Кровь и гнев, любовь и свет
Тьма погубит душу, растерзает сердце и покой нарушит
Возродись из пепла, сгорев дотла от боли
Окажись во чреве монстра, сотканным тобою
Принять или покончить, смириться иль винить
Кто покарает наказав, где справедливость на пути возмездья кары
Узнать придется и тебе, не убежать, не скрыться
закрой глаза и обернувшись, став собою вознесись же до небес
Драконом или Фениксом
Расправив крылья, пасть открыв, лети, лети теперь свободно
И ощути на, что теперь способен
Не отступать и сожалеть
Упасть или подняться
Замри. Прислушайся. Скажи
Ты выбрал?
Времени нет. На самом деле, оно существует, подобно нечту, служащему показателем отведенного нам срока. Как по мне, мало кого интересует, равняется ли это смыслу самого мира, в котором нам отмерено жить. Миссия проста, стоит только придерживаться отведенных часов, минут и секунд, которые в итоге станут последними. Мое время не служит исключением, нынче оно подошло к своему логическому завершению, но почему-то внутренний хаос никак не поддавался успокоению, не осознавая, что пора остановиться. Меня не должно существовать, но каждый вдох напоминал о границе между жизнью и смертью, не меньше боли опоясывающей все тело, что совершенно ошибочно, потому что мертвые лишены этой привилегии. Кто-то обрывал невидимые иглы, пронизывающие кожу, на самом деле, вырывая с корнем то последнее, связывающее меня с прошлой жизнью. Не сдерживаясь, я истошно кричала, умываясь собственными слезами, ожидая, когда наступит конец истязаниям, но ни один звук, так и не вырвался из моего горла, агония происходила внутри головы.
Долгое, с тем мучительное время никак не хотело заканчиваться, а в ушах не переставало звенеть. Понемногу, чувство реальности стало возвращаться, вспышками света, несущими в себе только грусть потери былого. Тупо смотря в потолок, пытаюсь осознать кем являюсь и где нахожусь.
Хотелось задать вопрос самой себе, но кто тогда даст желанный ответ? И так пришлось смириться с тем, что моя жизнь изменится, поэтому априори с готовностью приму свою участь. Вместо расчета на скорую смерть, реальность одарила меня вторым шансом. Бессмысленно упускать столь щедрый подарок, наоборот стоит доброжелательно пожать протянутую руку в ответ. Легкое головокружение не дает сфокусироваться на происходящем, а именно рассмотреть окружающее меня пространство, совсем не обычной пещеры. То, что я лицезрела сейчас, ни шло ни в какое сравнение с масштабами обычной шахты, целая система подземных коммуникаций, самый настоящий каменный замок. Внутреннего убранства, как такового здесь не наблюдалось, значит это никак не жилое помещение. Интерьер же находился в самих каменных стенах, в вырезанных фресках и даже обычных стеллажах с книгами. Пока я разглядывала своды далеких стен во мне поднималось новое чувство благоговения, при виде несколько талантливо вырезанных статуй, высотой до 20 метров, у подножия которых уместились лестницы, из крепкой породы, ведущие выше, ниже и только глубже в последующие тоннели. Волк и пантера, лежащие у лап рептилии с крыльями, мужчина с мечом в руке и девушка, делающая пассы руками, были размером с дракона. Хорошо бы часами не уходить и разглядывать все это великолепие, но одна навязчивая мысль, все никак не давала покоя. Сделать первый шаг, стоило не малых усилий, встать и увидеть то, что так старательно избегала с момента, как пришла в себя. Арка. Я трогала ее не касаясь, испытывая смешанные чувства. Никакого голубого свечения… Чувство облегчения захлестнуло меня. Так это все сон, оставшийся позади?
Пора двигаться дальше, узнать, постигнет ли меня та судьба, которую я видела сотни раз подряд в кошмарах. Ковыляя, затекшими ногами, преодолеваю ровную полосу тропинки, над пропастью, все ближе приближаясь к выходу из тьмы, которую желаю оставить позади.
Вместо высокого потолка, который заменил мне небо, с наслаждением и упованием грею лицо под ярким солнечным светом, исходившим от такого родного и близкого, что можно дотянуться рукой, полотна неба, простирающегося за горизонт горного массива. Кругом возвышались одни скалы, а единственным выходом, который мог вывести меня из безжизненного места, служил прямой путь, через длинный брод. На его другой стороне виднеется зеленый лес, скрывающий, свои огромные территории, за двумя горами, словно стражниками, возвышающимися на постах у границы.
Лишь неимоверная глубина, на дне которой сумасшедшее течение разбивалось волной пены о торчащие острые глыбы и моего страха, предстала передо мной, когда я решилась подойти к краю обрыва и посмотреть вниз. С моего места прекрасно чувствовалось в насколько ледяную воду можно упасть, если, что-то пойдет не по плану. Не хотелось бы искупаться в ней, но взгляд цепляет кое-что новое, о чем я даже и не подумала удостовериться. Раны, виднеющиеся сквозь, разорванную ткань нового наряда. Теперь меня облегал серый костюм, с черной полоской на правой ноге. Вдобавок меня покрывала пыль с головы до ног, как будто я пролежала на чердаке много лет.
– «Нужно возвращаться в реальность и поразмыслить, что делать дальше».
Трепыхающийся, как лоскут легкой ткани мост, вот через какое препятствие я должна пройти. Старый, устрашающе обветшалый, всего-навсего подобие цельной конструкции, а на самом деле одни сплошь прогнившие доски, скрепленные веревкой. Надеюсь, меня они выдержат, эти слова могли бы стать моральной поддержкой, внутреннего духа, но меня буквально сваливает на землю из-за хлопающего, рассекающего воздух звука над головой, потому что судьба снова сделала свой ход, не дав решиться самой. Из-за резко поднявшегося ветра приходиться сощуриться, чтобы найти причину внезапного смерча. Вглядываясь в поднявшуюся пыль через волосы, мешающие моему шокированному, от осознания взору, наконец могу узреть кошмар во плоти, изо всех сил сливаясь с землей, затыкаю рот, предвещая крик.
Драконы! Живые драконы!
Двое, кроваво-красных, с белыми глазницами огромных размеров монстра в броне, обвивающей их короткие шеи и обтягивающие брюхо приземлились, хватаясь толстыми когтями, за своды поистине высокой горы, из которой только, что вышла я и начали изрыгать пламя. Все еще лежа на земле какое-то время понимаю, что есть меня никто не собирается, а возвращаться в пещеру не вариант. К тому же со временем мой запах может долететь и до них и вот тогда-то они смогут полакомиться человечинкой. Ничего не остается, как идти вперед и только вперед.
Медленно на неподчиняющихся ногах подхожу к переходу, представляя себя ничтожным муравьем, маленьким, незаметным, но очень сильным внутри, поэтому и делаю первый шаг. Доска отчаянно скрепит, но выдерживает мой вес, а вот дальше не достает целых двух, поэтому прилагая усилия тянусь и некоторое время привожу дыхание и сердцебиение в норму. С просто неимоверным везением мне удается пройти до середины моста, а там конечно же придется пробираться боком, держась только за веревку, вплоть до следующей доски. Меня шатает из стороны в сторону, от одной малейшей попытки на любое движение, что говорить о маленьком шаге, который я все же делаю. Крепко держась, за, казалось бы, надежную и крепкую веревку, скользящими движениями прохожусь по ней продвигаясь вперед, но иногда удаче приходит конец.
– «Везучий случай.» – в последний момент успеваю ухватиться за крепление рукой, ругаясь про себя мысленно.
С каждой секундой хватка слабеет, приближая меня к скалам, к неминуемому концу. Я и так долго держалась.
Два пальца.
Один.
Падение.
Крик.
Жила-была девушка Ялина, маленькая колючка, еще совсем юная, жизнь которой протекала обычным чередом.
В детстве мама всегда начинала рассказывать ей перед сном сказки, начинающиеся именно с этой фразы, это было приятное время, которое вспоминается с теплом и по сей день, взрослея, девочка уже не просто слушала, а придумывала сюжет вместе с мамой, ставила дома сценки со своими друзьями.
Но все изменилось.
Одним зимним днем, вернувшись со школы, продрогшая от промозглого ветра, в дом, который встретил девушку гробовой тишиной. Не было слышно, скворчания, готовящейся на плите еды, теорий заговора по одному известному каналу, которые папа постоянно смотрит по телевизору, а маму сначала злило и раздражало до белого колена, но со временем втянулась и она, в чем нет ничего страшного. Не осознавая этой перемены, Ялина витала в облаках, ее нутро ликовало. Наконец-то ее давняя мечта исполнилась. Ей разрешили поставить спектакль, для школы, его увидят не многие, но это не важно. Пока она думала, о сценарии и о том, кто из одноклассников подойдет на роли, избавляясь от верхней одежды ее невероятное маленькое счастье испарилось в тот же миг, когда из-за неловкого движения локтем настольное зеркальце упало, разбившись на множество мелких осколков. Это был самый громкий звук во всем доме, за исключением ее дыхания.
– Мам, пап? – в ответ тишина, быстрым шагом направляясь на поиски родителей она обнаруживает их мирно спящими в гостиной. От облегчения она скатывается по стене на пол. Сама себя напугала. Все бы ничего, но повод для беспокойства имел место быть. Ее семья жила в маленьком тихом городке, до которого большие новости долетали только из телевизионных сводок, откуда и стало ясно, что по всей стране творится полнейший хаос, все человечество начало сходить с ума, будто, кто-то нажал на красную кнопку «старт»: теракты, забастовки и митинги, война политиков за власть. После, наверное, сотни попыток свержения главы государства наступило смутное время, новая семибоярщина. Сплошной кризис.
Отгоняя мысли, чтобы не впадать в панику Ялина идет обратно. Через незначительное время на запах разогретого ужина приходят бодрые и радостные родители, расположившись у телевизора вся семья смотрит местное вещание, параллельно с прямыми эфирами из интернета, ведут дискуссию. Она не на шутку распалилась, пытаясь убедить родных, что не нужно верить всему, что показывают.
– Наступившая эра спокойствия позволит нам выйти на новый уровень жизни, теперь ужасные времена позади. – вещала телеведущая.
Что-то не верится! После эфира новостей между дочкой и родителями повисло молчание, каждый был поглощен своими мыслями, не то продолжать бояться, не то выдохнуть. Звучит жутко, из-за того, что ты просто сидишь и думаешь неважно, о чем, но не о чем-то конкретном точно. Это не хорошо и не плохо, хуже, просто непонятно, будто ты попал в секту, еще страшнее становится от того, что, когда ты уже в ней то перестаешь понимать, почему раньше тебя это не устраивало. В воздухе повисло непонимание того, а, что же ждет нас дальше? Ялина жила по принципу, с каждым разом будет только хуже, но мы прорвемся, а в итоге получим то, что заслужили.
Резкий грохот раздается у входа в дом, трое вскакивают и непонимающе переглядываемся. Гостиную заполняют люди в военной форме, угрожая им оружием, одни держат хозяев на мушке, чьи дула будто заглядывают внутрь, уничтожая, очередью пуль в одно мгновение. Им не поступает приказа не шевелиться и поднять руки, все происходит за доли секунды, захват, словно они террористы, предатели родины. Животный страх захватывает девочку, не давая возможности сделать вдох, быстро связывают по рукам и выгоняют на улицу. Прежде чем их силой запихивают в машину, девушка успевает заметить, что тоже самое происходит со всеми соседями. Как же этим бедным людям повезло, что на их ногах были тапочки, к большому сожалению, не все были не то, что обуты, кого-то вытащили из ванной и лишь одно полотенце укрывало их наготу, кто-то был в ночной рубашке, а на улице все же была зима.
Дети плакали, взрослые пытались кричать, никто не понимал, что происходит. Гул стихает, автомобиль начинает заполнять едкий дым с приторным запахом, который обволакивает и заполняет естество каждого из заложников, он душит и успокаивает в один момент, ему невозможно сопротивляться. Никому бы не хотелось иметь такие абьюзивные отношения. Выхода нет, пелена застилает глаза, все расплывается, и девушка проваливается в темноту. Ее голова покоится на плече мамы, на улице начинается снегопад, крупные хлопья опускаются на темную землю, тихо жужжат фонарные столбы, освещая улицы города, превращая все в зимнюю сказку. В ее доме, все так же работает телевизор, а конвой из военных машин двигается в неизвестном всем направлении.
Ох…Какая тяжелая голова, где я? Пытаюсь пошевелить руками, и вспоминаю, что их стягивает веревка, которая в итоге натерла запястья. Приоткрываю глаза, морщусь от плохого освещения и боли в голове. Мы находимся в какой-то огромной комнате, с бетонными стенами, скорее всего и звукоизоляционными. Ну почему это не гараж, местной подростковой рок группы, где бы они играли и не нарушали спокойствие соседей? А где родители? Вращая головой, нахожу их справа от меня, через человек пятьдесят. Они хотят подойти ко мне, наши лица полны надежды, но их останавливает один из солдат. Я злобно сверлю его глазами, получая в ответ взгляд полный серьезности, и он отходит. Я не думаю больше ни о чем, сама подбегаю к своим родным, и мы тихо плачем, в нашем кругу. Какое же облегчение.
Все действительно изменилось.
Свет становится ярче на мгновение ослепляя глаза, что не мешает нам слышать, скрипучую дверь и солдат, сопровождающих или оберегающих молодого мужчину, гордо и прямо, с такой уверенностью, в итоге взошедшего на некую сцену. Какое вознесение себя перед народом. Одетый в черный деловой костюм с начищенными, лаковыми туфлями и с ярко-зеленой бабочкой! А это еще зачем? Не могу сдержать ухмылку, но стараюсь не засмеяться во весь голос, конечно, пристрастия бывают разные. В случае этого мужчины «бабочки» олицетворяют его влюбленность во власть, которая отражается на его мерзком лице, эта эмоция делает его еще омерзительнее… Улыбки, как не бывало. Мысли, которыми я пыталась себя успокоить, только приводят меня в ярость. Он не просто тиран, а патологически помешанный. Этот момент навсегда изменит нас, мы не останемся такими, какими «прибыли» сюда… В наш новый дом. Обвожу взглядом его эскорт и взор цепляется за внешность одного из охранников, по классике им оказывается, тот самый кто встал на пути к моим родителям. Мы не прекращали буравить друг друга взглядом исподлобья, как из-за занавеса, чтобы оставаться незамеченными, для непосвященных. Он видел все эмоции, отразившиеся у меня на лице, и мы с ним, будто бы провели мысленный диалог. Напоследок он кивает мне глазами и становится монолитной стеной.
Тяжело выдыхаю носом, нужно же послушать, что вещает главный громкоговоритель, ниспосланный от власти кандидатом к народу. Звонкий голос, будто заржавевшая скрипка, но, которой удается обратить на себя внимание, непонятной безупречностью в своей убежденности и властью над любым. Я бы посмотрела на него, будь он на нашем месте, когда тебя силой вытащили из собственной кровати. Теперь у нас, обычного населения, новое название «Испытатели нового поколения, выбранные для спасения мирового спокойствия или чего-то подобного», кратко – неудачники. Я бы и хотела не верить до последнего и с радостью ослепла, а лучше бы оглохла, но сначала одна, а потом еще с десяток рук взметнулись вверх. Д – дэби…добровольцы, главный субъект в этой комнате и ждал этих ответных действий активного согласия. Страшно, если бы это было активное сопротивление, страшно, хотя он даже не назвался и не закончил обращение, но уже большинство из здесь присутствующих желают пойти за ним, а может и просто выбраться… Но есть ли куда?
Уходивших провожали под рукоплескание. Аплодисменты на похоронах неуместны. Сколько таких гордецов всплывали на экране. Я говорила, что это жутко? Через закрывшуюся дверь раздается, утробное гудение, громкое и грозное, как зверь, вышедший на охоту, а добыча тут ты. Вибрировало все. Стены, пол, потолок, а может это просто тряслась я. Дверь не сдержала и душераздирающие крики. Какого черта здесь происходит? Все в мгновение пожелали уменьшиться до размеров зернышка и больше не поднимали глаз с пола. Нигилист, кутюрье и передовик, раздосадовано качает головой и грустно улыбнувшись покидает ошарашенных и испуганных нас. Те люди так и не вернулись.
Будущего больше не существовало. Как же медленно текло время в плену, подчинении, рабстве? Первым делом нас переодели в костюмы – мешки с белой полоской на правой ноге у женщин и на левой у мужчин. Дали обувь, хоть какая-то радость. Пребывали новые люди, но у них полоска на ноге была уже другая. Каждому из прибывших вживляли чип, передающий твое место положение, а главное легко считать количество потерь. Кормили паршиво, плошка с водой, кусок хлеба, яйцо, мясо непонятного вида и, кажется, рисовая каша, ммм, протеинчик. Мы были обязаны готовить, мыть, стирать, убирать. Прислуживать. У рабов нет прав, лишь обязанности и наказания за непослушание.
В комнату с прибором нас водили группами, связанными. Для опытов брали тех, кто стоял первый в шеренге либо провинился. Человек заходил в арку, жуткая воронка крутилась и испытуемого вытягивали обратно за веревку. Иногда она была оборвана или обуглена, а тел не было, только кровь, вытекающая из арки, сопровождаемая, пробирающими до дрожи криками. Как сейчас помню, сколько бессонных ночей я провела в слезах отчаяния, сковывающего меня и полном одиночестве.
«Они звались храбрыми хомяками-уборщиками», вот, что будет выгравировано на нашем надгробии, но даже этого нас лишат. Как нам говорили надзиратели «вы никто, запомните это, вы легко заменимы». Вот такое захватывающее время препровождение придеться испытать, попав на данный аттракцион.
Непонятным образом мне везло. Во-первых, потому что подрастающее поколение, они оставляют на будущее время, если ты не злостный нарушитель внутреннего порядка. А такие находились и не мало, кто знает из-за чего они так поступали. Потому что не смирились с такой ролью? Потому что просто были негодяями? Пожар, нападение на солдат, нежелание выполнять поставленную работу. К моим кошмарам присоединился ещё один. Помню все, как наяву…
Шорох, раздается где-то у проема в кухонное помещение, где я уже битый час начищаю картофель, а он все не заканчивался, в отличии от бедной конечности. Мозолистая ладошка с трудом орудовала кухонным ножом, но работа непыльная, чему я несказанно радовалась. Сидишь себе в одиночестве, за полгода, не больно то привыкнешь. Что ж, тогда устрою себе перерыв, приняв более удобную позу на табурете, просто дышу и пялю в потолок. Хм, а, когда в последний раз я захлебывалась в слезах? Кажется… Нет, не вспомню. В этом месте эмоции притупились, мы уже знали, что свою позицию, свои мысли стоит держать при себе, потому что… Во второй раз меня уже прервали.
– Да, кто мешает мне спать? – не сдерживаясь, с вызовом и улыбкой выкрикнув фразу, поднимаю голову на вошедшего, потому что я ждала его, как и всегда. Эта смена стала исключением, вместо прихода друга, я получила смачный, хлесткий удар по лицу. Дезориентировавшись, вскочила, но нападавшему этого было мало, посыпались новые удары, уже руками. Приходилось крепко держать нож, что с остервенением пытались отобрать. Я не сдавалась, мы танцевали жгучий танец, странно, что на такой шум не сбежались охранники, но меня это уже мало волновало, так, как наконец освободившись из хватки, совершив ошибку, чувствую, что-то теплое на своем животе. Ха, смотрите-ка, она меня пырнула, когда только успела. Смотря, на шокированное от сумасшествия лицо этой женщины уже лечу на пол, предварительно налетев виском на край столешницы. Раздался звонкий удар падения, через кровь, застилающую глаза наблюдаю за рукой, уже поднявшей злосчастный нож, искупавшейся в моей крови.
Уже почти две недели она не приходит в себя и не дает мне уснуть, являясь во снах, вся окровавленная и обвиняющая, в компании моих несчастных родителей. Они, как и всегда не говорят и слова, просто стоят, смотря на меня. Папа с простреленной головой и мама, исшитая пулями в грудь, но все так же державшиеся за руки до самого конца. Почти каждый день я наведывался в больничное отделение, ожидая, когда Ялина очнется. В произошедшем виноват только один человек. Задержавшись, я не ожидал, что стану свидетелем кровавой картины полной беспорядка, главной героиней которого стала мой подруга. Без сознания, с перевязанной головой и расцарапанным лицом, даже сейчас она безмятежно сопела напичканная обезболивающими. Не меняется и во сне, эта девчонка безумно нравится мне, и заставляет чувствовать себя живым. Обычно мы вместе смеемся и плачем, от мастерски рассказанных ею историй или часами молчим. Пускай мы не можем общаться в открытую, особенно выставлять на показ нашу дружбу, но из любой ситуации есть выход. Пришлось пустить о нас слух и разговоры не заставили себя долго ждать. В глазах людей мы стали любовниками, чем не чурались и вышестоящие.
Меня прошибает холодный пот, когда я не обнаруживаю ее на койке. Из-за служебного задания, я находился за периметром долгих три дня, поэтому в мою голову сразу лезет разные страшные мысли. «Куда ты делась?». Резко оборачиваюсь, слыша женский голос.
–Ба, кого я вижу.
– Тебе еще рано вставать – подлетаю к Ялине.
Она еле держится на своих двоих, из-за изнеможения, но все равно поднимает руки вверх, храбро вынося трудности, свалившиеся на нее скрывая слабость. Хватаю эту глупую на руки, и аккуратно укладываю на матрас. Она с улыбкой взбивает себе подушку, немного морщась от боли, ну конечно ножевая рана не заживет по щелчку пальца.
– Кстати, ты смотришь на профессионала, пропустившего, занимательные походы в шеренге в одну сторону, без обратного билета уже целых два раза. – хрипит она, пока я наливаю и подаю ей стакан с водой.
– Этим стоит гордиться – усмехаюсь я, зная, что патруля сейчас нет по близости.
Смотрю куда угодно, но не на пострадавшую девушку. Не могу. Перед глазами всплывают собственные кошмары, Ялина молчит и просто ждет, когда я возьму себя в руки.
– Рассказывай, почему это я жива.
– Сомневаюсь, что тебе так уж понравилось представлять из себя настоящий хладный труп, в луже собственной крови.
– Ну с кем не бывает.
В отличии от нее у меня не выходило сохранять спокойствие. Моя выдержка давно дала трещину и виной тому брат.
– Есть более важные вещи, неужели какой-то ножичек стоит человеческой жизни? Тебя бы не наказали, если бы просто отдала его Джейле. Мало сотрясения головы? Почему не спрашиваешь о том, почему не поймали нападавшего на тебя!
В итоге я взорвался. Ялина смотрит на меня, умоляюще, я же солдат, поэтому и сам понимаю, что произошло и не вправе требовать чего-то от нее.
– Лукас, ты единственный кто называет нас по именам, вместо наших номеров, прекрати корить себя…. Ну пожалуйста, расскажи, я должна знать в порядке ли она. – так умоляюще это прозвучало. Я до сих пор помню, когда впервые увидел ее, как она отчаянно искала родителей, а потом так горько плакала вместе с ними. Пригладив волосы, продолжаю.
– Эта женщина, была остановлена при попытке нападения на одного из моего подразделения, не знаю, о чем она думала…
– Безысходность. – прошептала Яла.
– Ты бы тоже от безысходности взялась за холодное оружие?
– Не задумывалась и секунды, если моя жизнь находилась бы в опасности… Мы же все в какой-то мере эгоисты. – она пожала плечами, прохрипев.
Верит ли она сама в свои слова?
– Суд пройдет завтра, а ты, что бы не смела вставать, а заботилась о себе, уяснила? Ее голова делает слабое движение, выражая согласие. Но я вижу и немой вопрос, который она не задает.
– Ее приведут под конвоем, потом зачитают суть дела и приговор, командир будет наблюдать за действием через камеры. Командующий любит долгие пытки, поэтому… – я прокашливаюсь, не хотелось нарушать психику подруги подобным, хоть сам уже и привык. Сам привык! Только послушай, что ты говоришь Лукас, это не ты. – Через ее тело пропустят заряд током.
– Так легко говоришь об этом. – тихий шепот, пропитанный непониманием. – Она просто хотела выбраться отсюда.
– И чуть не убила нескольких человек! Ялина, не слишком ли бы быстро ты забыть об этом? – снова повысив голос на подругу, я вскочил и отвернулся от нее. Нет, ну серьезно, что за попытка оправдать своего убийцу?
– Кажется ты забыл, где мы находимся?
В ответ она взяла меня за руку и попыталась сжать, такая слабая сейчас. И вот я держу ее за руку и не знаю, как сообщить ей эту новость, выдержит, не сломается ли окончательно…
. . . . . .
– Да сколько может уже продолжаться этот постельный режим, разве вы не видите я в порядке! – громко говорю медсестре, пока она снимает с меня бинты, наконец-то помою волосы! Скривив моську, продолжаю тише. – Нужно быстрее приступить к своим обязанностям, что бы моего отсутствия не заметили.
– Пока раны не заживут полностью, я не выпущу тебя, здоровье превыше.
Мне смазали все царапины на лице, сменили повязку, да и ладонь уже не так саднила, но и за ней нужно ухаживать. Глубоко же вонзилось лезвие.
– Мне одной кажется, что только тебя волнует состояние больных? Ушедшая медсестра, что работала раньше – просто мерзейшая женщина, не давала нам лекарств, а добиться от нее лечения казалось невозможным, поэтому кражи тогда были делом обычным.
Сара погладила меня по плечу и нежно улыбнулась, а я продолжила.
– Самое лучшее, что случалось в последнее время, так это наша дружба с Лукасом и твое появление, как ты смогла усмирить этих вояк?
– У бабушки есть некоторые хитрости, которыми можно уговорить любого.
Она подмигивает, и мы обе смеемся. Тем временем, я поднимаюсь с кушетки следуя вслед за врачевательницей в ее комнату, чтобы попить чаю.
– Яла, я все хотела спросить, как же у вас с Лукасом получилось стать такими близкими друзьями?
Спросила медсестра, протягивая мне блюдце с маленькими леденцами. Мои губы снова растягиваются в улыбку, единственное место, где можно побыть самой собой, не скрывая эмоции. Ее забота, абсолютно обезоруживает меня.
– Что ж, это случилось где-то через пол месяца, как моя группа прибыла сюда…
Воспоминания полностью захватываю меня.
. . . . . .
Как ни в чем небывало, елозя по полу делаю вид, что мою его, напевая, какую-то незамысловатую мелодию себе под нос. Моей целью здесь стало избегание проблем любой ценой, я должна продержаться, как можно дольше что бы остаться в живых. Всегда тихо кланяемся, приветствуя солдат, стоим в задних рядах… По классике жанра ко мне с расспросами пристали двое мужчин, лучшее, что я могла сделать, так это не замечать их. Моя непробиваемость привела меня к тому, что я была зажата в тисках рук и не могла закричать, мне закрыли рот и поволокли в темный угол за туалетом.
– Лучше не сопротивляйся, иначе мы сдадим тебя. Это же ты вчера воровала еду с кухни. – тихо, прогоготал один из них, схватив меня за волосы, припечатав к стене.
– Вам не поверят, идиоты. Думаете камеры слежения на каждом миллиметре просто так висят, что ли?! – в моих словах слышится усмешка.
Не верю, что человек способен так опуститься, это не люди, не мужчины, а какие-то звери. Они просто показали свое истинное лицо. Я не знала, как мне выпутаться из всей этой ситуации. Расслабиться и когда их хватка ослабнет убежать или поднять шумиху? Все варианты не подходили.
Один из них стоял в стороне и смотрел, не улыбался, не говорил. Просто наблюдал, видимо это его личное шоу и главная роль отведена ему, а сейчас просто разогрев.
– Я же сказала нет, что вам от меня надо, хотите поиграться, так развлекайтесь друг с другом. – как всегда мой язык мой враг, так что мои слова, только злят первого из них.
Наконец мужчина выходит из тени, что служит стартом к наступлению следующего акта. Я могу смотреть только в его глаза, такие холодные, черные, безразличные, но вот его губы растягиваются в широченной улыбке, как у ребенка, он выглядит таким смущенным, так радостным. Мой ужас был отодвинут на второй план, кулаком моего первого истязателя, врезавшимся в живот. Из меня будто выбели весь воздух.
Так, как мы находимся в слепой зоне, то мне приходится рассчитывать только на себя. Со всей силы вцепляюсь в шею обидчика, до крови, стараюсь ранить сильней. Он шипит от боли и швыряет меня, как мешок с картошкой на пол. Я уползаю, но он все равно нагоняет меня, переворачивая на спину, седлает сверху. Он олицетворяет собой гребанную скалу, которой ни почем удары ногами, руками, он входит во вкус. Избиение началось.
Он делает это умно, по всему телу, избегая лица, чтобы им не попало в будущем стать следующими кого отправят сквозь портал, а они в свое удовольствие получили возможность проучить какую-то писилявку посмевшую отказать им. Мне было так страшно, что он не остановится. Удар за ударом. Удар за ударом. Кажется, это длилось уже несколько часов. На меня капал пот этого отребья, я больше не отбивалась, а только смотрела на другого козла, который все так же по-детски, мечтательно следил за истязаниями.
На нас старательно не обращали внимания, когда проходили рядом, никто не слышал слов мольбы. Всем было плевать. Каждый пекся только о своей жизни, и я не могла винить их за это. Ведь непонятно, как бороться с этой системой. Либо такая жизнь, либо смерть и, какой выбор сделать, каждый решает сам. Я могла сказать спасибо, что это закончилось одними синяками и гематомами. Наконец он встает, и у меня появляется возможность перевести дыхание, но, как бы ни так. Начался второй раунд.
Я прерываюсь, потому что старушка обнимает меня очень крепко, тру лицо о ее плечо и на халате остаются влажные следы. Я и не заметила, что плачу.
– Если не хочешь, то не нужно продолжать, моя маленькая. Я не хотела бередить твои прошлые раны. – она была такая сочувствующая, а у меня появился шанс поделиться этим хоть с кем-то.
– Я так хочу отпустить, то, что произошло. – прошептала я. Сара сжала мою руку, поэтому, взяв себя в руки продолжаю.
. . . . . .
Все пытаюсь вспомнить, как дышать. Со сломанными ребрами это немного сложно. Я не двигаюсь, надеясь, что они забудут обо мне… А парни стоят и тихо обсуждают, что-то. Мой первый мучитель, поворачивается в мою сторону и злорадно улыбаясь уходит. Мы остаемся один на один с самым странным человеком.
– Зачем ты делаешь это? Тебе это нравится? – все же решаюсь заговорить, ведь в фильмах, когда копы заводят разговор с убийцами, это срабатывает, они обычно прислушиваются или умирают. Но у меня нет пушки.
Пока я думаю, он медленно подходит ко мне. Присаживается, поднимает мою кофту, чтобы полюбоваться своим творением. Его глаза снова загораются, каким-то небывалым восторгом, за проверкой всех ссадин на моем теле, он гладит их так нежно, а, когда я вздрагиваю или тяжело вздыхаю, пытаясь не закричать от боли, уже не пытается казаться кем-то. Перед ним его вещь. Жуткий взор, такой масляно противный, касается моих глаз. Я не понимаю, что делать, чтобы не разозлить его, бояться или наоборот показывать безразличие. Что спасет меня? Решаю просто закрыть глаза, когда он берет меня за волосы, одной рукой и лицом зарываясь в них, сжимает голову свободной ладонью и вдыхает аромат. Он с такой нежностью, целует меня в лоб, оставляя незримый след, который горит огнем, не хуже любого ожога.