Максим Артёмов
Шёлк и Пепел
Элиас
Ветер, насквозь пропитанный солью и запахом гниющих водорослей, гулял по широким мостовым и узким улочкам Рейнхольда, трепля паруса бесчисленных кораблей в гавани. После длительного пути по бескрайним морским просторам, вид кораблей был утомительным, а на верфи в ремонтном доке он приобретал свежесть и бодрость. Завывающий ветер превращал крики чаек в одинокие стоны; город словно просыпался от долгого сна.
Рейнхольд, с самым большим морским портом на континенте, раскинувшийся на берегу моря Равнин, жил в ритме приливов и отливов. Вечная суета наполняла его от первых бледных лучей рассвета до позднего вечера, когда масляные лампы, словно светлячки, зажигались в темноте. Торговля и азартные сделки, лавки от самых бедных до самых богатых, разношёрстные структуры власти и подпольные кланы – всё это до краёв заполняло суетливый и оживлённый город на западе материка. Солнце, которое жители города прозвали «Серостью», даже в полдень с трудом пробивалось сквозь плотную завесу парусов, дыма и тумана. Потрёпанная парусная ткань и длинные мачты отбрасывали колеблющиеся тени на мостовые, подобно чернильным кляксам.
На одной из мостовых, в самом сердце роскошного торгового квартала, под козырьком крытого рынка стоял Элиас Вандерхофф. В свои тридцать лет он выглядел так, словно повидал десятки портовых городов. Его лицо, покрытое лёгкой щетиной, хранило отпечаток многих бессонных ночей в гаванях и на торговых судах. Серые, как утренняя дымка, глаза, обычно смотревшие на мир с лёгкой иронией, сейчас были напряжены. Он был среднего роста, но казался выше благодаря уверенной осанке и хорошо скроенному, хоть и немного поношенному, камзолу из добротной шерсти. На левой руке был старый, почти незаметный шрам – след давней потасовки.
Элиас был не просто купцом. Он был “рейнхольдцем”, потомком старого рода мореходов, частью почтенной гильдии торговцев, одной из основных учреждений свободной торговли. Он не стремился к политической власти или славе, не использовал влияние семьи для продвижения по службе. Он мечтал лишь быть достойным фамилии Вандерхофф. Его амбиции были тесно переплетены с совестью, а внутренний мир отражал суть прославленного рода. Идеализированные принципы не раз ставили Элиаса в сложное положение, когда он указывал на место людям, которые, несмотря на свою учёность и праведность, могли усложнить ему жизнь.
Однако, за пределами своей совести, он жаждал большего, чем просто прославленная фамилия. Бессовестный ум постоянно вёл с ним внутренний диалог о выгоде и возможности урвать кусок “пожирнее”. Похотливая обезьянка рьяно пыталась вырваться на свободу, чтобы узаконить свои иллюзорные права в глазах праведной совести. В дни спокойствия Элиасом руководила праведность, и он спокойно вел дела своей семьи. С наступлением торгового ажиотажа, когда в ход шли все доступные методы, в нём пробуждалось нечто другое. Возможно, это был инстинкт самосохранения, возможно, он сам придумал это объяснение для своих поступков. Факты же говорили о другом: за маской праведности, Элиас был достаточно кровожаден. Он любил роскошь, презирал нищету, ненавидел бездарностей и был жаден до выгодных сделок. Прибыль занимала первое место в его сердце, хотя он был семейным человеком. К тридцати годам Элиас обрёл не только процветающую компанию своих предков, но и любящую молодую жену, чьё имя было Адель Вандерхофф. Вскоре их дом наполнился звонким смехом троих здоровых малышей, каждый из которых привносил в жизнь Элиаса неповторимую радость.
Герхард Вандерхофф, старший сын Элиаса, унаследовал от отца не только светлые волосы и серые глаза, но и неутолимую любознательность и пытливый ум. Его маленькие пальчики постоянно тянулись к книгам и картам, а голова была полна вопросов о далёких странах и неизведанных землях. Однажды, забравшись на чердак, Герхард нашёл старый морской журнал своего деда и, вооружившись лупой, часами просиживал над его страницами, изучая маршруты дальних плаваний и изображения диковинных животных. Ему нравилось представлять себя капитаном собственного корабля, покоряющего бескрайние моря.
Фридрих Вандерхофф, младший сын, был полной противоположностью своего старшего брата. Более энергичный и импульсивный, с такими же светлыми волосами, но с карими, как у мамы, глазами, он был настоящим вихрем, сметавшим всё на своём пути. Любителем приключений и проказ, он постоянно попадал в мелкие неприятности, то забравшись на крышу сарая, то устроив гонки на деревянных лошадках по гостиной. Однажды, Фридрих решил, что кошка – это тоже ездовое животное, и, смастерив ей седло из старой тряпки, долго гонял беднягу по двору, пока она не вырвалась и не убежала, оставив мальчика с разочарованием. Несмотря на свою неугомонность, он всегда старался найти выход из любой ситуации, зачастую, весьма необычным способом, и с лукавой улыбкой объяснял родителям, что это не его вина, а “ветер подул” или “кошка сама виновата”.
Лиза Вандерхофф, очаровательная и непоседливая девочка с каштановыми кудряшками, доставшимися ей от деда, была любимицей всей семьи. Старшая среди братьев, она, словно маленькая принцесса, очаровывала всех своей искренней улыбкой и озорными взглядами. Однако за этой невинной внешностью скрывался ловкий ум и склонность к небольшим аферам. Она обожала выдумывать истории и часто привирала, чтобы добиться своего или просто ради забавы. Однажды она рассказала братьям, что на чердаке живёт дракон, стерегущий сокровища, и заставила их целую неделю чистить лестницу в доме, якобы, для того, чтобы задобрить чудовище и добраться до сокровищ. Лиза была очень привязана к отцу и часто просила его рассказать ей истории о дальних странах и приключениях, а потом, используя эти знания, придумывала свои собственные, ещё более захватывающие истории. И как хитрая лисичка, она умело пользовалась своей привязанностью к отцу, получая в награду от него или других членов семьи вкусные сладости.
Эта троица была неразлучной и, как бы сильно они не спорили между собой, они всегда были готовы прийти на помощь друг другу. Их детство было наполнено играми, смехом и маленькими шалостями, которые, несомненно, делали жизнь Элиаса чуточку радостнее и наполняли дом Вандерхофф теплом и уютом.
Но, несмотря на все дары судьбы, тот адреналин и удовольствие, которые он испытывал в своём ремесле, он больше нигде не мог получить. Этакий адреналиновый “наркоман” в дни буйных сделок и “праведный отец” в дни тишины и спокойствия.
За спиной Элиаса, в тени лотков с экзотическими товарами и пряностями, стоял его компаньон, Якоб. Этакий “борейский каменотёс”, с плечами, которые напоминали горы, окружавшие его родной город Айзенах. Обычно молчаливый, он не любил разговоров по пустякам. Как и Элиас, он был жаден до прибыли, но, в отличие от него, Якоб щедро одаривал подарками детский приют и городскую лечебницу. Он был сердечным человеком, ценил в людях доброту превыше всего.
В юности, в родном Айзенахе, он встречал множество злых людей, но не по своей природе, а, скорее, из-за обстоятельств. Обстановка в государстве находилась в упадке и затяжном кризисе. Суровые копатели руды в глубоких шахтах, крикливые ремесленники и трущобы за городскими стенами сформировали в нём ярое желание вырваться из нищеты. Спустя годы ему это удалось, но какие трудности пришлось преодолеть на пути к процветанию, известно лишь его сердцу и Богу.
В юности Якоб работал в ремесленной лавке по огранке природных камней, и, удивительно, он преуспел в этом ремесле. Все деньги, которые копил годами, он вложил под проценты ростовщику. Казалось бы, под какие такие проценты? Но вот родилась же такая идея в его необразованной голове! Впрочем, образованность тут ни при чём. Если у человека внутри сформировалось желание вырваться из нищеты, и он холил и лелеял эту идею годами, неудивительно, что Якоб преуспел. Ростовщик Легран Делюн с удовольствием взял его денежки под скромные проценты.
Прежде чем Якоб принёс Леграну всё накопленное «добро», он обошёл весь Айзенах в поисках компетентного ростовщика, но почему выбрал именно Леграна, осталась загадкой для него самого. Харизма ростовщика и белая кожа сыграли свою роль, но больше всего, очевидно, хороший процент. Легран, с пожелтевшей улыбкой и деловитостью, расписал Якобу, что тот получит взамен, если воспользуется его услугами. Делюн предложил несколько вариантов, как распорядиться деньгами Якоба.
Во-первых, он предложил размещение и хранение средств – процент был крайне низким или отсутствовал вовсе, скорее, это была плата за хранение и безопасность. Во-вторых, покупка векселей, доход от которых зависел от разницы при покупке и последующей продаже, и мог составлять от 3% до 10% годовых. В-третьих, инвестиция в предприятие, которое запланировал Легран. Доход и процент в этом случае не были фиксированными и зависели от успеха предприятия ростовщика, но мог варьироваться от 5% до 25%.
Якоб, несведущий в этих операциях, выбрал третий вариант Делюна. Спустя годы, предприятие по обработке железной руды в Айзенахе произвело настоящую революцию. Были созданы новейшие сплавы металлов с использованием железа и других горных пород. Якоб разбогател, причём довольно быстро, и нельзя сказать, что ему было как-то тяжело. Он все заработанные деньги отдавал ростовщику Леграну, а тот исправно выполнял подписанный ранее договор, скреплённый печатью союза ростовщиков и меняльных контор. Успех и удача благоволили Якобу, но не за красивые глаза, а за неустанный и временами тяжелый, беспощадный труд.
После ужасного голода и нищеты он впервые почувствовал плоды своего труда. Он впервые вошёл в публичное заведение для богачей, сел за стол с белоснежной скатертью, заказал томлёную лопатку ягнёнка с запечёнными корнеплодами и хрустальный бокал хорошего “сильвианского” красного, терпкого вина.
Дела шли в гору, он приумножал капитал и вскоре перебрался из Айзенаха в Рейнхольд. И вот здесь довольно интересно. Почему он решил покинуть родные края и перебраться через море в чужой город? Ответ не совсем очевиден, но события подводят нас к ростовщику Леграну Делюну. Он решил перевезти свою деятельность в один из крупнейших торговых городов мира. Причина оказалась простой – уплата налогов.
Рейнхольд с 1700 года, после восхождения на престол Эдуарда XIV, стал свободен от уплаты всех налогов, остался лишь единый сбор на общую годовую прибыль в размере 1%. Это произвело колоссальные изменения в экономике города. Огромными темпами город разрастался и преображался. Появлялись новые законы, которые породили внутри всей системы управления торгово-деловые отношения между структурами власти; проще говоря, официально появилась коррупция.
На фоне меняющейся обстановки с 1700 по 1725 год, Рейнхольд стал самым передовым городом в мире по поощрению социальной мобильности, где успех зависел от личных качеств и усилий, а не от происхождения. Это открыло приток мигрантов со всех уголков мира.
В Рейнхольде жили активные и предприимчивые торговцы, чьи паруса бороздили моря от края до края империи и за её пределами, а их торговый флот внушал трепет даже самым могущественным державам. Впервые, словно обуздав строптивого зверя, ростовщики смогли подчинить себе хаос влияния капитала и земельной собственности, воздвигнув в самом сердце города частное и величественное здание с огромным куполом и резным фасадом, гордо наречённое “Международная финансовая управа”. Именно здесь, в его стенах, впервые увидели свет бумажные билеты, которые, словно зачарованные письмена, обрели силу денег, и впоследствии стали называться “гарантийные короны”. Бумага, созданная ранее, сбросила оковы дешёвки и с триумфом заняла место чеканного фиала, от золотого до медного, навсегда изменив ход истории.
Но не все были готовы принять эту новую эру. В противовес дерзкому "финансовому зверю" Рейнхольда, на востоке материка, в городе с большим морским портом – Брудехафене – была учреждёна знатными особами “Дворянская казна”. Словно феодальный бастион, он выдавал ссуды под залог всего, что принадлежало титулованным и потомственным дворянским родам: поместья, замки, разношёрстные постройки и даже рабочие души. Его целью было отчаянное и обречённое на провал стремление – остановить переход земли и власти в руки выскочек, не дворянских сословий, этих чужаков и мигрантов, которые, волей случая или умом, нажили себе богатство. Однако, словно вызов судьбе, в Рейнхольде, на волне этих перемен, была учреждена “Торговая палата ценных бумаг”, которая, подобно магниту, притягивала капиталы со всего мира, разжигая пламя торгового бума и невиданного доселе развития инфраструктуры. И в этой борьбе, “Дворянская казна” потерпел сокрушительное поражение, не сумев удержать в узде “Гигантское чудовище” Рейнхольда. И с тех пор, невидимая миру, но яростная вражда вспыхнула между этими двумя редкими существами, чья борьба за власть и влияние, подобно тёмной реке, уносила в бездну судьбы целых благородных семей.
Несмотря на успех Рейнхольда, прогресс, как пламя свечи, то угасал, то наоборот вспыхивал. С чем это было связано, ведомо лишь Богу. Но экономические деятели, такие как Эдвард Крузз, повествуют в своих мемуарах о неком противостоянии двух противоположностей, и судьёй в этом искусном танце, как ни странно, выступил Император Эдуард XIV.
В Рейнхольде была проведена земельная реформа, которая способствовала развитию фермерства и повышению производительности сельского хозяйства.
Правовая система оставалась независимой, несмотря на титулованность и знатность многих её представителей. Таким образом, город привлёк элиту знатных родов со всего мира, несмотря на климат. Этот принцип развития скопировала и столица империи, Эрнсбург, привлекая в свой город интеллектуальную, финансовую и земельную элиту со всего света. Рейнхольд, в составе Аврорианской империи, в которой важную роль играли политические фракции, кланы титулованных родов, а также Император, оставался недосягаемым, поскольку был оплотом свободы и неконтролируемого капитала. Свобода слова и свобода каждого человека обеспечивали империи видимость справедливого развития.
В Рейнхольде среди простых горожан был относительно высокий уровень законопослушности и уважения к закону. Но за пределами простых обывателей закон не имел особого значения, так как капитал в лице коррупции управлял умами не только простых людей, но и самой верхушки власти, где не устояли даже те самые титулованные особы, чьи фамилии выгравированы в анналах истории.
К 1725 году Рейнхольд стал мощнейшим финансовым центром чуть ли не всего мира. При свете дня всё было видно и понятно, но с наступлением ночи всё вокруг принимало иной, непристойный для глаз образ.
Легран Делюн вместе с собой в Рейнхольд привёз и Якоба, забрав всё хозяйство своей деловой деятельности с внушительным капиталом. Конечно, в Айзенахе остались предприятия, которые принадлежали Леграну и его вкладчикам. Они продолжали работать под управлением компетентных управляющих, таких как Марк Гладстер.
Якоб Клиф и Элиас Вандерхофф впервые познакомились на торжественной встрече в приёмном зале в честь завершённых торговых рейсов. Это ознаменовало приближение “Сезона туманов”, который длился больше месяца, а иногда и дольше. В это непроглядное время ни один корабль не мог войти и тем более выйти из гавани Рейнхольда. По случаю такого природного явления, дабы не вызывать депрессию у людей, губернатор Рейнхольда совместно с советом ратуши узаконили и внесли в список праздников праздник “Сезон туманов” для всех жителей Рейнхольда.
В эти благословенные дни, жители города позволяли себе отдохнуть от трудов, проводя драгоценное время с семьями и отправляясь в путешествия по живописным уголкам материка. Среди множества примечательных мест особенно выделялось поместье Шарлот, преобразившееся после выкупа на аукционе за немыслимую сумму в популярное туристическое направление. Поместье манило посетителей своими девственными лесами, где природа, казалось, застыла в своем первозданном величии. С ростом туристического потока в ближайших поселениях возникли новые гостиничные комплексы, словно грибы после дождя.
В самом сердце поместья Шарлот возвышались деревья-великаны, чьи стволы, обхватом в сотню человеческих рук, устремлялись ввысь, словно исполины, свидетельствующие о многовековой истории леса. На одном из таких гигантов, словно бросив вызов законам природы, с использованием всех известных строительных технологий был возведен гостевой дом внутри дерева. Постояльцы могли наслаждаться захватывающими панорамами с ветвей-балконов, открывавшимися с невероятной высоты, откуда Рейнхольд, находящийся за сотню вёрст, был всё равно виден и казался лишь маленькой точкой на горизонте.
Помимо величественных деревьев, поместье Шарлот оберегало и уникальных животных, хотя и не столь загадочных, как повествовали древние свитки “Акат”:
Птицы-архитекторы, чей неустанный труд проявлялся в сложных архитектурных шедеврах – гнёздах, искусно сплетённых из веточек, листьев и мха в замысловатые узоры. Каждое такое гнездо было уникально, словно создано рукой искусного мастера, а сами птицы выделялись переливающимися перьями и пронзительным, мелодичным голосом.
Жуки-светлячки, озарявшие ночной лес мириадами мерцающих огоньков. Эти крошечные создания, словно небесные светила, различались цветом своего свечения: одни искрились нежным голубым, другие сияли изумрудным зеленым, а третьи и вовсе не светились, но принимали серебрянный окрас. Научные деятели полагали, что разнообразие цветов было связано с особенностями их питания.
Карликовые кабаны, обитавшие в глубине леса. Их спины покрывали плотные, костяные наросты, словно панцирь, надежно защищающий от хищников. Эти скрытные существа появлялись на открытых участках только в поисках пищи.
Змеи-альбиносы, чья кожа, напоминавшая шелк, выделялась на фоне темной зелени леса. Их белая кожа отражала лунный свет, делая их заметными в ночной тишине, но, как и все их сородичи, они были осторожны и предпочитали скрываться от любопытных глаз. Местные жители считали их символом удачи и благополучия.
Древесные кошки, приспособившиеся к жизни на деревьях. Их лапы были оснащены перепонками, позволявшими ловко прыгать между ветвями и планировать на небольшие расстояния. Мех кошек, сливаясь с корой деревьев, делал их практически невидимыми, а их бесшумные движения вызывали у наблюдателей интерес и страх опасности.
Муравьи-ткачи, что создавали подвесные гнезда, искусно сплетая листья в шары, казалось, нарушая законы природы. Их “строительные” навыки удивляли своей сложностью и совершенством, превращая их гнезда в настоящие произведения искусства в мире насекомых.
Эти и другие чудеса природы, такие как “Водопад Слёз”, что выходил из ствола дерева, напоминающего лицо с глазницами, всё это превращало поместье Шарлот в место, где каждый мог почувствовать себя частью чего-то большего, чего-то древнего, в место, где гармония природы наполняла сердца посетителей благоговейным трепетом.
Якоб и Элиас стояли в сторонке с бокалами крепкого вина и вели оживлённую беседу. Они были практически одного возраста, но абсолютно из разных миров. Они, вроде, были похожи по духу, но отличались внутренним содержанием. Якоб делал что-либо чуть быстрее, чем вальяжный Элиас. Создавалось впечатление, что Якоб торопится, а Элиас выжидает подходящий момент. Это впечатление было напускным; что на самом деле творилось в их сердцах, одному Богу известно. Но вскоре на респектабельной мощёной улице засияла серебром вывеска над дверным проёмом: “Судоходная компания Вандерхофф и партнёры”. Кто бы мог подумать, что чумазый мальчуган из трущоб Айзенаха когда-нибудь станет частью такого масштабного предприятия, или вообще хоть какого-нибудь? Не знал даже он сам.
“Ну что, Элиас?” – проворчал Якоб, его голос звучал, как скрежет камня о камень. – “Идём?”
“Да, сейчас,” – ответил Элиас, не отрывая взгляда от витрин с товарами, расположенных в роскошной лавке на торговой площади. – “Просто жду, когда появится посыльный. Они не должны долго тянуть.”
В этот момент к ним подбежал юноша, запыхавшийся и с испуганными глазами. Он был одет в простую холщовую рубаху, и было видно, что он только что выбежал из здания гильдии.
“Господин Вандерхофф, – проговорил он, задыхаясь, – спешное послание от магистрата. Вас просят немедленно явиться в совет.”
Элиас нахмурился. Это было странно. Он ждал совершенно другое послание. Внутри промелькнула тень сомнения, что он не получит контракт на перевозку грузов от гильдии Рейнхольда. И вместо отправки кораблей на восток ему придётся раскошелиться на содержание судов. Они, конечно, были застрахованы в страховой компании “Штольн и сыновья”, но страховка не покрывала расходы, если суда находятся в гавани Рейнхольда. Такая вот ирония над его компанией. Если присмотреться в страховую книгу, там действительно исписан значительный трактат того, что страховая контора возмещает, но и не меньший список того, что не покрывает. Вот и создаётся некая дилемма: вроде и хорошо, что всё застраховано, тем более такая собственность, как корабли или дома, но в то же время есть перечень, который заставляет придумывать новые пути решения. Элиас почувствовал, что ему прилетела пощёчина от самой гильдии.
В ожидании чуда и прояснения обстоятельств, мысли о кораблях, которые должны были выйти из гавани на восток, заставили Якоба и Элиаса немедленно отправиться на заседание совета. Обычно его не приглашали в здание гильдии на заседание, но тут явно что-то случилось.
Он был там множество раз по деловым вопросам, но вступать в совет Элиас не желал и отговаривал от этого Якоба. Сколько ему ни предлагали, он наотрез отказывался. Как бы это странно ни звучало, он видел в них старое вороньё, вечно галдящее над законами бюрократии. Неприятный холодок пробежал у него по спине.
“Идём?” – переспросил он у Якоба, понимая, что их обычная встреча с господином магистром для подписания контракта отменяется. Якоб смотрел на Элиаса и чувствовал нарастающую тревогу.
“Что-то случилось?”
“Не знаю, Якоб, – ответил Элиас, нервно моргая. – Сам пытаюсь разобраться.”
Элиас переглянулся с Якобом, и в их глазах мелькнула серьёзность. Похоже, им стоит придумать, куда пристроить корабли, иначе придётся выплатить значительную сумму и на обслуживание судов, и на выплаты рабочим.
“Хорошо, – сказал Якоб, вздохнув. – Элиас, идём. Посмотрим, что там за срочное дело.”
Он бросил взгляд на гавань, на корабли, покачивающиеся на волнах, и на город, ставший его домом, и они направились в сторону здания гильдии, оставив за собой торговую площадь Рейнхольда.
В тот момент они не знали, что их жизнь только что поменяла курс, словно торговое судно, попавшее в шторм. Кто бы мог подумать, что в этот момент они ступили на путь, который приведёт их к тайнам и опасностям, куда более страшным, чем та проблема, которая беспокоила их сейчас.
Они быстро пересекли площадь, их шаги отдавались эхом на мостовой. Здание гильдии, сложенное из массивных серых камней, возвышалось над торговыми лавками, словно неприступная крепость. Его окна, узкие и глубокие, напоминали бойницы, и казалось, будто оттуда за ними кто-то наблюдает. У входа их встретил суровый привратник, одетый в чёрную ливрею. Он коротко кивнул и пропустил их внутрь, не проронив ни слова.
Внутри, в просторном холле, было тихо и прохладно. Свет, проникающий сквозь узкие и глубокие окна, отбрасывал на каменный пол разноцветные отблески. На стенах висели гербы гильдий и портреты именитых купцов, в том числе и отца Элиаса. В центре зала заседания, под сводчатым потолком, стоял большой, овальный, с резными ножками дубовый стол, за которым обычно собирались члены совета.
Элиас и Якоб прошли по коридору, украшенному барельефами с изображениями торговых кораблей и мифических морских чудовищ. В конце коридора находилась дверь, ведущая в зал заседаний. Перед ней стояли двое стражников в золотых доспехах. Они смерили Элиаса и Якоба строгим взглядом, затем отворили массивную резную дверь.
Зал заседаний был просторным и хорошо освещённым. Вокруг длинного стола сидели члены совета, чьи лица были серьёзны и напряжены. В центре стола, на возвышении, сидел магистр гильдии, господин Густав фон Эберхард, высокий и худощавый старик с пронзительными серо-зелёными глазами. Он взглянул на Элиаса и кивнул, призывая его подойти.
“Элиас Вандерхофф,” – проговорил фон Эберхард своим тихим, но властным голосом. – “Мы вызвали тебя сюда, потому что произошло нечто, что может серьёзно подпортить нашу жизнь и жизнь нашего города, и всей лиги свободных городов.”
Элиас подошёл ближе к столу, чувствуя, как напряжение нарастает в его теле. Он посмотрел на старые лица членов совета и понял, что это не обычное заседание. В их глазах читалось беспокойство и страх.
“Господин магистр,” – ответил Элиас, стараясь сохранить спокойствие. – “Что случилось?”
Фон Эберхард вздохнул и поднёс руку к лицу, скрывая на миг глаза. “Вчера ночью, – начал он, – был найден мёртвым один из наших самых уважаемых членов гильдии, Арнольд Крюгер.”
Элиас удивлённо вскинул брови. “Арнольд Крюгер?” – вопросил он, зная, что этот купец был известен своими честными сделками и своей привязанностью к семье. Его отец с купцом Крюгером раньше вели торговые дела, и его смерть для Элиаса была чем-то невообразимым.
“Господин Крюгер мёртв?” – вопросил он, чувствуя, как по телу пробегает неприятный холодок. – “Но что произошло? Это убийство?”
“Это и есть вопрос, который мы должны разрешить,” – ответил фон Эберхард, его голос стал более мрачным. – “Именно поэтому мы призвали тебя, Элиас. Мы посовещались с присутствующими и хотим, чтобы ты взялся за это дело.”
Элиас заулыбался, потом усмехнулся. – “Вы в своём уме, господа? Причём здесь я?” Элиас и Якоб переглянулись.
– “Ну зачем ты так, сынок? Ты хочешь контракт на перевозку грузов с востока, а мы хотим разобраться, что произошло с Крюгером,” – грозно ответил фон Эберхард. – “Ты можешь развернуться и уйти, но что, если ты будешь следующим или кто-то из нас?” – спокойным тоном произнёс фон Эберхард.
Элиас посмотрел на Якоба и перевёл взгляд на Эберхарда. – “Этим вопросом должны заняться следователи юстиции. Впредь не вызывайте меня по вопросам подобного рода,” – произнёс с чувством скорби Элиас. – “А что касается контракта, можете оставить себе. Вы всё равно без моих кораблей и шагу не ступите.”
– “Мы просим тебя помочь нам в это тяжёлое для нас время, а ты, как упёртый болван, не хочешь понять нас,” – произнёс надменно фон Эберхард.
– “Извольте выражаться без ругательств, господин фон Эберхард. Я вам ничем не обязан и тем более ничего не должен,” – с презрением ответил Элиас.
– “Ты будешь делать то, что мы тебе скажем, или ищи другую гильдию, которая тебя примет. Ты позоришь своими действиями свой род, и свою фамилию, и своего отца,” – закричал фон Эберхард.
Элиас был ошеломлён услышанным. Якоб стоял молча за спиной Элиаса и чувствовал накал страстей.
– “Вы куча старых воронов, которые не понимают, что им делать и куда бежать,” – с презрением произнёс Элиас. – “Вы боитесь, что кто-то из вас будет следующим, так идите в министерство юстиции, причём здесь я?” – громко выкрикнул Элиас.
Эберхард ударил бронзовой резной палицей по дубовому столу с такой силой, что на поверхности осталась вмятина, а рядом сидевшие господа с ужасом прикрыли руками лица. – “Потому что ты один из нас!” – неистово закричал фон Эберхард.
Эта процессия закончилась так же быстро, как и началась.
Когда всё более-менее стихло, все присутствующие сидели, как “мышки”, и наблюдали за старым Эберхардом. Поведение Элиаса, возможно, и было нахальным и неуважительным, так как они подвели его с контрактом, но в глубине своей души он чувствовал, что помочь старикам просто необходимо. Они, словно малые дети, вопрошали помощи у молодого и амбициозного подающего надежды купца.
Когда все успокоились, присутствующие принялись обсуждать, что делать дальше, надеясь, что этот груз ответственности возьмёт на себя молодой Элиас Вандерхофф.
Он посмотрел на Якоба, тот молча кивнул в знак поддержки.
“Хорошо,” – ответил Элиас, сжимая кулаки. – “Я согласен. Сделаю всё, что в моих силах.”
Тишина воцарилась в зале. Элиас почувствовал, как на его плечи ложится огромная ответственность. Он и не думал в тот миг, что ступил на путь, полный опасности. И теперь, когда он это сделал, пути назад уже не было.
Он выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. “Господа, – начал Элиас, его голос звучал уверенно, но в то же время сдержанно, – я благодарен за оказанное доверие и готов, конечно, приложить все усилия, чтобы разобраться. Но, с вашего позволения, я должен отметить, что я всё же купец, а не сыщик. У меня нет опыта в проведении таких расследований.”
По залу прошёл лёгкий шепот, некоторые члены совета обменялись недовольными взглядами. Господин фон Эберхард поднял руку, призывая к тишине.
“Я понимаю, что вы хотите как можно скорее уйти от этого вопроса, – продолжил Элиас, – но мы должны быть рациональны. Учитывая серьёзность ситуации, я предлагаю нанять частного сыщика, чьи навыки и опыт могли бы помочь нам в этом нелёгком деле.”
Фон Эберхард нахмурился. “Частный сыщик, говоришь? Его услуги стоят немалых денег, Элиас. Мы не можем позволить себе тратить средства гильдии без уверенности в успехе. Может, обойдёмся своими силами.”
“Господин магистр, разве ваша жизнь и жизнь наших людей не стоят того?” – возразил Элиас, его голос звучал настойчиво. – “Если мы не найдём виновных, то кто знает, какие ещё преступления могут произойти? Мы не можем рисковать безопасностью и репутацией нашей гильдии.”
Один из членов совета, тучный господин с багровым лицом, по имени Корнелиус, встал из-за стола. “Элиас, сыщик – это роскошь, а не необходимость. Мы можем обойтись и своими силами. Тем более что ты сам согласился взяться за это дело.”
“Какого урожая ты произносишь эти слова, старик?” – вопросил с презрением Элиас, сохраняя спокойствие. – “Я уверен, что ни один из вас, “старых воронов”, и пальцем не пошевельнёт, если ему это не выгодно. Может, всё же вы займётесь этим делом?” – предложил он старому Корнелиусу. Старик с багровым лицом нахмурил брови и оттопырил без того пухлые губы, тяжело вздохнув.
“Мы можем использовать наши связи и знания города вместе с опытом сыщика,” – с надеждой произнёс Элиас.
Зал наполнился гулом обсуждений. Члены совета спорили и переговаривались, пытаясь прийти к единому мнению. Некоторые были согласны с Элиасом, считая, что нужно использовать все доступные ресурсы, другие же боялись лишних расходов и предпочитали более традиционные методы.