Чтоб крамола передохла,
Делай, братцы, сквозняки!
Р-разобьем повсюду стекла,
И – да будут насморки!
Зачихают все злодеи
И подохнут от простуд!
А у вам тогда скорее
Мир и радость процветут!
Понимающие люди указывали автору, что это безграмотно, но он опроверг:
– Необходимо для стиля, – говорит.
Скромные жители пробовали закрывать окна ставнями, но полиция нашла это недопустимым в интересах всестороннего наблюдения за внутреннею жизнью граждан.
– Что ж? Подождем, потерпим, – соглашались жители, нация, еще древних римлян изумлявшая своим смиренством.
Борька же, приучившись к безобразию, стал чувствовать себя национальным героем, даже во сне кричит:
– Спасай Русь!
Так невозбранно действовал он, окруженный всеобщим вниманием и славословиями. Когда же, наконец, все миролюбивые жители, покоя ради, переселились в глубокую Азию, куда их искони кровь тянула, и когда стало на Руси совершенно тихо, – явился Борьке частный пристав и говорит вполне серьезно:
– В ознаменование заслуг ваших и ради поощрения их в будущем назначаю вас министром народного просвещения…[6]
Это даже Борьку удивило до немоты – смотрит на пристава и молчит, а потом отозвался:
– Могу!
Тут старшой брат сказал Борьке с гордостию:
– Видишь, болвашка, до чего я тебя довел? Между прочим, назначь-ка ты меня профессором по кафедре истории. Я это дело насквозь знаю!..
– А меня, – просит средний, захлебываясь, – а меня…
И заплакал:
– Ах, почему я не женщина?
Этого желания никто не мог понять.
Оный тоже, конечно, плакал.
– Воистину, говорит, не пропала служба и молитва моя! Поглядела бы покойница Капочка…
Потом средний брат стал издавать газету в трех различных направлениях, и все семейство благополучно устроилось.