Максим Михайлов
Место действия – Южный Ливан
Долговязый еврей, наконец, закончил колдовать над своей аппаратурой и с довольным видом потрусил назад к "хаммеру", Волк смотрел ему вслед злым взглядом, раздосадованного хищника, борясь с искушением плюнуть на все и всадить пулю в эту удаляющуюся от него сутулую спину с темным пятном пота вдоль позвоночника. С такого расстояния он однозначно не промахнулся бы. В мозгу промелькнула сладостная картинка: солдат получив прямо между лопаток полутонный удар, мучительно прогибается в спине, всплескивает своими длинными тонкими руками, будто журавль крыльями, в наивной и бессмысленной попытке оторваться от этой грешной земли и ничком валится вниз, прямо под колеса замершего у обочины "хаммера". Он даже зажмурился, представляя себе все это, а когда вновь открыл глаза очкастый уже был надежно укрыт броней машины, только донесся издалека звук хлопнувшей двери. А потом "хаммер" фыркнул мотором и тронулся с места, уверенно набирая скорость, больше высматривать здесь патрульным было нечего, причина выхода из строя сигнализации найдена.
Проводив удаляющиеся машины до поворота, Волк с облегчением откинул назад маскировочный полог, выбираясь на поверхность. После утомительного лежания под слоем термоизоляционной ткани, земли и дерна, вечерний воздух с налетающим ласковыми порывами легким ветерком показался прохладным и необычайно вкусным. Волк с наслаждением поднялся на ноги, покрутил корпусом, несколько раз прогнулся в спине, разминая затекшие, приятно постанывающие мышцы. Рядом из своих укрытий выбирались Фашист и Абды, оправляли обмундирование, снаряжение, дышали полной грудью вечерней прохладой. Лица у всех троих при этом были настолько глупо-счастливыми, что Волк не удержался, рассмеялся в голос. Да так заразительно, что спустя несколько секунд его поддержал Фашист, а за ним подтянулись и Абды. Они искренне смеялись, заходясь до колик в подреберье, сами не понимая отчего хохочут как малые дети, просто ощущая, что им сейчас хорошо и радостно, несмотря на предстоящее уже через несколько часов тяжелое и опасное дело.
– Они тут долго возились с какой-то электронной хренью, похоже, вычислили вашу закладку, – отсмеявшись, наконец "обрадовал" Фашиста Волк.
Тот враз оборвал смех, будто поперхнувшись, на еще хранившем следы веселья лице проглянула явная озабоченность:
– И что теперь? Думаешь, пришлют техников в ночь? Это же чистое самоубийство. А они свои шкуры дорого ценят. Должны сначала подумать о прикрытии. Дежурными силами безопасность не обеспечишь, значит, надо запрашивать помощь у старшего командования. А командование, поди, уже дома на отдыхе, лишний раз беспокоить себе дороже… Нет, наверняка, утра будут дожидаться.
– Все так, – неторопливо, основательно кивнул Волк. – Вот только если бы я отвечал за участок, и на нем произошла такая хрень, я бы на всякий случай организовал неподалеку от места закладки ночную засаду. На своей территории, естественно. Посадил этак с десяток хлопцев с ночниками и поглядел, что тут будет до утра твориться.
– Нет, такой поворот событий нам совсем не в масть, – угрюмо процедил Фашист, подозрительно оглядываясь вокруг, будто уже готов был обнаружить где-нибудь неподалеку крадущихся израильтян. – По-моему ты их переоцениваешь, вряд ли в низовых звеньях командиры могут самостоятельно принимать решения такого уровня, как засада. Тут нужна детальная разработка плана, куча согласований и разрешений. Пока они проведут всю эту бумажную волокиту, пока подготовят людей, пройдет время, будет уже бессмысленно выводить их в ночь. Засада ведь должна прибыть на место заранее, разве нет?
– Так-то оно так, – недовольно буркнул Волк. – Но если бы я, – он подчеркнул голосом это "я" выделив его интонационно. – Если бы я, был на месте их командира, я все равно бы выставил засаду, а всю сопутствующую трехомундию проводил бы задним числом, после того, как парни будут уже на месте.
– Хорошо, хорошо, – примирительно вскинул вверх открытые ладони Фашист, неким интуитивным шестым чувством он безошибочно определил, что сейчас со старшим товарищем лучше не спорить. – Что ты предлагаешь?
Волк сразу же успокоился и заговорил тоже гораздо мягче, словно извиняясь, за то, что пытался давить на напарника:
– Да ничего особенно напряжного… Рвать нитку будем под утро, часов в пять, перед рассветом. А до этого времени предлагаю по очереди дежурить и наблюдать за той стороной. В случае любого шевеления там, операцию переносим. Так будет вернее, сам знаешь, береженного бог бережет…
– Аллах, – не удержался от шпильки Фашист. – Нет бога кроме аллаха и все в руках его, иншалла!
Заслышав знакомые обороты, настороженно переглянулись Абды, Волк лишь напоказ тяжело вздохнул, демонстрируя свое долготерпение. Ему в принципе было все равно, так как в глубине души он сильно сомневался в существовании какой-либо загробной жизни. И даже если допустить ее наличие, ничего хорошего ему там за темной чертой отделяющей мир живых от царства мертвых, не светило. По совокупности деяний, так сказать. Но все равно лишнее напоминание о его официальном мусульманском вероисповедании ему было как кость в горле. И так он вынужден был соблюдать все эти дурацкие обряды, иначе разные фанатики начинали косо смотреть, благо хоть на период боевых действий это не распространялось. А так реально приходилось: и поститься в рамадан, и вскакивать на молитву перед рассветом, и еще четыре раза за день, и платить закят, ладно еще хоть в Мекку пока не отправили, хотя может, и неплохо было бы прогуляться, в качестве отпуска, как-никак давно уже толком не отдыхал. В отрядах "Хизбаллы" кодекс законов о труде, к сожалению, не действует…
– Ладно, – хлопнул его по плечу Фашист. – Не вздыхай так тяжко, подежурим, все равно я весь на нервах, хрен усну. К тому же еще надо отход подготовить.
Он хитро улыбнулся, на мгновенье став похожим на забавного лисенка из мультфильма, и Волк ответил ему открытой дружеской улыбкой.
К ограждению они подошли, когда мутный предрассветный полумрак окутывал окрестности легкой почти невидимой дымкой. Абд-второй возник из нее бесшумно, как призрак, не тратя слов, условным жестом показал, что все в порядке. Он караулил в последнюю смену, и значит, если они ничего не проморгали, то Волк беспокоился зря, засаду для их встречи выставлять никто и не подумал. Шедший первым в короткой цепочке Фашист остановился у самого забора, чутко всматриваясь в раскинувшуюся прямо за ним в каких-то нескольких десятках метров оливковую рощу. Причудливые тени, залегшие между деревьями, загадочно шевелились, казалось, они скрывают за собой целый отряд настороженно следящих за каждым движением незваных гостей бойцов. Но впечатление это было обманчивым, как всегда обманчив предутренний полумрак. Тот самый, когда черную нитку еще нельзя отличить от белой, а потому Аллах не видит, что происходит на земле и можно вкушать пищу и любить женщину даже в священный месяц рамадан. В роще никого не было гарантированно, не зря же они по очереди караулили здесь с самого заката.
Двое ливанцев шахиды из отряда джихада подтащили вплотную к забору сложную конструкцию из дюраля, чем-то напоминающую садовую стремянку. Фашист брезгливо оглядел черные комбинезоны смертников, зеленые повязки с вышитыми золотом цитатами из Корана на головах, закаменевшие сосредоточенные лица фанатиков и даже передернулся от едва сдерживаемого отвращения. Он ненавидел этих людей, ненавидел почти так же сильно, как евреев, просто последних он считал более опасными, а значит подлежащими уничтожению в первую очередь. "Погодите, мы еще встретимся и с вами", – мысленно пообещал он, возящимся со "стремянкой", смертникам, до хруста зубов сжав челюсти. Ничего, время придет, настанет свой срок для всех и для каждого. А сейчас даже очень удачно, что у нас есть общий враг. Было бы гораздо хуже, если бы вы вдруг смогли договориться с евреями.
"Стремянка" была разложена за рекордное время в десяток секунд, сказывалась предварительная недельная тренировка. Оба шахида уперлись в конструкцию руками, крепко впечатав ступни ног в неровности почвы. Малейшая ошибка на этом этапе могла поставить под угрозу срыва всю операцию, стоит лишь легонько коснуться проволоки забора, и на пульте оператора технических средств охраны участка зажжется тревожный красный огонек, взвоет сирена, срывающая с коек дежурную группу пограничников… И тогда будет уже не до выполнения задания, лишь бы ноги отсюда живым унести… Хотя тут еще вопрос, стоит ли их уносить, за срыв миссии такой важности вполне можно не сносить головы, и благополучно вернувшись в лагерь. Так что, как ни крути, а лучше случайных проколов не допускать.
Первым на дюралевую конструкцию вскарабкался один из Абдов. Постоял секунду, примериваясь к забору, с верхним краем которого теперь оказался почти вровень, а потом одним стремительным рывком метнул вперед свое гибкое, поджарое тело, будто прыгун в высоту, переваливаясь всем корпусом через сложные витки тянущейся поверх забора "егозы". По-кошачьи ловко извернулся в воздухе и почти бесшумно опустился на четвереньки по ту сторону, уже на израильской территории, прямо в мягкую пахоту КСП. На минуту все замерли. Абд, приникнув к земле и стараясь даже не дышать, остальные диверсанты по свою сторону забора, вглядываясь в прицелы оружия, в ожидании криков, стрельбы, команд… Но по ту сторону границы все было тихо, никто не спешил хватать нарушителя, стрелять в него, пускать осветительные ракеты… Тишина, мертвая, давящая, такая обманчивая и вместе с тем спасительная…
Наконец замерший на КСП боевик осторожно пошевелился, видимо, уверившись в удачности переброса и собственной безопасности. Мучительно медленно, будто двигаясь в толще воды, он приподнялся на корточки, выставив перед собой настороженный, готовый при малейшем признаке угрозы тут же изрыгнуть длинную очередь ствол. Волк в этот момент физически ощутил, как перетянутыми струнами звенят его собственные, готовые в любую секунду лопнуть от непосильной нагрузки нервы. Палец замер на спусковом крючке, а по щеке щекотно сползала едкая капля соленого пота. Всего лишь доля секунды нужна была, чтобы смахнуть ее рукой, но он не мог заставить себя оторваться от фосфорицирующей в сумерках зеленой полоской рамки прицела автомата, щупающей густую тень оливковой рощи. Боевик приподнялся на ноги и сделал первый робкий шаг вперед, долго приноравливаясь к вывороченным комьям земли, прежде чем опустить на них обутую в десантный ботинок стопу. Шаг, еще шаг… Постепенно превращаясь в смутную предрассветную тень, растворяясь в полумраке умирающей ночи, Абд скользил все дальше и дальше, направляясь к кромке рощи. Там у первых деревьев он должен залечь и осмотреться и, если все будет в порядке, то тем же путем последует Фашист, потом Волк и второй ливанец.
Боевик уже полностью пропал из вида, растворившись в неверном сумраке. Лишь интуитивно, на самом пороге отпущенных человеку чувств Волк улавливал его неторопливое, скользящее движение. Наконец условленный свист оповестил их о том, что переброс прошел успешно, никакой опасности поблизости не обнаружено, и Абд занял позицию в готовности прикрыть своих товарищей огнем. Теперь действовать следовало быстро. Три по-обезьяньи цепких и ловких фигуры одна за другой взлетели над проволочной спиралью ограждения и мягко приземлились на КСП. Конечно, оставленные этими прыжками следы толком не скроешь, но это уже не имело особого значения. Утренний патруль из солдат пятой пехотной бригады, который мог бы обнаружить место перехода, как раз и должен был стать их жертвой, так что скрывать больше нечего и не от кого.
Шахиды, оставшиеся на той стороне, быстро, как на тренировке, свернули "стремянку" и, вскинув на прощание сжатые кулаки, бегом исчезли за ближайшим холмом. Они свое дело сделали и с чистой совестью могли возвращаться. Для обратного перехода группе такие ухищрения и акробатические трюки уже не понадобятся.
Тем временем четверо диверсантов, растянувшись в цепочку с интервалом в десяток метров, споро двинулись в ту сторону, откуда должен был появиться утренний патруль. Следовало протопать что-то около километра, для того, чтобы не устраивать засаду на участке вчерашней ложной сработки сигнализации, где объездчики могут вести себя более настороженно, чем на привычном рутинном маршруте. Двигались вдоль самой кромки рощи, прячась в отбрасываемых ее деревьями тенях, растворяясь в них, становясь практически невидимыми. Шли молча, сосредоточенно, с момента переброса все шутки и личные симпатии закончились, сейчас они были лишь хорошо запрограммированными автоматами, четко знающими, что им надлежит делать, не подверженными обычным человеческим слабостям и эмоциям. Элитная группа диверсантов "Хизбаллы" выходила к месту засады, и если бы какой-нибудь сторонний наблюдатель мог увидеть их сейчас, он с уверенностью сказал бы, что утреннему патрулю пятой бригады исключительно не повезло, столько решимости и злой целеустремленности было в кошачьей пластике их бесшумного скольжения в тенях.
Мерный рокот моторов они услышали издалека, задолго до того, как два патрульных "хаммера" выпрыгнули из-за поворота. Волк привычно отфиксировал время появления противника, без одной минуты девять утра, все так же, как всегда, привычный распорядок патрулирования не нарушен. А это пусть только косвенно, но все же говорило за то, что все идет по плану и переход границы диверсионной группой действительно остался незамечен. Умудренный богатым жизненным опытом, Волк до последнего мгновенья не сбрасывал со счетов немалой вероятности того, что давно обнаруживший их противник лишь играет с группой, выбирая удобный момент для удара.
Машины шли совсем не в том порядке, что вчерашние пограничники. Водитель заднего "хаммера" явно веселился, скрашивая рутину патрульного объезда, тем, что пугал своего товарища из головной машины изображая попытки боднуть его внедорожник в кургузую бронированную задницу. В результате оба "хаммера" перли по дороге, как приклеенные друг к другу, на минимальном расстоянии. Волк краем глаза успел заметить скользнувшую по лицу Фашиста хищную гримасу, почувствовал, как подобрался, будто огромная кошка перед броском, напарник.
Действительно, шутовство водителя задней машины значительно упрощало дело. Заложенный на грунтовке фугас должен был при такой дистанции надежно вывести из строя оба патрульных джипа, благо взрывчатки Фашист не пожалел. Вообще, они рассчитывали на подрыв только головного "хаммера", задний предполагалось бить приготовленной Абдом-вторым "мухой", но тут, пожалуй, неверное военное счастье решило им вдруг улыбнуться, да еще как, во все тридцать два зуба. Волк скосил глаза туда, где в зарослях молодой поросли притаился Абд-второй. Ливанец сосредоточенно готовился к бою, зеленый цилиндр "мухи" уже разложен по-боевому и покоился на его плече, выражение лица было скорбным и торжественным, будто во время молитвы, губы беззвучно шевелились, что-то проговаривая про себя. Фашист, более образованный и сведущий в различных восточных тонкостях, чем формальный мусульманин Волк, сразу определил бы, что боевик "Хизбаллы" читает перед боем шахаду, препоручая свою судьбу Аллаху, выражая признание полной покорности его воле и чистоту своих помыслов перед тем, как убить приближающихся неверных, а возможно и погибнуть от их рук самому. Смотря на что, будет воля ал-Джаббар, ал-Муизз, ал-Фаттах Аллаха, Могущественного, Дающего силу, Победителя. Иншалла!
Текут, уходят, будто вода в песок последние секунды перед боем, все шире и шире ползет по щекам зловещая улыбка Фашиста, все быстрее движутся губы Абда-второго, все мрачнее становится разрисованная потеками бурой краски физиономия Абда-первого. Своего лица в эти секунды Волк, само собой, никогда не видел, подозревал, что и его не миновало это коверкающее привычные черты мгновенное помешательство ожидания. Но подозревать и видеть, две разные вещи, так что наверняка знать он не мог, и про себя считал, что это к лучшему… Ни к чему человеку наблюдать за собой в эти невыносимо длинные мгновения, отделяющие жизнь от смерти, вредно для психического здоровья.
Головной "хаммер" уже поравнялся с вроде бы случайно брошенной поперек дороги веткой и, не притормаживая, покатил дальше. Сухо хрустнуло под мощным резиновым протектором мертвое дерево. Волк осуждающе качнул головой, вспоминая свой собственный рожденный на чеченской войне опыт подобных ситуаций. С его точки зрения водитель внедорожника поступил крайне неосмотрительно. Да если ты видишь на дороге, по которой едешь, или возле нее, хоть что-нибудь похожее на отметку, оставленную минерами для ориентировки, не поленись, нажми на тормоз, еще раз внимательно все осмотри, позови сапера, пусть он проверит. Даже если там ничего нет, все равно, в тысячу раз лучше прослыть трусом и паникером, чем превратиться в исковерканный взрывом фугаса труп. Израильский солдат, сидевший за рулем головного "хаммера", похоже, этой простой истины не знал, а может быть, и вовсе не заметил лежащей поперек дороги ветки, отвлеченный шутовством своего товарища, так и норовившего боднуть его машину своим бампером. В любом случае, наказание за беспечность последовало незамедлительно.
Едва только головной "хаммер" миновал место закладки, Фашист, зло оскалившись, несколько раз быстро нажал кнопку подрывной машинки. Фугас они заложили проводной. Потратили немало времени и сил, чтобы надежно замаскировать тянущиеся от дороги провода, зато теперь можно было не волноваться о наличии или отсутствии в патрульных машинах генераторов помех типа антивзрыв. Конечно, радиодетонатор штука хорошая, намного упрощающая жизнь диверсанта, но старый добрый проводной способ все же надежнее. Электрический ток помехами не забьешь.
Грохнуло. Несмотря на то, что Волк точно знал, что сейчас будет взрыв, ждал его, все равно ударило так, что его на миг оглушило, вогнав в неконтролируемый ступор. В ушах поплыл колокольный звон. Из дорожного полотна, прямо по центру вырвался густой сноп алого пламени. Дрогнула, ворохнулась беспокойно земля. Головной "хаммер", будто получив мощный пинок под зад, кувыркнулся в воздухе, заваливаясь боком на обочину дороги. Вторая машина, оказавшаяся от места взрыва всего в нескольких метрах, наоборот подскочила на дыбы, словно норовистый конь, вскинув в воздух передние колеса. Вихрем пронеслась, срывая листья и тонкие ветки деревьев, ударная волна.
– Аллах акбар! Аллах акбар! – тонко взвыл справа кто-то из Абдов.
Крик потонул в длинной автоматной очереди. Фашист хладнокровно полосовал покореженные, сочащиеся дымом остатки головной машины, давя на психику, не давая возможно выжившему экипажу предпринять что-либо для собственного спасения. Глухо ухнула "муха", и огненный клубок ткнулся в бок второго "хаммера", все же удержавшегося на дороге и вновь опустившегося на все четыре колеса. Удар гранатометного выстрела заставил машину еще раз подпрыгнуть, разворачивая ее к засаде передом. Волк, тщательно поймав на мушку лобовое стекло, врезал по нему несколькими прицельными очередями по три патрона, пытаясь разглядеть за отблеском встающего над горизонтом солнца, черные силуэты людей внутри. Не разглядел, а может, их там уже и не было. Стекло, даром, что должно быть бронированное и вроде как пуленепробиваемое, покрылось частой сетью трещин и под ударами пуль завалилось внутрь. Сбоку в работу включились автоматы обоих Абдов. Выстрелы били нестройными пачками, сливаясь в сплошной грохот, забивая звенящей глухотой барабанные перепонки, щекоча ноздри кислой пороховой гарью.
Добив магазин, Волк сноровисто пристегнул новый и принялся внимательно изучать результаты обстрела. Один за другим смолкли автоматы других засадников. Огненный шквал, неожиданно обрушившийся на патрульный наряд из оливковой рощи, если не полностью уничтожил израильтян, то, во всяком случае, абсолютно лишил их воли к сопротивлению. Со стороны дымящихся машин по нападающим так и не было сделано ни одного выстрела. Сейчас, когда стрельба полностью прекратилась, стало слышно басовитое гудение пламени, потрескивание вспучивающейся от жара пузырями и лопающейся автомобильной краски и мерный скрип все еще вертящегося по инерции заднего колеса головного "хаммера" задранного высоко вверх. Однако, как Волк ни напрягал слух, он не мог расслышать ни человеческих голосов, ни бряканья амуниции, не видел, занимающих позиции для обороны стрелков. Обе машины казались мертвыми. Довершая впечатление, из водительского окна второго "хаммера", безвольно упав на топорщащиеся остатки выбитого пулями бронеплекса, свисала, царапая скрюченными пальцами дверцу, поросшая черными волосами рука с синевшей на запястье сложной татуировкой.
Волк осторожно приподнялся, готовый при малейшем движении со стороны чадящих машин, вновь броситься ничком на землю. Внимательно всмотрелся в открывающуюся глазам картину. Отметил для себя еще одно неподвижно лежащее тело в тлеющей на спине полевой куртке. Тишина. Ни звуков, ни движения… Ничего…
– Черт, Фаш! Похоже, мы всех их убили! – в голосе неприкрытые досада и разочарование.
Всех убивать не планировалось, хотя бы одного надо было взять живым. Халилю требовался заложник. Живой израильский солдат, которого можно было бы показать по телевиденью, у которого в Израиле нашлись бы родные и близкие, требующие от правительства новых уступок террористам. То есть такой человек, жизнью которого можно было бы шантажировать ненавистных евреев, так же как это уже было недавно с захваченным два года назад пограничником. Вот только, похоже, не получилось. Даже если в этом чертовом пекле, что они здесь устроили, кто-то и уцелел, он, наверняка, нашпигован пулями и не переживет рывка через границу. Толку от заложника, который загнется от ран в пути?
Фашист, опасливо присевший на колено и настороженно сжимающий автомат, вгляделся в сочащиеся черным дымом машины.
– Не может быть, эти суки живучие. Просто наложили в штаны, и боятся обозначиться, трясутся за свои драгоценные шкуры. Только и всего, а ты панику зря разводишь.
– Зря панику говоришь, развожу, – ухмыльнулся уголком рта Волк. – Может, сходишь тогда, проверишь? Заодно работу проконтролируешь, а?
Глаза его опасно сверкнули, зло прищуриваясь, превращаясь в узкие щелки из которых зрачки смотрели острыми змеиными жалами.
– А что? Думаешь слабо? – презрительно скривился Фашист, приподнимаясь с колена и вскидывая к плечу автомат. – Сейчас схожу, приведу тебе этих засранцев.
– Ладно, уймись, ты мне еще живой нужен, – со значительным нажимом глядя напарнику прямо в глаза и не отводя взгляда, произнес Волк. – Пошли кого-нибудь из Абдов, только быстро. Время дорого. Эти, – быстрый кивок в сторону горящих машин. – Вполне могли ехать с включенной на передачу рацией. Так что того и гляди, дождешься тревожную группу.
– Тогда пошли все вместе, – тряхнул головой, отбрасывая назад, слетевшую на лоб светло-русую челку Фашист. – Броском вперед, пока не очухались. Эй, воины Аллаха, пора собирать трофеи! Ну, поднимаемся, поднимаемся!
Абды недоуменно поглядывая то на Фашиста, то на мрачно молчащего Волка, встали в рост и, держа оружие наготове, медленно двинулись вперед. Волк весь сжавшись в ожидании, слился воедино с автоматом, ловя прорезью прицела малейшее шевеление впереди. Абды шли не скрываясь, в полный рост и если кто-то из патрульных выжил, то сейчас по ним огненной плетью должна была хлестнуть очередь. Ливанцы тоже знали это, но все-таки шли, шли на верную смерть. Однако израильтяне отчего-то медлили. Подпускают ближе, чтобы наверняка? Не заметили? Или действительно живых не осталось? Мысли вихрем неслись в голове Волка, а сжавшиеся в щелки глаза все скользили вдоль чадящих машин, слева на право, и тут же обратно. Никого, ничего… Тишина…
Фашист, издевательски улыбнувшись и укоризненно прищелкнув языком, поднялся на ноги.
– Пожалел меня, говоришь? На верную смерть не послал? Пошли, дядя Женя, слишком хорошо мы, видать, стреляем, нет там никого.
Волк нехотя поднялся, "дядей Женей" Фашист называл его только когда, по его мнению, напарник допускал какой-нибудь явный ляп с извечной своей любовью к перестраховке. Издевательским "дядей" он как бы подчеркивал их разницу в возрасте, намекая, что некоторым, слишком острожным, пора уже на покой, так как неверное ремесло наемника в принципе для молодых. Случалось такое не редко, но в свое оправдание, Волк всегда мысленно приводил один и тот же аргумент: "Тем не менее, мы оба до сих пор живы, в отличие от многих других, не так ли?", вслух, однако он эту мысль никогда не озвучивал, опасаясь насмешек острого на язык Фашиста.
Теперь они все четверо были как на ладони, стреляй, не хочу. Но искореженные машины молчали, будто и не было еще минуты назад внутри восьмерых патрульных. Неужели действительно все убиты?
Очередь ударила в тот момент, когда он уже до конца уверился в том, что живых врагов впереди нет. Длинная, бестолково выбившая фонтанчики пыли из-под ног шедших впереди Абдов и усвистевшая в нависшее над машинам небо, безобидно дырявя ни в чем не повинные облака. Похоже, стрелок ранен или серьезно контужен и лишь только сейчас пришел в себя настолько чтобы открыть огонь. Эту мысль Волк додумывал уже в длинном перекате, закончившимся четким кувырком за небольшой холмик, могущий хоть как-то прикрыть от пуль. Тренированное тело опытного диверсанта сработало само, не требуя участия разума. Краем глаза он зацепил сноровисто откатившего под прикрытие зарослей низкорослого кустарника Фашиста. Абды тоже стремительно исчезли из виду, в том, что никого из них незадачливый стрелок даже не зацепил, Волк был абсолютно уверен. Не та выучка у ребят, чтобы вот так вот запросто попасть под шальную очередь. Вскинув автомат, Волк дал несколько коротких очередей, жестяным грохотом пробарабанивших по броне чадящего "хаммера". Как бы там ни было, а охладить слегка пыл невидимого стрелка не помешает. Но осторожненько, так, чтобы не дай Бог не убить. Желательно даже не задеть, потому все пули значительно выше того места, где несколько секунд назад заплясала четырехлучевая звезда автоматного пламени.
Фашист тоже отметился, секанул по машинам парой очередей. Изик азартно ответил, чуть ли не половиной магазина. Тут дело понятное, страх перед нападающими, шок после подрыва, возможно боль ран. Он сейчас настолько эмоционально взвинчен, что не способен ни толком целиться, ни контролировать расход отнюдь не бесконечных боеприпасов. Сейчас его огонь практически не опасен. Вот когда начнет расчетливо бить одиночными, тогда берегись, значит полностью пришел в себя и того и гляди завалит кого-нибудь из неловко подставившихся штурмующих. А такого исхода допускать нельзя, слишком мало людей в группе, чтобы класть их, выковыривая из обломков упрямого еврея. Нет, действовать надо сейчас, пока он оглушен и смят, пока не может толком собраться для результативного сопротивления. Вот только подниматься с такой уютной, безопасной позиции за холмиком под автоматный огонь, пусть даже неприцельный, ой как не хотелось. Хотя, кто сказал, что нужно это делать самому?
– Фаш! – не скрываясь, по-русски заорал Волк. – Пошли Абдов вперед с двух сторон. Мы с тобой прикрываем!
Только потом он сообразил, что тот, залегший сейчас где-то среди перевернутых машин, вполне может тоже понимать русский, хватает на той стороне линии бывших соотечественников. Но что уж теперь, что сделано, то сделано, назад не откатишь. Изик на голос среагировал, не понять уж, знал русский, нет ли, но секанул по кустам, где затаился Фашист, пуская пули веером, срубая зеленые верхушки. Наемник ответил прицельной очередью, заставляя стрелка, залечь, перестать стрелять хоть на минуту. Одновременно он выкрикивал команды на арабском. Абды сноровисто задвигались на получетвереньках, юркими ящерицами обходя с двух сторону обломки машин, беря их в гибельную вилку. Волк примерившись и примерно определив место, где засел стрелок дал две очереди с таким расчетом, чтобы изика хорошенько обсыпало выбитой пулями прямо у него перед носом землей. Вроде сработало, на какой-то момент автомат живучего патрульного замолчал. Воспользовавшись этим Абды, вскочив на ноги, рванулись вперед, уже не скрываясь, в воздух взлетели черные мячики шоковых гранат, западный аналог российской "Зари", специально разработанные для того, чтобы парализовать объект захвата. Волку уже выпадал случай познакомиться с их действием, ощущение такое, что даже самому крутому вояке не стыдно в штаны напустить, если ударит неожиданно. Он еще успел увидеть, как падают навзничь ливанцы, утыкаясь лицами в землю, закрывая ладонями уши, и сам не задумываясь, последовал их примеру. Грохнуло один раз, потом еще, даже сквозь зажмуренные веки, по глазам ударило яркой вспышкой, поплыли в темноте вспышками радужные круги. Когда Волк, наконец, проморгался, ливанцы были уже возле машин. Стрелять по ним никто не пытался.
Абд-первый замер с автоматом наготове, сдвинувшись чуть в сторону, чтобы товарищ не закрывал ему возможной директрисы стрельбы. Абд-второй мелкими приставными шажками, настороженно вертя бритой наголо головой, двинулся вдоль промятого корпуса машины, вытягивая шею, пытаясь заглянуть на ту сторону груды железного лома, еще несколько минут назад бывшей бронированным джипом. "Грамотно действуют, – отметил про себя, наблюдая за подчиненными Волк. – Не плохо их в учебных лагерях натаскали". Коротким взмахом руки он показал Фашисту на вторую машину, следи мол, а то пока Абды сосредоточились на головной, самое время по закону подлости неожиданно ожить еще кому-нибудь из экипажа оставленной без присмотра тачки. Абд-первый тоже время от времени бросал в ту сторону настороженные взгляды, но этого явно мало, да и не нужно ему сейчас отвлекаться от прикрытия товарища.
Абд-второй уже поравнялся с кабиной головного "хаммера" и резким рывком выметнул свое тело за нее, тыча впереди себя автоматным стволом. И тут же вскрикнул скорее удивленно, чем испуганно, дернулся в бок, приседая и выбрасывая вперед автомат. Но не выстрелил. Что же там такое? Если готовый к бою враг, почему ливанец не стреляет? Или гранаты оказались не просто свето-шумовыми и разнесли незадачливого стрелка в клочья? Додумывал эту мысль Волк уже на бегу, тело среагировало само, раньше, чем мозг успел отдать команду мышцам. Стремительным броском наемник по кратчайшей дуге обогнул обгоревший джип, оттолкнул не столь быстрого и тяжелее соображающего Абда-первого, чтобы не путался под ногами и, разворачиваясь в прыжке, вылетел за покореженный капот. Первым кого он там увидел, оказался израильтянин в зеленой полевой форме. Сердце рухнуло куда-то в желудок. Абд, сука, почему не стрелял! Враг был на расстоянии вытянутой руки, чуть правее, чем нужно, никак не успеть развернуть слишком далеко отведенный во время прыжка влево ствол. На, сволочь! Левая нога, вкладывая в удар инерцию прыжка, врезалась носком армейского ботинка израильтянину под ребра. Тот согнулся судорожно всхрапнув. Ага, не нравится! С боку что-то отчаянно заверещал Абд. Не до тебя сейчас, придурок! За согнувшимся пополам и жадно хватающим широко распяленным ртом воздух изиком, обнаружился второй. Ни хрена себе, нет живых! Да их тут больше, чем достаточно! Ровно на две штуки больше. Вот только второй все же слишком далеко, однозначно не успеть его достать до выстрела. Но что это? Он поднимает руки? Что, сдается что ли? И этот, перхающий стоя перед ним на коленях, у него же не было оружия. Черт! Что здесь происходит?
