Глубокой ночью друзья подъезжали в представительской машине ФСБ к Северодвинску. Их было трое. Уже в аэропорту Талеев получил короткое сообщение на свой ноутбук, что в силу временно непреодолимых причин Вадим вынужден немного задержаться. Максимум на сутки.
– Жаль, – искренне огорчился журналист. – У нас просто куча рутинной работы, каждый человек на счету.
– Патрон, это он специально. – Анатолий – молодой мужчина лет тридцати пяти, высокого роста, с поразительно спокойным взглядом серых глаз – сидел впереди рядом с водителем. – Вадька нюхом чует всякую рутину и предпочитает самому не копаться в... вот и смастерил себе отмазку. Увидишь, придет время пострелять или ножички покидать – он тут как тут.
– Толя! Я уже устал с вами бороться по поводу обращения ко мне. Смирился с «шефом» и «командиром», с «боссом» и «патроном». Как угодно! Но при нашей теперешней легенде давай на время сохраним лишь «командира» и «полковника». А то ведь вовсе неправильно поймут в тех кругах, где нам предстоит общаться и работать. А если президент услышит?
– Позавидует. Его же так почтительно никто не назовет. Подумаешь, «господин...»! Но вот с «полковником» я не согласен. Меньше, чем генералом, ты просто по статусу не можешь быть.
– Ге-не-рал... – Гера попробовал слово «на вкус». – Звучит, но в контексте требует «господина». Длинно. Тем более что я все-таки журналюга, среди присутствующих меня кое-кто знает. Остановимся на «командире». А ты что молчишь, Галчонок?
Сидящая слева девушка тряхнула головой, откидывая со лба прядь великолепных густых волос, окинула его взглядом больших черных глаз:
– Никаких проблем, командир!
С переднего сиденья чуть обернулся шофер:
– Подъезжаем. Товарищ... генерал, вас куда: в нашу спецгостиницу или в обычную?
Галя прыснула, а Талеев солидно распорядился:
– Остановимся пока в обычной. Надо быть ближе к простому народу.
«Город Северодвинск, как большинство закрытых городов, вполне можно отнести к моногородам, то есть к таким, жизнь которых зависела от функционирования какого-либо одного профильного предприятия. Здесь таких было два. Крупнейший в стране судостроительный завод СМП, специализирующийся на выпуске современных атомных подводных лодок, и судоремонтное предприятие «Звездочка», занимающееся в основном ремонтом тех же подлодок...
...Позади остались суровые годы перестройки, когда оба эти градообразующие предприятия находились на грани полного развала. Уже несколько лет, как благодаря государственным субсидиям и инициативе руководства города и предприятий производство пошло в гору. Появились заказы на строительство и модернизацию подводных и надводных судов не только для России, но и для других стран. С появлением денег вновь заработали цеха по ремонту. Значительно активизировался мелкий и средний бизнес: кафе, закусочные, бары, всевозможные магазинчики, центры бытовых услуг. Жизнь двухсоттысячного города восстанавливается...»
Почерпнув такую информацию из Интернета, Талеев тяжело вздохнул: вряд ли им сейчас на руку этот расцвет мелкого предпринимательства, эти возрождающиеся рынки и все прочее. Вон и население каждый год растет: минимум за счет собственного «воспроизводства», а в основном из-за приезжих «трудовых ресурсов». Знаем, проходили. Половина действительно устраивается на заводы, а вот другая половина... Завтра в архивах милиции наверняка увидим существенный рост преступности. Никаких проблем с внедрением в город у криминала нет.
Но бумажных протоколов будет недостаточно. Надо пройтись по всем точкам, почувствовать, как и чем они живут. Толю отправим в местное отделение ФСБ, как полковника из Москвы. Пусть добывает информацию. Мы с Гюльчатай займемся милицией: она – в архив, я – к руководству за людьми. А сейчас спать, спать!
Был шестой час утра первого дня.
Гостиничный номер заливал солнечный свет. Пусть он был не такой яркий, как в полдень, и не нес настоящего июльского тепла, но поражал непривычных жителей средней полосы уже самим своим существованием в одиннадцать часов вечера.
– Командир, давай шторы поплотней задвинем, а то я как-то раздваиваюсь: чувствую, что смертельно устала к концу дня, а с другой стороны организм ни за что не желает расслабиться, пока этот «прожектор» над горизонтом зависает. – Галина дождалась, когда Талеев кивнет, и добросовестно задернула тяжелые плотные шторы на большом, во всю стену, окне. Только потом она с видимым облегчением опустилась рядом с Анатолием на мягкий диван...
Снова втроем они собрались после долгих и утомительных визитов в запланированные «присутственные» места. Подробный отчет каждого из них уложился в десяток фраз и полминуты времени. А общий итог можно было сформулировать еще короче: никому не удалось пока обнаружить ни единой зацепки. Ничто не нарушало привычный уклад и размеренное течение жизни города Северодвинска! Не случилось ни одной приличной бандитской разборки, не исчезали таинственным образом никакие люди, а также документы с грифом «секретно», оружие у гибэдэдэшников, дубинки у постовых милиционеров или новейшие секретные разработки... А ведь все это было в наличии. Но не покусились...
Местный рынок был мал и неактивен. Ни малейшего намека не то что на передел, а и просто на раздел: на привычных местах торговали привычные субъекты с привычно налаженной «крышей» и фиксированной данью. Было отчего хмурить брови и с задумчивым видом вздыхать.
– Ну-ну, не киснуть! – В голосе Талеева не было наигранного оптимизма. – Как там, Толя, у вас, спортсменов, это называется? «Откатали обязательную программу».
– Фигуристы бы согласились.
– И это, безусловно, радует! Что у Гали в милицейском архиве? Вон какие наглядные графики: сезонный рост, сезонный спад, и тишина в интересующем нас секторе, да?
– Я и сводки все, и донесения прочитала. В драках предпочитают применять ножи, в домашних разборках – охотничьи ружья. Два случая пистолетного огнестрела – не показатель: у одного разрешение было, от пьяных подростков отстрелялся, отделавшись легкими телесными, у второго – переделка из газового, кустарщина, как еще самого себя не прикончил... Взрывчатка – единственный случай, отобрали у браконьеров на Двине. Чисто промышленный экземпляр – аммонит, лет десять назад у геологов прикупил. – Алексеева замолчала и сожалеюще развела руками.
– Я понимаю, Толя, что тебе в ФСБ было труднее всех.
– Да чего ж там трудного? Вежливость, корректность, искреннее сожаление, что ничем не могут помочь «в связи с полным отсутствием фактов выраженной террористической направленности». Ведут постоянную работу в молодежных и националистических группировках. Поддерживают тесный контакт с военным Особым отделом... И вообще, добросовестно выполняют все предписанные процедуры, связанные с подготовкой и обеспечением праздничных мероприятий. Дальше подобных «откровений» дело не шло ни в одном кабинете. Ну, ты понимаешь, командир, что о каком-либо экстраординарном случае они бы не рискнули умолчать, учитывая мои полномочия. А в детали рутинной работы предпочли не вдаваться. Кстати, весь отдел уже переведен на усиленный режим службы...
– Стоп, Толя, не убаюкивай! Все это я и сам могу продолжить по итогам моего визита в управление МВД. Бомжи бомжуют, «синяки» синеют, а немногочисленные ряды жриц свободной, но платной любви возмущенно ропщут на недостаток богатых клиентов. Руководству я посоветовал выделить по сотруднику управления в помощь каждому участковому и за двое суток обойти все злачные места в городе, «нехорошие» квартиры и т. д. и т. п. При малейших сомнениях, неувязках, подозрениях немедленно докладывать сюда нам. Да... В принципе из «обязательных» осталось одно место – завод. Его бы еще сегодня Вадим взял на себя, но придется, видно, мне уже завтра разбираться. Вместе с Гюльчатай. Она в отделе кадров займется списками недавно принятых на работу.
В это время из раскрытого на столе ноутбука послышался мелодичный негромкий сигнал.
– О, – журналист посмотрел на монитор, – посылочка от Куратора. Видно, нет времени выходить на видеосвязь. Сейчас откроем... Так, Вадим будет у нас завтра утром. А все остальное – это материалы на Азера. Негусто! Подсаживайтесь к столу, вместе просмотрим.
Действительно, это было обычное личное дело советского военнослужащего-офицера.
Азер-паша оглы Сиятов, азербайджанец, родился в Баку в семье инженера-конструктора и преподавателя музыки.
– Я думал, что Азер – это кличка. – Толя покрутил головой. – А оказывается, имя!
Учился в русской школе. Родители отца и вся его родня проживали в Нагорном Карабахе, там же и погибли во время столкновений на этнической почве. Вместе с ними погиб отец Азера, который гостил у родных.
– Война там была самая настоящая! – Гюльчатай словно проснулась. – Какая подлость все списывать на армяно-азербайджанский конфликт! В том котле люди десятков национальностей варились. И русские в их числе. Вырезали людей не просто семьями, а целыми аулами. Там до сих пор «головешки тлеют». Может, именно там следует искать начало перелома, который произошел в душе подростка?
– Тогда уж явно не без помощи родителей. Кстати, мать... а, вот: «умерла от инфаркта, когда сыну исполнился 21 год».
После школы поступил в Бакинское высшее военно-морское училище. Отличник. Знает кроме русского азербайджанский, турецкий, английский языки. Понимает многие горские наречия. Окончил химический факультет, специализация – радиометрия, радиология. Назначен начальником химической службы на одну из АПЛ Северного флота. Через 8 лет уволился в запас по состоянию здоровья (?) в звании капитана 3-го ранга.
Прилагается пять аттестаций, написанных, как под копирку. Ни пятнышка на блестящей репутации.
Был женат с момента окончания училища и почти до увольнения в запас. В настоящее время разведен. Детей нет. Жена, бывшая: Тамара Мизина, уроженка пос. Первомайский, русская.
И ни строчки о дальнейшей судьбе! Если Куратор не смог ничего раскопать, значит, действительно, ни в каких «анналах» этот человек не был зафиксирован.
– Ну, как вам?
На вопрос Талеева Анатолий только презрительно хмыкнул, а девушка поинтересовалась:
– За восемь лет службы в личном деле отмечены пять... нет, шесть войсковых частей с указанием только срока службы в каждой. От нескольких месяцев до двух с половиной лет. Это нормально?
– Да, Галчонок, нормально. Особенно в период развала флота, когда единственные носители знаний и опыта – офицеры – толпой повалили на гражданку. И никто их не задержал! Такие специалисты, как Сиятов, были на вес золота. Вот и кидали их с одной АПЛ на другую, чтобы обучить молодежь или в плавании обеспечить надежную эксплуатацию техники. Вообще, по поводу флота и училища какие-то подробности может поведать Редин, когда появится. Конечно, самые общие, и вряд ли имеющие прямое отношение к нашему объекту. Могу лишь добавить, что первые контакты с представителями террористических структур были возможны еще в период обучения: в бакинском училище получали образование представители 40 различных государств, преимущественно африканского и азиатского регионов. Я лично видел документальные материалы, в которых утверждается, что в «высшем руководстве» современных сомалийских пиратов сейчас стоят 40 – 50-летние выпускники именно бакинского училища!
– Неслабо! Отличная школа. Вот почему с ними справиться никак не могут. А зачем пиратам химики, патрон? Ром дегустировать, да?
– В Баку профильным факультетом был штурманский, невежда! Вот они и ориентируются в море, как ты в своей квартире. А кроме рома, тебе ничего эти документы не навеяли?
Толя пожал плечами:
– Разве что обильно пахнуло духом глубокого советского застоя.
– Думаю, и сейчас у военных мало отличий в плане кадровой бюрократии. Я тоже ничего не могу выжать из этого. – Гера махнул рукой на монитор. – Вот только... – Он замолчал.
– Ну-ну, командир! Формулируй! – с надеждой посмотрела на него Галя.
– Нет, ребята. Просто мелькнуло что-то неуловимое. Когда о жене читал. Зачем развод? Не понравилось, что муж военную службу бросает? Так по здоровью же. Или из-за отсутствия детей? Но восемь лет брака позади, свыклись, притерлись, не жалко? Ты, как женщина, что об этом думаешь?
– Для развода в каждой семье тысячи причин. Меня больше удивляет не конец, а начало.
– Начало чего?
– Брака. Она же русская, из глубинки. Для Азер-паши оглы такая жена – нонсенс. Где они вообще могли встретиться? Так... «родилась в пос. Первомайский». Да их в России не один десяток! И в наших бывших республиках не меньше.
– Значит, надо этот момент прояснить. – Журналист порылся в своей сумке. – Кто видел мой атлас?
Анатолий и девушка улыбнулись: привычка – или причуда – их командира везде носить с собой подробный географический атлас была прекрасно известна обоим.
Наконец Талеев обнаружил пропажу на прикроватной тумбочке и углубился в изучение. Ему не мешали. Время перевалило за полночь, Галина и Анатолий разошлись по своим номерам. Только Гера, ни на что не обращая внимания, с каким-то ожесточением листал страницы толстого издания взад и вперед. По его шевелящимся губам можно было отчетливо разобрать не слишком лестные отзывы в адрес и составителей атласа, и, вероятно, самих землепроходцев.
Около трех часов ночи незапертая дверь в номер Алексеевой без стука распахнулась. Внутрь, как ураган, ворвался Талеев и прямиком направился к кровати девушки.
– Галка, Галка! Да поднимайся ты уже! – Он положил ладонь на прикрытое тонкой простыней плечо.
Девушка дернулась, глаза ее широко распахнулись и непонимающе уставились на неожиданного ночного гостя. Было видно, что она успела крепко заснуть.
– Смотри, ведь это многое меняет. – В руке возбужденного журналиста был все тот же атлас.
Галина приподнялась на кровати, оперлась спиной на объемную подушку и придержала рукой сползающую простыню. Она еще ничего не понимала. Талеев взял со стула легкий спортивный свитер и протянул ей:
– Накинь и смотри. – Он сел прямо на покрывало в ее ногах. – Это карта Архангельской области. Я понял, что меня тогда заинтересовало в деле Азера: это упоминание, что его жена родилась в пос. Первомайский. Я видел это название на какой-то карте, но никак не мог вспомнить где.
– Гера, – девушка уже надела спортивный костюм, – успокойся, я все помню. Я еще сказала, что таких поселков в стране десятки или сотни.
– Я с лупой разглядел каждый миллиметр карты: нет ничего «первомайского». Но я же помню: видел!
– В любом другом регионе нашей обширной Родины...
– Нет-нет, меня просто не могли интересовать другие регионы. И я вспомнил! Еще в Москве, получив задание от Куратора, я, как обычно, захотел сориентироваться на карте, но ее на даче не оказалось. И тогда я влез в Интернет.
Жестом заправского фокусника Талеев извлек откуда-то из-под полы длинной вязаной кофты свой плоский ноутбук и открыл крышку. На экране была та же географическая карта Архангельской области.
– Смотри сюда. – Он потыкал пальцем куда-то рядом с большим красным кружком и крупной надписью «Архангельск». – Вот: ПЕРВОМАЙСКИЙ!
Галина согласилась:
– Ну и что?
– А вот здесь? – Журналист протянул ей атлас.
Девушка внимательно рассмотрела тот же квадрат на печатной карте. Ничего похожего на Первомайский там не было. Лишь чуть в стороне змеилась длинная надпись «Новодвинск».
– Какое-то странное расхождение, – задумчиво протянула Галина.
– Все это и сбило меня с толку. Сколько же я ковырялся в этом... когда вы спать ушли. Никак не мог концы с концами связать. А подвела меня излишняя вера в непогрешимость Великой Мировой Паутины. Не буду интриговать, скажу, что мне удалось накопать в десятках разных сносок и отсылок: выложенная в Интернете карта была взята из каких-то старых источников и ни разу не корректировалась. Поэтому ты и видишь пос. Первомайский. Но этот населенный пункт перестал существовать в 1977 году, когда был переименован в г. Новодвинск! А мой атлас значительно новее, там все соответствует реалиям сегодняшнего дня. Так что Тамара Мизина родилась в Новодвинске. А это в 20 км от Архангельска, 40 км от Северодвинска и совсем рядом – километрах в пяти – от крупного железнодорожного узла Исакогорка. Вот!
Галина еще минуты три сравнивала две карты, потом подняла взгляд на Талеева и второй раз произнесла:
– Ну и что?
– Как это «что»? По-твоему, совпадение, что она родом из этих мест?
Девушка грациозно повела плечом:
– Для меня лично этот факт лишь снимает вопрос, где она с Азером могла познакомиться: тут все рядышком. Было бы трудно объяснить их встречу, если бы поселок Первомайский ты отыскал на Сахалине. Это во-первых. А во-вторых, с чего ты решил, что именно в этом Первомайском и родилась Мизина? Насколько я помню, нигде в личном деле его месторасположение не уточнялось.
– И ты всерьез считаешь, что подобное совпадение может иметь место? А как же «совпадений не бывает»?
– Ну что ты меня пытаешь? Ведь я прекрасно вижу, куда ты нацелился. Да, я, безусловно, согласна, что этот Первомайский-Новодвинск необходимо проверить: где родилась, как прошли первые 18 лет жизни, друзья, родственники... По полной «произвольной программе».
Гера наклонился и громко чмокнул девушку в щеку:
– Умница ты моя ненаглядная! С самого утра я туда и отправлюсь.
– А...
– А ты – в отдел кадров завода! Дай бог, чтобы нужные нам подробные списки принятых на работу тебе удалось к вечеру составить. Трудись.
– Возьми хоть Толю с собой.
– Пожалуй, так и сделаем. Нечего ему тут штаны просиживать. – Талеев заметил, что Галина украдкой зевнула. – Спи-спи, я ухожу.
Он заботливо прикрыл девушку простыней, провел рукой по волосам и поцеловал в лоб. Потом, осторожно ступая, вышел из номера и бесшумно прикрыл дверь.
Начинался второй день...
Прямо из гостиничного номера журналист позвонил в управление МВД и попросил сообщить данные о месте рождения (и проживания) Тамары Мизиной; возможно, по мужу Сиятовой. Уже через час он получил всю информацию, каковой на данный момент располагали силовые структуры региона. Сведений было немного, но и они показывали, что поиски Команды в этом направлении не оказались напрасными.
– Командир... – Гера с Анатолием подъезжали на радиофицированной спецмашине МВД к Новодвинску. – Если мы сейчас что-нибудь интересное накопаем, давай прибережем это для нашего циркового друга. Он уже через пару часов появится. Сделаем ему приятный подарок: ты бы знал, как еще в Мурманске, по делу о шпицбергенской находке, он рвался отрабатывать женскую линию! Называл это: поработать по «ля фамам»! Все-таки у него какое-то особое отношение к женщинам. Не зря же и номер такой... специфичный работал в цирке.
Вообще, в Команде не было принято распространяться о своей «предыдущей» жизни, но друзья знали, что Вадим много лет выступал на цирковых подмостках в качестве эквилибриста, жонглера, коверного и метателя кинжалов. В его большом номере «Дом летающих кинжалов» кульминационным был эпизод бросания ножей в девушку, одетую в белые развевающиеся одежды невесты и фату. Вадим с завязанными глазами девятью ножами пригвождал ее убранство к деревянному щиту.
– Непременно так и сделаем. Если только от нас не потребуется каких-то немедленных действий. – Талеев посмотрел в боковое окно. – Вроде по описаниям вполне приличный город с населением около 40 тысяч человек, а на вид – дыра дырой.
С водительского места откликнулся шофер:
– Так в центре все действительно по-современному, а по адресу, который мне дали, сплошные старые дома. Сюда со времен поселка Первомайский ни строители, ни ремонтники не заглядывали. А нам еще и дальше вперед надо проехать. Да что там может быть? Лес или болото...
Разбитая грунтовка действительно отворачивала вправо, к виднеющейся вдалеке рощице. Несмотря на сухую и солнечную погоду, на дороге там и тут виднелись грязные лужи. Водитель, чертыхаясь, объезжал их, как мог, пока не притормозил у неброского частного дома с невысоким забором.
– Приехали, товарищ генерал!
– Из машины не выходить! – приказал Талеев шоферу, а сам вместе с Анатолием не спеша двинулся в обход забора.
Дом выглядел нежилым. Два окна из четырех были заколочены, а ведущая от калитки тропинка заросла свежей травой. Сама калитка оказалась лишь неплотно прикрыта, что позволило друзьям беспрепятственно подойти к дому. Ступени крыльца были заметно стоптаны, а козырек над ним изогнулся и провис. Однако входная дверь оказалась плотной, прочной и закрытой на внутренний замок. Анатолий попытался что-нибудь разглядеть внутри через незаколоченные окна, но стекла были грязными, освещение скудным, и, кроме нечетких силуэтов какой-то мебели, ничего видно не было.
На участке слева от дома располагался приземистый сарай. Теперь такие строения все чаще используют в качестве гаража для автомобиля, но тут не было никаких следов от колес. Решив войти внутрь, Гера взялся за большую железную скобу, заменяющую дверную ручку, и тут же услышал крик:
– А вам чё здесь надо, а?
Оба мужчины обернулись на голос, раздавшийся с проезжей части дороги, и увидели крупную женщину в ярко-красной непромокаемой куртке и высоких резиновых сапогах. Опиралась она на крепкую суковатую палку.
– Чё надо, я спрашиваю? – повторила женщина.
Ближе к грозной блюстительнице порядка оказался Толя. Он и заговорил, убедительно и неторопливо:
– Мы, видите ли, специально приехали из города, чтобы... э... на месте... посмотреть...
– А-а-а, так вы от Томки?
Анатолий взглянул на командира и кивнул.
– Во девка безалаберная! Сколько раз ей говорю: предупреди! Так нет, все по-своему. Я что ж, должна цельными днями тут гулять? Не девочка, чай.
Женщина действительно была немолодой.
– Мой-то дом во-о-о-н там, – она махнула рукой вниз по улице, – а больше близких соседей-то и нету. Екимовы в прошлом годе уехали, – она указала на соседнюю слева основательно покосившуюся избушку, – а Матрена с полгода, как умерла... – Матрене, видимо, принадлежал домик справа.
Талеев с вежливым видом слушал.
– Вот я и говорю: предупреди, – продолжала женщина. – Э-эх! Вам дом-то для прожитья иль как дача? А может, коттеж строить иль для земли?
Первым разобрался в ситуации Талеев:
– Мы, уважаемая, для того сюда и приехали, чтобы на месте определить: можно ли дом отремонтировать или надо будет все заново сооружать. Тогда и решим, стоит ли покупать. А насчет ключа с Тамарой мы и не договорились.
– Ну, это дело поправимое, – проговорила соседка, а потом вдруг с подозрением поинтересовалась: – Как же это вы с Томкой встречались, а ключ она вам не передала, а?
Но смутить журналиста было не так просто:
– Разве я говорил, что мы встречались с Тамарой? Она объявление в газетах напечатала, мы прочитали и позвонили ей по телефону.
– Ох, не люблю я эти живопырки... Не пользуюсь никогда. Да и слышать последнее время плохо стала. Обычно-то Томка людей сюда присылает со своими ключами. Вот они и ходют-бродют, сколько захотят. Осматривают все, прикидывают. Иногда даже ночевать остаются, чтобы на ночь глядя не тащиться в свой город. Да никто пока не купил домишко. Я ведь Томке-то, дуре, сразу сказала: «Не найдешь ты покупателей! Никто не поедет в такую развалюху, да еще на краю земли». Оставалась бы сама тут жить, так, может, чего и сохранила. Но разве молодежь здесь усидит?! Быстренько в город на завод усвистала. Хотя понятно: привыкла ведь ко всем городским удобствам.
Разговор с такой интересной собеседницей стал сейчас для Геры чуть ли не важнее осмотра дома.
– А ведь мы по телефону-то даже не поинтересовались у Тамары Николаевны, где она работает, где живет... Обмана бы какого не вышло!
– Ну, какой же тут обман?! Все на виду. Да и завод-то в Северодвинске один, где ж ей еще бухгалтершей-то работать? А ключи запасные лежат в водостоке, который над крыльцом. Открывайте, смотрите, может, чё и надумаете.
– А сарай?
– Да на связке все ключи есть. Даже от подпола и кладовки.
– Ну, вы не просто женщина, вы – настоящий клад! А что, если не секрет, такое случилось, что Тамара Николаевна уехала отсюда и дом продает?
И опять Талеев очень точно определил психологический момент и особенности характера женщины: ей вовсе не хотелось расставаться с обходительными приезжими, а длительное молчание так и подмывало высказаться.
– Сначала ведь старая Никитична померла. Ой, да какая ж старая? Она меня-то лет на десять моложе! Это мать была Томкина. Вдвоем они тут все время и жили...
– А муж где был, отец Тамары? – Талеев понял, что перебивать словоохотливую женщину было вполне допустимо. Это не сбивало ее с толку, а, наоборот, могло придать движению мысли новое, интересное направление.
– Так не было его вовсе. Никому про него Никитична ни единого слова не рассказывала... Ой, да ладно, скажу уж! Вы люди, судя по всему, приличные, уважительные... Мамаша Томкина на наш Север вовсе девчонкой попала. – Женщина перешла на громкий шепот. – На зоне она тут сидела, под Неноксой, за какие-то грехи юности. Говорит, четыре года отсидела ни за что, а на свободу вышла уже с младенцем на руках. Во как бывает-то! И никуда не уехала, осталась работать на цементном комбинате в нашем Первомайском. С Божьей помощью дом выправила, всем селом помогали строиться. Другие люди раньше были...
– Так с дочкой и жила?
– Ага. На мужиков не заглядывалась. Может, конечно, иной раз и любилась с кем – как же бабе-то молодой без этого, – но замуж ни-ни! Все дочку растила. А та красавицей получилась и умницей. Школу окончила и в техникум бухгалтерский пошла в Архангельске. Потом этого встретила, мужа своего. Имя такое чудное, не наше: Паша€ какой-то. Из восточных он, и, наверное, знатного роду. А здесь где-то офицером морским был. Красавец! Я его один раз видела. Это когда они с Томкой после свадьбы к матери заезжали. Три дня повеселились и куда-то под Мурманск укатили. Там Паша€ служил. Так вот, за прошлый год Никитична и померла. Рак легких. На нашем цементном комбинате многие так кончают. Томка приехала, мать богато похоронила, дом на себя оформила – и назад, к мужу. Но беда разве в одиночку приходит? С Пашо€й какой-то разлад вышел, и развелись они. Куда девке податься? Вернулась обратно в родительский дом. Да разве ж тут можно жить или судьбу свою устроить?! Вот она и уехала в город, бухгалтершей на завод. Пока где-то квартиру снимает, а как дом продаст, купит себе там жилье. Может, что и сладится. Вдруг вы купите?
– А много народу уже приезжало дом посмотреть?
– Вы пятые будете. Каким сразу не нравилось, какие цену не давали. Это мне Томка сама потом рассказала; она продешевить никак не хотела, иначе в городе квартиру себе не купишь.
Слушал Талеев внимательно и заинтересованно, несмотря на непривычный, «рваный» ход повествования. Теперь он справедливо надеялся, что осмотр дома даст еще больше поводов для размышлений и выводов.
Так, в общем, и произошло. Но сначала журналист отошел в сторону и вытащил мобильный телефон.
– Галчонок? Слушай внимательно: выясни в отделе кадров, работает ли на заводе Мизина Тамара Николаевна. С какого времени, на какой должности, ну и все официальные подробности. Может, она пользуется фамилией Сиятова... Нет! Категорически никаких контактов! Очень осторожно... Вечером обсудим. Конец связи.
Он вернулся к оставленной на дороге собеседнице.
– Простите, не знаю, как вас по имени-отчеству...
– Ой! – пожилая женщина смущенно махнула рукой. – Самая чё ни на есть Иванна. Так и зовите.
– Ну, хорошо, уважаемая Ивановна, значит, вы позволите нам воспользоваться ключами от дома, которые лежат в водостоке, и осмотреть все внимательно, да?
Теперь женщина степенно кивнула и с гордостью добавила:
– У нас ведь электричество всегда есть! Включайте на здоровье. Мне-то ходить уже тяжеловато, так что я к себе пойду, отдохну. Ежели что, приходите, не стесняйтесь. Могу покормить вас. А ключ обратно положьте, когда все осмотрите.
– Непременно все аккуратно сделаем. Ради одной такой замечательной соседки можно уже и участок с домом приобретать.
– А вы осмотрите, проверьте все! У нас без обмана. Может, и правда соседями станем.
И Ивановна, опираясь на палку, медленно двинулась вниз по пустынной улице.
Гера и Анатолий начали осмотр с жилого дома. Среди общего запустения друзья быстро отыскали следы не столь давнего пребывания людей. Их, похоже, и не собирались скрывать. На кухне-веранде валялись металлические банки из-под мясных и рыбных консервов, пустые молочные пакеты и целлофановые обертки. Стол был густо засыпан черствыми хлебными крошками, а в массивной чугунной пепельнице оказалось полно окурков.
– Тебе не кажется странным, Толя, что люди, приехавшие осмотреть дом с целью его покупки, не только поразительно не рассчитали своего времени и оказались вынуждены заночевать в нем, но и имели при себе просто классический для мужчин сухой паек?
Анатолий откликнулся из небольшой комнатки справа от входа:
– Думаю, что для настоящей «классики» не хватает бутылок водки.
– Это если «классика» – русская, – заметил Талеев.
– Зато мест «для лежания» явно больше, чем может потребоваться одному-двум усталым путникам: я уже насчитал четыре топчана, помимо дивана и раскладушки в главной комнате.
Ни в подполе, ни в кладовке друзья больше не нашли ничего интересного для себя. В небольшом сарае валялась вместительная садовая тележка и нехитрый инвентарь: лопаты, грабли, несколько тяпок, ведер и большая рассохшаяся кадка. Уже направившись к выходу, журналист остановился, словно припоминая что-то, потом вернулся к тележке и внимательно осмотрел ее со всех сторон. Удовлетворенно хмыкнув, он аккуратно снял с обода колеса какой-то грязный клочок бумаги и спрятал в своем портмоне.
Вернувшись в дом, Талеев бережно развернул находку на столе под ярким светом переносной лампы.
– Смотри, Толя, какой интересный документ! Жаль, что сохранилась лишь небольшая его часть. – Журналист кухонным ножом осторожно соскреб слой грязи с поверхности листка. Стал виден типографский шрифт. – Ты знаешь, что это такое? – И, не дожидаясь ответа, объяснил: – Это дубликат накладной на груз. Его приклеивают прямо на этот самый груз при пересылке железнодорожным транспортом. Или иногда автомобильным. Можно разобрать, что станция отправления – Нижний Новгород, получатель – судоверфь Архангельска и Севмашпредприятие... то есть Северодвинский завод СМП. А дату видишь? Около месяца назад. Вот само описание груза напрочь оторвано, хотя думаю, что это неважно.
– Почему? По-моему, это и есть самый главный вопрос: что за «посылочка» из Нижнего Новгорода?
– Толя! Нижний Новгород – это Горький, правильно? А там еще с середины прошлого века сосредотачивались предприятия среднего машиностроения, то есть оборонка. Кажется, еще Серега Редин мне говорил, что две трети «начинки» современной АПЛ производятся именно там. Это я к тому, что груз может быть какой угодно: крупные механизмы или мелкие реле и предохранители, насосы, компрессоры, километры кабелей или какие-нибудь лампы дневного света... Важен факт их отправки на северодвинский завод. Скажи, откуда на колесе садовой тележки из частного сарая в поселке Первомайский мог оказаться клочок такой накладной? Правильно! – проговорил Телеев. Хотя Толя ничего и не успел ответить. – Из того места, где этот груз не просто проехал в вагоне по железнодорожным путям, а где он загружался, разгружался или перегружался.