В этот год много всяких неприятностей случилось, словно проклял кто;
Основные неприятности стали случатся с наступлением многоснежной и очень морозной зимы. Сперва что-то случилось в местной котельной, и наши батареи парового отопления сперва остыли, а потом полопались. Буквально за одну ночь, превратившись в куски льда из разорванного чугунного радиатора. Мне даже спать пришлось в пальто несколько ночей, пока мама с отцом не догадались растопить печь, что была в нашей квартире.
Как-то одной морозной глубокой ночью, меня сонного растолкали какие-то люди в оранжевой одежде, с касками на голове и закатали в одеяло, и вынесли, сперва в коридор, а моя мама бледная как снег, прибежала ко мне сонному и ничего не понимающему в происходящем, со свертком моей одежды, и заставила одеваться. Я почти оделся, когда с соседней с нашей квартиры открылась дверь, и выглянул Дядя Самуил со своей женой и дочерью Эльмирой. Я как-то сразу почувствовал запах паленого дерева, с едким запахом той же горелой краски. Противный такой запах гадкой гари. А люди в оранжевой одежде, все время нас торопили и кричали; «что это очень опасно». Вскоре я увидел, как со второго этажа спускается Вовка Щукин со своими родителями, и ещё баба Маша, в сопровождении всё тех же людей в железных касках. Меня заставили одеться в верхнюю одежду, а сами слегка подталкивали нас с мамой, и родителями Вовки на выход. А сами они стали бегать по общему холлу и тянуть шланги, где-то что-то перекрывали, кто-то что-то командовал, и тут через открытую дверь я увидел полыхающую почти до потолка, конфорку.
С наступлением зимы, Моя мама всегда оставляла на малом огне одну из конфорок, на всю ночь. Ну это для того чтобы наша общая кухня за ночь не выстывала, в ней не было печки, а паровое отопление прекратило своё существование ещё в прошлом месяце. Почти до самого утра мы просидели в здании ЖЭКа, пока пожарные тушили огонь в нашей общей кухне, и составляли бумаги о нанесённом огнём ущербе. Там я и услышал про сильную утечку газа. И пожарники с суровыми и слегка закопчёнными лицами как раз и сообщили; «что нам крупно повезло, что на конце трубопровода горела конфорка, иначе случился бы взрыв районного масштаба, говоря, что наш дом был тупиковой трубой. И если бы у нас были закрытые всё конфорки, то после взрыва, спасать было бы уже некого». Они всё это говорили с такими серьёзными лицами, что я ни капельки не усомнился в их правоте.
Взрослые всё время что-то писали, оглядываясь в нашу сторону, и всё время на нас шикали. Ну, это просто из-за того, что мы с Вовкой и Эльвирой очень громко обсуждали события этой ночи. Мы даже надеялись, что нам не придётся сегодня идти в детский сад. Но идти в него, все-таки пришлось.
Нас попросили ещё подождать, когда немного выветрится дым после пожара.
Там же в коридорах ЖЭКа я услышал, как взрослые дяди и тёти что там работали, говорили; «что наши дома больше ремонтировать не будут».
Я не совсем понимал, о чем шла речь, но из услышанного мной разговора понял только две вещи. Наши дома будут ломать, а нас всех куда-нибудь переселять.
После майских праздников меня отправили к моей бабушке в деревню, как известно на всё лето. Что касалось старшего брата, то он половину лета сдавал выпускные экзамены. А потом ещё готовился на вступительные экзамены в техникум. Так что на него я уже не рассчитывал, кроме всего прочего, ему еще скоро надо будет в армию идти. А потом наступило первое сентября, и первый класс. Еще мне купили странную синюю форму белую рубашку и крепкий ранец для школьных учебников.
В то время Я ещё не знал хорошо это, или плохо? лично меня все устраивало, в округе я знал всех, даже эпилептика Дениску Стрешникова. Все мы были с одного двора и в школу мы пошли вместе и даже оказались в одном классе.
В это время, из старых домов первыми стали отселять жильцов из самых дальних дворов. Там я никого не знал, и слышал о них только от ребят из нашего класса.
Ребята рассказывали, что едут в новые многоэтажные квартиры, с каменными стенами паровым отоплением, и водопроводом, в котором есть даже горячая вода. И что самое главное там не было мышей, шуршащих или скребущихся в стенах или по полом.
Я хорошо помню ту осень, когда недалеко от школы стали появляться первые грузовые машины с открытым кузовом, в которые загружали мебель и прочие домашние добро.
Сначала это было в диковинку, и мы часто бегали смотреть на очередного счастливчика, выезжавшего из старого дома. Потом их становилось все больше и больше.
Прошло не очень много времени когда машины груженные домашним добром и всевозможной мебелью, стали на столько обыденным явлением, что уже не вызывали такого интереса как раньше. А возле опустевших домов стали появляться жёлтые строительные машины и грузовики, которыми увозили доски и обломки стен, пропитанные кошачьими саками и вонючим запахом *«Дихлофоса».
Примечание – Дихлофос – ёмкость с встроенным распылителем для дизефекции от вредных насекомых и уничтожения тараканов, муравьев и т.п.
Из нашего класса сначала уехала девочка Маша, обожавшая хомячков, и гордилась своим хомяком по имени «Павка».
Потом «толстяк» Дима, который все время пыхтел как паровоз и говорил, что он самый сильный и может прихлопнуть кого угодно одной рукой.
Я с ним однажды даже подрался из-за подстроенной им гадости, когда ходили на экскурсию в парк Сокольники.
Как бы он там не кричал на меня что я «гад и хиляк», но я его все равно побил. Его спасла от полного поражения только наша учительница Марина Петровна.
После этого Димка даже близко ко мне не подходил, боялся, ну я так думаю.
Когда я возвращался из школы с синяком под глазом и разбитой губой, дома меня ждал сюрприз, прямо перед крыльцом возвышалась огромная гора сваленных в кучу переломанных бревен с облезшей синей краской, и кучей досок, от которых воняло кошками и грызунами.
При виде моих боевых ран, мама нахмурилась, а папа улыбнулся, и сказал, что я молодец, и мы стали таскать дрова и укладывать их в дровяной сарай.
Они с нашим соседом дядей Вовой сначала пилили дрова нам, а потом, приняв «по *стопарику», отправились пилить дрова уже к дяде Вове.
Примечание – Стопарик, Стопка (небольшой стаканчик для спиртных напитков емкостью 25-100 миллилитров).
Причем про домашнюю работу он даже не спросил, за что я был ему благодарен, очень не хотелось решать задачку про гусей и уток.
А раз не спрашивают, значит, может обойтись и без неё.
Вот только мама про неё вспомнила и вместо того, чтобы идти спать мне пришлось выяснять, почему из пяти гусей и пяти уток двое гусей решили улететь. А одного гуся потянуло на берег.
Я проклял все на свете, пыхтел, скрипел, но делал эту дурацкую задачу. Зачем кому то знать, сколько птиц осталось на воде, и сколько уток туда прилетело потом?
Ближе к зиме переселение поутихло, не совсем конечно, но количество машин сильно уменьшилось.
Делалось это медленно, и поэтому часть выселенных домов просто растаскивалась на дрова, теми, кто еще не переселился.
Мы тоже возили доски бревна от старых домов и, распилив на короткие чурбаки, укладывали в дровяной сарай.
Когда я пришелся школы, обнаружил настежь распахнутую дверь наших соседей, а в квартире абсолютная пустота. Мебель и вещи, всё куда-то исчезло. Я, почувствовал что-то неладное, сообщил о новости моей маме. А она даже не удивилась и сказала, что Дядя Самуил со своей семьей и моей соседкой Эльмирой, переехали в другой дом.
Это было так неожиданно.
И когда я встретил в классе Эльмиру, спросил ее: «если они уехали в новую квартиру, то почему она всё ещё ходит в наш класс?»
Вот она и сказала, что мама с папой решили, переехать в другой дом, который будут ломать на следующий год. Моя мама тоже говорила, что у них есть шанс переехать в новую квартиру раньше нас.
Люди выезжали из старых деревянных домов, в новые районы, но наши дома сносить не торопились.
В эту зиму всё обошлось без происшествий. Ну, почти обошлось. В нашем доме что-то случилось с водопроводом и нам с мамой пришлось ходить за водой в здание ЖЭКа. А ближе к весне у наших соседей, Деда Миши и бабы Лиды, снег проломил крышу, и им пришлось переехать в соседнюю с нами квартиру, где раньше жили Эльмира со своими родителями, дядей Самуилом и тетей Розой.
Мне совершенно непонятно было, по какому принципу выбирались дома на выселение. Мне всё растолковал мой старший брат, у которого уехало много друзей в новые районы. Он сказал; «что это определялось общей ветхостью здания и дальнейшей его непригодности для жизни».
Наконец наступила долгожданная весна, а с ней и отремонтированный водопровод. Пытались починить крышу на той половине дома, где раньше жили дед Миша и баба Лида, но видимо что-то не получилось, и они остались жить в соседней с нами квартире.
На улице уже начинали цвести сады, когда нам всей семьёй пришлось провожать моего брата в Советскую армию. Я, конечно, знал, что этот день настанет, но никак не ожидал, что он наступит так скоро.
Люди вновь стали выезжать из своих старых домов. А ещё наконец-то наступили для всех целых три месяца летних школьных каникул. Благо меня почётно приняли в пионеры, построив наш класс перед памятником Владимиру Ильичу Ленину, и с подниманием государственного флага под гимн советского Союза нам повязали красные атласные галстуки, что заставило меня немедленно гордиться, показывая всём, что я теперь пионер, а не октябрёнок.
Я с таким нетерпением ждал этих каникул, словами не передать. Целых три месяца не надо решать задачек, писать диктанты и бесится за незаслуженно заниженные оценки, которые за мои знания могли поставить и чуть выше, как я думаю.
Кроме того, летом тепло и весело.
По разговорам наши пятнадцать домов шли в последнюю очередь и собирались ломать их только через год или два, когда среди оставшихся жильцов района разошлась новость, что Бабка Пелагея умерла.
А после её смерти, в её доме поселилась…. «нечистая сила».
Эта новость, разносилась со скоростью ветра. Многие видели, как в дом Пелагеи входили разные подозрительные личности и не выходили, или наоборот выходили совершенно чужие и незнакомые люди в странной одежде и куда-то уходили, потом вновь возвращались в дом и больше их не видели. Кто-то даже говорил, что у Пелагеи где-то спрятан тайный ход, оставшийся еще с царских времен в подземную Москву.
Дома в округе уже были практически выселенными и там часто бывали люди, которые собирали доски для растопки печей или «Кладоискатели». В нашем дворе пышным цветом распустилась сирень, когда нам с Вовкой Щукиным крупно повезло. На помойку в соседнем дворе выбросили старую кованую кровать, на которой умерла одна бедная старуха, что ходила по домам и побиралась. Я её часто встречал возле нашего дома, грязную, оборванную и каждый раз она просила денежку на хлеб. Мне было ее жалко эту бедную бабушку, я и отдавал мелочь, что оставалась у меня на руках после школьного завтрака. А когда она умерла из ее комнаты стали выбрасывать мебель мы с Вовкой и обратили внимание на ее старинную кровать кованые стенки с витиеватыми переплетениями прутьев, но грязным кособоким матрасом, покрытым сплошь и рядом грязными желтыми пятнами.
Нам очень понравились *набалдашник кроватных ножек, выполненных в виде продолговатых и слегка вытянутых еловых шишек.
Примечание- набалдашник – это элемент, обозначающий вершину или конец какого-либо предмета.
И вот когда я потянул за одну такую шишечку, то обнаружил, что к внутренней её петельке привязана нить, а вот когда мы ее выудили полностью вот тут нас и подстерегал сюрприз. Чего только на этой нитке не висело, и золотые цепочки, и перстеньки, и серьги. Вовке тоже свезло, он в противоположном углу этой кровати, нашел точно такой же подарок, только цепочек там было побольше, чем у меня. Ну, мы это все разделили поровну, что касается двух других наверший, то они оказались пустыми. И когда я все это принес домой маме и это увидел мой отец, он словно обезумел, глаза горели, стал каким-то нервным и стал меня трясти за плечи и выпытывать, где я это взял. Я даже испугался, насколько он вел себя не нормально. Рассказал, конечно, он схватил меня за руку и потребовал, чтобы я отвел его к этой кровати. В холле мы столкнулись с бледным и перепуганным Вовкой Щукиным вместе с его решительно настроенным отцом.
Когда мы все-таки проводили их к этому матрасу, мой отец вместе с Вовкиным вытянули острые ножи и с противным треском вспороли ткань матраса.
Мы едва в обморок не хлопнулись, из матраса «потекли разноцветные бумажки разного достоинства, начиная от красных бумажек с профилем Владимира Ильича, до бледно голубовато-зеленых достоинством от 120 рублей с царским орлом на полях. Мы с Вовкой, не до, не после, их еще не наблюдали никогда. Они сидели среди кучи денег и откладывали в одну сторону испорченные пожелтевшие и дурно пахнущие бумажки, а в другую нормальные. При этом неудержимо матерясь на обсосанные деньги, которых оказалось в два раза больше, чем чистых. Денег было реально много, даже какие-то бусы и шкатулки нашли, зажатые среди заржавленных пружин кривого кособокого матраса. Выпотрошили все, до последнего клочка ваты. Много бумажек попадалось просто перетертых пружинами в бумажную труху. А от некоторых разве что серийный номер только и сохранился, а то даже и его не было.
Я даже представить себе не мог это как можно спать на таком количестве бумаги, жёстко и неудобно. Это сравнимо разве что со спаньем на горе макулатуры, которую по пионерскому поручению мы приносили на задний двор нашей школы. И тем более, у меня никак не укладывалось в голове, почему эта бабка, владея такими несметными богатствами, вела полуголодный образ жизни. Я, наверное, этого никогда не пойму.
Потом в нашем доме появились милиционеры, они все время что-то выспрашивали, что-то записывали, а потом ушли.
И вскоре у меня появился новый велосипед «Школьник», а в квартире новый пахнущий стружкой и деревом чешский кухонный гарнитур. А вместо старого маленького телевизора, «Горизонт», появился большой и новый телевизор «Рекорд» и Шикарная радиола. А потом целый месяц я своего отца наблюдал в изрядном подпитии. Как мне кажется, он даже на работу не ходил, а Вовкина мама стала чаще ругаться с Вовкиным отцом, но в отличие от моего бати он не злоупотреблял алкоголем.
В этот год я впервые в жизни попал в Пионерский лагерь, а там столько всего интересного; кино, танцы, всевозможные творческие кружки, даже актёры, снимавшиеся в этих кино, приезжали, и мы всём лагерем собирали у них автографы, не всё конечно. Всё было бы ничего, да вот только тетрадку с собранными мной автографами кто-то украл, прямо из чемоданного отделения, а там, чьих подписей только не было Милляр, Караченцев, Никулин, Новиков, даже Андрей Миронов, и знаменитый мультипликатор мультфильмов «Ну погоди!» Котеночкин, всех уже и не упомнишь. У меня в тетрадке были записаны автографы самых ярких, самых заслуженных артистов Советского Союза.
У меня просто истерика случилась, когда я обнаружил, что мой чемодан открыт, вещи всё перевернуты, а тетради нет. Тетрадь так и не нашли, кто-то её, как говорили ребята, скрысил по-тихому, и помалкивает в тряпочку. На последнюю смену пионерлагеря я приехал с ребятами почти тем же составом, не считая десяти новеньких ребят, оказавшихся в моем отряде, и меня решили выбрать старостой. Я даже не возражал. Вот и довелось даже покомандовать ребятами, вроде проблем не было, как мне кажется, но и строгий спрос за всех, тоже был с меня. Но все ребята с пониманием даже девчонки не особенно выделывались, хотя глазки мне и строили.
Так закончился последний месяц лета и последние деньки летних каникул.
Вновь наступило "Первое сентября".
Я шёл по улице, гордый собой, держа в руке пышный букет цветов, для нашей новой учительницы. На плече висит моя новая спортивная сумка, для бедующих моих тетрадей и учебников, и был невероятно доволен. Потому что ранцы, это уже не для меня, а для маленьких первоклашек. Теперь они с завистью смотрели на развивающийся, на ветру мой пионерский галстук. «Пусть теперь они с ранцем ходят, а я уже большой, и я пионер! А пионер звучит гордо!» подумал я, и гордо задрал нос.
Наш третий класс, сильно поредел, даже классный руководитель сменился. Алина Петровна, что вела в прошлом году наш второй класс, переехала в новый район с двойным названием, связанный с какими-то орехами, и каким-то Борисом.
Я сожалел только об одном; «летние каникулы, закончились как-то неприлично быстро».
А когда я приехал из пионерского лагеря, и, встретив своих, уже немногочисленных друзей, поделился своими свежими впечатлениями, хвастая, что видел заслуженных артистов, которые расписывались в моей тетрадке в клетку, в двенадцать листов, которую у меня какая-то сволочь украла. И что потом меня выбрали старостой отряда, и я командовал моим отрядом как в пионерском лагере, так и в походе до реки Нара, а потом еще и обратно, когда возвращались в лагерь.
Кто-то из моих друзей верил, а кто-то нет, последним, как всегда, оказался все тот же вечно упрямый Фома неверующей, Серега Салтыков.
А потом он начал хвастаться, что ему купили машинку, коллекционную модель «ЗИМа», но теперь у него их две, потому что дядя из Астрахани привез еще такой же, только другого цвета, и он готов им поменяться на что-то равноценное.
И так один спор плавно перешёл в другой. Сам не понял, как так получилось, после моего рассказа Серега обозвал меня балаболом, и что я никаким старостой в лагере не был, и что все эти истории, я придумал только для того, чтобы возвысится над друзьями. Спор разгорелся с новой силой, я настаивал на своей правоте, а он на своей. Короче, в запале спора, поспорили на проведенную ночь в доме ведьмы, спорили на килограмм шоколадных конфет «Мишка на севере» что лежал у меня дома на тот момент, и коллекционную модельку машины «ЗИМ». По стоимости между ними разница ощутимая, но тут дело принципа.
Ставки были не шуточные.
Я давно мечтал об этой игрушечной модели. И хотел получить её любым способом.
Мама в этот день работала в ночную смену, и я, чтобы она не волновалась, на всякий случай написал записку; «что я скоро приду», и повесил её на гвоздик на видное место.
Я примерно рассчитал, что я как раз вернусь домой прямо перед её приходом.
Отец, как всегда, напился и громко храпел на своем старом диване, старший брат служил в армии, моя бабушка уже с неделю находилась в деревне и была полностью увлечена готовкой солений, варений, и заготовками на зиму. И я совершенно беспрепятственно вышел из дома, предварительно рассовывая по карманам предметы первой необходимости; бутылка газировки «Буратино», Пару бутербродов с докторской колбасой, коробок спичек и свечу. Но это был не до конца полный список вещей, который я брал для ночёвки в нехороший дом бабки Пелагеи. Еще на всякий случай карманный фонарик «Жук» с ручным генератором, который я позаимствовал у старшего брата. Его как эспандер, всё время нажимать надо, чтобы он, жужжа, подсвечивал дорожку перед тобой. С одной стороны это было безумно утомительно, но с другой стороны, ему не нужны были батарейки. Хотя с жуком долго не проходишь, потом кисть такой судорогой сводит, что после него руки трясутся как с похмелья. Сам видел, как это бывает, когда к отцу приходил его завсегдатай приятель Дядя Миша. Мама его каждый раз собутыльником называла.
Я хотел сперва взять карманный фонарик светлячок, но плоская батарейка в нём была севшая, а новую батарейку мне так и не купили.
Я даже универсальный складной ножик взял, с бардовой пластмассовой ручкой, на которой были отлитые квадратики, изображавшие разные виды спорта. Хороший такой ножик, ну это такой в котором есть не только сам ножик, но ещё открывалка для бутылок вилка и ещё какой-то плоский штырек вроде штопора, ну такой, чисто дорожный вариант. Мне его в пионерском лагере подарил один дядька, которому я помогал на хозяйственном дворе, когда мы в пионерском патруле на въездных воротах дежурили. Потом заскочил в дровяной сарай, и предварительно вооружившись отцовским топором, отправился к назначенному месту.
Место встречи было во дворе дома с разобранной крышей, что находился недалеко от дома Бабки Пелагеи.
У её дома была и без того нехорошая репутация, а после убийства бабки так вообще….
Даже мальчишки побаивались этого дома, так как это был единственный дом, в котором сохранились стекла в отличие от соседних, выселенных домов. Кроме всего прочего он вроде как всё ещё находился под приглядом милиции, несколько раз возле него видели милицейскую машину, из которой высаживали каких-то людей, которые под присмотром милиционеров, что-то рассказывали, водили руками, потом что-то показывали, после чего их сажали обратно в машину и увозили. Именно по этой причине и не давали ордера на снос этого дома, пока шло расследование убийства.
Дом стоял целехонький, словно в нем по-прежнему кто-то жил, и именно по этой причине он сильно выделялся из общей разрухи, на фоне которой он стоял.
Мы частенько лазали по выселенным домам, и покинутым квартирам, в поисках чего-нибудь интересненького, в нашей памяти всё ещё были свежими воспоминания о кладе, который мы нашли этой весной, и надеялись, что может нам вновь повезёт найти кровать или матрас, набитый деньгами или золотыми цепочками. Прямо золотая лихорадка какая-то. Но кроме брошенной рухляди, нам больше ничего не попадалось. Но в этот раз, мы все дружно и целенаправленно шли к конкретному дому с конкретной целью. Серёга всю дорогу рассказывал всякие страшилки нашего района, которые произошли, пока меня не было, а он был здесь и находился в курсе всего, что тут происходило последние три месяца. Врал, как дышал, я не верил не единому его слову, будучи уверен, что он просто хочет запугать меня и заставить отказался от затеи и выиграть, таким образом, наш спор.
Мы прошли мимо огромного разросшегося куста шиповника, перешагнули валяющиеся на земле калитку, вошли во двор и остановились у крыльца.
По всему телу пробежал легкий озноб, и я вспомнил, чем закончилось приключение, после того как погостил в этом доме.
В тот момент я малость струхнул.
– Ну что, боишься! нечистую силу – издевательски усмехнулся Серега, и добавил; «смотри, ещё не поздно отказаться».
– За кого ты меня принимаешь! – Возмутился я – так что завтра твоя моделька будет моей.
И я буду, есть свои конфеты, запивать их горячим, чаем, и играть проспоренной тобой моделькой «ЗИМа»!
– Ну-ну! – усмехнулся Серёга.
Я повернулся к двери, и смело шагнул на крыльцо, потом слегка подумал, и повернулся к нему в половину оборота, и сказал:
–Зря радуется, завтра утром я жду тебя здесь, на этом самом пороге, и с моей моделькой ЗИМа, ты понял?! Иначе я лично позабочусь, чтобы вся школа и весь двор, говорили о тебе; что Серёга Салтыков лгун, обманщик, балабол.
Серегу даже перекосило.
«Ага, зацепил его за уязвленное самолюбие», отметил я, применив пару психологических приёмов, которым я научился в пионерском лагере. Теперь я не сомневался; «никуда не денется, принесет, как миленький принесет».
Потом я повернулся к двери и поднялся на крыльцо, под общее подбадривание Вовки и Дениски.
Поверх двери шелестя на ветру, болталась надорванная бумажка с размытой после дождя надписью «опечатано» и чернильной печатью отделения милиции.
Я открыл не запертую дверь, едва не занозив себе палец. Возле дверного замка я заметил след взлома. Ее явно отжимали если не топором, то гвоздодером, это точно.
На самой двери, где находился врезной замок, сохранился след взлома, сбитая коричневая краска, светлое расщепление размочаленного дерева. Над ним сохранились и обычные ржавые петли для висячего замка, но судя по сильному налету ржавчины, им пользовались очень-очень давно.
Я демонстративно распахнул дверь, мельком бросил взгляд на друзей. Они стояли перед крыльцом и потомна небо, на котором появилась полная луна, которую стало затягивать темными тучами.
«Кажется, дождь будет» подумал я и вошел в полутемную комнату. Вечерние сумерки, проникавшие через окна отбрасывая на пол два светлых прямоугольника чуть зауженных внизу и чуточку расширявшихся вверху. Тень перекрестия рамы, с чёткими, слегка искривленными границами, расходилась в разные стороны. Я осмотрелся, все вроде бы стояло на своих местах, будто хозяйка не умерла, а просто вышла из дома. На улице стремительно смеркалось. Потом я услышал скрип половицы, и за моей спиной приоткрылась входная дверь, вырисовывая на полу новый длинный прямоугольник с темным человеческим силуэтом.
– Все в порядке? – спросил Вовка, заглядывая через дверь в дом Пелагеи Петровны.
– Да все в полном порядке! – как можно бодрее постарался ответить я, будто каждую ночь ночевал в заброшенных домах, и в домах ведьм и колдунов. А у самого все поджилки трясутся, и в душе противно скребут кошки.
Следом за Вовкой в дверь втиснулся Дениска и Серега.
– Короче «Староста», сейчас мы закроем дверь, а в замочные петли, я самолично вставлю палочку метку и, если утром она будет цела, ты выиграл спор! если нет, то я буду делать тоже, что ты говорил, только у себя дома.
–Нет проблем! – ответил я, а сам сглотнул подкативший к горлу ком, от которого мне было как-то гадко.
–Ну не пуха тебе!» произнес Денис и отошёл от двери.
–А к черту! – выдавил я из себя.
–А я тебе с утра припру какую-нибудь булку! – произнес Вовка, и спрыгнул с крыльца сразу после Дениски.
–Счастливо тебе проиграть! – съязвил Серега, пятясь назад из комнаты и прикрывая за собой дверь.
–И тебе того же! – крикнул я в след хлопнувшей двери.
За дверью слышался шорох и поскрипывание досок крыльца.
Это Сережка вставлял в замочные петли, палочку «Заметку». Потом я услышал бухтеж моих друзей. Потом в окне появилось наглое лицо Сереги;
– Да забыл предупредить! Труп бабки так и не нашли, и я слышал, что его могли спрятать в доме хи-хи!»
– Да вали уже! – с явным раздражением в голосе произнес я, когда исчезла Серегина физиономия. С улицы послышались смешки и пожелания «передать привет усопшей», после чего я выругался по-взрослому, а Серега что-то сказал в ответ, но его голос утонул в приближавшемся к нам раскате грома и, внезапно зашумевшем сильном порывистом ветре.
Меня все время возмущало одно обстоятельство; «у него всегда все было лучше, чем у меня, Володьки или Валерки, ну Денис – это отдельная история у него много на таблетки уходит. Ну, где справедливость? если нам покупали машинки, то у Сереги самая редкая самая дорогая, которую ни Маме, ни Папе достать не удавалось.
Мой папа, ну он бывает молодец, может что-то добыть, если сильно и долго упрашивать, но чаще всего все заканчивалось в пользу выпивки. Сколько раз из-за неё треклятой, с моей мамой ссорились. Ну что поделать питает слабость он к этому делу.
Если, к примеру, нужен велосипед, то мой папа может собрать его из чего угодно, а у ребят может от родственников что-то перепадет, а у этого болтуна все равно появляется, новенький блестящий велик. Ну, где справедливость то?
Когда у меня появился окрашенный в цвет морской волны с наклонной серебристой надписью «школьник» то у Серёги тут же появилась вишневая «Десна» с вогнутой рамой и высокими колёсами, на котором он меня легко обгонял. Просто на его велике колеса больше, вот и получается, педали крутить меньше, а скорость больше.
Если бы мы с Вовкой по весне не нашли клад в старухиной кровати, я до сих пор, наверное, на самокате катался.
Я ничего не говорю, парень он вроде не плохой, только бывает, заносит его до неприличия, или по дурости. И с родителями ему повезло, Папа "Начальник плодоовощной базы", мама директор «Гастронома», ну и что? Я, правда, был пару раз у него в квартире, неплохо так живёт, и мебель сплошь современная и диковин всевозможных много.
Моя Мама тоже может быть директором только она почему-то в качестве директора работать не хочет. А то, наверное, тоже и мебель была бы крутая, а у меня своя собственная коллекция машинок. Ну, правда, у его родителей кроме Серёги больше никого нет, не брата не сестры. Это в нашей семье нас двое, старший брат и я»– размышлял я, когда к порывам сильного ветра еще добавился и шум дождя.
Я даже услышал, как тяжелые капли дождя загрохотали по крыше, а плохо закрепленные кровельные жестяные листы, противно заскрипели под сильным напором разгулявшегося свирепого ветра. Их рвало и терзало, словно неведомая рука, хотела их оторвать от чердачных *стропил, вместе с гвоздями.
Примечание – Стропило – это один из наклонных конструктивных элементов, таких как стальные балки, которые проходят от конька или ската до стенной плиты, нижнего периметра или карниза и предназначены для поддержки кровельной черепицы, настила крыши, кровельного покрытия и связанных с ними нагрузок.
И еще я услышал, как с громким противным лязгом на землю что-то упало прямо с соседнего дома, что стоял напротив. Судя по характерному звуку, ветром сорвало приличный кусок кровельного железа. Я посмотрел в окно, в полумраке между экскаватором и бульдозером привезенных строителями для сноса старых зданий, и поблескивавших мокрыми боками в отсветах молнии, покоился крупный кусок кровельного листа, вывернутого в какую-то замысловатую рогульку.
Понаблюдав в окно на серую пелену дождя примерно с минуту, пробормотал:
– Вот строителям сюрприз будет – потом подумал о Сереге Солтыкове: «Ничего! Ничего, посмотрим, кто из нас будет смеяться последним, спор был при свидетелях, ты теперь не отвертишься. Главное я в сухом укрытии, под крышей, ну или почти сухом – пробормотал я, услышав, как потекли ручейки воды с потолка, и звонко забарабанили по какой-то железной посуде, отбивая незамысловатую дробь о половую доску. Видимо, что крыша была не столь безупречная как выглядела с внешней стороны.
Я достал из карманов спички, и белую хозяйственную свечу.
«Хорошо, что в дом до начало грозы зашел» подумал я, а пацанов наверняка застигло на полпути к дому. Ну и ладно. Надо было, какую-нибудь книгу, что ли припереть, чтобы ночь скоротать.
Не догадался, а зря», чиркнул спичкой, и в воздухе запахло жженой серой и слегка уловимый запах жженый древесины.
Полутемную комнату осветил слабо дрожащий огонек, на стенах и полу запрыгали замысловатые тени, где-то в стороне что-то блеснуло, отражая свет свечи.
Я увидел уже знакомую мне скамью, стоявшую возле двери. Постоял и тихо почти шепотом произнёс: «ну и как мне провести ночь в пустом доме, и выиграть без каких-либо хлопот наш спор».