Магдалина Шасть
Полгода наедине с котом
– Ой, кот, а ты у нас вечный жених, овечкам на зависть. И года не берут. Под шнобелем только чья-то седая щетина прилипла, вот досада.
– Я хочу видеть дочь.
– Ей 17 уже, взрослая. С ней эти вопросы решай. Захочет она тебя видеть? Что ты меня-то спрашиваешь? Я-то тут причём?
– Номер телефона дай, стерва.
Полина неохотно набрала Дашку.
– Даш, тут этот… батя твой. Ну, тот, который настоящий. Чего хочет? Не знаю, чего хочет. Подарок, говорит, принёс. Не знаю в честь чего. До дня рождения далеко. Сём, ты хоть знаешь, когда у Дашки день рождения?
– Я на последний звонок.
– Он с последним звонком тебя поздравить решил.
Надо же, как жизнь распорядилась? Когда-то глупая Поля думала, что без ненаглядного и бесконечно любимого Семёна её никчёмная и скучная жизнь до самого основания разрушится. Плакала, бесновалась. А теперь что? Ждёт не дождётся, когда дурак её бывший отстанет и к себе домой уберётся. К своей новой жене и их новым детям. Или кто там у него? Главное, чтоб Дарью ни в какую свою аферу не впутал. С него станется. Хорошо всё-таки, что Поле тогда рыжий таракан в ухо залез. Таракана-то вымыли, а её в больнице на ночь оставили, но глупая молодая жена по мужу соскучилась и поздно вечером домой к любимому сбежала, сюрпрайз типа… Дура-дура-дурочка! В постели-то их семейной уютной любимый супруг не грустил, а с какой-то незнакомой кралей вошкался. Ох, и история вышла. Любопытным соседям на долгую память. Визг на весь подъезд стоял! Аж дом трясся. Полина невольно улыбнулась, вспоминая давний конфуз. Спасибо таракану!
И про Ваню Поля когда-нибудь вот так же забудет. То, что не будет у них с Ванькой ничего серьёзного, Полина уже сама для себя решила. Десять лет – слишком большая разница. Стало грустно. Что-то часто ей последнее время грустно становится. Непорядок.
– Ты тут, Сём, сотруднице нашей понравился очень. Хочешь познакомлю? Лена-Лен!!! – коварная Полинка с детства хохмы любила, а грустить ей не нравилось.
Глава 4. Ванька
И ничего в нём особенного, но, обнимая Ваньку, Полина слегка ущипнула того за задницу. Да, вот так! Посреди белого дня, на остановке, где полно бестолкового народа. Ущипнула! Вроде бы ничего такого, только с её старомодным воспитанием этот неуместно кокетливый жест всё равно, что обществу вызов. И пускай смотрит на неё обалдевший Ванька удивлёнными серыми глазами и не понимает, что сказать хотела. Поля и сама толком не объяснит. Может, чтоб больно нехорошему, хотевшему с ней расстаться любовнику стало? Может, чтоб приятно? Просто нравится ей жопа эта до чёртиков. Вот и всё.
– Привет.
– Привет.
И к нему идут. Он говорит ей что-то, а она поддакивает. Хохочут. Уже минут через пять не вспомнит Полина, о чём говорили. Всё она уже почувствовала и даже разозлилась. Не просто так Ванька ей две недели не звонил! Расстаться хочет. Сильно хочет, сволочь белобрысая, но не может пока. Вот и не верь той же Дашке и свекрови бывшей, что есть в ней, в Полине, что-то не от мира сего. Когда надо, она ЧУВСТВУЕТ. Хоть верь, хоть не верь. А с мужиками это ещё и неприятно. Полина-то точно расставаться не хочет. Нет, серьёзного романа ей не надо, но расставаться-то зачем? Неужели всё УЖЕ слишком серьёзно? Когда влюбиться-то успел? Пару месяцев всего-то и куролесили. В то, что Ваня влюбился, верилось с трудом. Но и в то, что Полина надоела, верилось ещё меньше. Женское сердце чувствовало, что тянет его к ней, но неженатые мужики – народ непоследовательный. Скорее, привыкать начал, а значит, временной лимит на случайную бабу исчерпан. Не смогут они время от времени встречаться, не тот между ними настрой.
В Ванькиной однокомнатной квартире было неуютно и пыльно, как будто там давно никто не жил. В холодильнике мышь сдохла. Кроме бутылки вискаря, нет ничего. Не подготовился совсем.
– Я, тут, пиццу заказал. Минут пять подождём? – извиняется. Раньше-то собственноручно столы накрывал, а теперь что? Покончено с радушным хозяином?
– К маме переехал?
– Ну, а что? Деньги-то нужны. Буду эту квартиру сдавать, – не подвело Полину чутьё, значит. Вот и ответ – встречаться здесь нельзя, а к себе она его, тем более, не поведёт. Зачем Дашку травмировать? Не тот случай. Выходит, расставание логично. Ну, в добрый путь.
– Вань, а почему ты не женишься?
– А зачем?
– А в чём прикол с мамой жить? В тридцать-то лет, – Полина почувствовала, что разочарована. Высокий и широкоплечий, похожий на викинга Ванька – маменькин сынок. Обычный, ничем не примечательный маменькин сыночек. А какая разница, как маменькин сынок целуется? Да нет никакой. С такими мужиками Поле не по пути. Даже в любовники брать стыдно.
– А почему нет? – Поле отчаянно захотелось домой. Залезть под тёплое одеяло и прижаться лицом к пушистому чёрному Тишке. Возможно, даже всплакнуть. Долгожданная субботняя встреча явно не задалась. Но тут в дверь позвонили. Приехала пицца. Огромная. Горячая. Ароматная. С креветками. Рыдать перехотелось.
– Вкусно? – два внимательных серых глаза так близко и так далеко. И грусть в этих глазах вселенская. Тёплые крепкие губы аккуратно поцеловали Полину в уголок рта, в кончик носа, в губы. Ещё и ещё. Ой, да ну их, эти неуместные о жизни рассуждения? Тридцать, сорок лет, маменькин или папенькин сынок? Не всё ли ей равно? Лишь бы целовал и прикасался! Она тоже не святая, не образец и не подарок. По телу разлилось желанное тепло. Горячие мужские объятия становились всё настойчивее.
– Подожди-подожди, сейчас столик опрокинем! – приглушённо захихикала Полина, чувствуя, что голова сладко закружилась.
– Да ну его, этот столик. Я так соскучился!
Он соскучился! Соскучился! Соскучился! Послышался лёгкий хлопок. Это недоеденный кусок пиццы неуклюже шмякнулся на давно немытый пол.
Полина уже минут десять стояла под горячими струями воды и никак не могла успокоиться. Только бы всё понимающий Ванька не догадался. Зарёванная, с красными глазами и опухшим носом она явно произведёт фурор. А нужно ли это? Расчувствовалась. Вот, глупая! Он всего лишь сказал, что соскучился, а она разревелась, как влюблённая девчонка. Да что же это такое? Совсем тётке плохо.
– Поля, у тебя всё нормально?
– Нормально, только мыло в глаза попало! Щиплет. Сейчас выйду.
– Да, мыло это больно. Холодной водой глаза сполосни.
Отмазалась. Подумаешь, глаза зарёванные. Мыло.
– У тебя телефон звонит!
Дашка. Надо дочери сообщить, что ночевать не придёт. Или всё-таки домой вернуться? Что делать-то? Что, блин, делать-то теперь? Поля выключила воду и растерянно всплеснула руками. Выпить надо. Вот, что делать! От вискаря голова отупеет, и тяжёлые мысли мучить перестанут. Тоже мне, трагедия! Подумаешь – расстанутся. Они толком и не встречались. Жила же она как-то до Вани? А после него, тем более, не пропадёт!
– Болят глазки? – и полотенце на пол. И ну его, полотенце это, и вискарь отупляющий, и неуютную серую пыль на подоконнике. Лишь горячие руки, и вкусные губы, и тело его жаркое, желанное, нужное…
Она не помнила, как уснула, изнурённая нежными поцелуями и тягостными мыслями. Проснулась, словно от толчка под рёбра. Обнажённый, горячий, будто в лихорадке, Ванька сладко сопел, уткнувшись ей в шею носом. Как не жарко ему только? Полина уже вся от пота мокрая. Или климакс? Прекращать надо встречи с молодыми мужиками. Все мысли лишь о возрасте. А в сорок лет забеременеть, между прочим, вполне возможно. Не хотелось бы. Тем более, что последние несколько раз всё спонтанно, а потому без предохранения. Контрацептивы пить из-за трёх раз в месяц глупо. А Ванька… неаккуратный Ванька. Ему-то что? Уйдёт по утру в густой, как молочный кисель, предрассветный туман, только и его видели. Жизнь несправедлива. Женщина за опрометчивый мужской поступок здоровьем расплачивается, а мужику хоть бы хны.
Так Дашке и не позвонила. Ехидна, а не мать! Надо хотя бы написать. Начало первого. Самое время.
Дождь идёт, нет? Звуки подозрительные. Это она таблетки на ночь не выпила и с собой не взяла. Ну, что за чёрт? Из-за занавески выглянула полная луна. Полнолуние? Занятно. Нет дождя никакого. Неудивительно, что всё сегодня через пень-колоду. И на сердце как-то тревожно. И одиноко. Наверное, последняя у них с Ваней ночь. Последняя.
Так всю жизнь и слоняется Полина от одного к другому. Кто мил, тот о ней не заботится. А к кому прохладна – с ума от любви сходит. Толку ни от одного, ни от другого. Потому и осталась она в свои ядрёные сорок в тревожном одиночестве. И Дашка в этом году уедет, в ВУЗ, в другой город поступать. Жутко Полине одной в квартире оставаться. Но девчонке надо свою жизнь жить, а не за мамашей, больной и шальной, приглядывать. Это правильно.
Эх, Коля-Коля, как же виновата перед тобой недобрая на язык Полина! Неудивительно, что Бог её, злую и стервозную, наказывает. Это же она, ведьма, прокляла его тогда. За что? Был мужик, работящий и покладистый, а теперь? Не пойми что. Ванька. Захочет – позвонит. Не захочет – забудет. А помощь-то где? Слово в поддержку. Что с ней, как она, может померла уже? Пофиг. Соскучился? Просто две недели не звонил и никак не интересовался, а теперь лапшу вешает. Соскучился. Ага. А завтра-то что? Точнее, уже сегодня. Опять НИЧЕГО?
Полина как могла аккуратно от Ваньки отодвинулась, испытывая противоречивые болезненные чувства. Любовник спит чутко. Чуть движение – хватает целовать, прижимается. Ласковый, как кот. Сколько таких, как она, у него было? А, может, и сейчас есть? Не будет здоровый молодой мужик две недели терпеть. Наверняка, с кем-то время проводил. Может быть, как раз в этой постели. Где ещё-то? Противно.
Женщина присела на кровати и решительно потянулась за одеждой. Да пошёл он! Пусть сдаёт эту хату, кому хочет. А у Полины свои дела. Она бодро поднялась и принялась торопливо одеваться, стараясь не шуметь. Уйдёт по-английски. И всё.
Входную дверь запереть снаружи не получилось. Оставила открытой. Не по-людски как-то, но что делать? Впрочем, кому нужна его незапертая квартира в час ночи? Из неё и выносить нечего, кроме кровати. А на кровати хозяин дрыхнет. Один.
На улице ни души. Только луна печальная и огромная. Надо же, красотища какая! И абсолютно бесплатно. Был в её жизни какой-то Ваня и исчез. Даже фамилии его Полина не уточнила. А нужна она ей, его фамилия? Всё. Хватит. Был мужик и не стало.
Она провела рукой по рыжим волосам. Заколка! Заколку свою, чёрную с прозрачными камушками, у Ваньки оставила. Под подушкой. Вот, блин, растеряша. Значит, придётся вернуться. Когда-нибудь. Примета. В приметы Полина верила. Появилась дурная надежда.
Обычно «заботливый» Ванька для неё такси вызывал. Только тут идти метров пятьсот. Дольше машину ждать. Прогуляется пешком, тем более, ночь вон какая – лунная, тёплая, пахучая. Ещё не вступило в свои права жаркое, засушливое лето, листва молодая, буйная. Май – лучший весенний месяц. Он по-особенному пахнет: молодостью, свежестью и надеждой на лучшее. Удовольствие непередаваемое! Жаль, что Коли больше нет. Сейчас бы встретил её, чёрного чая заварил с лимоном. Накормил. Он на неё никогда не ругался, если поздно возвращалась. Ждал. Встречал. Дурак. А она изменяла. Изменяла ведь. Прямо под носом. Неужели не чувствовал ничего? Дурак и есть. Все влюблённые – дураки.
Полина почувствовала ком в горле. Зеленовато-жёлтые глаза её, кажущиеся в темноте безумными, слегка увлажнились.
Глава 5. Трагедия
– Поля, сколько можно ждать? Ты уже два часа собираешься. Уже темнеет, – недовольный тон сидевшего в кресле мужа взбесил и без того нервничающую Полину. Как будто она специально!
– У меня нет ни одного нормального платья. Все висят на мне, как на вешалке. Разве ты сам не видишь? Не поеду я с тобой, – кто придумал эти неуютные семейные посиделки в кругу Колиных родственников? Со свекровью Полина ладила, и с золовкой общаться любила, но Павел, младший брат Николая, тревожил нежную Полинину душу до самых потаённых глубин.
– Как нет? Весь платяной шкаф твоими платьями забит.
– А надеть нечего! – как глупому мужчине объяснить, что платье платью рознь. На сегодняшний семейный ужин что-то эффектное нужно, сногсшибательное. Хотелось пофорсить, выделиться. Да, перед Пашкой. Что такого? Лучше уж вообще не ехать, чем опозориться.
– Чёрное надень. Как оно на вашем, на женском называется. Макаронина?
– Лапша! – вот пристал. Словно сам стремится к тому, чтоб рога ненароком выросли. Поля, как могла, Павла сторонилась, но тот был настроен решительно и категорично. Будет сидеть и весь вечер пялиться – ни глаз поднять, ни в беседу вникнуть. Ещё и женатый, между прочим. А жена не дура, уже давно ревнует. Между Павлом и Полиной искры в разные стороны, как от бенгальского огня, только слепой не заметит. Чёрное платье всегда Полину выручало, но она его в прошлый раз надевала, – Ладно, красное надену, – скоро до греха у них с Пашкой дойдёт, при такой-то тухлой интимной жизни. Где её глаза были, когда Колю выбирала? Впрочем, Коля вариант лучший, ветреному и непостоянному Пашке не чета. Верно она решила. Винить себя не за что. Если бы можно было толстого Николая похудеть заставить, цены бы мужику не было!
До свекрови минут пятнадцать ехать. Вдох-выдох. Полина привычно устроилась на пассажирском сиденье и постаралась расслабиться. Подумаешь, брат! Что она, симпатичных мужиков не видела? Тут и там на лобовом стекле появлялись хаотичные капли. Дождь? Да, действительно, моросил мелкий осенний дождь. Николай провернул ключ в замке зажигания, двигатель ожил, и машина неторопливо тронулась с места. Отчаянно заскрипели дворники.
– Что у тебя дворники так противно скрипят? Неужели нельзя починить? – Полининому раздражению не было предела. Мало того, что тащит её в гости, в такую неуютную, сырую погоду, так ещё и о другом мужике заставляет мечтать. Пашка, между прочим, стройный и подтянутый, потому что спортсмен – альпинизмом занимается, греблей на байдарках, в зал ходит качаться, не то, что рыхлый и некрасивый старший брат. Коля тоже раньше спортом увлекался, но семейная жизнь его расслабила. Зато нелюбимый супруг готовит, как Бог. Поля так готовить не умела никогда и не научится. Салат «Оливье» – её максимум.
– Я их на той неделе менял. Некачественные попались.
– Внимательнее надо выбирать и не дешевить. Зато меня ежедневно пилишь, что транжира, а я просто качество люблю.
– Дорогое не значит качественное.
– Тоже мне, умник. Нечего меня жизни учить. На себя посмотри. Растяпа и остолоп.
– Полина, почему ты постоянно меня унижаешь? – подобную претензию Поля услышала впервые, поэтому удивлённо округлила глаза. Неужели мягкотелый муж огрызается? Вот так новости.
– Унижаю? – она искренне удивилась, – Ты не попутал, нет? Это ты меня осаживаешь и контролируешь. Шага не могу ступить без своих замечаний. Надоело. Не я, а ТЫ меня унижаешь, – лучшая защита – нападение, это любой среднестатистический хам с молоком матери впитал. А Полина не хамка, а несправедливо пострадавшая сторона, имеет право защищаться.
– Я же как лучше хочу. Просто кто-то должен финансы контролировать, иначе по миру пойдём.
– То есть, я без тебя по миру пойду, хочешь сказать? Я беспомощная и глупая, да?
– Я не говорю, что ты глупая. Просто ты… хм, ты, как ребёнок, – сам того не осознавая, Николай наступил на больную Полинину мозоль.
– Ребёнок?! – в её голосе послышалось столько боли и едва сдерживаемого бешенства, что даже не шибко догадливый Николай поспешил оправдаться.
– Маленькая девочка, – ласково произнёс он, тщетно пытаясь разглядеть дорогу во тьме. Дождь заметно усилился, заливая лобовое стекло с неистовой силой. Николай озабоченно щёлкнул переключателем злополучных дворников, устанавливая их на максимальную скорость, но те всё равно не справлялись, – Любимая маленькая девочка.
– А ты у нас кто? Папа? Ты, видимо, забыл, но у меня уже есть папа! – резкие, хлёсткие слова резанули Николая по ушам, словно мокрое полотенце. Всякий раз, когда жена злилась, её чарующий голос менялся до неузнаваемости и приобретал над влюблённым мужем почти мистическую власть. Будто под гипнозом Николай замер, а его широкие плечи бессознательно напряглись. Нога сама нащупала педаль тормоза. Почти сплошная стена дождя невольно пугала и одновременно безмерно восхищала своим первобытным безумием. Казалось, будто прогневавшаяся мать-природа сходила с ума вместе с обиженной супругой. Видимости ноль. Николай, опытный, уверенный водитель, пробирался по знакомой дороге наугад, ежесекундно рискуя куда-нибудь влететь. Давненько не случалась в их краях настолько зловещая непогода, – Только мне не папа нужен, а мужчина! Мужчина, понял ты? Мужчина, которого у меня нет!
Удар невероятной силы вызвал в голове взбеленившейся Полины фейерверк разноцветных, обжигающих искр, её сознание помутилось, а через пару секунд окружающий мир рухнул в тёмную, горячую пустоту. А потом почему-то привиделось зарёванное Дашкино лицо. И Пашка.
– Поля-Поль! Она очнулась! – а этот-то здесь откуда? Ну, да, они же ехали на семейный ужин, всё логично! Только почему она в кровати лежит, под проштампованной, как в больнице, простынёй? Что происходит? Внимательные карие глаза с тревожным любопытством глядели на сбитую с толку Полю сверху вниз, – Как ты себя чувствуешь? – из-за широкой Пашкиной спины сверкнул недружелюбный женский взгляд. И Танька тут.
– Паш, домой пора. Очнулась она. Поехали. Пусть отдыхает, – ага, конечно, отдыхает. Ну-ну. Была б воля ревнивой и злобной Пашкиной жены, задушила бы Полину прямо здесь, не пощадила. Кстати, где они? Где этот олух Николай? Они же ругались только что. Вспомнился дождь и скрип дворников, – Поехали, нам ещё маме сообщить. Надо её подготовить как-то.
– Где мой муж? Где мой муж? – Полина не узнавала своего голоса: низкий, хриплый, чужой… Внезапная догадка испугала её до мелкой дрожи в конечностях – неужели они с Колькой попали в аварию? Этого просто не могло быть! Почему она ничего не помнит? Руки, ноги, пальцы… Двигаются? Она истерично скинула с себя простыню, обнажая худые, ободранные ноги. Ноги! Ноги! И руки. Всё на месте, целое. Пальцы двигались. А муж? Где Николай? Растерянная и взволнованная, она не замечала, что лежит перед родственниками мужа почти голая. Неужели… она убила Николая?!
– Поль, ты только не волнуйся.
– Паш, поехали! Она не в себе!
– Только не волнуйся, хорошо?
– Что с моим мужем?! – какую маму собралась подготавливать Танька? К чему?
– Произошло возгорание. Он потерял сознание и не сумел выбраться. Сильно обгорел. Не спасли.
– Какое возгорание? Как обгорел? В смысле, не спасли? Какое, чёрт возьми, возгорание?! Шёл дождь!
– Грузовик без габаритов. Поля, ты только не волнуйся! Это очень странно, понимаю, но после столкновения ваша машина загорелась.
– А… я? Я ничего не помню. А со мной что? Зачем ты мне врёшь? Шёл дождь! Долбаный, проклятый дождь! Как можно сгореть в такой ливень?! Почему я не сгорела?
– Ты смогла выбраться.
– Паш, поехали! Скажи врачу, пусть ей успокоительное уколют. Она же не в себе!
– Что с Дашкой? С кем Дашка?
– Даша с бабушкой. Всё хорошо.
– Где мой муж? Почему ты мне врёшь? Шёл дождь!
Вот и сбылась её ненормальная мечта. И разводиться не надо. Вдова. Сама Колю прокляла – сама себя освободила. Больше не нужно фантазировать одинокими ночами о побеге, вглядываясь сухими глазами в темноту. Всё. На все сто свободна, получается! Отчего же так на сердце больно? Почему вздохнуть тяжело? Не желала она Николаю ранней смерти, никогда не желала, хоть и плохими словами последнее время бросалась. Преждевременно супруг ушёл, не посоветовавшись.
– Поля, ты в порядке?
– Паш, да поехали уже! Пусть врачи занимаются!
– Дай с человеком поговорить? Не видишь – ей плохо?
– Лучше бы о матери подумал…
– Всё нормально со мной, Паш. Вы бы, правда, ехали! – Полина как-то внутренне успокоилась и обречённо притихла. Пытающийся обратить на себя внимание, с трепетом заглядывающий ей в глаза Пашка почему-то вызывал отвращение. Чего он добивается? Предатель бессовестный. Хотел брата родного обмануть и жену. Татьяна, хоть и не нравилась Полине, но предательства не заслужила – любила мужа неверного, по-своему любила, – Езжай к матери, ей твоя поддержка нужна, – Полина брезгливо завернулась в белую, пахнущую дешёвым стиральным порошком простыню, внезапно вспомнив, что лежит перед Павлом в одном нижнем белье, и застеснялась. Нечего беззащитной женской наготой карие глаза радовать. Ни к чему.
– Ну, ты звони, если нужно что.
– Ладно, – есть ей, кому звонить, – А телефон мой где?
– Вот.
– Целый? – ощущение, что Пашка чего-то недоговаривает, не давало покоя, – А откуда ты знаешь, что с нами произошло?
– Ну, так, это… Это я вас, это… Я честно пытался…
– Паш, поехали!
– Ну… Полин, я честно пытался…
Да, то был фургончик Fiat Ducato без габаритных огней. Пашкин фургончик. И баллон сжиженного под давлением горючего углеводородного газа под задним сиденьем.
– Я честно… пытался.
