Слышит Яшка – говорит господь тихонько апостолу Петру:
– Много у меня, Пётр, праведников, а – скушновато мне с ними! Напускал ты их в рай – чрезмерно…
Отвечает апостол Пётр:
– Ты сам, господи, знаешь, я готов изменить, да – ведь как теперь изменишь? Это – Павлово дело, он, лысый, интернационал этот устроил…
– Эх, Павел, Павел! – вздыхает господь. – И сыну моему он евангелие испортил, и мне от него житья нет…
Смотрит Яшка, слушает, не всё ему понятно, а что скушно в раю, это он прекрасно чувствует: ни есть, ни пить не хочется, играть тоже неохота, и на душе смутно, как будто он клюквенным киселём объелся.
«Чего они побоями-то хвастают? – думает Яшка, глядя на святых. – Меня не меньше били, да я вот молчу! У нас, на земле, друг друга как бьют, кости в крошечки дробят, а – ничего!»
И стало Яшке жалко бога, – какая у него жизнь? Все вокруг ноют, никто побоев не стыдится, а ещё в честь и заслугу терпение своё ставят себе.