать и двадцать один час в субботних выпусках и в полдень в воскресном. Самый последний просмотр подарил ей некоторое успокоение, потому что в дополненной версии сюжета появились кадры с той камеры наблюдения, которая запечатлела ее собственный тигриный прыжок на спину дяди в ботах.
Разумеется, расценено это физкультурное упражнение было совершенно неправильно. Никому и в голову не пришло, что Роза спасала свою мокрую шкуру от удара электротоком – видимо, физику она знала хуже всех. Зато диктор за кадром очень уважительно отозвался об «отчаянной попытке неизвестной девушки остановить грабителя». При этом он не попросил граждан телезрителей помочь полиции в поисках юной героини.
Стало быть, рассудила Роза, у полиции к ней вопросов нет. Уже хорошо. Нелегалке вовсе незачем встречаться с полицией, это не в ее интересах.
В ее интересах было выйти из издательства «Принц Пресс» чуть раньше или чуть позже. Пусть бы она даже застряла в лифте на время отключения электроэнергии, ничего страшного, посидела бы пять минут в темноте! Зато не оказалась бы в холле в разгар событий, из-за которых утрату понес не только «Бетабанк»!
– Подумаешь, банкомат у них свистнули! – ворчала Роза, яростно размешивая в миске тесто для шоколадных оладьев.
Растрепанные нервы лучше всего склеивать чем-нибудь липким, сладким – считала она. Идеальны были бы слегка размякшая шоколадка или подтаявшее мороженое, но перманентное безденежье не позволяло бедной Розе формировать запасы лакомств.
– У них там этих банкоматов – как грязи! А у меня была одна-единственная тетрадка, и той я лишилась! – сокрушалась она, выпекая оладушки.
Строго говоря, у Розы по-прежнему имелась одна тетрадка, только уже не та, которую ей вручила тетя-кактус из издательства.
Эта вторая тетрадь с виду очень походила на первую, но содержала головоломки покруче китайской хореографии с представителями русской фауны. Хотя и тут упоминались какие-то косые:
Вспыхнет могучее дерево белой страны,
В прах обращая несметные тысячи зайцев.
Втянется в красную петлю зубчатой стены
Белая снова, и целою будут казаться.
– Это не та тетрадь, – поняла наконец Роза, ожесточенно пролистав страницы и нигде не найдя уже знакомого ей пассажа про огородные пляски одинокого Волка и противостоящего ему заячьего семейства во главе с бедовой Мамой.
И она тут же вспомнила старикана, с которым столкнулась на выходе из лифта.
Возможно, это его тетрадка? Почерк аккуратный, но не школярский: буквы мелкие, угловатые, с извилистыми хвостиками. Очень похоже, что строчки выводила дрожащая рука немолодого человека.
Роза еще раз перелистала тетрадку, но имени автора четверостиший нигде не нашла. Это ее немного огорчило, но ничуть не обескуражило. Девушка включила компьютер, вошла в Интернет и забила в строку поиска четверостишие про могучее дерево и тысячи зайцев целиком.
