Сергей Лукьяненко
Спектр
4
Выглянувшее из-за горизонта солнце застало Мартина в сборах. Часы, простые и надежные «Casio-tourist», он поставил на время Библиотеки еще в Станции, и они разбудили его перед рассветом. Когда совсем развиднелось, Мартин уже двигался дальше. Неспешный шаг, разбег, прыжок через канал… неспешный шаг, разбег… Тень Мартина стлалась перед ним, пугая рыбу в каналах за миг до прыжка и служа простым, надежным ориентиром. Вскоре тень ужалась, подползла к ногам, и Мартин стал чаще сверяться с компасом. По его ощущениям поселок был где-то рядом.
И все-таки он вышел к Энигме неожиданно. Поселок оказался совсем маленьким – не больше двух десятков палаток, расположенных очень кучно, по нескольку штук на островке. Две женщины, одетые в длинные ситцевые платья, жгли костер из прессованных в брикеты сухих водорослей. На огне натужно готовился закипеть котел с варевом. Приближающегося Мартина они восприняли спокойно – лишь одна заглянула в большую оранжевую палатку, что-то сказала и вернулась к работе.
Мартин замедлил шаг и подошел к женщинам. Все человеческое население Библиотеки отличалось бронзовым загаром, но эти поварихи выглядели смуглыми скорее от природы, чем от солнца. Мартин решил, что в женщинах течет кровь североамериканских индейцев.
– Мир вам! – крикнул Мартин, поднимая руки в приветствии.
– И тебе мир, – отозвалась одна из женщин, улыбнулась, кивнула на палатку. – Зайди к директору, путник.
– Может быть, ты хочешь перекусить с дороги? – добавила вторая.
Мартин покачал головой и двинулся в обитель директора. В палатке оказалось неожиданно прохладно – приятная мелочь после надоевшего солнца. Пол покрывали сухие водоросли, видимо, те же самые, что жгли в костре. В углу возился с яркими пластиковыми кубиками смуглый черноволосый ребенок лет двух. Мартин показался ему более интересной и свежей игрушкой – засунув пальчик в рот, дитя уставилось на пришельца.
Директор сидел на раскладном пластиковом стуле перед таким же «дачным» столиком. Перед ним стоял включенный ноутбук, прямо на полу валялись исписанные и покрытые распечатками листы. Директору было за сорок, в отличие от женщин он был одет лишь в шорты. Телосложением он походил на спортсмена-легкоатлета, а не на ученого, но по крошечным клавишам ноутбука колотил с проворством и сноровкой.
На Мартина директор посмотрел с таким же неприкрытым интересом, как и младенец. Вот только палец в рот засовывать не стал, а, опасно откинувшись на хрупком стуле, выждал красивую паузу.
Мартин молчал и улыбался.
Убедившись, что начинать разговор придется ему, директор встал и протянул руку:
– Клим!
– Мартим! – с той же энергичностью откликнулся Мартин. – Тьфу. Мартин!
Секундная растерянность директора сменилась жизнерадостным смехом. Крепко пожав руку Мартина, он жестом предложил сесть на пол. Мартин это оценил – стул в палатке был лишь один и служил скорее символом власти, чем мебелью. Они уселись на корточки друг напротив друга. Младенец тихонько пополз по кругу, изучая Мартина со всех сторон.
– Ты же русский, Мартин? – поинтересовался Клим. – Видел старую комедию «Операция „Ы“?
– Видел, – признался Мартин.
– Когда Шурик знакомится с девушкой и вместо «Шурика» называется Петей. – Клим расхохотался. – Полная ведь нелепость, а смешно!
Мартин дипломатично кивнул.
– Да, – пробормотал Клим. – Признаю, аналогия не совсем уместна, но все же… Ты только что прибыл?
– Вчера под вечер, – ответил Мартин.
– И сразу же двинулся к нам. – Клим покивал. – Ты не ученый.
– Университетов не кончали, – в тон ему ответил Мартин. – Три класса церковно-приходской.
Клим поморщился:
– Брось, высшее образование у тебя на лбу написано. Гуманитарий… – Он задумался. – Нет, не врач… не журналист, не филолог… Что-то очень дурацкое. Психолог? Нет…
– Литинститут, – сказал Мартин.
– О как! – изумился Клим. – Прозаик в поисках сюжета? Эпохальный роман «Тайны Библиотеки»?
Мартин решил играть начистоту.
– Частный детектив.
– И лицензия есть? – заинтересовался Клим.
– Есть. Показать?
Клим замахал руками:
– Зачем? Верю. Лучше скажи, что ты ожидал здесь увидеть? Фашистский вертеп? Гнездо людей-шовинистов? Дом отдыха для сумасшедших ученых?
– В Столице мне сказали, что ваш поселок не принимает Чужих, – уклончиво ответил Мартин. – Это, конечно, наводит на размышления…
– Давай без непоняток, – резко меняя манеру беседы, отозвался Клим. – Мы не психи, орущие о чистоте человеческой крови. Мы уважаем Чужих. Но Библиотека – это ключ к древним знаниям. Раса, которая овладеет ими, сможет превзойти даже ключников. Вот потому мы и отделились от прочих исследователей. Тайна должна принадлежать человечеству.
Мартин подумал и спросил:
– А когда человечество превзойдет ключников, как вы поступите с Чужими?
Клим поморщился:
– К чему делить шкуру неубитого медведя? Решать будем не мы… но я уверен, что человечество не станет подавлять и уничтожать иные расы. Мирное сосуществование, торговля, гуманитарная помощь… А вот за Чужих я не поручусь. Вы готовы поручиться?
Мартин покачал головой.
– То-то и оно. Итак, – подытожил Клим, – мы не фашисты. Мы лишь проявляем осторожность. Теперь, если мне удалось снять предвзятость, скажите, уважаемый детектив, что вас привело на Библиотеку?
– Девочка по имени Ирина, – сказал Мартин.
Лицо Клима исказилось, будто Мартин напомнил о чем-то неприятном и постыдном. Он даже отвел глаза, заметил ребенка, подбирающегося к одной из распечаток, ловко подхватил его, развернул в противоположном направлении и дал легкого шлепка. Убедившись, что урок усвоен и дитя движется в сторону от драгоценных научных документов, снова посмотрел на Мартина:
– Небось безутешный муж оплатил поиски?
– Это профессиональная тайна, – отозвался Мартин. – Отец.
Клим вздохнул:
– Железный человек. Героический родитель. Уважаю.
– Все так плохо? – сочувственно спросил Мартин.
– Девочка к нам явилась три дня назад, – ответил Клим. – Я ожидал обычных проблем… молоденькая, красивая, а мужиков у нас, конечно же, больше, чем женщин… Поговорил с ней, поговорил с нашими… тут все обошлось. Попкой, конечно, излишне крутит, но явно не провоцирует. Беда пришла откуда не ждали. Она перессорила всех ученых, и ее формы тут были ни при чем.
– Неужели на научной почве? – восхитился Мартин.
– Именно. Девочка в пух и прах разбила две теории из трех, которые считались у нас самыми перспективными… Если интересно – это теория единого уравнения Вселенной и солнечный цикл чтения…
Мартин непонимающе поднял брови.
На лице Клима появилось страдальческое выражение профессора физики, объясняющего сыну-школьнику законы Ньютона.
– Язык Библиотеки – это фонетическое письмо, – сказал он. – Трудности даже не в том, что мы не можем пока с уверенностью соотнести символы на обелисках с теми или иными звуками. Главная проблема – как эти буквы складываются в слова, а слова – в предложения. Теория солнечного цикла предлагает начинать чтение с какого-нибудь восточного обелиска, затем, когда его тень точно укажет на другой обелиск, – добавить новый знак, посмотреть на тень от второго обелиска…
– А когда солнце будет в зените – поставить точку в предложении, – любезно подсказал Мартин.
Клим заерзал, буркнул:
– Все гораздо сложнее, но в целом вы поняли… Теория единого уравнения Вселенной гласит, что язык Библиотеки – это на самом деле математические символы, в едином уравнении описывающие все законы мироздания. Его еще называют Уравнением Бога. Девочка камня на камне не оставила от этих теорий. А поддержала мою точку зрения, что язык Библиотеки родственен туристическому языку. Вы знаете, сколько в нем букв?
Мартин задумался. Как ни смешно, но знание туристического вовсе не предполагало понимание его грамматики. Любой, прошедший Вратами, начинал говорить на туристическом – совершенно свободно и непринужденно.
– В такой же тупик станет ребенок, который уже прекрасно умеет говорить, но не обучен чтению и грамматике, – сказал Клим. – Можно научиться счету – интуитивно, не раздумывая. Но выделить и систематизировать все звуки языка, соотнести их с буквами – это уже предмет научного поиска.
Мартин поднял руки. И сказал – языком жестов, складывая кисти рук с отведенными на девяносто градусов большим пальцем:
«Мы знаем чтение и грамматику. Язык жестов – это и есть азбука туристического».
«Правильно, – безмолвно ответил Клим. – Это так естественно, что мы не задумываемся об этом. Но нас научили азбуке. В туристическом языке сорок семь букв, тринадцать знаков препинания и два числительных. Ноль и единица, двоичный код».
Ребенок, подозрительно уставившийся на взрослых, негромко, предупреждающе заревел.
– Не любит, когда говорят на туристическом жестовом, – пожаловался вслух Клим. – Русский и английский понимает, туристический тоже, а язык жестов – еще нет. Он родился здесь, Вратами не проходил.
– Так в чем проблема? – спросил Мартин. – Даже мне, полнейшему профану, ясно, что язык Библиотеки привязан к туристическому. И, наверное, каждый жест имеет сходство с одним из знаков на обелисках?
– Сложность опять же в направлении чтения, – пояснил директор. – Мы пытались читать расположенные рядом обелиски, пробовали различные направления и комбинации… ничего вразумительного. Лепет ребенка, псевдоречь душевнобольного. Ирина заявила, что знает метод дешифровки. Сейчас большая часть населения поселка отправилась вместе с ней на «точку двенадцать» – это крупный остров, расположенный тремя километрами севернее.
– А вы остались здесь? – поразился Мартин. – В то время как величайшее открытие, быть может…
– Предложенный Ириной метод чтения обелисков я без лишней огласки пробовал два года назад, – сказал директор. – Это несложная корреляция между площадью островов и количеством знаков на них… Никакого результата.
– Вы ей не сказали об этом, – задумчиво произнес Мартин. – Что ж… вероятно, это правильно. Излишнюю восторженность надо лечить.
– Заберите ее отсюда, – сказал Клим. – Прошу вас. Если угодно, я даже подскажу несколько интересных историй для платы ключникам.
Мартин посмотрел в глаза директору:
– Научная ревность?
Клим покачал головой:
– Нет. Девочка, бесспорно, талантлива. Ее опровержение Уравнения Бога было блистательно красивым. Но ей надо учиться. И не здесь, где полно фанатиков и психопатов, а обелиски дразнят взгляд… Сегодня девочка убедится, что ее теория – вздор. Она не сломается, она начнет выдумывать новые подходы… и утонет в обилии материала, в ползании по скалам с рулеткой, в бесплодных спорах и обидах. Уведите ее, Мартин! Она повзрослеет и вернется – чтобы раскрыть тайну Библиотеки.
Мартин протянул директору руку:
– Договорились. Есть только одна проблема – захочет ли она уйти? Даже если мы ее свяжем и дотащим до Станции… вы же знаете не хуже меня: ключники пропустят во Врата лишь добровольцев.
– Мы ей поможем, – усмехнулся Клим. – Сейчас весь наш дружный коллектив вернется вместе с Ириной. Все будут злы и язвительны, насмешки посыплются градом. Особенно постараются те, кого она успела обидеть. Если этого мало – я своей властью велю ей убираться вон… и назову дурой. Девочка гордая, она уйдет.
Мартин не знал, чего было больше в словах Клима – искренней тревоги за талантливую девочку, взявшую на себя груз не по силам, или ревности ученого, почуявшего сильного соперника. Но Библиотека – и впрямь мир не для взбалмошной семнадцатилетней девчонки. Лет через пять – и в этом Мартин был убежден – по каменным островкам бродила бы полуголая беременная женщина, за руку которой цеплялась бы парочка детей. И никакие тайны древних языков ее бы не интересовали. Всему свое время. В юности следует учиться и беситься, бороться с несправедливостью и потрясать мир… а перерывать горы пустой породы в поисках драгоценной крупицы знания – привилегия зрелости.
– А теперь – обедать? – предложил Клим. – Вы уже пробовали местный рыбный суп?
…На обед собрались все жители поселка, не отправившиеся вместе с Ириной постигать тайны Вселенной. Клим и две индианки-поварихи (у Мартина сложилось четкое ощущение, что они обе – жены директора), десяток мелких ребятишек и два старика, видимо, приглядывающие за детьми в отсутствие родителей.
– Так и живем, – весело сказал Клим. – Коммуна своего рода. А что поделать? Нехватка ресурсов всегда приводит к извращенным формам общественного устройства.
Детям Мартин раздал по кусочку шоколада – старшие немедленно сжевали лакомство, младшие пробовали шоколад с опаской. Один малыш даже заревел, пуская коричневые слюни.
– Сладкого не хватает, – со вздохом признал Клим, первым поднося ложку ко рту. – Пытаемся варить патоку из кувшинок… но я постесняюсь предложить вам снять пробу. Сладости и хлеб – вот с чем тут проблема…
Мартин предложил взрослым галеты, поколебался и разделил по половинке галеты среди детей. Некоторое время все молча грызли редкий деликатес. Старики галеты сосредоточенно сосали, осторожно обмакивая их в рыбный бульон.
А суп и впрямь оказался вкусным! Густой, наваристый, с кусочками рыбы и моллюсками, с похрустывающими на зубах, будто капуста, лентами водорослей. Мартин съел две миски, поблагодарил женщин – и подарил им пакетик красного и пакетик черного перца.
Клим только покачал головой:
– Мартин, скажите, как часто вы странствуете между мирами? Вы третий на моей памяти человек, догадавшийся прихватить пряности.
– Очень часто, – признался Мартин. – Если кто-нибудь проводит меня до Станции, то я отдам вам все остатки припасов. Но только после того, как ключники примут мою историю.
– Непременно проводим, – улыбнулся Клим. – И письма вы захватите?
– Захвачу, – кивнул Мартин.
Облагодетельствованные специями индианки принесли пластиковую флягу литра на три. Разлили по кружкам мутную опалесцирующую жидкость – немного, граммов по пятьдесят. Мартин внимательно посмотрел, как пьет Клим – залпом, крякнув и закусив кусочком рыбы. Понюхал напиток – брага пахла рыбой и спиртом, но сивушных тонов почти не было. Глотнул – водорослевая самогонка обожгла нёбо, шершавым горячим комком прокатилась по пищеводу, но оставила неожиданно приятное свежее послевкусие.
– Явные тона мяты и аниса, – с удивлением отметил Мартин.
Клим гордо улыбнулся:
– Не коньяк, но пить можно. Вот для табака заменителей не нашли…
Мартин покорно достал пачку крепких французских сигарет. Взрослые граждане Библиотеки мгновенно расхватали «Житан» – кто по одной сигарете, а кто, виновато улыбаясь, по две-три. Ребенок постарше, потянувшийся к пачке, получил по рукам.
Приличия ради и Мартин закурил. Он предпочел бы сигару, спрятанную в рюкзаке для особых случаев, но дразнить людей не хотелось.
– Иной раз придешь к Станции, выждешь, пока ключник трубочку закурит, – скрипуче сказал один из стариков, – да и подойдешь для разговора… Что попало несешь, лишь бы дымку нанюхаться… хорошо, ключники терпеливые, слушают долго… когда и винцом угостят…
– А вот табаку никогда не предложат, – печально сказал второй старик.
– Они еще и марихуану покуривают, – заметила та индианка, что помоложе. Посмотрела на Мартина.
Мартин не пошевелился.
Выпили еще дважды по пятьдесят. После этого Мартин улыбнулся и отставил кружку. Никто не настаивал, да и местным вполне хватило. Дети разбежались – кто плескался в каналах, кто бдительно следил за малышами. Взрослые, кроме Клима, пустились в сбивчивый разговор. Друг про друга они все давным-давно знали, сейчас их интересовал лишь один слушатель – Мартин. Он узнал, что одного старика зовут Луи, он француз, физик, отправившийся на Библиотеку после того, как овдовел, – доживать остаток дней с пользой для науки. Второй старик оказался немцем, филологом, как и индианки. Те, кстати, были сестрами и действительно являлись женами Клима. Через час у Мартина сложилось ощущение, что он прожил на Библиотеке несколько лет. Самые занятные истории – о ночной рыбалке и разлившейся браге, о геддаре, который на спор рубил обелиск своим мечом, и о сумасшедшем, явившемся на Библиотеку в поисках несуществующих «древних технологий», – стали идти по кругу. Сестры завязали скучный профессиональный спор о знаке препинания, означающем «я говорю с иронией, не относитесь к моим словам слишком серьезно».
– А вот и наши идут, – сказал наконец Клим.
Мартин поднялся, посмотрел на север.
И впрямь – шли. Около сотни человек: мужчины и женщины, подростки и старики. Очень смешно было наблюдать за этим шествием, нестройной колонной вытянувшимся на сотню метров. Над толпой постоянно поднимались головы – это кто-то перепрыгивал через канал. Люди казались не то толпой сумасшедших танцоров, тренирующихся перед групповой пляской, не то усталыми бегунами на трассе с препятствиями.
– Где там наша Ирочка, – насмешливо сказал Клим, встав рядом с Мартином. – О! Вот она. Впереди. Правда, уже не на лихом коне.
Мартин тоже заметил Ирину и с понятным любопытством вгляделся в приближающуюся девушку. Ирина оказалась выше, чем ему представлялось по снимкам и видеозаписям. Рыжие волосы, которые на Земле лежали ниже плеч, были коротко пострижены. Одежда – простая и рациональная: кроссовки, шорты защитного цвета и темно-серая футболка. А ведь какие шикарные платья носила…
Но больше всего Мартина занимало лицо Ирины. Да, она действительно потерпела поражение – это было видно сразу. И по плотно сжатым губам, и по слишком сосредоточенному, отгоняющему слезы взгляду. Да и заметная дистанция между Ирочкой и остальными людьми свидетельствовала о положении низвергнутого кумира.
– Халиф на час… – подтвердил его мысль Клим. – Или как там зовут жен халифа? Ладно, пусть будет принцесса на час…
– Принцесса на бобах, – сказал Мартин. – Надеюсь, ее не побили?
Клим возмущенно фыркнул:
– Мы тут малость одичали, но все-таки остались культурными людьми. А вот бобы у нас – праздничное лакомство, так что идиома утратила смысл.
В поселке люди стали расходиться. Кто-то нырнул в палатки, кто-то остановился в отдалении. Десяток человек с виноватыми лицами приблизились к Климу – это предавшие вождя последователи спешили искупить грехи.
Ирина тоже направилась напрямик к директору. Остановилась, подойдя почти вплотную. И выпалила:
– Ты! Ты знал, что я ошибаюсь!
Мартин оценил и темперамент девушки, и тон, которым она произнесла свое обвинение.
– Ирина, ты ни о чем меня не спрашивала, – холодно ответил Клим. – Ты ведь заявила, что у нас давно окостенели мозги? И что ты одна знаешь истину? Что ж, я тебе не мешал. Как успехи?
Секунду девушка стояла, с негодованием глядя на директора. Мартин тихонько вздохнул: не для Ирины такие поединки, не было у нее опыта подковерной борьбы, интриг, защиты курсовых и диссертаций, заваленных оппонентов и привлеченных сторонников – короче говоря, всего того, что составляет могучий ствол научного древа, на котором только и могут зазеленеть робкие листики знаний.
– Вы меня убили, – тихо сказала Ирочка. В ее глазах показались слезы.
И тут же Клим шагнул вперед, крепко взял вздрогнувшую Ирину за плечи – и совершенно другим голосом сказал:
– Ира, ты умница. Ты нашла очень интересные закономерности. Если кто-то и сможет раскрыть загадку Библиотеки, так это ты. Но реку нельзя преодолеть одним прыжком. Надо учиться плавать.
Мартин мысленно зааплодировал. Растерянная Ирочка сразу утратила весь боевой дух и совсем по-детски смотрела на директора. А тот, ласково, словно отец, погладил ее по голове и продолжил:
– Я напишу письмо заведующему кафедрой иностранных языков МГУ профессору Паперному, он мой хороший старый друг. Попрошу, чтобы тебя приняли без всяких экзаменов… впрочем, тебе не составит труда их сдать. Ирина, я очень хочу, чтобы ты встала в наши ряды. И через пять лет мы будем ждать тебя здесь, на этом самом месте. Веришь мне?
Ирина кивнула, не отрывая взгляда от Клима. А тот, все с той же мягкой интонацией, добавил:
– Ты не представляешь, как быстро пролетят пять лет… и как многого ты сможешь добиться, обогатив свою память всем знанием, выработанным человечеством…
Он на миг прижал Ирину к себе и нежно поцеловал ее в лоб. Но Мартин отметил, что рука Клима все-таки дрогнула на спине девушки и непроизвольно, совсем не по-отечески, поползла вниз, к хорошенькой крепкой попке.
Впрочем, Клим тут же опомнился, отстранился от Ирины и с улыбкой сказал:
– А у нас гости! Это Мартин, он только что с Земли… и хочет поговорить с тобой.
Девушка машинально сделала шаг в сторону Мартина. Что ж, Клим и впрямь замечательно сделал свою часть работы…
– Здравствуй, Ирина, – сказал Мартин. Доброжелательно, но без улыбки или явной симпатии. – Твой отец попросил навестить тебя.
Ира молчала, хмурясь. Ее глаза еще влажно поблескивали, но слезы так и не родились. За спиной Ирины Клим распекал провинившихся ученых:
– Сети стоят со вчерашнего вечера, мы что же, соскучились по тухлой рыбе? Катрин, у твоего малыша болит живот, он уже трижды бегал к туалетному каналу. Все, кто хочет отправить письмо на Землю, могут подойти ко мне за бумагой. Не больше одного листа на человека!
Может быть, Клим и не был великим ученым. Но администратором он был хорошим. Толпа рассеивалась на глазах, жизнь в поселке входила в привычное русло.
– Не буду уговаривать тебя вернуться, – продолжал тем временем Мартин. – Но Клим, как мне кажется, дал хороший совет. Если ты решишь ему последовать, то я помогу тебе с историей для ключника…
Ирина вздохнула. Чуть-чуть улыбнулась, глядя на Мартина – с куда большим пониманием происходящего, чем можно было ожидать от девчонки ее лет. И сказала:
– Я…
Совсем рядом в канале плеснула вода. Мартин обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть вынырнувшего до половины тюленоида. Черная шкура мокро блеснула на солнце, резко махнул сильный ласт – и что-то маленькое просвистело в воздухе.
Ира Полушкина вздрогнула, вытягиваясь словно от удара током, и замолчала. Из открытого рта тонкой ровной струйкой потекла темная кровь. Все так же прямо, не сгибаясь, девушка упала ничком – и Мартин с содроганием увидел окровавленный серый шип, вонзившийся в ее шею где-то возле седьмого позвонка.
Тюленоид с плеском погрузился в воду.
В следующий миг все вокруг смешалось. Кричали взрослые, ревели дети, в руках Клима откуда-то появился пистолет – и он бежал вдоль канала, всаживая в воду пулю за пулей. Одна из индианок склонилась над Ирой. Другая, со здоровенным кухонным ножом в руке, перепрыгнула через канал и побежала – видимо, к той точке, мимо которой тюленоид неизбежно должен был проплыть. Мартин бросился вслед за ней, и это оказалось правильным решением.
Тюленоид мчался в канале со стремительной грацией истинно водного обитателя. За ним, будто дым, стлалась темная пелена – одна из пуль Клима нашла цель. Мартин выждал секунду, давая рукам привыкнуть к тяжести «ремингтона», а потом открыл огонь.
Он попал с третьего выстрела – в ласт, как и целил. Тюленоид завертелся на месте, выгибаясь, будто в попытке укусить раненое место. Индианка одним движение сбросила платье, пригнулась для прыжка, перехватила нож поудобнее и вопросительно посмотрела на Мартина.
Мартин покачал головой. Дождался, пока тюленоид попытается плыть дальше, – и прострелил ему второй ласт.
Через пару минут, когда истекающий кровью чужак общими усилиями был вытащен на камни островка, Мартин забросил винтовку за спину, вытащил из ножен на голени кинжал и склонился над раненым. Рявкнул:
– Твой единственный шанс выжить – сказать все и немедленно!
– Ты что, сдурел, Мартин? – мрачно спросил его Клим. Приставил пистолет к дергающейся голове тюленоида и нажал на спуск.
Мартин отшатнулся, стер с лица кровавые брызги. Ему вдруг вспомнились слова девочки «вы меня убили».
– Он был единственным свидетелем! – потянувшись к карабину, выкрикнул он. – Ты не хотел, чтобы он заговорил?
Клим вздохнул, опустил ствол пистолета в воду и поболтал, смывая кровь. Тюленоид с развороченной головой слабо подергивался на берегу. Пахло кровью и порохом.
– Он не умел говорить. Он был собакой, Мартин.
– Что?
– Ты не в курсе, кто он такой? Это животное, его зовут кханнан! У геддаров они вроде наших собак, разве что чуть смышленее, умеют пользоваться предметами. Ключники позволяют брать с собой прирученных животных, вот геддары и притащили кханнанов на Библиотеку. На сухих мирах им не выжить, а здесь – раздолье… и рыбу ловить помогают, и с детьми играют…
Опомнившись, Мартин убрал руки от оружия. Пробормотал:
– Извини… я…
– Решил, что злой директор поселка Клим убил девочку чужими руками… ластами. – Клим сплюнул в воду. – Ладно, забыли. Мы не смогли бы его допросить, Мартин.
Мартин посмотрел на островок, где столпились вокруг неподвижной Ирочки жители. И побежал к ним – сам не понимая зачем.
Перед ним расступились. Девушка была еще жива, но умирала. Камни под ней были в крови, глаза смотрели сонно и пусто. Она дышала ртом, из которого все так же струилась кровь, во рту девушки Мартин с ужасом увидел острый конец шипа, пронзивший насквозь язык. Он присел, коснулся лба Ирины в нелепой попытке хоть как-то умерить ее смертный страх.
Но страха в глазах не было, только досада и подступающий сон – самый последний и самый крепкий.
– Пошли вон! – заорал кто-то над ухом, отгоняя любопытствующих детей. А Ирина попыталась что-то сказать… конечно же, это не вышло. На исказившемся болью лице появилось какое-то предельное, свирепое упрямство, и Мартин почувствовал слабое касание ее руки. Посмотрел на ладони девушки – те медленно, упорно, складывали букву за буквой.
Она успела произнести шесть букв и одну цифру, прежде чем руки отказались ей служить, а дыхание остановилось.
Мартин прижался ухом к груди, пытаясь услышать сердце. Тело Ирины было теплым и упругим, молодое, здоровое, красивое тело, и это казалось такой чудовищной нелепостью и несправедливостью, что Мартин отпрянул от нее будто ошпаренный.
Ирина Полушкина, семнадцати лет, будущая гордость земной лингвистики, была мертва.
Подошел Клим, постоял, глядя на Ирину. Сказал:
– Кханнан метнул заточенный рыбий хребет. Очень твердая кость, мы сами ее используем для поделок…
– И он мог сам сделать дротик? – спросил Мартин, так и стоя на коленях рядом с мертвой девушкой.
– Легко. Ласты кханнана очень ловкие, на концах делятся на рудиментарные пальцы. Рыбу сожрал, хребет обточил о камни. Через тысячи лет это будет разумная раса… наверное.
– Зачем? – Мартин посмотрел на Клима. Обвел взглядом мрачную молчаливую толпу. – Эти твари нападают на людей?
Клим покачал головой:
– Никогда такого не было. Никогда. Но несколько кханнанов потерялись или убежали… они могли одичать…
– И напасть на девушку, стоящую в толпе людей? – Мартин засмеялся бы, не будь все так трагично. – Клим, он вел себя как наемный убийца… или как науськанный пес… не важно. Его кто-то послал!
Клим только развел руками. Пробормотал:
– Пусть нас называют фашистами, но отныне мы будем убивать любого кханнана, приблизившегося к поселку…
Мартин встал. Ему было безумно жалко девчонку. Еще никогда с ним не случалось такого чудовищного фиаско.
– Мы похороним тело, – сказал Клим. – У нас есть для этого специальный канал… тут иначе нельзя, Мартин…
Мартин кивнул. Клим помялся и добавил:
– Обычно мы делим одежду и вещи умерших между собой, все-таки ресурсов не хватает, но если ты хочешь забрать их…
– Я посмотрю ее вещи, – сказал Мартин. – Возьму что-нибудь для родителей, а остальное… – Он посмотрел на босые ноги топчущейся рядом индианки. Продолжил: – Я понимаю. Поступайте согласно своим обычаям.
Смотреть на то, как люди, пусть даже искренне переживающие смерть Ирочки, станут ее раздевать, Мартину не хотелось. А еще большее отвращение внушала мысль, что это красивое тело, еще четверть часа назад вызывавшее у всех мужчин вполне одинаковые эмоции, будет сейчас беззастенчиво обнажено. Его щека еще помнила тепло девичьей груди, шокирующее тепло мертвого тела.
Мартин отошел в сторону, но не выдержал – обернулся.
Слава Богу, мужчины от Иры отошли. Остались только женщины, собравшиеся в тесный кружок. Они возились недолго – мелькнули в чьих-то руках шорты цвета хаки, беленькие трусики, выскользнула из толпы женщина с окровавленной футболкой – и стала торопливо полоскать ее в воде канала.
В голове проплыла вялая мысль, что есть в этом дележе имущества что-то от каннибализма, но Мартин слишком хорошо понимал, как трудно выжить и сохранить человеческий облик на чужой планете. Он отвернулся, присел у канала, с остервенением стал мыть руки и лицо, оттирая пучком водорослей даже не кровь – само воспоминание о живом и мертвом тепле на своей коже.
– Мартин. – К нему подошла индианка. Уже в кроссовках. Протянула на мокрой ладони жетон путешественника и цепочку с маленьким серебряным крестиком. – Это надо вернуть родителям.
– Нет, в этом надо похоронить… – начал было Мартин, глядя на крестик, но замолчал. – А, ладно. Спасибо.
– Не сердитесь на нас, – сказала индианка.
– Я не сержусь, – ответил Мартин.
Вслед за индианкой подошел Клим. Сел рядом, печально посмотрел на Мартина. Спросил:
– Она хоть что-нибудь сказала?
Мартин сбросил рюкзак, полез в боковой карман за мылом. Покачал головой:
– Ни единого звука.
