Максим Шахов
Контейнер со смертью
Пока ему везло, и Хогган уже одиннадцатого июня был на северном побережье. Голодный и уставший, ночью он удачно угнал большой мощный прогулочный катер, который принадлежал какому-то местному состоятельному человеку. Но в последний момент решил изменить план. Слишком все хорошо и просто, а значит, предсказуемо. Сейчас в лаборатории уже знают о его побеге и пропаже контейнера. При тех связях, которые имеют террористы, при высоком уровне коррупции в стране, у него не было шансов перейти границу или уйти морем. Можно с уверенностью сказать, что прибрежная акватория патрулируется не только пограничниками. Его возьмут через полчаса, максимум час. И деться ему с катера в открытом море некуда. Значит, пусть они получат еще один ложный след. Хогган заблокировал руль катера и прыгнул за борт. Легкое быстроходное суденышко взяло курс на северо-запад, в сторону Гаити.
Хогган действовал быстро и решительно. Самое главное – уйти как можно дальше от берега, понимал он. Террористы решат, что у беглеца два выхода: либо спрятаться где-нибудь поблизости и выждать, пока его перестанут искать, либо сразу же броситься как можно дальше от лаборатории и из страны. Если они будут перекрывать ему пути из Венесуэлы, то как спрогнозируют его поведение? Наверняка решат, что белому легче попытаться скрыться в людных местах, затеряться в мегаполисах, среди туристов. Реально. Могут предположить, что он попытается пересечь границу и спрятаться в дикой местности. Могут, если предположат, что агент спецслужб имеет достаточную для этого подготовку. Тоже реально. Тем более что в джунглях и горах в любую сторону не пойдешь. Нет там дорог. Для дилетанта непонятно, что убегающего через джунгли и горы настичь гораздо легче, чем убегающего через людные места. А его, судя по тем следам, которые он оставил, дилетантом считать не будут.
И Хогган выбрал третий вариант, который в принципе можно было спрогнозировать, но отследить очень трудно. Трудно потому, что окружность – это триста шестьдесят градусов, это триста шестьдесят возможных направлений. При хорошей подготовке и определенной ловкости агент может рвануть в любом направлении со всевозможной скоростью, которая зависит от подручных и попутных средств. Рвануть именно с целью удалиться на как можно большее расстояние за единицу времени. Каждый лишний час бесплодных поисков в ложном направлении дает беглецу хорошие шансы на бесследное исчезновение.
Путь, каким пошел Хогган, мог показаться самоубийственным, но разведчик решил, что для него это единственное спасение. Он вернулся в Сан-Мигель. Как ни подмывало Хоггана быстро покинуть страну, быстро доставить руководству свои трофеи, он решил, что права на любой риск у него нет. Ведь, помимо контейнера с изобретенным бактериологическим оружием, у него имелась и видеозапись разговора Хайяни с одним из террористов, с этим убийцей Гаспаросом. И на этой записи отчетливо было слышно то, что они замыслили. Такой угрозы миру еще не существовало. Что там падающие с неба самолеты, что там пара тысяч жизней. Речь идет о таком страшном вирусе, о таком способе его доставки в густонаселенные районы, что помешать уже никто не сможет.
Хайяни отсутствовал двое суток. Никто не знал, куда он уезжает, когда вернется. Большинство специалистов, работавших в лаборатории, догадывались, что работа близится к концу, поэтому Хайяни и объявился в Венесуэле, поэтому он уже несколько недель занимается здесь какими-то организационными вопросами. И режим охраны, и режим секретности ужесточились за эти недели довольно значительно.
Когда начался пожар, Хайяни подъезжал к лаборатории. Еще за несколько десятков метров он увидел полыхнувшее зарево на ночном небе и сразу понял, что случилось нечто непоправимое. Террорист не думал сейчас о том, что возможно заражение местности, что существует угроза ему самому. Первая мысль, которая пришла ему в голову, что вся многолетняя кропотливая работа пошла насмарку.
В здании кричали люди, охрана спешно выводила ученых во внутренний двор, кто-то уже тащил шланги и подключал их к мощным насосам системы пожаротушения. Потом кто-то догадался вырубить подстанцию, и большая часть здания погрузилась в темноту. Хайяни, расталкивая охранников, которые пытались удержать его, ринулся внутрь. С закопченным лицом и прожженной рубашкой он метался среди тех, кто спешно тушил пожар, пытаясь понять, какой ущерб нанесен всему делу.
– Аслан! – хриплым голсом закричал Хайяни.
Седая бородка «эспаньолка» с усами делала смуглого Хайяни похожим на латиноамериканца. А сейчас, с разъяренным лицом и пылающими гневом глазами, он был больше похож на древнего пирата. Костлявые пальцы схватили за воротник камуфляжной куртки начальника охраны и тряхнули его.
– Аслан! Во имя Аллаха, куда ты смотрел, собака! Как это могло случиться?
Невысокий коренастый человек пытался оправдаться, но речь его была невнятной, потому что он представления не имел, что вообще произошло, что именно послужило причиной пожара. И только когда все ощутили запах пропана в воздухе, появились кое-какие предположения.
Через два часа пожар был потушен окончательно. Резервные холодильные камеры были подключены по аварийной схеме к электросети, специалистов развели по своим помещениям, которые не пострадали. И только тут начальник охраны подбежал к Хайяни со страшным сообщением:
– Хоггана нигде нет!
– Что? – Голос Хайяни прозвучал как шипение змеи. – Ты уверен? Всех запереть! Вышли поисковые партии и прочеши окрестности. Я сам свяжусь с полицией, пусть ловят всех похожих, потом разберемся. А ты, мой друг, – Хайяни повернулся к человеку вполне европейской наружности, с маленькими глазами, – ты должен выполнить свою задачу. Ничто не должно тебя остановить, Карло. Отправляйся немедленно, и пусть сбудется воля Аллаха.
– Хорошо, – ответил Карло Гаспарос, – только я дам тебе один совет на прощание. Этот Хогган далеко не уйдет, ищи его здесь, ищи его в Сан-Мигеле. Он обязательно постарается связаться с кем-то, кто поможет ему удрать из страны. Не теряй времени на поиски у границы и на побережье.
И тут задребезжали оконные стекла и рассыпались на мелкие осколки. Земля ушла из-под ног, и несколько человек упало. Второй толчок произошел через несколько секунд, и две старинные башенки особняка обвалились, с грохотом разбрасывая в разные стороны обломки кирпича…
Глава 2
Росляков сидел на откидной лавке, которые располагались вдоль бортов грузового «Ила», и дремал. Коллеги из его группы вяло чесали языками по поводу событий в Венесуэле, вспоминали другие случаи из своих командировок. Дело было привычное, ребята повидали за время своей службы всякое, поэтому даже стихийное бедствие такого масштаба для них было рутиной. Рядом со стуком падали кубики, ширкали по доске фишки. Заядлые игроки Сашка Великанов и Олег Филиппов резались в нарды. Филиппов, темноволосый худощавый капитан, играл очень эмоционально, как и все, что он делал в быту. Каждый свой бросок Олег комментировал очень живо и с шуточками. Интересный парень, подумал о нем Росляков, как он меняется, когда дело доходит до его работы. Капитан сразу становится серьезным, немногословным, сосредоточенным. Ни лишнего слова, ни движения.
Великанов – высокий, крупный, светловолосый. Этот всегда одинаков, что в жизни, что в работе. Насмешливый, ироничный, но сдержанный. Парень с каким-то запасом. Это трудно объяснить, но когда он говорит или что-то делает, даже самые бытовые движения у него происходят как будто не до конца. Как будто он оставляет себе резерв сил, слов, эмоций для всевозможных неожиданностей, когда придется выкладываться до самого конца. Про него не скажешь, что он всегда напряжен. Скорее – всегда готов. На Рослякова поглядывали, это он чувствовал даже с закрытыми глазами. Всем интересно, что это за полковника из самого Главка к ним «пристегнули».
Под мерный стук костяшек кубиков на доске Росляков дремал, и мысли его стали расползаться, выхватывая из памяти то одни события, то другие. Сердце болезненно сжалось даже в полудреме, потому что Михаил Васильевич почувствовал, что сейчас мысли вернутся к Насте. Когда ты наполовину спишь, то трудно себя контролировать, трудно отгонять ненужное. Да еще и проклятый профессионализм. Росляков умел забывать то, что мешало работе, спокойному сосредоточенному течению мысли. Но память цепко держала в себе все то, что касалось работы, все те особенности и нюансы всех операций, в которых приходилось участвовать. Имена, лица, характеристики, поступки, события, которые имели отношение к его непосредственной работе.
Если бы Настя погибла в автомобильной катастрофе, умерла от болезни, то Рослякову было бы легче. Он знал, что ее уже не вернешь, но тогда бы она осталась в памяти теплой туманной дымкой, согревающей душу тем, что она была в его суровой жизни. Но Настя погибла во время одной из операций. Эта трагедия тесно и напрямую было связано с их работой, с обстоятельствами, которые он не имел права и не умел забывать. Профессиональная память снова и снова прокручивала все с самого начала и до конца. Тогда он еще был оперативником Службы внешней разведки, как до недавнего времени Максим Алексеев.
Тогда Росляков надолго застрял за границей. Пошел уже третий год, как он не был дома. Задания сваливались одно за другим и одно труднее другого. Пять раз они вытаскивали заложников из рук террористов еще до того, как террористы успевали озвучить свои требования, когда мир еще не знал о захвате. Кстати, так и не узнал. Почти постоянно они осуществляли наблюдение за теми или иными личностями, которые очень интересовали руководство. Оперативников почти постоянно дергали из страны в страну для прикрытия оперативных встреч, передач секретных материалов от агентов. Оперативники взяли восьмерых невозвращенцев, которые владели такого рода секретной информацией, что сведения о новейшем суперсекретном истребителе – безобидная детская сказочка.
Вся работа Рослякова замыкалась регионом Южная Европа – Северная Африка. Он в совершенстве владел английским и французским, практически без акцента. Сносно мог объясняться на итальянском, кое-как мог связать самые ходовые фразы на некоторых африканских диалектах. Инженерное образование, почти феноменальная память и склонность к языкам – вот, пожалуй, самое главное, что привело его в эту службу. Ну, еще, конечно, и первоклассное здоровье, отменная реакция и подходящие рефлексы.
Руководители понимали, что долго держать людей в таком напряжении очень опасно. Даже если курок пистолета постоянно держать на взводе, то пружина ослабевает. Устает металл. Люди профессии Рослякова, конечно, прочнее металла, но и им нужна передышка. Мотор должен иногда остывать и у них. Отпустить Рослякова в Россию для полноценного отдыха возможности тогда не было, но небольшой отпуск на рабочем месте ему разрешили. Отпуск в режиме ожидания. Это означало, что оперативника по пустякам дергать не будут пару недель, но он должен быть не только на связи, но и постоянно под рукой. Таким универсальным местом была одна из перевалочных баз на средиземноморском побережье Марокко.
Росляков отдался отдыху на полную катушку. Получив присланные ему «отпускные», он отсыпался до полудня, а потом отправлялся за телесными наслаждениями. Валялся на пляжах, занимался дайвингом, обедал и ужинал в ресторанах, не столько дорогих, сколько с хорошей кухней. Раз в день – обязательная работа в тренажерном зале, а потом валялся у телевизора. Это была профессиональная привычка – ежедневный просмотр новостей. Как и всякий разведчик, Росляков умел читать между строк, слушать недосказанное и правильно оценивать увиденное.
Телесный отдых никоим образом не отменял умственной работы. Более того, в этот период Росляков получил возможность спокойно, не отвлекаясь на различные операции, поразмышлять о том, что творится в мире. Он пришел на службу в конце девяностых и был в курсе, в основном по рассказам более старших коллег, о том, что пережила внешняя разведка за последние десять лет. Как служба почти разваливалась после Горбачева и при Ельцине. Как все держалось на горстке тех специалистов, для которых слово «Родина» не было пустым звуком. Очень тогда было много случаев «перебежки» профессиональных разведчиков, агентура отказывалась работать, чувствуя, что империя вот-вот перестанет существовать. В органах активизировались кланы, которые любыми способами пытались обеспечить себе достойную старость, а детям и внукам – безбедное будущее. Деньги, продвижение по службе, посты – все это дико и неуместно существовало там, где изучались и чтились написанные кровью страницы отечественной разведки.
Было время, когда разведчиков использовали, причем почти откровенно, в темных шкурных операциях, далеких от интересов страны. Чего греха таить, приторговывали и государственной тайной. С приходом Путина многое стало меняться к лучшему. Самые серьезные изменения произошли, когда директором Службы внешней разведки назначили Фрадкова. Кадры подчистили. Но самое главное, тогда быстро навели порядок в головах «закордонников». Появилось понимание, появилась вера, возродились идеалы. Матерые профессионалы рассказывали, что очень многое изменилось в самом подходе к работе разведчиков и оперативников-боевиков.
Еще в советские времена большое внимание уделялось тому, чтобы разведчик в каждом отдельном случае, при получении каждого задания знал, что поставлено на кон, какого рода операция предстоит, какой ущерб может быть нанесен Родине. Потом все это с крушением социализма постепенно отмерло. Разведчики не всегда знали, на чьей стороне они участвуют в той или иной операции, чьи интересы отстаивают, кто конкретно их противник. Приказы были слепые и предельно лаконичные.
Все возродилось, но в ином качестве. Руководители снова стали работать со своими подчиненными. Если уж приказано найти человека, то ты уже знаешь, что это бывший полковник военно-космических сил. Знаешь, какого рода документацию он вывез с собой за рубеж, кому продался. Знаешь, и какого рода последствия ожидают страну, если все эти секреты дойдут до покупателя, и кто этот покупатель. Тут уж каждый профессионал считает, что нечаянно шлепнуть полковника – ниже его достоинства, дискредитация собственного профессионализма. Появляется определенный шик в проведении операции. Вот вам, к примеру, «америкосы»! Не получите вы нашего полковника и документации не получите. Мы его как миленького живехоньким возьмем, прямо из-под вашего жадного до наших секретов носа. И документацию выдернем, практически уже из вашего кармана. И без потерь! Вот так мы умеем работать. Правда, потери случались, и довольно часто. С той стороны тоже работают профессионалы, и не всегда все получается гладко и ровно, как планируешь. Но это уже долг чести, а не денежный долг.
Кстати, об этом говорит вся тысячелетняя история разведки. Никто и никогда, работая за деньги, пусть сам разведчик, пусть это агент или осведомитель, не даст такого результата. Не покажет такой самоотверженности, помноженной на желание победить ради идеи, а не ради денег. Тот, кто продался, продастся еще раз. Тот, кто работает за идею, с идеей и умрет.
А потом он встретил ее. Ему было за тридцать, ей было за тридцать, оба профессионалы, работающие за рубежом. Он знал ее как Анастасию, и все. Большего знать ему и никому другому из коллег не нужно. И вот Росляков, эта хладнокровная машина для оперативной работы особой сложности, влюбился. Человек, о котором редкий из коллег мог сказать, что видел его эмоции, вдруг влюбляется. Анализируя свои чувства и ощущения, Росляков тогда сделал простой вывод – пришло время. Должно же это было, наконец, когда-то опять случиться, вот и случилось.
Познакомились они во время проведения операции, в которую его бросили, буквально выдернув ночью из постели в гостиничном номере. Бешеная гонка на машине, потом на катере. И все это время его вводили в курс дела. Задача такая-то, сроки такие-то, сложности такие-то, легенда… А легенда всю дорогу сидела напротив и смотрела на него чуть ироничным взглядом. Это его жена на время проведения операции, и вести они себя должны соответствующим образом.
Сначала Росляков просто посмотрел на нее и молча кивнул. Все его сознание было поглощено впитыванием информации, а потом он увидел ее глаза. Большие темные, как два океана. И они смеялись. Лицо молодой женщины было бесстрастно серьезным, а глаза жили своей собственной жизнью. Это потом он рассмотрел ее тонкую фигуру, почти мальчишеские бедра и высокую грудь. И это ему тоже понравилось.
А потом три недели «супружеской» жизни, когда он нежно обнимал ее на людях, понимая, что делает это не по легенде, а потому, что ему это очень приятно. Были за эти годы у Рослякова женщины, и немало. Но таких ощущений он не испытывал, наверное, еще со школьных времен или с институтских. Когда рука сама тянется испытать блаженство от ощущения мягкости женского тела, нежности и бархатистости ее кожи. И вдруг случилось это. Причем не по его инициативе, а по ее. Просто в один из дней они вернулись в свой номер, где уже можно было не разыгрывать из себя мужа и жену. И она вышла из душа посвежевшая, благоухающая, с мокрыми кудряшками коротких волос. И с какой-то игривой шуткой присела ему на колени. А он, уже не играя, притянул ее к себе и стал целовать. Очнулись от нахлынувшей страсти они уже в постели.
Никаких комментариев, никаких обязательств – просто обмен улыбками, и все. А на следующий день они расстались, и как думали – навсегда. Но судьба сводила их еще четыре раза. И выяснилось, без лишней рисовки друг перед другом, что все это время они думали друг о друге. Так у них возникла эта романтическая любовь. Короткие встречи через несколько месяцев, зачитывание вслух писем, которые никто из них никогда не писал другому, поцелуи под луной и снова разлука на месяцы. Иногда короткие записки по электронной почте, в нарушение всех мыслимых и немыслимых инструкций. Записки без подписей и обращений, но каждый знал адресата и каждый умел читать между строк.
Росляков понимал, что он этой женщины совсем не знает, что он нарисовал себе образ, мечту и поклоняется ей. Но упрямые чувства снова и снова наводили на мысль, что скоро придет время и они осядут на родине, смогут пожениться и быть вместе. Разум зудел где-то на задворках сознания, что она тебе не пара, что вы слишком одинаковы, чтобы создать безупречный семейный союз. Но и он замолкал, когда случалась очередная неожиданная короткая встреча. То в Каире, то в Милане, то в Тегеране… И тянулось все это два года…
Береговая линия то подкрадывалась под крыло самолета, то убегала в туманную дымку далеко на юг. И тогда внизу на бирюзовой глади спокойного Карибского моря возникала изумрудно-лимонная россыпь Малых Антильских островов. Медленно проплыл за бортом самый большой из островов – Кюрасао. Водная гладь на десятки километров между материком и островом была усеяна суденышками, парусами, паромами, яхтами, пенными следами проносившихся катеров. Самая оживленная часть побережья.
Горловина Маракайбо как будто поймала самолет и затянула в себя. Русский «борт» резко лег на крыло и пошел на юг в сторону Сан-Кристобаля, где пенились и шевелились джунгли долины могучей Ориноко. Сажали русские самолеты прямо на аэродроме Сан-Кристобаля, который, как выяснилось, почти не пострадал от землетрясения.
На подходе к аэропорту два «Ил-76» с эмблемами МЧС России обменялись позывными с диспетчером. Первый самолет, получив разрешение на посадку, лег в крутой разворот с выходом на глиссаду. Второй «Ил» лег на круговой курс, ожидая своей очереди и разрешения на посадку. Из пилотских кабин город выглядел почти не тронутым стихией, но соседний городок Сан-Мигель и еще несколько городков и поселков к югу выглядели, как после массированной бомбардировки.
Полковник Игнатьев оказался хмурым и сосредоточенным человеком. Сначала Рослякову показалось, что этот пятидесятипятилетний мужчина с лысым и до черноты загорелым черепом просто отягощен до предела заботами, поэтому его лицо выглядит постоянно сморщенным. Но потом он понял, что это просто привычка щуриться на солнце. Видимо, полковник давно участвует в спасательных операциях МЧС в тропических странах. Отсюда и далеко не московский и не сочинский загар.
– Я могу чем-то вам помочь… – на всякий случай спросил Игнатьев, пожимая Рослякову руку, – или?..
– Или, – улыбнулся Михаил Васильевич. – Поселите меня с другими офицерами в палатке и просто не обращайте на меня внимания. Если что понадобится, то я к вам обращусь.
– Ну, хорошо, – с заметным облегчением кивнул Игнатьев и подозвал одного из своих помощников, чтобы дать указания.
Росляков тоже облегченно вздохнул. Очень часто бывало, что случайные люди, зная о его особом задании или особом статусе, проявляли излишнее рвение, готовность помочь, когда их об этом даже не просили. Все это привлекало ненужное внимание и откровенно мешало работе.
Палаточный городок российского МЧС по международным законам имел свой вполне конкретный статус. Фактически это была временно территория России в Венесуэле. Отсюда и все вытекающие порядки. Как во взаимоотношениях с местными властями, так и внутренние, для прибывших из России спасателей и других специалистов. Снаружи охрану огороженной территории несла местная полиция, внутри свои офицеры «Лидера», чьей специальностью была именно охрана временных баз, материальных ценностей. Бывало, что и защита своих коллег во время работы.
В лагерь возвращались преимущественно глубокой ночью, когда спасательные работы и работы по разборке завалов приходилось прекращать. Росляков два дня провел в городе, присматриваясь к масштабам разрушения, к местным жителям. Для него сейчас шел период адаптации, когда надо было «почувствовать» страну. Для большинства людей даже в другом городе жители кажутся совершенно другими, нежели в своем родном. А тут целая страна, со своей отличной культурой, историей, менталитетом, бытовым и государственным укладом. Чтобы что-то понять в этой стране, нужно уметь понять этих людей, видеть их так, как будто ты прожил тут не один год.
Работы у «Лидера» было много. Раненых сразу увозили, а ряды трупов, извлеченных из-под разрушенных зданий, все увеличивались и увеличивались. Местная полиция суетилась с опознанием, часть трупов была захоронена на окраине в братской могиле. Видимо, представители неимущего класса, чьи родственники не будут жаловаться. В воздухе откровенно стал расползаться тошнотворно-сладковатый запах тления. Жара делала свое дело. Трупы теперь вывозили быстрее, а площадку, где их складывали, обработали какими-то химикалиями. В таком климате получить эпидемию проще простого.
На третий день Росляков начал выезжать в соседние районы с машинами, которые развозили палатки, продукты, медикаменты, дизельные генераторы и оборудование для полевых госпиталей. Он добросовестно помогал разгружать машины, таскать оборудование, но его глаза постоянно были направлены на окрестности. Карта картой, а характерные ландшафты нужно видеть своими глазами. Где наиболее удобное место для того, чтобы спрятать базу террористов. Не просто же так заявился сюда Хайяни, да и Колумбия рядом. Хотя в Колумбии его не видели, значит, у него иные дела, нежели контакты с местными наркодельцами.
В том, что здесь существует база террористов, Росляков уже не сомневался. Деятель такого уровня столько дней торчит в латиноамериканской стране – это может означать, что тут или отсюда что-то готовится. И прибыл он сюда тайно. Как минимум – база по подготовке боевиков, а как максимум – подпольная лаборатория по производству взрывных устройств. Если чего-нибудь не похуже.
Росляков принципы деятельности экстремистов различного толка изучил достаточно хорошо. Они очень активно используют подкуп и шантаж, чтобы чувствовать себя вполне вольготно на территории любой страны. Но опять же, они достаточно осторожны и не злоупотребляют этим. Проще говоря, если можно спрятаться, то они лучше спрячутся, чем без нужды раздавать деньги, чтобы на их присутствие закрывали глаза. Риск был довольно специфический, и заключался он в том, что обязательно произойдет утечка информации, какие-то спецслужбы пронюхают о них. Кстати, примерно это здесь и произошло, почему информация о Хайяни и попала к русским.
Следовало здраво оценивать и каждую конкретную страну. Венесуэла хотя и была типичной латиноамериканской страной, но по многим параметрам из этого ряда выбивалась. И все благодаря дальновидности и хитрости ее лидера Уго Чавеса. Он прекрасно понимает, что не только в современном мире, где существуют супердержавы, но и во все времена, когда существовали доминирующие культуры в виде Древней Греции, Древнего Рима, ни один народ не может оставаться сам по себе. В той или иной степени он всегда будет находиться в пределах сферы чьего-то влияния.
В силу близости к территории США, Латинская Америка всегда была сферой влияния именно этой страны. Отсюда и попытки если не диктовать свою волю, то уж как минимум настойчиво советовать. А зависимость экономики страны от другой державы всегда равносильна потере независимости. И Уго Чавес одним из первых сообразил, что нужно делать реверансы в другую сторону – в сторону России. Это на первых порах даст значительное преимущество. Как минимум в виде все той же экономической помощи, плодотворного экономического сотрудничества. А как максимум – видимость политического союза. Что будет дальше зависеть от дальновидности российских политиков. На нынешнего лидера России Чавес собирался делать серьезные ставки.
Отсюда и меньшая криминализация общества, чем в тех же Никарагуа и Гондурасе. Колумбия вообще стала притчей во языцех. Уровень благосостояния в Венесуэле тоже за последние годы значительно вырос. А политический вес Чавеса, так тот вообще взметнулся до небес. Не зря наши стратегические бомбардировщики прилетали сюда с дружеским визитом. Хороша демонстрация наших отношений для всех окружающих!
Отсюда и вывод, что будь то база, будь то секретная лаборатория террористов, располагаться в пределах густонаселенных районов страны они не могут. Да и в подвале жилого дома такое не спрячешь. Значит, это приграничные районы юга и юго-запада страны, где до полноценной цивилизованной жизни еще пока далековато. Да и труднодоступные места бассейна Ориноко со всеми ее многочисленными притоками для целей террористов непригодны. Джунгли, болота, насекомые и другая гадость. Значит, пришел к выводу Росляков, искать следы Хайяни нужно где-то в этих районах, где сейчас и работает наше МЧС.
Одному с такой задачей не справиться, а втроем уже легче. Просто Рослякову нужно за эти три-четыре дня определиться в направлениях поисков, подготовить своим помощникам конкретные задачи. И Демичев, и Алексеев – ребята опытные, прекрасно понимающие, по каким признакам и что нужно искать. Одного всегда не хватает – времени!
Росляков возвращался из очередной поездки по доставке гуманитарных грузов. На окраине Сан-Мигеля завершались работы. В глаза бросились развалины старинного испанского особняка. Развалины как развалины, только к ним ведет кабель электропередачи, да около дороги виднеется в траве невысокий столбик, обозначающий подземную нитку газопровода. Кто-то собирался восстанавливать и подвел инженерные коммуникации?
Таких мест, за которые цеплялся глаз, было много, и о них предстояло спокойно и обстоятельно подумать. И тут Росляков увидел широкую потную спину Сашки Великанова и черную всклоченную голову Олега Филиппова. Оба размахивали руками на развалинах склада небольшой текстильной фабрики. Что-то они там нашли, решил Росляков.
Он попросил водителя притормозить и соскочил с машины:
– Как дела, хлопцы?
– А, это вы? – оглянулся на Рослякова Сашка. – Министерская штучка. Как вам наша полевая работа?
– Что за суета? – кивнул Росляков головой вниз, пропуская мимо ушей колкость в свой адрес.
– Прибор показывает, что там тело, а мы никак ничего не найдем. То ли полость слишком маленькая, и там лежит собака. То ли это ребенок. Погрешности быть вроде не может.
– Бестолковое занятие! – подошел Филиппов, вытирая сгибом локтя залитое потом грязное лицо. – Надо закругляться.
– А если там все же человек?
– Вряд ли. Все-таки складское здание, ударило вечером. Кому там быть?
Росляков некоторое время слушал споры офицеров, смотрел, как местные солдаты и гражданские лазают по развалинам. Потом попытался представить себе это строение до разрушения. По некоторым обломкам архитектурных элементов можно было предположить, что это тоже старинное здание. Скорее всего начала девятнадцатого века. Видимо, тут жил какой-то богатый плантатор. А табачные плантации и обширные пастбища подтверждали это умозаключение. Вполне могла быть большая плантация и богатый солидный дом. А если это дом в старом испанском колониальном стиле, то у дома должны были быть надежные подвалы. В те времена иначе было нельзя, потому что тут, на задворках цивилизации, каждый дом был крепостью.
– Есть, Сашка! – вдруг раздался голос Олега Филиппова. – Сигнал есть! Посмотри на предмет пустот под развалинами.
Местные помощники сразу засуетились, но громовой голос русского офицера осадил бестолковую свору. Еще через пять минут начали разбор завала в том месте, которое указал Филиппов. Автокран поднял два обломка кирпичной стены, которые благодаря старинному качественному раствору не развалились. Каждый весил тонн по пять-восемь, и их убрали в сторону с большой осторожностью.
Росляков стал помогать, не отдавая себе еще отчета в том, что ему подсказывает интуиция. Точнее, на что она ему тут только что намекала про подвалы и старинные плантации. Три большие звездочки на погонах его форменной куртки смущали местных солдат, которые не привыкли, чтобы полковники занимались лично разборкой завалов. Но и поглядывали на него с уважением.
Огромный ковш погрузчика в четвертый раз навис над нужным местом, и с него посыпались обломки камня, битый кирпич. Теперь приходилось работать только руками, потому что человеческое тело было совсем близко и техникой работать было уже опасно. Трупный запах не ощущался, и это обнадеживало. Хотя пролежать трое суток под камнями и остаться в живых сложно. Скорее всего пострадавший, если он еще жив, обречен. Передавленные сосуды в течение такого времени не оставляют шансов на выживание.
Большая дыра открылась перед глазами неожиданно. Остатки коричневых ступеней вели куда-то вниз, две кирпичные стены окаймляли проход, а над полостью, которая могла быть и подвалом, нависали клином обрушившиеся конструкции. Росляков увидел грязное лицо и моргнувшие на свету глаза. Лицо человека было европейского типа, и он был еще жив.
