Любовь Романовна Белых
Осторожно! Следствие ведёт попаданка
Глава 1
Топот чьих-то быстрых шагов звоном молоточков отозвался в голове. Сознание понемногу возвращалось в бренное тело и корчилось в муках. До обоняния донёсся смрад сырости, затхлости и немытых тел.
Кораблём не пахло!
Минуточку…
С трудом разлепив свинцом налитые веки, я уставилась в тёмный, лишённый штукатурки, – как, впрочем, и любой другой отделки, – потолок.
– Эта? – пробасили откуда-то сбоку.
Многострадальная голова снова взорвалась от боли. Ей вторило протяжное эхо, что не сулило для меня ничего хорошего.
Кто-то хмыкнул и чуть не прикончил меня дичайшим скрежетом металла. Черепная коробка не выдерживала этих звуков. Мне пришлось закрыть уши руками и занять устойчивое положение, вот только с последним оказались проблемы.
Кандалы на моих руках оказались на редкость свободными и довольно функциональными, а вот отсыревшая койка, напротив, жутко неудобной, неустойчивой и низкой.
Снова послышался лязг металла. Цепи на кандалах жалобно звякнули, вторя моему протяжному: «Ма-а-ать…». Я рухнула аккурат под ноги вошедшему старику в зимнем плаще с меховой отделкой не только на воротнике, но и по подолу.
– Бесчинствуете, госпожа? – неприятно хохотнул старик.
Ему будто доставляло удовольствие лицезреть меня в столь унизительном положении.
Извиваясь ужом, чертыхаясь и попросту матерясь, я смогла присесть, а затем и осторожно встать на ноги. Голова от этих манипуляций закружилась. Недовольство койкой отпало само собой.
Где ты там, родимая? Что-то ножки не держат.
– Вы присядьте, присядьте. – посмеивался жутко важный старикашка, потирая кошмарные усы. – Разговор у нас будет долгим.
На долгие разговоры я была не настроена. И блаженный бы понял, что я угодила в темницу, а здесь лучше говорить поменьше. Меньше скажешь – меньше дадут.
– Откуда прибыли? – мужчина рукой только махнул, а ему уже внесли обитый бархатом стул и подставили под его отнюдь не тощую задницу. Он сел с таким важным видом, словно находился в тронном зале на собственной коронации.
– Оттуда, – попыталась улыбнуться я.
– Дерзить представителю власти изволите?
Света от зажжённых в коридорах темницы факелов было ничтожно мало для того, чтобы как следует рассмотреть черты лица вздумавшего допрашивать меня деда, и воображение играло со мной в злые игры. Мне почудилось, что кончики его усов зашевелились, будто ядовитые змеи, готовящиеся к броску.
Жуть какая. Брр!
– Вам же хуже. – издевательски пообещал старик. – С какой целью прибыли в Валервиль?
Я выдала себя тут же. Челюсть чуть на пол не упала, рот открылся в немом вопросе и лицо, как топлёный воск, медленно вытягивалось, сползая вниз.
Я в столице? Быть того не может! «Вьюга» – треклятый корабль, на котором я плыла в столицу, должен был причалить в Валервиле…
Ничего не помню. Всё плавание – один сплошной стресс и мучения. Кто же знал, что у меня морская болезнь обнаружится? Плавала раньше и ничего, а здесь на вторые сутки как хворь кто наслал. Помру, думала. Не то что внутренности – душу выблюю, к чертям собачьим.
Правда, я прежде на такие большие расстояния и не плавала. Не могу утверждать, что у морской болезни отсутствует накопительный эффект, который меня чуть в могилу не загнал. Но я смело могу утверждать, что память от этого не теряют и трое суток, как мгновение, не проносятся!
– Ты что, деточка, не ведаешь, где находишься? – риторика у старика быстро поменялась. Глядите, я уже госпожой перестала быть. – Подай бумагу! – рявкнул старикашка.
Надзиратель мигом метнулся к восседающему на стуле мужику и развернул перед ним довольно увесистый свиток.
Вспыхнувшее любопытство притупило головную боль.
Интересно, что там?
– Не видать ничего. Факел поднеси. – недовольно промямлил старик.
Надзирателю пришлось бежать и за факелом.
– А я точно в Валервиле уже, да? – решилась подать голос, деловито расправив плечи.
Не хотелось бы опять ошибиться. Я уже села на один корабль пять лет назад. К эльфу в плен угодила. Спасибо, не нужно мне больше таких ошибок. На этот раз у меня должно всё получиться.
В конце концов, сколько можно по чужому миру скитаться, зная, что я не одинока? Мне есть у кого попросить помощи и с кем искать ответы на бездну вопросов о моём пребывании здесь.
Старик не успел ответить. Вернулся надзиратель с факелом и, встав позади, осветил центр моих казематов.
– Вытянешь ко мне руки – протянешь ноги. – прочитал мужчина, недовольно зыркнув на меня поверх свитка. – Я в императорском дворце буду чаще, чем ты, холоп, на свежем воздухе. – и снова недовольный взгляд в мою сторону. – Обнимать меня нужно нежнее и левее… – глаза старика, под которыми залегли пугающие тени от игры света позади, округлились и увеличились. – Мне палец в рот не клади, удод, я тебе его по локоть откушу… – продолжил читать старик, но недоумённо приподнял брови. – Это что такое? – вопрос почему-то адресовался мне.
Будто это я ему эту бумажку подсунула.
– Полагаю, трудности перевода. Там, наверное, не «удод», а «урод». По тексту больше подходит, мне кажется. – я пожала плечами и выдавила нервную улыбку.
– Какой удод? – старик довольно резво вскочил со стула и затряс свитком перед собой. – Тьфу! Какой урод?! Это же… Это безобразие! Угрожать таким старшему инквизитору… – мужчина задыхался экспрессией и злостью. – Это всё равно, что угрожать короне!
– Согласна. – опасливо протянула я, собирая занозы ёрзающей задницей. – А я здесь при чём?
– А кто? Кто при чём? Может быть, я это вчера инквизитору под протокол задержания надиктовывал?
– Я, что ли? – моё изумление было искренним и правдивым. Вообще не помню никакого задержания. И уж тем более, никакого инквизитора.
Да и не могла я так глупо выдать себя. Первый год попаданства, что ли? Не прокололась бы я так.
Глава 2
Внутри всё сжималось от страха. Я не могла быть уверена в своей невиновности, если не помнила, как минимум, трое суток пути, что нам оставалось до Валервиля. Но и свои сомнения демонстрировать на публику было никак нельзя.
– Это какое-то недоразумение. – пробормотала я. – Ну-ка, покажите мне протокол! – для пущей убедительности я даже нахмурила брови.
– Ах ты… – старик задохнулся. – Как ты смеешь?! Я тебе протокол задержания показывать должен? Я?! Вильхельм Раваз?!
Я впервые слышала это имя и эту фамилию. Они ничего мне не сказали, кроме того, что у моего собеседника явно была какая-то беда с самооценкой и представлениями о собственной важности.
– Не должны, – осторожно согласилась я. – Но могли бы быть добры к бедной и несчастной девушке…
– Бедными и несчастными девушками публичные дома переполнены. Ко всем быть добрым и любезным?
Странно, что он так легко говорил о публичных домах, учитывая то, что их запретили во всей империи. Очень странно. И старик странный, и дело мне шили странное.
Чувство тревоги усиливалось.
– Хорошо. Тогда и я не буду. – немного подумав, я отодвинулась к стене и облокотилась на неё.
– Что это значит?
– Не буду отвечать на ваши вопросы. Не буду разговаривать с вами. Между прочим, я имею на это полное право! – я говорила строго и уверенно, а у самой все внутренности тряслись.
По одному этому глупому протоколу меня могут раскрутить на реальный срок заключения! Реальный. Тот бред, что я несла, можно интерпретировать как угодно, вплоть до угроз высшему представителю власти, а это… А это трындец всему. Всем моим планам! Моей жизни. Вот уж вряд ли кто-то из императорского дворца посещает темницу, и я отсюда смогу подобраться к матери императора.
Вряд ли? Откуда во мне этот оптимизм?
Мне требовалось как можно раньше выбраться отсюда. Мне кровь из носу нужна была свобода, чтобы попасть в императорский дворец.
– Неповиновение власти? – глаза старика опасно блеснули.
– Не власти! – вскинулась я. – А представителю власти! Вы – представитель власти! Не власть! И нет никакого неповиновения! Я имею право с вами не говорить, вот и не говорю!
– Ах ты мерзавка!
Полы его плаща взлетели вверх. Он приблизился и впечатал носок своего сапога мне в колено.
Я взвыла не столько от боли, сколько от шока и неожиданности.
Это что ещё такое?! Я слышала, конечно, на Земле о полицейском беспределе, но чтобы здесь… В мире, где есть магия, артефакторика и ведьмовство, представители власти прибегали к подобным варварским методам? Какой в них смысл, если есть иной огромный спектр для допроса и следствия?
Кровь в венах вскипела. Я вытаращила глаза на мерзкого старикашку и мигом позабыла о нависшей надо мной угрозе. Впрочем, как и о кандалах.
– Я на вас жалобу напишу! – взмахнув рукой, отчего цепи на кандалах звякнули, я заголосила во всё горло: – Избивают! Убивают! Люди добрые…
– Я тебя не бил, юродивая! – пытался перекричать меня старикан.
– Да? – я на секунду понизила голос. – Пинают! По ногам пинают! Колени ломают сапогами! – спустя мгновение голосила уже о новых преступлениях против ни в чём не повинных девиц.
– Дрянь!
Голова дёрнулась, пронзённая острой вспышкой боли. Оплеуха вышла такой, что я ударилась височной частью о стену и завалилась набок.
Дыхание сбило. Перед глазами заплясали цветные пятна.
– Я здесь власть! Я решаю, когда говорить, кому и в каком тоне! Ты должна была мне выказать уважение! И послушание! Впредь веди себя соответствующе! – дед возвышался надо мной и надрывал глотку.
Самым унизительным было то, что я ощущала на себе его слюну, что вылетала из его рта при каждом слове.
– Ты поняла меня?! – вцепившись в меня двумя руками, старик поднял меня и хорошенько встряхнул.
Цветных пятен перед глазами прибавилось. Отчего-то посреди овального золотого и круглого красного пятна задребезжало фиолетово-серебристое очертание мужского силуэта.
– Что здесь происходит? – голос был тих, но звучал обманчиво спокойно.
Я мигом мать вспомнила. Уж что моя мамочка любила, так это доводить меня до сердечного приступа! Узнав о моих оплошностях или плохих отметках, она так же спокойно спрашивала, как дела в школе, интересовалась около-бедовой темой, а, услышав моё враньё, гоняла меня веткой малины по всему двору! И следа не оставалось от её показного спокойствия!
– Г-господин старший инквизитор? – уродливые толстые пальцы на моём плаще разжались. Старик дёрнулся, вздрогнул и судорожно оглянулся. – Неповиновение вл… – он запнулся, шумно хватая ртом воздух. – Неповиновение представителю власти. Никак не удаётся начать допрос!
Скотина какая, ты смотри.
Кто тебе лицензию выдал, а? Кто разрешение на работу законника или дознавателя дал?
Мерзкий и гадкий старикашка!
«Я сейчас проморгаюсь, зрение в норму придёт, и я всё скажу! Я такое скажу…» – собираясь с силами, я пучила глаза, часто моргала, водила гудящей головой по сторонам и настраивала себя на боевой лад.
Но вдруг, стоило опустить глаза вниз, я все мысли из головы растеряла. У меня даже сердце биться перестало и слух отрубился.
У моих ног валялся тот самый свиток! Протокол задержания, должно быть, выронило это ничтожество, когда позволил себе распускать руки или когда тряс меня.
Сердце ударилось о рёбра и снова затихло. Испарина выступила на лбу.
Это мой шанс. Мой единственный шанс!
Не давая себе времени на раздумья, я плашмя свалилась с койки и вцепилась в свиток руками, оттяпав зубами от него большой кусок.
Пальцы кромсали и сминали толстую бумагу, – отвратительную на вкус, кстати, – а кандалы звенели от вторящих моим движениям цепей.
Я жевала с такой скоростью и таким отчаянием, что не могла даже на мгновение отвлечься. С моим невезением, что недавно прочно рядом со мной обосновалось, вполне могло выйти так, что несъеденной останется самая страшная часть протокола и её смогут пришить к моему делу! Нельзя было позволить себе и секунды передышки!
– Приятного аппетита. – тот же ровный и спокойный голос взорвал, казалось бы, всё окружающее меня пространство.
Поперёк глотки встал ком непроталкиваемой, размокшей от слюны и сбившейся бумаги.
Ох, ма-а-ать, и половины ещё не проглотила! Это же надо было столько всего запротоколировать?
Глава 3
Старший инквизитор приблизился. Его тяжёлые сапоги оказались на уровне моих глаз. Я несколько раз моргнула, скомкала оставшийся протокол и без стеснения, с набитым ртом спросила:
– От-тьеёте?
– Кхм… Что? – в уже привычном размеренном тоне мне почудились искорки веселья.
– Кх! Кх-кх! – проглотив проклятый ком, я поднесла ко рту финальную порцию и переспросила: – Отберёте?
Мужчина присел и заглянул в моё лицо, как мне показалось:
– Зачем? На память не жалуюсь. Мне этот протокол ни к чему.
Я не видела, даже не задумывалась, куда подевался надзиратель с факелом, но остро чувствовала испытывающий и пронизывающий взгляд.
Ну-у, отступать не в моих правилах. Кто же на чужбине словам незнакомцев верит?
Протокол пришлось доедать, упрямо разглядывая нависшую надо мной тень человека.
– Подавишься. – констатировал капитан-очевидность.
Внезапно он подался вперёд, коснулся моих рук, и я услышала два оглушающих щелчка. Цепи звякнули. Я была… свободна?
Рефлекторно коснувшись кистей, я вяло работала челюстью и не спешила менять столь унизительное положение. В таких делах спешка – враг. Самый настоящий. Лучше вообще не делать резких движений.
– Встать не можешь? – последовал новый вопрос.
Голова гудела, но, в целом, я верила в себя. По моим предположениям, с такой задачей я была в состоянии справиться.
Вот только стоило сесть и чуть напрячь ноги, как мышцы живота стали толкать жёваную бумагу обратно к горлу, и я таки подавилась.
Нет, ну, накаркал же, гад такой!
Чудом откашлявшись и не низвергнув душу наружу со всем содержимым желудка, я отчего-то уверовала в своё бессмертие.
– Нет, ну можно было хотя бы воды мне предложить, а? Что у вас за порядки такие?! Представляю, сколько в этой темнице людей передохло от такого безразличия! Вообще уже! – громко и строго выговаривала я, с трудом борясь со рвотными позывами.
– Вода и лекарь ждут вас выше. – хмыкнул старший инквизитор, подтверждая мои опасения.
Всё же темница… Эх, а я уж, грешным делом, понадеялась на штаб какой-то или другую досудебку… Постойте!
– Спасибо. Не прошло и одной закупорки дыхательных путей, одного сотрясения мозга и одного ушиба колена! У вас что, в темницу всех без разбора сажают? Досудебных помещений не предусмотрено в столице?
– Много говоришь. Надоедаешь. – жутким, зловеще-змеиным шёпотом проговорил мужчина.
Я сначала подумала, что мне послышалось… А потом решила сделать вид, что я вообще ничего не слышала!
Вот вообще не факт, что я бессмертная. То, что я не старею, ещё ничего не значит. Не хотелось бы так безрассудно использовать свою, возможно, единственную попытку проверить своё предположение. Жила в неведении и ещё поживу. Уж лет десять-пятнадцать точно.
– Ведите меня тогда. – глухо обронила я, засунув свою гордость куда подальше.
Шли мы недолго. В расположенных по обеим сторонам грязного, до жути неровного коридора решётках мне мерещились чьи-то лица. До жути пугало то, что никаких других заключённых я так и не смогла увидеть.
Ну не могут законники настолько хорошо выполнять свою работу, а преступность быть на таком низком уровне, что у них, в их столицах, темницы пустуют. Тут кто угодно испужался бы.
Очень несвоевременно мне вспомнились кадры из военных фильмов о расстрелах. Холодный пот выступил тут же и всюду!
Подозревая неладное, я оглянулась. Здесь, в окружении пусть и немногочисленных, но горящих факелов, видимость была куда лучше, чем в тех казематах.
Мужчина следовал за мной по пятам, опустив голову, но, словно почувствовав мой взгляд, поднял глаза на меня.
– Что?
Я не нашлась что сказать. Я вообще не нашлась – я потерялась!
У инквизитора оказалась впечатляюще привлекательная внешность. Немного смуглый или просто не утративший загара, он был обладателем роскошной гривы густых, тёмных волос, потрясающе “красноречивых” бровей и чуть крупноватого носа. Те самые “красноречивые” брови будто вместо него дополняли его короткий вопрос: «Чего тебе надобно, блаженная? Чего ты таращишься на меня? Ступай, куда велено и не глазей, куда не велено!».
– Дверь. – обронил он.
Но было поздно.
Моя многострадальная тушка встретила преграду плечом и ухом.
Перед глазами отчего-то снова заплясали цветные пятна. Вроде бы и не сильно ударилась, а неприятно сделалось всё равно. Тело, в отличие от моей гордости, можно сказать, вообще не пострадало.
Стоит ли говорить, что дальнейшее я проживала сугубо через призму стыда и самобичевания?
За дверями оказался новый коридор и пять дверей. Я приметила первым делом, самую высокую и массивную, прикинув, что через неё лежит путь к свободе. Но вошли мы в самую первую!
Я бы уже, наверное, предпочла побыстрее убраться отсюда и не встречаться с лекарем, но не смогла запротестовать, когда инквизитор распахнул передо мной дверь и молчаливо, чуть нахмуренными бровями, предложил пройти.
Благо он со мной не остался, и я смогла чистосердечно поведать лекарю о произволе, творящемся в этих казематах.
Представившийся Рубио, лекарь провёл осмотр и, как полагается, заполнил на меня соответствующий бланк. На мою болтовню он учтиво кивал, понимающе вздыхал и иногда пожимал плечами. В общем, мужик был частью системы и из-за какой-то меня, конечно же, никакие разборки чинить не стал бы, но и за иллюзию участия ему спасибо.
Я хоть выговорилась! Мне полегчало.
Уходя, Рубио вручил мне банку мази и строго наказал мазать трижды в день ушибы. К местной медицине я относилась предвзято, но сугубо по своим личным убеждениям. На практике, у меня к ней претензий не было. Только в теории, в сравнении с родным миром, Землёй, Россией…
– Ваши вещи. – дверь толком закрыться за лекарем не успела, как в неё уже вошёл старший инквизитор, самолично неся мой ларец.
«Меня отпускают!» – эта радостная мысль вытеснила все другие, пока я не заметила, что ларец открыт.
Радость сняло как рукой.
Сердце застучало в диком ужасе.
Только мой ларец оказался на столе, где вот только что сидел лекарь и заполнял бланки, я тут же бросилась к нему.
Ну! Так и есть! Открыт! Взломан! Нет защиты!
– Стоять! – не помня себя от страха и отчаяния, я вскинула руку в направлении удаляющейся спины инквизитора и угодила аккурат в его волосы.
Не знаю почему, но пальцы почему-то сжались непроизвольно, а разжались спустя десяток ударов моего сердца.
– Господин инквизитор, а это ещё что за беспредел? Вы здесь не только людей избиваете и калечите, но и обворовываете?!
