Предтеча – Владимир Маканин

Это второе мое знакомство с автором, но на этот раз я выбрала неудачную тему. Ведь знала, что вряд ли раскопаю для себя что-то интересное в описаниях экстрасенсов, но все равно решила ее взять. Собственно, поэтому такая и оценка, к авторскому слогу изложения никаких претензий нет, а вот тема вышла не моя.

Я впервые столкнулась с экстрасенсами, наверное, тогда же, когда и большинство, во время повального увлечения Кашпировским и Чумаком. Причем фанаты делились на лагеря и спорили до хрипоты, отстаивая именно свою кандидатуру! Я вот предпочитала Кашпировского, серьезный, строгий, как настоящий учитель, у такого не забалуешь. Чем-то, кстати, Невзорова напоминал, одинаковый типаж. Невзоров тоже сейчас решил всплыть после долгого отсутствия в информационном поле и нести людям свою теорию, но время оказалось уже упущенным, то поветрие прошло. Зато сторонники Чумака упирали на иное, Кашпировский злодей какой-то, вон какой хмурый, а на Чумака и смотреть приятно, улыбается, сразу видно, всем желает добра! Вот то немногое, что сохранила моя детская память. Конечно, содержание этих наставлений с экрана напрочь забылось, а может и вовсе не осознавалось полностью. Но эти люди были символами эпохи, поднялись на гребне интереса ко всему паранормальному, да просто ко всему ранее запрещенному, высмеиваемому. Если бы на тот момент я была взрослой, то, наверное, прошла бы мимо, подсмеиваясь над подобными увлечениями, держалась бы более саркастически, как отец и старшая сестра. Но мой детский возраст с некой верой в чудо позволил мне поддержать легко увлекающуюся маму и проводить опыты по определению цвета листа бумаги с закрытыми глазами (холодный или теплый), удержания ручки или ножниц на ладони и прочих вещей. До сих пор приятно вспомнить, дааа.

Вот в такие воспоминания вогнала меня эта книга. В ней, как уже видно из названия, говорится о предтече, о том, с кого началось это движение. Кстати, сразу оговорюсь, я не знаю, является ли это произведение полностью выдуманным, или основанным на каких-то частичных материалах, или же полностью биографическим. Так что рассматриваю я его только опираясь на то, что написал автор.

Итак, главный герой нашей повести – обычный такой человечек, работяга, строитель, с грязноватым прошлым. И деньгу большую зашибал, и крал помаленьку, правда, не у людей, у государства, а это как-то особо в сознании советского человека рассматривалось, вроде, не совсем и воровство с моральной точки зрения. Ну, да, не будем углубляться. И вот, несчастный случай на лесоповале в конце тюремного срока привел к небольшой травме, справке о шизофрении и … внезапно открывшемся даре исцелять. Причем брался он за больных, врачами уже «списанных», уже всеми родными оплаканными, когда разумом все понимали ограниченность медицины, но какой-то частью сознания за чудо цеплялись. Да на самом деле практически любой, хоть физик-теоретик, хоть врач-академик, сколько бы раз он не доказывал превосходство науки над темными суевериями, но как коснется беда самого близкого, самого родного, как пройдешь все этапы официальной медицины, как получишь везде отказ, куда угодно побежишь за последним шансом, и в глушь лесную за волшебным корнем, и на другой конец города к бабке-знахарке, что травки варит, чугунки горячие на живот ставит да пришептывает что-то. И не думаю, что у кого-то язык повернется подобное осуждать.

Вот в роли этой бабки-знахарки выступал наш старик. И в лечение его также входили всякие травки да составы особые. Как уж он их комбинировал, не знаю, что аж взрывы на квартире у своей знакомой устраивал. Впрочем, удивительно не столько это, сколько то, что знакомые на него за подобную порчу имущества нисколько не обижались. Бывает такой магнетизм у человека, что все ему прощаешь. Но не каждый с каждым сходится, как и магниты, могут и взаимно отталкиваться. Но постепенно образовался у него круг сторонников, среди них и один журналист, который все пытался свести воедино этого знахаря и официальную медицину. Но ему правильно сказали, у него же нет метода, который бы он мог ученикам передать. Как этому научить? Знахарь пытается воззвать к лучшему, что есть в человеке, но при этом обвиняет его, срамит, заставляет вспомнить все грехи, пересмотреть всю свою жизнь, чтобы отречься от дурного и устремиться к хорошему. Но одного этого желания было бы мало для воскресения и излечения опухоли. Старик старался задействовать защитные силы организма, пробудить их от спячки. Для этого вводил диеты, устраивая стресс для организма, готовил индивидуальные травяные настои, будоражил и тело, и душу, и делился своей жизненной энергией, а потом забивался в темный уголок неказистой пристроечки и спал, спал. Отдыхал, восстанавливал силы. Таким методом всю палату на ноги не поднимешь, ресурсов своего организма не хватит, да и индивидуальный подход теряется.

Для полноты картины отражено и то, что мастер не всесилен, болезнь изгнать может, а чтобы она не повторялась, изгоняет заодно и ее носитель прочь из города, в Сибирь, на свежий морозный здоровый воздух. Но если дело не в болезни, а в старости, в общей изношенности организма, то тут и наш чудотворец ничего поделать не мог. На день-другой сил придаст больной, но и все на этом, против природы идти не получается.

Но, как говорится, бог дал – бог взял. Как неожиданно появился этот дар, так и ушел в землю. Пропал магнетизм, испарилась возможность передавать жизненную силу через контакт с больным. И остался только странный старик, который талдычил пьяницам о вреде водки, да пытался спасти губящих свою жизнь. А постепенно, капля за каплей, и своя собственная жизнь уходила из него. Но он этого не страшился, понимая и принимая обязательный исход. Твердил лишь, что праведным смерть придет безболезненная, без мук, как он и умер. Умер, протоптав дорожку другим, может, с такими же необъяснимыми способностями, а может и шарлатанам, проведя их в отделения больниц, доказав своим примером, что чудо возможно, что медицина еще не всесильна и не так много знает об организме человека как хотелось бы.

Книга о народном целителе, знахаре, предтече Кашпировских и Чумаков и иже с ними. Правда, в отличие от многих других, он подкупает совестью и полным отсутствием стяжательства.

А начиналось так. Прожив больше половины жизни, подворовывая на строительных подрядах, оказался в зоне. Именно там, после удара по голове упавшим бревном, вместе с медицинским заключением «шизофрения» получил свой дар излечивать больных.

Как и все народные целители, Якушев отличается оригинальными методами лечения. Но харизматичность главного героя не только в методах, но и в свойственной ему «говорливости», в длительных, даже не беседах, а поучениях о смысле жизни, о мщении каждому за «хапанье», о неотвратимости наказания природой за нашу гонку.

…совестливый ваш организм – по счету платит, и чем больше оттесняли вы других локтями от общей кормушки, тем более мучительная ждет вас болезнь.

Все беды человеческие – от самого человека, от отсутствия любви к людям.

Харизматичность героя и в его образе жизни, в поведении, в питании.Психологическое поле и энергия такого человека притягивает к себе других. И вот тут то, в отличие от яркого образа знахаря, его окружение выглядит мелко и убого. Дело не в том, что возможно автор пытался представить его именного так. Дело в том, что эти страницы книги какие-то… уныло никакие. Как бы автор весь свой адреналин выплеснул на главного героя, а на других уже ничего и не осталось. Очень неровный и неравный по качеству сюжет.

– И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и

заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, – согласись, что

перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил? (М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»)

Проза Маканина хороша, как летнее море в предполуденный час. Будто бы покачивает тебя упругими солёными волнами, перед глазами плывут радужные точки, а солнце ласково поглаживает плечи, грудь и щёки. Но море им. Маканина коварно: забылся, уснул, потерял контроль, открыл глаза, а изумрудные волны сделались чёрными, липкими, холодными, небо – серым, клокастым, душным, на горизонте – молнии, до берега не доплыть, а из морских пучин трубным голосом кличет какая-то хтонь куда там Лавкрафту.

Ещё раз моргнул, и уже не расстилается на мили вокруг море, а лежишь ты в тесной, низкой, закопчёной избушке, спутанный паутиной по рукам и ногам, со стен на тебя пялятся страшные чёрные рожи – клыкастые, перекошенные, рогатые, по углам сидят жабы и пауки, и только посреди всего этого безумия вместо страшной старухи в бородавках – милый седой старичок со шрамом на блестящей лысине.

«… Жить надо честно, Вова, – с детства, с самых малых лет, – главное же, видеть – тогда и жизнь, Вова, это жизнь, и смерть там, за горами, будет легкой…» Старичок прохаживается взад-вперёд мимо лавки, на которой лежишь ты, читатель, покрытый холодным потом. Он улыбается, бормочет ладно, почёсывает шрам да поглядывает хитро. Вроде и не стоит его, болезного, бояться, но в тебе подспудно зреет ужас, как будто тебя поместили в застенки Гестапо.

Старичок понемногу распаляется, бормочет всё громче, захлёбывается, брызжет слюной во все стороны, лезет к тебе, кричит, душу из тебя вынимает. Что, мол, ты, червяк, делаешь здесь, в этом прекрасном мире? Наверное, пьёшь, куришь да развратничаешь? А что ты, жук навозный, сделал хорошего, а? Вот потому и дохнешь здесь, с пауками, лягушками и мной, шизиком со справкой!

На этом самом месте я, к счастью для себя, проснулась, с воплем села на кровати, до икоты напугав мужа, и меня пришлось отпаивать колодезной водицею, от которой отпотевало звонкое цинковое ведро водой.

Теперь по порядку. Жил-был на свете Сергей Степанович Якушкин. Жил-не тужил, любил жену, воспитывал дочь, сытно ел да грёб немалые деньги, приворовывая казённое, за что и отправился по этапу. В заключении на голову будущему Предтече упало бревно, после чего он возомнил себя избранным и начал лечить. И это у него получалось, даже страшные диагнозы из трёх букв ему покорялись, вот только само по себе лечение выходило каким-то мерзким, бесчеловечным, будто вместе с болезнью он норовил выгнать из тела душу.

Однако же рос и ширился круг поклонников, трясущихся якушкинцев, которые по совету Предтечи дружно ели зубной порошок, пили дёготь и зловонные травы из грязных склянок, а одна женщина по имени Инна давала себя щупать по ночам и едва не лишилась жилья. Где же я это уже видела? Ах да, в фильме «Агония» про Григория Ефимовича, не к ночи будет помянут.

Предтеча тем временем, в свободное время делая ремонт в квартирах (не отсылка ли это к несложившейся плотницкой карьере Иисуса Христа?), бормочет, мешает, почти умирает, начинает разлагаться, но, не доведя задуманное до конца, возвращается к жизни. Окружающих он не только лечит, но и учит, выдавая на-гора дичайшие вещи космического масштаба и столь же космической глупости из области альтернативной физики и такой же одарённости.

Откажись от еды. Я научу как. Я знаю истинуТеперь-то я знаю, чей он предтеча – Марвы Оганян.

Знаете, что меня больше всего раздражало во всём этом мракобесии с блэкджеком и настойками трав? Идея, красной нитью проходящая через всё учение Предтечи – в своей болезни виноват ты сам, грешил много, жил не так, наступил на бабочку, перешёл дорогу в неположенном месте, обозвал Васю Петрова дураком, etc

«… Не гонитесь за городскими благами – не пытайтесь получить что-то за счет другого человека – и вы будете здоровы – губит бездуховность – к духовно здоровому не пристанет…» Серьёзно, Предтеча? Чем же была виновата моя троюродная сестра шести лет от роду, за месяц сгоревшая от лейкоза? Где она успела нагрешить на такую беду? Извините, вообще не к месту, но не выдержала.

Автор со своей золотой колокольни указует нежным маканинским перстом на правильного и мудрого Предтечу в ослепительно белом пальто, окружённого современниками – сплошь быдлом и мещанами. Вы только посмотрите на то, каким сбродом представлены обычные люди: изменница, мещанка и приспособленка Леночка, грубияны и стяжатели Молокаевы, попивающий Дериглотов, шелестящий Кузовкин, карьерист и циник, а на деле, что называется «пустое место» Коляня… Он даже не Коля, не Николай, а «Коляня». Знаете, моя бабушка, желая продемонстрировать презрение к соседу-алкоголику, звала его исключительно Юрочкой, в отличие от Юры – моего дедушки.

Со «светлой стороны» ли дар Предтечи? Сомневаюсь. Слишком много в нём суетной гордыни, тщеславия, желания поучать, зато напрочь отсутствует главная добродетель – смирение. Автор упорно убеждает нас, что Якушкин страдал от великой любви к людям, которой лично я разглядеть не смогла. Напротив, у меня сложилось ощущение, что он людей презирает, клеймит.

Якушкин рассказал им о бездуховных людях и об ожидающем бездуховных страшном конце.Должна ли я возлюбить Предтечу за то, что он бессеребренник, в отличие от тётечек и дядечек с геморройными физиономиями, что таращатся на свет божий с последних страниц бесплатных газет (приверну, отверну, оплата сдельная)? Нет, не должна. Он спасал людей, но лишь потому что по случайному стечению обстоятельств даром (тем самым, что граничит с Dementia praecox) оказался наделён именно он, а не кто-нибудь более достойный.

Кстати, ещё там было прекрасное не смейте любить пса, если не любите соседа, с которым я не совсем согласна, хотя понимаю, о чём речь. Нет, я не одобряю зоошизы, но конкретно эта цитата кажется какой-то навязчивой идеей человеколюбия.

Любовь к собакам растлевает вас, – брызгая слюною, орёт Предтеча, а я тем временем бьюсь челом о сруб светлицы.

К концу книги Якушкин предсказуемо утратил способность лечить, что показалось мне очень логичным, ибо дар был не за заслуги дан (какие заслуги – воровство, колония, «тех, кто сидел, к боженьке без доклада пускают»?), а лишь на время, как посреднику. Он покрикивал, указывал, считал себя достойным поучать, наслаждался творящимся вокруг него танцем с бубнами, не осознавая, что сам он, как человек, никто.

В итоге, утратив дар, экс-Предтеча страдает не столько от невозможности спасать людей, сколько от безделья, от невозможности привлекать к себе внимание, как это делают новомодные Суханцев и Оганян, простите, Шагинян.

Ревность выедала нутро Якушкина.И, даже не имея за душой ничего, он продолжает поучать, метать бисер перед свиньями, коими в книге предстаёт почти всё его окружение. И хотелось мне воскликнуть вслед за свёкром Лены (сватом Якушкина, если я в очередной раз не запуталась в прикладной генеалогии):

«А вы полагаете, что нашли, как жить правильно?» Умер Предтеча тоже не без театральщины, оставшись в собственноручно вырытой яме где-то на Мещерской стороне, в своё время бесподобно описанной Паустовским:

В Мещёрском крае можно увидеть лесные озера с темной водой, обширные болота, покрытые ольхой и осиной, одинокие, обугленные от старости избы лесников, пески, можжевельник, вереск, косяки журавлей и знакомые нам под всеми широтами звезды…Фуууух, аж задышалось легко после терапии Паустовским!

Эта смерть должна быть, очевидно, дофига символичной, но к концу этого «Жития одного шизофреника» мои глаза настолько ослепли от сияния его белого пальто, что я утратила способность складывать два и два, не говоря уже о том, чтоб анализировать. Мне бы так же заползти куда-нибудь и застрять, только бы не слышать больше про лечение, корни и знахарей, а также слова «совесть» и «любовь», которые Якушкин потрепал до состояния «Малыша и Карлсона» в детской районной библиотеке.

И да, простите, но мне, выпускнице кафедры уголовного процесса и криминалистики, одной кажется странным, что два человека нашли труп и просто закопали его, никуда не сообщая? Серьёзно? То есть в 1982 году считалось нормальным так делать?

"…а потом «Лиза Алерт» таких дедушек ищет по лесам…" (Кэп Бадлона)

Всё в этой книге не как у людей.

В общем, что я имею вам сказать, дорогие детишечки: моё первое знакомство с творчеством Маканина вышло каким-то печальным – это раз. Во-вторых, я в очередной раз убедилась, что писать можно сколь угодно хорошо, округло и красиво, но если от содержания несёт мусорной кучей, то рано или поздно обман вскроется. В-третьих, я добавила ещё одну книгу в ящичек для произведений, где от всех героев одинаково тошнит. И в-четвёртых, какие времена, такие и Предтечи. Видимо, люди начала Нашей эры были лучше нас, потому что у них предтечей был не безумный старик, а Иоанн Креститель.