Лоран Бине
Цивилиzации
Издание осуществлено в рамках программы содействия издательскому делу «Пушкин» при поддержке Французского института при Посольстве Франции в России
Cet ouvrage, publié dans le cadre du Programme d’aide à la publication Pouchkine, a bénéficié du soutien de l’Institut français près l’Ambassade de France en Russie
LAURENT BINET
CIVILIZATIONS
Editions Grasset & Fasquelle
Paris
2019
Переводчик благодарит Лорана Бине за ценные пояснения, облегчившие работу над этой книгой, а также Анну Беспятых и Екатерину Цыганову за помощь в поиске творческих решений
© Editions Grasset & Fasquelle, 2019
© А. Б. Захаревич, перевод, предисловие, примечания, 2021
© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2021
© Издательство Ивана Лимбаха, 2021
Предисловие
12 октября 1492 года Христофор Колумб, за два с небольшим месяца до этого покинувший со своей экспедицией испанский город Палос-де-ла-Фронтеру, достигает восточных берегов Индии – так он, судя по всему, в тот момент полагает. Однако в романе Лорана Бине «Цивилиzации» дальнейшие события складываются иначе, чем об этом рассказывается в учебниках истории. Первооткрывателю Америки не суждено вернуться из дальнего странствия, и в результате Новым Светом становится Европа – ее колонизует цивилизация инков.
А может, точка бифуркации находится раньше? Ведь, в отличие от обстоятельств, описанных в романе, у коренного населения Америки до появления испанцев не было ни технологии обработки железа, ни лошадей. Задаваясь вопросом, с какого момента развивается «эффект бабочки», мы вынуждены признать, что ответа на него нет. История не терпит сослагательного наклонения, зато игра в альтернативную историю (что было бы, если…) может оказаться очень увлекательной.
Отцом этого жанра принято называть Тита Ливия. В девятой книге «Истории Рима от основания города» он описывает гипотетическое столкновение римлян с силами Александра Македонского – если бы его жизнь скоропостижно не оборвалась и если бы он обратил свои интересы в сторону Запада.
Конструирование вымышленной исторической действительности как литературное направление складывается с середины XIX века в Европе, а следом и в Америке. Появлением термина «ухрония» (uchronia) мы обязаны философу-неопозитивисту Шарлю Ренувье. Этот неологизм впервые встречается в его книге «Ухрония, или Историческая утопия. Исторический очерк развития европейской цивилизации, каким оно могло быть, но не стало» (1876). Иначе говоря, ухрония – описание прошлого, которого не было. Слово образовано так же, как и «утопия», которое вынес в заглавие своего знаменитого сочинения Томас Мор. Утопия, несуществующее место (от греческого οὐ, «не», и τόπος, «место», то есть «место, которого нет»[1]), и ухрония, «несуществующее время» (χρόνος), – безусловно, родственные, хотя и не идентичные понятия.
Тематика произведений, созданных в этом жанре, разнообразна: жизнь Древнего мира, Великая французская революция, Война за независимость США, альтернативный исход покушения на Джона Кеннеди. Одним из первых классических примеров можно назвать опубликованный в 1836 году роман Луи Жоффруа «Наполеон и завоевание мира: 1812–1832. История всемирной монархии». Во второй половине XX века появилось немало версий, связанных со Второй мировой войной – от утопических (например, в одной из сюжетных линий романа Эрика Эмманюэля-Шмидта «Другая судьба» Адольф Г. все-таки становится художником) до весьма мрачных, показывающих, каким был бы мир, если бы противостояние нацистской коалиции закончилось поражением (как в романе «Человек в высоком замке» Филипа К. Дика).
Книги, показывающие воображаемую историческую реальность, есть и в каталоге издательства Ивана Лимбаха – пусть не все из них можно отнести к ухронии. Роман «Братство охотников за книгами» Рафаэля Жерусальми – вымышленная история жизни Франсуа Вийона после того, как в 1463 году он был изгнан из Парижа. «Чарующий мир» Рейнальдо Аренаса – биография монаха-доминиканца Сервандо Тересы де Мьера, переосмысливающая историографическую традицию и даже пародирующая ее. Лоран Бине в другом своем романе, «Седьмая функция языка», в парадоксально-пародийном ключе трактует обстоятельства прихода к власти Франсуа Миттерана, а многих знаменитых интеллектуалов довольно смело переносит в неожиданные ситуации, сопровождающие расследование обстоятельств гибели философа Ролана Барта.
«Цивилиzации» – третий роман Лорана Бине, опубликованный на русском языке. Как и два предыдущих – уже упомянутую «Седьмую функция языка» и «HHhH» (исторический роман об операции по ликвидации в 1942 году в Праге нацистского идеолога Рейнхарда Гейдриха), – его отличает документальность подхода. Почти все, что, на первый взгляд, кажется фантазией автора, здесь не случайно: на втором плане всегда присутствуют источники фактов, исторических реалий, текстов, которые используются в виде скрытых цитат.
Формальная игра в выстраивание вымышленного мира, пространства романа из «кубиков» историко-культурного материала сама по себе непроста, но, чтобы скрыть весь этот остов под захватывающим непредсказуемым сюжетом, требуется мастерство романиста. Внимательный и подготовленный читатель наверняка оценит фундаментальный бэкграунд, чуть менее опытный – сюжет и непринужденность письма. Возможность многоуровневого прочтения – бесспорное достоинство авторского метода Бине.
Правила этой формальной игры, заданные в романе «Цивилиzации», требуют, чтобы переписывание истории происходило с максимальной исторической точностью. У всех действующих лиц романа есть реальные прототипы. Сведения о них читатель может найти в примечаниях. Правители (Атауальпа, император Карл V, король Франциск I – лишь главные представители этой галереи), государственные мужи (Лоренцо Медичи, Мишель де Монтень), духовенство (Тавера, Меланхтон, Лютер, Пий V), воины (полководцы Чалкучима, Руминьяви, Кискис, адмирал Колиньи), пираты (Барбаросса, Дрейк), банкиры (Фуггер), творцы (Тициан, Микеланджело, Сервантес, Эль Греко) – всех своих персонажей автор скрупулезно вводит в исторический контекст. Бине не просто придумывает альтернативный сюжет: он постепенно и очень последовательно отходит от того, как все было на самом деле (точнее, от того, что нам об этом известно). Сохранены обстоятельства, независящие от людей, – как лиссабонское землетрясение 1533 года. Есть игра случая: в романе, в отличие от реальной истории, противостояние двух братьев-соперников приводит к поражению Атауальпы, а не Уаскара. Но в целом по ту сторону Океанического моря, в Старом Свете, ставшем Новым, вымышленный исторический контекст поначалу не так уж сильно отличается от того, что мы знаем об этом времени. Конечно, кое-чего явно не хватает: не началась колонизация Америки, но в остальном все идет своим чередом: правители занимаются политикой и ведут войны, испанская инквизиция преследует еретиков, в Германии распространяется лютеранство и еще не забыты недавние крестьянские бунты. Лишь появление чужеземцев постепенно начинает менять известный нам ход событий и судьбы их участников – порой роковым образом.
В романе есть всего один персонаж, получивший имя, но оставшийся без реального прототипа. Кто он, оставим догадаться читателю. Подсказкой должно послужить его ремесло.
Среди документальных и литературных источников, бесчисленных скрытых цитат, создающих своеобразный «культурный слой» текста, к которым обращался Бине в работе над романом, стоит назвать хотя бы некоторые. В первой части, «Сага о Фрейдис Эйриксдоттир», это исландский эпос, главным образом (но не исключительно) – саги винландского цикла: «Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике Рыжем». Их канва то более заметна – особенно вначале, то обозначена пунктиром, но продолжает соединять вымышленное действие с тем, что мы воспринимаем как историческую реальность, сохраненную в этих литературных памятниках.
Во второй части, «Дневник Христофора Колумба», канвой служит подлинный дневник мореплавателя – поначалу хроника первой экспедиции повторяется почти слово в слово, но по мере того, как меняется ход событий, возникают расхождения. Цитируются в этой части и более поздние хроники, а также письма, обращенные к «их величествам», католическим королям Изабелле и Фердинанду. Даже мрачный настрой последних записей подсказан не столько авторской фантазией, сколько духом пессимизма, характерным для документов, написанных первооткрывателем Америки в конце жизни.
Забежав вперед, отметим, что литературным фоном завершающей четвертой части, «Похождения Сервантеса», как легко догадаться, станет роман прототипа одного из главных персонажей – «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». А в завершающих главах появятся отсылки к «Опытам» Мишеля Монтеня, философа и государственного деятеля – еще одного участника событий.
Дополняя содержание «Цивилиzаций», эти источники задают и жанрово-стилевые особенности каждой части – скандинавский эпос, дневник, авантюрно-приключенческий роман в сочетании с философскими рассуждениями. При этом текст не становится откровенной стилизацией, язык Бине остается современным и обогащается благодаря литературной и исторической основе.
Третью часть, основную и самую объемную (более двух третей всей книги), можно отнести к традиционному историческому повествованию. Однако эта стройная на первый взгляд конструкция не чужда эклектизма. Частью общей игры становится жанровая игра. Здесь также много отсылок к литературным источникам. Поэмы Лудовико Ариосто о Роланде, повесть «Жизнь Ласарильо с Тормеса», «Государь» Никколо Макиавелли, которые цитируются или описываются в тексте, были в некотором смысле бестселлерами своего времени. (Заметим, что, цитируя «Жизнь Ласарильо» в главе «Саламанка», Бине позволяет себе отступить от точной хронологии: повесть была издана на пару десятилетий позже описываемых в романе событий, в 1554 году. Но роман – вымысел, да и то обстоятельство, что произведение анонимного автора вышло сразу в нескольких отличавшихся друг от друга версиях, допускает подобное отступление.)
Литературный первоисточник есть и у поэтических фрагментов, пунктиром проходящих через третью часть, пока инки, по сюжету, осваиваются в незнакомом и чуждом для себя мире, рискуя в любой момент погибнуть. Поэма «Инкиады» – это весьма близкое к литературному оригиналу переложение эпической поэмы классика португальской литературы Луиша де Камоэнса «Лузиады». Это произведение, не менее значимое для португальцев, чем, к примеру, «Божественная комедия» в Италии, посвящено становлению португальской нации и открытию новых восточных земель – тех самых Индий (как называли страны Южной и Восточной Азии), путь к которым пытался проложить Колумб.
И еще один жанр органично дополняет третью часть. Письма Томаса Мора и Эразма Роттердамского (в которых также не обходится без скрытых цитат), а затем – Игуэнамоты, Атауальпы и других героев, вовлеченных в новый поворот сюжета, словно предвосхищают расцвет эпистолярного романа, который случится в литературе спустя почти два столетия, когда появятся произведения Монтескье, Руссо или Шодерло де Лакло.
Для историков, в разные времена занимавшихся изучением цивилизации инков, важный источник информации – хроники XVI века, оставленные непосредственными свидетелями и участниками конкисты, испанской колонизации Америки. Один из авторов, у которых Бине заимствует материал для своего романа, – Франсиско де Херес (1497–1565). Любопытно, что его книга «Подлинный рассказ о завоевании Перу и провинции Куско, называемой Новой Кастилией», вышедшая в 1534 году, стала полемичным ответом другому конкистадору, Кристобалю де ла Мене, вероятному автору публикации «Завоевания Перу, называемого Новая Кастилия», появившейся несколькими месяцами ранее. Авторские баталии вокруг актуальной темы, знакомые нам по современной литературной жизни (и не обошедшие самого Бине), происходили уже тогда.
Еще один автор, обогативший сюжет «Цивилиzаций», – Берналь Диас дель Кастильо (1492–1584), участник экспедиции Кортеса, написавший «Правдивую историю завоевания Новой Испании». В роман попали некоторые упомянутые в этом труде события, перенесенные в другую часть света (например, эпизод с поджогом храма в Толедо).
Но наиболее содержательный и часто используемый источник – «История государства инков». Автор этого труда, опубликованного в начале XVII столетия, – дитя слияния двух миров, характерного для колонизации Америки и в перевернутом виде проиллюстрированного в «Цивилиzациях». Инка Гарсиласо де ла Вега (1539–1616) – потомок испанского дона, губернатора Куско, и инкской принцессы, племянницы Уайны Капака, Верховного инки, которого Бине изображает в начале третьей части романа. Судьба де ла Веги осталась за рамками этой книги (не будем путать его с поэтом Гарсиласо де ла Вегой, сподвижником Карла V), но вполне могла бы стать одной из сюжетных линий. Родившись в Куско, этот «первый латиноамериканец», как его нередко называют, в двадцатилетнем возрасте перебрался в Испанию, где получил хорошее образование, а также успел побывать на военной службе. Не напоминает ли это о Мигеле де Сервантесе, с которым – так уж совпало – они скончались в один год с разницей в один день? Фундаментальное исследование де ла Веги несколько веков оставалось наиболее авторитетным и насыщенным источником знаний о цивилизации инков и подробно рассказывает о становлении и развитии империи до начала колонизации. Отдельные допущенные автором неточности и противоречия, на которые указывают исследователи более позднего времени, не умаляют достоинств этого труда.
О неточностях «я поведаю вам как-нибудь в другой раз», – сказал бы незримо присутствующий на страницах романа автор инкских хроник. Фигура автора – как еще один персонаж – появляется во всех романах Лорана Бине. В «Цивилиzациях» автор подчеркнуто беспристрастен и уведен в тень настолько, что его присутствие парадоксальным образом не вызывает сомнений: ведь как бы он ни старался, его выдают редкие оговорки от первого лица – и читатель, конечно же, готов сделать вид, будто их не заметил! Не прототип ли автора – Инка Гарсиласо де ла Вега? Их связывает хотя бы то, что оба, прежде чем взяться за перо, побывали на военной службе. Впрочем, это всего лишь фантазия – на роль автора в романе есть и другие претенденты.
В то же время «Цивилиzации» – не только роман-хроника. Это еще и визуальный роман. Красочные описания Лиссабона, Гранады, Флоренции и других калейдоскопом сменяющихся мест точно соотносятся с реальной топографией и настолько подробны, что текст обретает кинематографичность. Предстают ли перед читателем залы крепости Альгамбра или фамильный замок Монтеня, эффект присутствия неизменен. Дьявол в деталях: мозаичное панно с белой колонной и девизом Карла V в его дворце в Гранаде, колючая маковка замковой церкви в Виттенберге, придающая ей схожесть с перевернутой черной розой, – все это можно увидеть воочию, побывав в тех местах или хотя бы посмотрев фотографии. «Тапир, из морды которого торчал большой рог», привлекает внимание прибывших в Новый Свет инкских странников на стене сооружения, в котором без труда узнается лиссабонская башня Белен. Экзотическое животное – правда, не рогатый тапир, а носорог, впервые привезенный в Европу в 1514 году, – как и другие скульптурные изображения, уже который век действительно украшает эту фортецию.
Первая четверть XVI века – эпоха Высокого Возрождения, время творчества великих мастеров, кульминация культурного и духовного расцвета Европы. Произведения искусства – мощное средство трансляции идей, свидетельство престижа и предмет коммерции. К тому моменту, когда разворачиваются основные события романа, Леонардо да Винчи, Рафаэль и Джорджоне уже успели покинуть этот мир, но еще здравствуют Тициан и Микеланджело – в романной реальности им дано создать грандиозные произведения. Тициан пишет масштабные «исторические» полотна с участием Верховного инки и его приближенных. Микеланджело реализует планы, которые его прототипу не удалось осуществить в реальности: строит мраморную усыпальницу (вспомним трагедию мастера, связанную с усыпальницей папы Юлия II) и возводит храм, соединив тем самым старую и новую религии.
Между тем, подобно литературным произведениям, представленным в романе в виде скрытых цитат, живописные работы, сохраненные историей живописи, также живут – и оживают – на его страницах. Портретные описания знатных и влиятельных персонажей «Цивилиzаций» зачастую «списаны» с реальных портретов их прототипов. Атауальпа на многих исторических изображениях предстает в венце с кистями и плюмажем, как в сцене разговора с полководцем Руминьяви на берегу моря. Облик Антона Фуггера, принимающего Верховного инку в своем доме в Аугсбурге, в точности повторяет детали одного из портретов кисти Ханса Малера, где банкир изображен в черной мантии, широкой шляпе, с тщательно убранными волосами и художественно вьющейся бородой. Благодушный с виду понтифик Пий V и правда как будто машет рукой на портрете, созданном Эль Греко.
С живописного холста сошел в текст романа император Карл V – его «крокодилья челюсть и длинный, как у тапира, нос» узнаваемы почти на всех известных портретах. Рядом с ним – длиннолапый белый пес, свидетельствующий о высоком положении хозяина. Их образы, несомненно, перенесены с полотна Тициана, написанного около1533 года. Казалось бы, именно ему, зрелому и признанному художнику, должен был позировать император. Однако выполнена эта знаменитая вещь, хранящаяся ныне в музее Прадо, с другого портрета – что в истории живописи отнюдь не редкость. Автор работы, появившейся годом ранее, – австрийский живописец Якоб Зайзенеггер. Портреты повторяют друг друга композицией и, если не рассматривать живописную технику и творческую манеру, различаются лишь некоторыми деталями. У Зайзенеггера собаке досталось больше пространства – и при сравнении двух изображений животного обнаруживается интрига: если у Тициана статный император положил руку на ошейник спокойного, рассудительного пса, своего верного друга, то у Зайзенеггера и образы более эмоциональны, и пол собаки – учитывая нюансы ее анатомии, да и вычурную пряжку ошейника, – едва ли можно определить однозначно. Метаморфоза, произведенная Тицианом, несомненно намеренная и кардинально меняет восприятие образа. Произвольный жест художника сродни прихотливой игре с реальностью, которую мы наблюдаем в романе.
Само его название – Civilizations – подразумевает игру. Появление z вместо s, как требовала бы французская орфография, – отсылка к орфографии американской. Но вольно или невольно автор оставляет читателю место и для других ассоциаций. Такое название может показаться знакомым поклонникам популярной во всем мире компьютерной игры (Civilization), версии которой регулярно обновляются уже три десятка лет. Задача игрока – построить собственную цивилизацию (читаем: империю) и стать ее полноправным правителем. «Объявляйте войны, ведите переговоры, развивайте культуру и бросьте вызов лидерам», – призывает описание на сайте игры. Не этим ли заняты персонажи романа Бине? И нет ли в том, что с ними происходит, сходства с событиями реального времени, в котором продолжает развиваться история современных цивилизаций?
Анастасия Захаревич
Искусство дает жизнь тому, что убила история.
Карлос Фуэнтес.Сервантес, или Критика чтения
По причине этого беспорядка, в котором они жили без всякого согласия, их можно было очень легко завоевать.
Инка Гарсиласо де ла Вега.История государства инков [2]
Часть первая
Сага о Фрейдис Эйриксдоттир
1. Эйрик
Жила когда-то женщина по имени Ауд Мудрая, дочь Кетиля Плосконосого, и была она королевой – вдовой Олава Белого, короля-воителя Ирландии. После смерти супруга она отправилась к Гебридским островам и добралась до Шотландии, где ее сын, Торстейн Рыжий[1], стал королем, но потом шотландцы предали его, и пал он на поле брани.
Как узнала Ауд о смерти сына, вышла она в море вместе с двадцатью вольными людьми и отправилась в Исландию, где поселилась в землях, простиравшихся от Завтрачного мыса до Шумной реки.
Прибыли с ней многие благородные некогда мужи: викинги пленили их в западных походах, и теперь они считались рабами.
Жил когда-то человек по имени Торвальд, из-за дела кровавого покинул он Норвегию, и был с ним сын, Эйрик Рыжий. Были они хлебопашцами, землю возделывали. Однажды Эйольв Дерьмо, родич соседа Эйрика, убил рабов оного за то, что из-за них случился оползень. Эйрик убил Эйольва Дерьмо. А заодно и Храфна Драчуна[2].
Тогда его прогнали.
Поселился Эйрик на Бычьем острове. Как-то раз он одолжил соседу скамьевые доски, а когда назад потребовал, тот отказался отдавать. Подрались они, и были убитые. И снова прогнали его по решению тинга[3] Мыса Тора.
В Исландии он оставаться не мог, и в Норвегию вернуться было нельзя. Потому выбрал он путь к земле, которую разглядел сын Ульва Вороны[4], когда сбился с пути и отклонился к западу. Землю эту Эйрик нарек Гренландией и сказал, что люди с великой охотой туда подадутся, если у края название будет красивым.
Женился он на Тьодхильд, внучке Торбьёрг по прозвищу Корабельная Грудь, и имел от нее много сыновей. А от другой жены имел дочь. Звали ее Фрейдис[5].