Люси Кларк
Мой чужой дом
Глава 6
Эль
Рассказа достойна одна история – та, что переполняет вас и требует, чтобы ее выслушали. Она и есть лучшая.
Писательница Эль Филдинг
Распахнув автомобильную дверцу, я выхожу в молчаливую темноту – слышен лишь торопливый стук моих шагов по обледенелой подъездной дорожке.
Стоя на крыльце, я нащупываю в сумочке ключ.
Пожалуй, не следовало возвращаться в пустой дом. Лучше бы выпила еще бокал вина у Фионы с Биллом и отрубилась на их диване.
Я вставляю ключ в замок, захожу внутрь, запираю за собой дверь.
Вокруг мертвая тишина. Душит меня. Бьет по ушам безмолвием.
Ненавижу приходить в пустой дом, особенно после заката. Господи, возможно, Фиона права: мне нужна собака.
То и дело ловлю себя на мысли, что я скучаю по прежней жизни в Бристоле – с толпами людей, неумолчным грохотом проезжающих машин, круглосуточными магазинами, шумными соседями за стенами квартиры с их болтовней, смехом, громкими телевизорами, журчанием сливных бачков, звоном тарелок…
Я заставляю себя быстро обойти дом, зажечь везде свет, включить радио и телевизор.
Впереди первая зима в Корнуолле. Надеюсь, не замерзну. Полы с подогревом не дают столько тепла, как камин. Надо бы растопить каминную печь. Эта мысль каждый раз напоминает мне, что Флинна больше нет – дровами всегда занимался он.
На нашей последней съемной квартире тоже был камин. По вечерам, тщательно выбирая поленья, запасенные за предыдущий год работы, Флинн объяснял мне, где яблоня, где береза, а где слива, сколько каждое будет гореть, какой дает аромат, как долго их высушивали.
Разубедить я себя не успеваю: рука сама вынимает мобильник и набирает номер. Мне безумно хочется услышать его голос. Хочется сказать ему: «Помнишь каминную печь, которую ты выбрал? Я собираюсь ее растопить». Хочется сказать: «Я по тебе так скучаю!» И услышать в ответ: «Я тебя простил».
Флинн берет трубку, фоном тихо играет джаз. Один из его любимых блюзменов. Музыку он крутит на старом граммофоне отца – ему нравится сам процесс: установка иглы, шершавый скрежет поворачивающейся пластинки…
– Эль?
– Я… просто… Я подумала… хотела поздороваться. – Смотрю на часы.
Полночь пятницы. Черт!
– Ясно. Ну, здравствуй, – недоуменно говорит Флинн.
Прижав телефон плечом к уху, я иду на кухню проверить, заперт ли черный ход. Нажимаю на ручку, дергаю засов. Обхожу комнату по периметру – окна тоже закрыты. И винный погреб.
По ходу рассказа о вечере у Фионы с Биллом я перемещаюсь в гостиную, заглядываю за диван, пробегаюсь ладонью по складкам штор, пока пальцы не упираются в стену. Надо проверить каждую комнату, каждую форточку – лишь тогда в моей душе воцаряются мир и покой.
Удостоверившись, что дом – действительно крепость, я иду в спальню и расслабленно падаю спиной на кровать, голова с мягким глухим стуком приминает подушку.
В прижатом к уху телефоне слышно мерное дыхание Флинна. Наверное, сидит в полумраке на диване у пылающего камина, с пустой бутылкой из-под эля на приставном столике.
Блюзмен доигрывает свою мелодию, и наша беседа естественным образом тоже затухает. Я закрываю глаза. В нашей прежней жизни – той, что якобы идет у нас параллельно нынешней, – я бы вытянулась на диване, закинула ноги на колени Флинну, согреваясь теплом огня в камине. Мы бы строили планы, чем заняться в выходные: прогуляться по лесу и пообедать в пабе или съездить в гости к друзьям на побережье…
На том конце провода хлопает дверь, шелестят быстрые, легкие шаги. Низкий, плачущий женский голос что-то приглушенно говорит Флинну.
– Ой… – От неожиданности я сажусь на кровати, прижав руку к груди. – Ты не один?
– Послушай, Эль… – Голос звучит отчетливее, как будто Флинн прижимает телефон к губам. – …я не знал, что ты…
Главное – красиво выйти из сложившейся ситуации. Я подыскиваю слова, но так и не придумываю, что сказать – что делать с обрушившейся на меня реальностью.
На ум приходит только одно: повесить трубку.
Я брожу по комнате из угла в угол, снова и снова прокручивая в голове телефонный разговор.
Флинн.
Флинн и другая женщина.
Настоящий удар под дых.
В отчаянии швыряю мобильник на постель. Он отскакивает от матраса в кремовую прикроватную тумбочку и приземляется на ковер.
Ванна с эфирными маслами – вот что мне нужно. Вода принимает мое тело в свои объятия, омывая, будто остров, овал лица. Сосредоточиваюсь на дыхании. Вдох-выдох… Пытаюсь расслабиться.
Ничего не выходит! Разбрызгивая воду, я решительно вылезаю из ванны и закутываюсь в купальный халат. Взгляд упирается в кровать. Тут и думать нечего, мне явно не до сна – слишком я взвинчена и расстроена.
Значит, буду писать.
Светильник озаряет письменный стол лучом белого света, все, что за спиной, погружено во мрак.
Переведя дух, я навожу мышку на вордовский документ под названием «КНИГА 2».
«Работа продвигается, все хорошо», – сказала я Джейн.
До сдачи романа пять с половиной недель.
А внизу, на бюро, горка неоткрытых счетов и непереведенный за месяц ипотечный платеж. Все завязано на эту книгу, все мое обслуживание. Книгочей101 запостила на моей странице гифку: женщина с невозмутимым лицом сидит за печатной машинкой, а вверх-вниз прыгают ключи. «Надеюсь, вы трудитесь не покладая рук. Я уже в нетерпении. Не забывайте о вашей поклоннице № 1! ☺»
Щелкаю мышкой.
Документ открывается на титульном листе.
КНИГА 2
Эль Филдинг
И все.
Белый лист.
Пустота мозолит глаза, требуя ее заполнить. Будто в черную дыру смотришь, только дыра белая – того и гляди засосет, растворит в безграничном голом пространстве.
Ноги под столом отплясывают джигу.
Где же вдохновение и энтузиазм, которые переполняли меня до выхода первой книги? Тогда я просто писала для своего удовольствия, читатели ничего не ждали, издатель не торопил. Благословенная свобода! А мне до смерти хотелось, чтобы роман опубликовали. Не понимала я, как чудесно писать по велению души, а не по суровым условиям контракта.
Теперь в ожидании новой книги томятся тысячи читателей, подпрыгивает от нетерпения издательство. Даже судьба дома зависит от этого романа! Я расстроенно чешу ключицу, на сердце становится еще тяжелее.
Не так я себе представляла творческий процесс.
Не так должна была сложиться моя карьера.
«Все будет хорошо! – громко говорю я наигранно веселым голосом. – Ты справишься! Надо лишь сосредоточиться. Прочь сомнения! Хватит сидеть и раздумывать. Просто пиши, Эль».
Минутка командной поддержки.
Боже мой, чертова тишина… Кто угодно сам с собой заговорит. Я включаю музыку, прибавляю звук, зажигаю большую потолочную люстру. Уже намного лучше!
Я расхаживаю по кабинету. Сейчас комната отлично просматривается из бухты, если там, конечно, кто-нибудь есть. И меня видно, одну-одинешеньку.
Рука тянется к пресс-папье, и выбитая щербинка попадает прямо под большой палец. Мне так живо вспоминается укол острого осколка, будто он до сих пор торчит в пятке.
И животный страх… Мерзкое ощущение.
Я опускаюсь в кресло и кладу пресс-папье на стол. На округлой стеклянной поверхности в мерцающих бликах света плавает искривленное отражение моего лица.
Я знаю, какую историю хочу рассказать, причем знаю давно.
Она внутри меня. Теперь я ясно вижу. Главные герои обрели плоть и кровь, они живые. Надо просто их выпустить и закрепить на страницах.
В сознании парят образы, в ушах звенят голоса. Добро пожаловать, друзья!
И пальцы начинают стучать по клавиатуре.
2003 год
Вторую ошибку Эль совершила позже.
Мельком взглянув на библиотекаря, которая сосредоточенно разбирала тележку с книгами, она занялась препарированием шоколадного батончика – в первую очередь обгрызла шоколад, а потом начала сосать медовые соты, пока те не превратились во рту в мягкую вязкую массу.
Сидящая напротив соседка по общежитию, Луиза, шепотом поверяла ей свои планы сразить всех на космической вечеринке необычным платьем из воздушно-пупырчатой пленки, выкрашенной краской из баллончика. Неожиданно умолкнув на полуслове, она устремила взгляд поверх плеча Эль.
– А вот и он.
Эль выпустила изо рта батончик и повернулась на стуле.
Через библиотечный зал легким широким шагом с газетой под мышкой шел Люк Линден. Его появление не осталось незамеченным. Несколько студентов за столом слева приветственно помахали ему и о чем-то спросили. Люк остановился на полдороге, понимающе кивнул, негромко, в полной тишине, ответил на вопрос и продолжил путь.
Когда он поравнялся со столом Эль, она подняла голову – их взгляды встретились. Он криво улыбнулся на ходу и исчез в глубине библиотеки.
Уперевшись локтями в стол, Луиза прошептала:
– Думаю, придется поступать в магистратуру только ради того, чтобы еще годик на него полюбоваться.
– Сфотографируй его и все. Меньше мороки.
– Ой, не притворяйся, что ровно к нему дышишь, – хмыкнула Луиза.
– Я и правда равнодушна.
– Ага… Переспала бы с ним на раз-два. Да-а-а?
Эль пожала плечами.
– Да переспала бы… – Луиза закатила глаза. – …как пить дать!
Спустя время Эль с удивлением обдумывала свой ответ и последствия такого легкомыслия. Неужели она говорила всерьез? Если бы вернуться в прошлое, отредактировать воспоминания, переписать тот крошечный эпизод… Одно несчастное предложение определило ее судьбу, подвесило на крючок.
Однако тогда она была несовершеннолетней девчонкой с длинными распущенными волосами, свежим личиком и радужными мечтами о грядущей прекрасной жизни.
Под пристальным взглядом Луизы Эль наконец сказала:
– Конечно. – И, многозначительно усмехнувшись, добавила: – Собственно, может, так и сделаю.
Глава 7
Эль
Черная бархатная темнота. Четыре часа утра. Я переворачиваюсь на бок. Простыни горячим клубком сбились вокруг талии. Гадина в мозгу вертится, шевелится, сна ни в одном глазу.
Я прислушиваюсь к тишине дома. Мне нужны хоть какие-то звуки – намек на присутствие других людей: свистящее сопение малыша в детской, скрип чугунной дверцы камина, треск горящих поленьев.
Но здесь только я, мое дыхание и частый стук моего же сердца.
Ах, еще мои мысли! Буйные, громкие, точно пьяная компания, они-то не безмолвствуют. Их злоба и ехидство, кажется, прочно обосновались в моей голове, а в сознании звенит эхо воплей.
Приглашаешь к себе интересный сюжет и героев – и тут такие гости. Вдруг они не уйдут?
Сажусь в кровати и всматриваюсь в густой сумрак.
Просыпаюсь разбитой и опустошенной. Похожее странное истощение обычно бывает после долгих рыданий. За минувшую ночь я написала пять тысяч слов. Не могла оторваться. И до сих пор не могу. Меньше всего на свете мне сейчас хочется читать лекцию в библиотеке. Я мечтаю остаться дома и сосредоточиться на книге.
Натягивая зимнее пальто, я останавливаюсь в прихожей перед зеркалом. Боже, ну и видок! Краше в гроб кладут. По лицу пятна, под глазами синяки.
Сверяю время. Через час я буду стоять в библиотеке и рассказывать собравшимся о своей великолепной жизни – жизни знаменитой писательницы.
О чем я думала, когда соглашалась?
Впрочем, знаю о чем. О том, что надо входить в местный мирок, пускать корни. Снос рыбацкого коттеджа не добавил мне очков в глазах окрестных жителей, для них я очередная пришлая. А мне хотелось бы завести в Корнуолле друзей и наконец почувствовать себя дома.
Так этого не хватает!
Я щелкаю застежкой сумки, еще раз проверяю, вложены ли в роман заметки к лекции.
На улице, наверное, ужасно холодно. Я тяну ворот пальто плотнее к горлу. Что-то не так… У воротника должна быть приколота брошь – серебряный стриж с расправленными крыльями, – но пальцы ее не нащупывают. Брошь принадлежала матери, я никогда ее не снимала. Когда же я в последний раз носила пальто? В день отъезда, перед вылетом во Францию. С тех пор оно висело в прихожей. Присев на корточки, я начинаю обшаривать обувь, выставленную в ряд под вешалкой, трясу каждую пару – пусто.
Времени поискать как следует уже нет, хотя уходить из дома без броши весьма неприятно. Словно дурной знак. На душе становится тревожно.
Я выпрямляюсь. Перед глазами образ Джоанны: бледная рука водит по воротнику моего пальто, длинные пальцы натыкаются на крыло серебряной птички, легким движением брошь откалывается, и прохладный металл исчезает в чужой ладони.
Вытащив с заднего сиденья коробку с книгами, толчком бедра захлопываю автомобильную дверцу и с трудом запихиваю ключ в чехол.
Библиотека возвышается в глубине просторной лужайки, к главному входу ведет каменная тропа. При свете утреннего солнца отделанное декоративной штукатуркой здание кажется бесцветным и каким-то усталым. По стене змеятся побеги глицинии с давно увядшими цветами, бетонный фундамент испещрен кляксами птичьего помета.
Я наваливаюсь на дверь плечом – и меня окутывает теплый бумажный запах книг.
Молодая сотрудница библиотеки в клетчатой рубашке, туго обтягивающей грудь и живот, бросает тележку с книгами и бежит навстречу.
– Добро пожаловать! Давайте-ка свою коробку! – восклицает она, забирая ношу. – Меня зовут Лора. Знаете, я просто влюбилась в «Безумный страх»! В прямом смысле слова влюбилась! Я всем, буквально каждому рекомендую прочитать ваш роман!
– Очень мило с вашей стороны. Спасибо, Лора. – Я улыбаюсь.
Лора ведет меня к небольшому столу, перед которым полукругом выставлены стулья.
– Как вам? – спрашивает она с легким корнуоллским акцентом. На ее щеках играет яркий румянец, на шею спускаются тонкие пряди волос, выбившиеся из стянутого резинкой хвоста. – Я поставила вам на стол графин с водой. Микрофон, если надо, тоже наготове. Некоторые не любят им пользоваться. Мейв еще сказала, что на складе есть кафедра. Нужна?
– Нет, все отлично, мне нравится. Спасибо!
За окном вдалеке маняще мерцает море, и мои помыслы устремляются туда. Вот бы сейчас на пляж, в воду, в соленые брызги…
– Ой, к сожалению, окна не открываются. Но если вы думаете, что будет душно, я могу оставить нараспашку дверь эвакуационного выхода. Как по-вашему? Открыть дверь?
– По-моему, температура в самый раз. Кстати, красивая афиша, – говорю я, заметив доску объявлений.
– Я лишь распечатала ее на принтере, – прижимая руки к груди, с довольной улыбкой отвечает Лора.
Я вешаю пальто на спинку стула, выкладываю на стол роман и проверяю под обложкой конспекты.
– Смотрите! Вот и Мейв, наша заведующая. Думаю, вы не встречались.
К нам приближается миниатюрная женщина средних лет, с бордовыми волосами, в классическом платье-сарафане и головном шарфе с синими птицами. Взгляд ее светло- зеленых глаз прикован ко мне.
– Здравствуйте! – Она приветливо улыбается.
– Приятно познакомиться, – отвечаю я, протягивая руку и пожимая мягкую прохладную ладонь.
Лицо заведующей кажется смутно знакомым.
– Взаимно.
– Благодарю вас за организацию мероприятия!
– Это Лора всем занималась.
Лора светится от удовольствия.
– Всегда рада помочь! Нечасто в наш городок переселяются известные писатели. Люди так взбудоражились, когда узнали о лекции. У нас аншлаг! – восклицает она, оглядываясь на ряды стульев.
Слушатели прибывают и прибывают.
Дверь библиотеки распахивается, в зал широким шагом входит Фиона, расстегивая на ходу пальто с высоким воротником. Она одета в черное, из макияжа – только яркое пятно накрашенных красной помадой губ, через плечо висит большая сумка на ремешке. Ее практичный современный образ резко контрастирует со старомодной обстановкой библиотеки. Сестра ищет меня взглядом среди собравшихся, наконец замечает, машет мне и пробирается через зал к нашему кружку. Мы целуемся, от нее пахнет кофе и круассанами.
– Знакомьтесь, Фиона, моя сестра, – представляю я ее Лоре и Мейв.
– Мы знакомы, – с улыбкой отвечает Мейв. – По книжному клубу.
– В этом месяце у тебя собираемся? – спрашивает Фиону Лора.
– Господи, точно! – охает она. – У меня. Но предупреждаю – шоколадных кексов с соленой карамелью в меню не будет. А вот вино рекой гарантирую.
– И в нее с удовольствием сойдет люд, – произносит Мейв.
Лора поворачивается ко мне.
– Эль, а вы состоите в книжном клубе?
– Нет.
Сестра как-то упоминала о клубе, однако присоединиться не предложила, а я и не обиделась – вне семьи мы всегда развлекались по отдельности.
– Вам обязательно надо вступить в клуб! – живо восклицает Лора, легонько подпрыгивая на пятках. – Настоящая писательница среди нас! Так здорово! В этом месяце мы обсуждаем «Тайную историю» Донны Тартт. Кажется, роман читали все, кроме меня. Обязательно приходите! Буду очень рада! Все будут рады!
– Конечно, приходи, – поддерживает ее Фиона – непонятно только, искренне или нет.
– Ну, хорошо, – соглашаюсь я.
Я смотрю через плечо: зал полон. Люди, толкаясь, ищут свободное местечко, развешивают на спинках стульев зимние пальто, устраивают на коленях сумки. У авансцены с блокнотами в руках сидят две молодые женщины и, склонив головы, тихо переговариваются. А ведь я буквально вчера сидела на их месте и, слушая выступления писателей, молила судьбу: «Прошу, пусть и в моей жизни настанет такой день – день встречи со своими читателями».
Мейв и Лора уходят раздать заявки на получение членства, мы с сестрой остаемся наедине.
– Билл приносит извинения, – говорит она. – Дрейк расхныкался, что хочет на пляж.
– Ничего страшного. – Фиона могла бы провести утро с семьей, а вместо этого приехала поддержать меня. Я благодарно сжимаю ее пальцы. – Спасибо, что зашла.
Она смотрит вниз.
– Ладони потеют?
– Нервы шалят.
Я для нее открытая книга. Своим долгим, пронизывающим взглядом она будто счищает с меня шелуху, проникая в недоступную другим глубину, в самую суть.
– Джульетта. Сэнди. Дева Мария. Почти во всех школьных спектаклях ты играла главные роли. Сцена тебя любит.
– Это было давно и неправда, – усмехаюсь я. – Тем более я перевоплощалась в другого человека – персонажа. И повторяла заученный текст сценария.
– Вот и сейчас перевоплотись. Ты – известная всему миру писательница, автор бестселлера. У тебя самый крутой дом в Корнуолле. Ты молода, красива и успешна. А главное – у тебя есть невероятная, офигительная сестра.
Я стою перед зеркалом в туалете библиотеки. Пытаюсь собраться, пока есть время. Шея горит, трясущимися пальцами я расстегиваю на рубашке еще одну пуговицу.
У меня все получится. Много раз я исполняла эту роль, выступая перед читателями в книжных турах, на литературных фестивалях, раздавая интервью…
Я быстро повторяю про себя начало речи. Расскажу вкратце о детских поездках в Корнуолл на каникулы. Странное темное облако, окутывающее мои двадцать с небольшим, тактично обойдем – перейду сразу к годам тридцати. Объясню, что внутри меня томилось смутное неудовлетворение, что я пробовала работать бариста, официанткой, секретарем, но ни одна из профессий не стала тем клапаном, через который можно выпустить бурлящий пар. Затем расскажу о путешествии с Флинном… Хм, стоит ли упоминать его имя? Пожалуй, нет. Не хватало еще раскиснуть на глазах у всех! Расскажу, как мы вернулись домой, сняли квартирку в самом сердце Бристоля – и тогда-то мою голову посетили мысли о писательстве.
«Знаешь, есть вечерний курс, – заговорил Флинн однажды в разгар ужина, когда мы с аппетитом, прямо из коробки, поедали заказанную пиццу. – Курс «Писательское мастерство». Начался на прошлой неделе. Ты пропустила только одно занятие. Мне попался на глаза флаер. Вот». Он сунул в руку листок с абстрактной картинкой: расправленное крыло на фоне голубого неба. Изображение венчала надпись, набранная изящным серым шрифтом: «Позволь воображению парить!» «Я подумал, – неуверенно сказал Флинн, – что мог бы подарить тебе этот курс на день рождения. Если интересно». Он недавно устроился на свою первую оплачиваемую работу арбористом и теперь каждый вечер возвращался домой в стружках на шерстяном свитере и перепачканных о древесную кору джинсах. «Ведет его женщина, – продолжил Флинн, – которая сама написала пару книг. Можешь поискать о ней информацию».
После ужина я наполнила ванну, зажгла свечи и улеглась в теплую воду, покрытую тонкой пленкой эфирных масел. Во время нашего путешествия я выплескивала впечатления о поездке и интересных местах в дневник, с энтузиазмом исписывая страницу за страницей. Обычно это происходило на пляже или в глубине автофургона – сидя по-турецки, исполненная глубокого умиротворения, я скрипела карандашом по гладкой бумаге. Однако мне и в голову не приходило, что подобное увлечение перерастет в нечто большее.
Мир литературы принадлежал матери. Она работала помощником учителя, так как часы работы совпадали с графиком наших уроков в школе, но всегда заводила будильник пораньше, чтобы «выжать из мозга все самое лучшее» прежде, чем начнется рабочий день.
Несколько маминых коротких рассказов напечатали в журналах, правда, в ответ на вопрос Фионы, не хотелось ли ей стать писательницей, она сказала: «Я пишу не для печати. Я пишу, потому что не могу не писать».
«Согласна! – объявила я Флинну, выйдя из ванной прямо в полотенце и прошлепав мокрыми ногами по линолеуму. – Хочу прослушать писательский курс».
С того момента я жила от среды до среды. Мне безумно понравилась лектор – коротко стриженная рыжеволосая женщина лет пятидесяти, владелица обширной коллекции шейных платков с анималистическими принтами. Ее отличало сардоническое чувство юмора и умение заражать аудиторию страстью к словам. На занятия ходили студенты разных возрастов: двое недавно разведенных мужчин, пробующих себя на ниве приключенческих рассказов; выпускница отделения английского языка и литературы, похоронившая сестру-близнеца; трое друзей-пенсионеров, пахнущие тайскими специями и вином, так как перед каждым занятием они ужинали в соседнем кафе. И все мы каждую среду спешили вечером на лекцию, словно корабли на свет маяка.
Именно на этих курсах у меня зародилась идея первого романа. Не внезапно снизошедшее вдохновение – скорее просто картинка: пляж, две женщины у кромки моря; щурясь, они смотрят вдаль, их руки крепко сжаты. Стало интересно, что привлекло их внимание, поэтому я увеличила воображенную картинку. Всплыли новые детали: два мальчика в море, оранжевая спасательная лодка, один доставлен на берег живой и невредимый, второй утонул.
Когда замысел, наконец, сформировался, я лихорадочно начала писать. Сюжетные линии и характеристики персонажей я заносила прямо в блокнот у служебного телефона на стойке приемной, где тогда работала секретарем. В обеденные перерывы я уходила писать на заднее сиденье автомобиля, опасаясь, что в комнате для персонала мне не дадут спокойно заниматься своим делом. По примеру матери я заводила утренний будильник на раннее время, чтобы посвятить его книге. В тот тихий рассветный час я парила за пределами нашей квартирки, давая волю воображению.
Постепенно, шаг за шагом, роман обретал форму. Он был рыхлый, сырой и, тем не менее, захватывающий – я чувствовала.
Писатели часто рассказывают о подписании договора на первую книгу. Это действительно волшебный миг, я тоже помню его в подробностях. На встречу с издателем, заинтересовавшимся романом, мы отправились вместе с литературным агентом. Томясь в ожидании в просторном холле приемной, я глазела на свисающую с потолка металлическую сферу – этакий диско-шар, не хватало только музыки и танцующих. На выбор достойного наряда я убила целое утро, но теперь желтая вельветовая юбка с вышивкой и зеленый шелковый топ казались мне ужасно провинциальными.
Стекающихся в холл посетителей досматривала на входе охрана. Ленты с гостевыми бейджами на шеях, сумки и портфели, проходящие через рентгеновский аппарат, – обстановка не имела ничего общего ни с книгами, ни с творчеством. Туда ли я попала? Я извлекла из кармана мамину перьевую авторучку, повертела ее, погладила пальцем истертый от долгого использования металлический кончик пера. В памяти всплыл образ матери: как она пишет этой ручкой, как наклоняет кисть, как скользит локтем по краю стола… В детстве меня завораживали пустые чернильные картриджи, мне нравилось смотреть на катающуюся внутри стеклянную бусинку, похожую на крошечный мышиный глаз.
И вот я сижу с ее ручкой в издательстве. Мама бы мной гордилась. Эль Филдинг, бывшая бариста, официантка, путешествующая бездельница, – и так далеко пошла! Написала роман, который заинтересовал издательство.
Наконец за нами спустилась ассистентка. Мы поднялись на лифте на двенадцатый этаж, и нас проводили через стеклянные двери в зал совещаний, откуда открывался вид на просторный офис без единой перегородки. Никогда в жизни я не видела, чтобы в одном месте работала такая толпа людей!
Спустя несколько минут в зал совещаний вошла женщина в простом синем платье и ботильонах с пачкой бумаг в руке.
– Эль, меня зовут Джейн, я одна из директоров издательства. Рада знакомству! – сказала она с приветственным поцелуем в щеку.
Джейн мгновенно меня к себе расположила. Такая искренняя, умная, обожает книги!
– Скажу сразу – в ваш роман я просто влюбилась! Персонажи как живые! Героиням даже захотелось позвонить, рука так и тянулась к телефону. Вы необычайно наблюдательны, у вас талант!
От похвалы я расцвела, расслабилась и сумела непринужденно рассказать о том, как придумала сюжет и почему финал романа именно такой, какой есть. Литературный агент ободряюще мне улыбалась: все идет отлично!
Джейн вкратце объяснила дальнейшие процессы, сообщив, что на этой неделе моя книга будет обсуждаться на совещании по приобретению прав.
– И мне зададут много вопросов, – сказала Джейн, – в том числе: какие еще задумки у вас есть.
На самом деле я выложилась целиком – в романе, в героях. Душой я до сих пор была с ними, опасаясь, что, стоит мне отвлечься на другое, как они захлопнут дверь.
– Поделитесь со мной перед совещанием хоть чем-то, – продолжала она. – Даже если идеи совсем сырые! Это очень помогло бы. Хватит одной-двух… Мы всегда смотрим вперед – надо представлять, как преподнести на книжном рынке ваш бренд.
Книжный рынок, приобретение прав, бренд… От волнения голова пошла кругом. Именно тогда в душе проклюнулся росток надежды: может, это начало взлета?
И вот я стою в туалете библиотеки, вытирая о джинсы взмокшие ладони. Глубоко вдыхаю, расправляю плечи.
– Здравствуйте, я Эль Филдинг, – с улыбкой говорю я зеркалу, разглядывая отражение.
Какого автора ожидает увидеть аудитория? Успешную женщину чуть за тридцать. С блестящей карьерой. Уверенную. Собранную. Счастливую.
Похожа я на такую? Интересно… Наклоняюсь ближе, всматриваюсь в зрачки, обрамленные темной радужкой, от которой расходится паутинка красных сосудов.
Я моргаю. Исчезни!
– Здравствуйте, я Эль Филдинг, – повторяю уже громче и жизнерадостнее. – Очень приятно, что меня пригласили… – И умолкаю на полуслове.
Позади слышится шум сливающейся из бачка воды. Щелкает задвижка, из кабинки выходит Мейв.
Ее глаза встречаются с моими в зеркале.
Я застигнута врасплох.
– Разогреваюсь перед выступлением, – оправдывающимся тоном бормочу я.
Мейв направляется к раковине, подставляет бледные руки под струю холодной воды, закрывает кран запястьем и промокает ладони бумажными полотенцами.
– Повторение – мать учения.
Ранее
Пусть ты не дома, я все равно ощущаю твое присутствие.
Следы повсюду. Недавно к рукаву моей рубашки прицепился твой волос. Карамельного оттенка. Когда рассматривала его на свету, оказалось, что у корня серебрится седина – неожиданно!
Или вот смятый листок-стикер в мусорной корзине с выведенной ручкой надписью: «Сосредоточься! Никакого Интернета!» Мои губы невольно расплываются в улыбке: верно, творческая работа требует строгой самодисциплины. Какой же это стресс – писать к сроку вторую книгу, книгу-шедевр…
А мы ее с нетерпением ждем.
Я хорошо помню знакомство с твоим дебютным романом. Он сразил меня наповал. Восхищало все: красота, искусность повествования, живой темп. Чистый восторг. Читаешь – не оторвешься.
На форзаце моего экземпляра ты оставила аккуратный петлеобразный автограф и поцелуй.
Мне посчастливилось побывать на одной из презентаций: к столу змеилась длинная очередь, ты склоняла голову над каждой книгой, и волосы спадали через плечо. Ты улыбалась, болтала с читателями, спрашивала, как их зовут, кому адресовать посвящение…
И лишь вблизи мне стало заметно, как трясутся под столом твои ноги.
