Двор был грязный, сплошь заваленный всяким хламом, но всё это было облагорожено ярким блеском весеннего солнца, и оно настоятельно поманило Ваньку вон из низкой комнаты с серыми от сырости стенами, вон – на воздух и на свет. Он взял подмышку гармонию, надел картуз и вышел из мастерской, решив дождаться у ворот, когда проснутся товарищи, и вместе с ними идти пить чай…
Степенно усевшись на лавке у ворот, Ванька положил гармонию себе на колени, а она при этом как-то просительно пискнула, точно говорила:
– Поиграй!
У Ваньки не нашлось резона отказать гармонике в её желании, – в нём широкой волной переливалось доброе и живое чувство радости, охота заиграть и запеть на всю улицу; он взял гармонику в руки и бойко извлёк из неё переливчатый аккорд.
Хорошо!
Он улыбнулся задорным звукам и, перебирая пальцами по клавишам, вполголоса стал подпевать:
Д' и оженила молодца
Да чужа дальня сторона-а
И чу-ужа дальняя сторонка…
– Фармазон! – раздался резкий возглас. – Обедня ещё идёт, а ты уже дьявола тешишь…
Экий бусурман некрещёный!
Это ругалась стряпка Тимофеевна, высунув красное толстое лицо из окна над головой Ваньки.
В другое время он сцепился бы с Тимофеевной зуб за зуб, но сегодня у него не было такого желания, хотя эта баба много горьких обид нанесла ему в ту пору, когда он был ещё учеником.
– Али ещё не отошла? – изумился он, поднимая кверху улыбавшееся и немного сконфуженное лицо.
– Не отошла! Ишь выпялился, ни свет ни заря… – Где бы в церковь сходить…
Окно закрылось…
Ванька с сожалением взглянул на гармонию и живо сообразил, что если он пройдёт в конец улицы и там сядет на Фроловском пустыре, то может играть сколько душе угодно – никто ему не помешает. Поправив картуз на голове и сунув гармонию подмышку, он двинулся вдоль по улице неторопливой походкой гуляющего человека, гордо неся свою голову, степенно поглядывая по сторонам, а внутри его всё играло и вздрагивало в страстном желании вырваться наружу в песне, в смехе, в пляске – как-нибудь и в чём бы то ни было – лишь бы вырваться.
Вот идёт навстречу ему старуха-нищая, стуча костылём по тротуару, изогнутая в дугу, обвешанная лохмотьями. Ванька, поравнявшись с ней, спрашивает её, сунув руку в карман своих штанов:
– Копеечка есть у тебя, бабушка?
– Есть, родимый, есть, – торопливо отвечает старуха.
– Ну-ка давай её… а это тебе, для праздника, семишник…
И он даёт ей две копейки, даёт и с чувством довольства и радости слушает добрые пожелания, которыми старуха устилает ему путь.