Хороший вы народ, мужики, только облику не теряйте!
(с) Адамыч «Старый Новый Год».
Будь на то воля Сергея Геннадьевича, он бы сидел дома и смотрел телевизор, но являясь по должности средним менеджером руководящего звена, Котаев был обязан сидеть на корпоративе. Раздражало все: от шумных коллег, до неудобного стула, мигающие лампы на потолке били в глаза, а в уши вгрызался прокуренный голос. Новогодние игрушки, песни и хлопушки в нем, – нещадно фальшивил певец со сцены, ему аккомпанировала крепкая женщина на электрогитаре, а рядом с ней – высокий и тощий, похожий на жердь, другой музыкант терзал синтезатор.
Когда припев повторился еще раз, все также безрадостно и фальшиво, худой так вошел в раж, что, тыкая по кнопкам, перегнулся через свой синтезатор. На мгновенье Котаев был уверен, что длинный не удержится и полетит вперед, а концерт закончится сломанной шеей, но каким-то чудом ноги парня прилипли к полу, нарушая закон тяготения. Песня закончилась под громкие и неуместные аккорды электрогитары, женщина-гитарист тоже вставила свои пять копеек, весь зал оживился и зааплодировал, а заместитель главного бухгалтера от восторга подпрыгнул вместе со стулом.
– Давайте поблагодарим наш прекрасный ансамбль Сапфиры и проведем еще один конкурс! – на сцене снова появился ведущий.
В отличии от нечесаных, патлатых музыкантов, приглашенный конферансье выглядел бодрым и свежим, его выступающий из-под ремня живот безукоризненно облегала белоснежная рубашка. На черных брюках видна каждая стрелка, картину портил только накапавший майонез, испачкавший начищенные, лакированные туфли.
– Танец животаААААА! – выкрикнул ведущий, делая ударение на последней букве, начало фразы Сергей Геннадьевич не расслышал. – Ну, так что, дамы и господа, среди вас есть желающие?
Громко топая по полу каблуками, на сцену вылетела раскрасневшаяся женщина, не сразу Котаев узнал в ней хмурую и неразговорчивую Самопалову, кажется из отдела кадров. Из зала послышался дружный смех и одобрительные возгласы, после чего на сцену выскочил невысокий и плешивый заместитель главного бухгалтера.
– Молодец, Василий Андреевич, молодец! – крикнул ему вдогонку первый заместитель начальника предприятия.
Сергей Геннадьевич не смог сдержать стон, глядя на эту шумную и хмельную кампанию, – ну ладно бы еще Самопалова, у нее одна грудь, поди, несколько пудов весит, но чем собирается трясти легкий, как пушинка, заместитель главного бухгалтера, – о таком было, даже думать противно. Конферансье щелкнул выключателем и свет в зале погас, остались лишь световые шары, крутящиеся над сценой.
– Поооеееехали! – выкрикнул он и из динамиков хлынула залихватская музыка.
Мелодию Сергей Геннадьевич не узнал, но она очень напомнила «семь сорок», – ну и музыку ты выбрал для танца живота, – подумал он, наблюдая, как дородная Самопалова самозабвенно затопала по сцене. Ее живот свободно болтался, гуляя под платьем из стороны в сторону, зад затрясся, как неисправная центрифуга и груди болтались, ударяя друг друга. Рядом с пышной и высокой плясуньей закрутилась волчком маленькая и бесформенная фигура бухгалтера, весело поблескивая отполированной лысиной.
– Молодцы! Молодцы! – надрывался конферансье, поддерживая под локоть Василия Андреевича, – осторожно, не упадите, – напутствовал он, наблюдая, как выпивший интеллигент нетвердой походкой спускается со сцены.
– Ну и стыдоба, – подумал Сергей Геннадьевич, украдкой бросив взгляд на наручные часы, показывающие уже половину десятого.
А между тем, выпитое спиртное, сомнительного качества и содержания, уже давало о себе знать. Коллеги по работе перестали шуметь и ехидничать, а танец помощника главного бухгалтера начинал обретать свой таинственный смысл. Красавица Самопалова обольстительно улыбалась, и тут Сергей сказал себе, – СТОП!
Корпоративы обычно длились и заканчивались гораздо позже одиннадцати вечера, но Котаев так поздно никогда не засиживался. Как только официальная часть поздравлений от руководства компании была заслушана, он старался подобрать момент – как незамеченным выйти из зала. Сегодня вечером такой момент затянулся позже обычного и наконец измученный ожиданием мужчина смог беспрепятственно выбраться из зала.
Позади него снова заиграл приглашенный оркестр, на этот раз испоганив «кабы не было зимы в городах и селах». Сергей Геннадьевич решительно не представлял, как сыграть эту песню, используя имеющийся набор инструментов, но его пьяные коллеги, судя по всему, были довольны, когда он снимал с вешалки свое зимнее пальто, из зала послышались дружные возгласы.
На улице пошел настоящий зимний снег, падая на дорогу крупными хлопьями, это немного подняло настроение, испорченное корпоративом. – И кому же придёт в голову отмечать праздничный вечер за две недели до Нового Года? – продолжал размышлять Сергей Геннадьевич, смахивая дворниками «хендая» белые хлопья, налетевшие на лобовое стекло. Естественно, все дело было в цене за столик, которая ближе к празднику многократно возвысится…
В голове шумели выпитые рюмки и по холодному салону непрогретого автомобиля разлетелась призрачная семь-сорок, хоровод снежинок, танцующих перед запотевшим лобовым стеклом, приобрел очертания фигуры Самопаловой, пляшущей толи лезгинку, толи гопака. Сделалось так весело и одновременно тоскливо, что Сергей Геннадьевич обернулся по сторонам – естественно, магазины были закрыты, ничего не работало в столь поздний час. Вспомнив про початый коньяк в бардачке «хендая», мужчина неуверенно потянулся за ним, после чего картина поблекшего окружающего мира развалилась на части и стала затухать…
…
– Молодец, Василий Андреевич, молодец! И вы, Клара Никитична, молодец! Все молодцы! – прошептал небритый мужчина, просыпаясь и с трудом открыв покрасневшие глаза. К счастью, он не помнил, что ему снилось, сон улетучился прежде, чем воспаленный мозг очнулся и попытался воспринимать и понимать.
– Где я? – произнес Сергей Геннадьевич, до хруста в шее вращая головой по сторонам.
– Кто я? – поддразнил чей-то голос, но больной мужчина отмахнулся от него.
Кто он – он приблизительно помнил, но вот где он – это вопрос следовало прояснить. Вокруг невысокие кирпичные стены и одинокая лампочка, горящая под потолком. Ни что это за место, ни как он тут оказался, Сергей Геннадьевич совершенно не понимал.
– Что я здесь делаю? – попытался выговорить средний менеджер, но онемевший язык не повиновался ему, – что я? – вырвалось из сухого горла, вместе с кашлем, и последовал стон.
– Ты хотел сказать – где я? – раздался справа насмешливый тон.
Котаев повернулся в правую сторону и предпринял попытку сфокусировать взгляд. Получилось не очень, вернее сказать – совсем не получилось, оба глаза жили и функционировали сами по себе, передавая в мозг различную информацию, которую последний оказался не в состоянии удержать и понять. Решив немного упростить информацию, Сергей Геннадьевич прикрыл левый глаз.
Напротив него, скрестив по-турецки пухлые ноги и уперев колени в массивный живот, сидел мужчина с непомерно большой, лопоухой головой. На незнакомце были шорты и гавайская рубаха, сквозь которую проступала волосатая грудь. С головы, украшенной рыжими кудрями, за Сергеем Геннадьевичем внимательно наблюдали глаза, излучавшие одновременно веселье и безумие, от этого взгляда становилось не по себе.
В лопоухом все было неправильно, начиная от большой и круглой головы, сидящей на коротенькой, толстой шее, переходящей в широкий и мощный торс. У Котаева сложилось такое впечатление, что сидящий напротив не человек, а карикатурный пупс – нелепая пародия на живого мужчину, но пупс улыбался, не отводя участливых глаз.