Максин К.
Золотая Тень
Пролог
Автомобиль дёргало из одной стороны в другую, приближаясь к массивным воротам, возвышающихся на фоне каменных стен. Блёкло-серые глаза девочки с интересом разглядывали потёртые деревянные створки, покрытые резьбой в виде виноградной лозы и креста. Металлические кольца с коваными узорами блестели в бликах отбрасываемые лобовым стеклом, а в центре ворот, на потемневшей от времени табличке, были вырезаны странные слова, на которые девочка, нахмурив брови, оглянулась на водителя.
– Свет правды озарит путь каждому, Аля. – Улыбнулась женщина, притормозив, когда им навстречу высыпали две монахини, открывающие ворота. – Помнишь английский?
– Я ведь говорила, что сама смогу справиться. – Сглотнула Аурелия, скрестив руки на груди и приметив на арке из серого камня со следами вековой сырости, золотыми цифрами год основания. – Тысячу триста сорок седьмой? – Приподняла девочка брови. – А что, древнее не было?
– Аля. – Завела женщина машину, заезжая на территорию монастыря. – Ты сказала, что уже большая. Вот и веди себя как взрослая.
– Да, вот только ваших детей вы в монастырь не отправите, тётя. – Поджала девочка губы.
– Твои родители завещала, чтобы ты попала именно в это место. И знаешь почему? – Аурелия не собиралась оборачиваться, но всё же оглянулась, всё ещё дуя губы. – Они верили, что в стране, где вампиры водятся по минимуму, ты сможешь вырасти нормально.
– Хотите сказать, они знали, что умрут. – Так и не посмотрев на окружающую обстановку, сминала девочка губы стараясь даже не придавать значению тому, что женщина остановилась. – И всё равно продолжили своё дело.
– Они не мертвы, просто не могут вернуться. Но это не значит, что ты обязана пойти по их стопам. Тебе нет смысла рисковать жизнью, будучи в разведывательном или ударном отряде. Будь здесь, в монастыре «Правой Руки», и ты принесёшь куда больше пользе. И под большей защитой будешь именно тут.
– Тогда почему вы уезжаете? – Аля подняла полные от слёз глаза на свою тётю, продолжая сминать губы и кусать до кровати. – Если тут безопасно, почему вы не переедете сюда, быть всем в безопасности. – Тётя собиралась открыть рот, но слова застряли где-то между сердцем и горлом.
– Аурелия, я… – она поджала губы, виновато опустив подбородок.
– Да, знаю. – Взяла девочка с заднего сидения небольшой рюкзачок. – Лишний рот и тому подобное. Я в курсе.
– Аля, это вовсе не…
– Не надо, – вышла девочка из машины. – Я понимаю. Удачи, но больше не приезжайте, тётя. Не уверена, что скоро смогу простить вас. – Девочка со всего размаху закрыла дверцу машины и стоило ей обернутся, как навстречу вышла старая дама, в чёрно-белой рясе.
Даже если женщина не произнесла ни слова, не стоило больших трудов догадаться, что она мать-настоятельница, она отличалась особенными вышивками на плечах, которые у обычных монахинь не было. Тишина окутала внешний двор, но лишь на мгновение, вскоре раздались редкие удары колокола, доносящимися из глубин монастыря.
– Здравствуй. – Протянула мать-настоятельница руку к девочке, заговорив на чистом английском. – Ты видимо Аура Морозова, я мать Агнес. Добро пожаловать в Портланд. – Вдруг женщина присела на корточки, улыбнувшись всем теплом, которого не хватало Аурелии за последние несколько месяцев. – Когда мы говорили по телефону мне показалось, что ты намного старше. Сколько тебе лет?
– Двенадцать.
– Уже двенадцать. – Вдруг за спиной Аурелии раздался скрип двери машины, но она так и не обернулась. Мать-настоятельница коротко кивнула тёте Ауры вскоре саму девочку увели другие монахини, пока мать-настоятельница разговаривала с тётей.
Глава 1. Тень смерти
Тусклый свет лампад размывает подозрительные тени в углах коридора, которые на первый взгляд кажутся силуэтами. Сегодня моя очередь делать обход, кто же знал, что мать-настоятельница всё же вспомнит. Глаза слипаются, что приходится зажать пальцами переносицу, ноги гудят от дневной суеты, и лучшим решением на данный момент оказалось снять туфельки.
Стиснув в руке обувь вместе с фонариком, провожу рукой по каменной стене, пытаясь хоть как-то удержатся в реальности. Ещё два коридора и смогу пойти спать. Обход самая обычная рутина, которую я могу делать с закрытыми глазами, и сейчас хочется именно это сделать. Закрыть глаза, спустится на каменный пол и прикорнуть хотя бы на полчаса.
Так, вдох-выдох! Пару раз бью себя по щекам и стараюсь более энергично идти дальше, даже немного припрыгивая, чтобы задать темп. Но это работает недолго. Спустя жалкие пару футов меня снова клонит в сон, а передо мной уже высокая лестница, ведающая на четвёртый коридор. Ещё немного, ещё два этажа и пойду спать. Медленно поднимаясь, случайно роняю одну туфельку. С таким усилием я ни разу ещё не поднималась на ноги.
Оказавшись на втором этаже, прохожу мимо аудитории, в которой мы временами делали уроки и лишь на мгновение прислушиваюсь.
Вечерняя жара от начала лета должна была уже спасть к этому часу, но нет, даже в полночь приходится немного отодвигать липкую рясу от груди и подуть холодным воздухом. Вот бы нам сюда вентилятор. Пройдя ещё добрую половину пути, меня остановило странное шуршание за дверью библиотеки. Мне однозначно показалось, просто все окна настежь открыты, вот и шум леса за пределами монастыря даёт о себе знать.
Решив пойти дальше уже более громко что-то ударилось об деревянный пол библиотеки. Нет, ну там точно кто-то есть. Устало вздохнув, медленно пробираюсь к двери. Очередная морока, придётся отчитывать монахиню, или того хуже, послушницу за то, что не в постели в столь поздний час, да ещё и после отбоя. Опять бумажная волокита и очередное наказание, куратором которого придётся быть мне.
Нет уж, если на этот раз всего лишь послушница, то просто отправлю назад, предварительно взяв клятву больше не нарушать комендантский час. Нет у меня сейчас настроения будить мать-настоятельницу, а-то она сразу после сна всё равно, что зверь, вырвавшийся из клетки.
Крепко ухватившись за железную ручку, нарочито медленно опускаю её, позволяя монахине, ну или послушнице, вдоволь насладится страхом того, что её поймали. Нет ничего лучше дать показательный урок. Но стоило осветить свой путь, как на глаза попалась юная послушница, которая месяц как стала монахиней. Зажимая подмышкой толстенную книгу, которую ни раз хотелось изучить, на мгновение оглядывается на меня и тут же раскрыла окно библиотеки сиганув со всего разгона.
Мгновенно подбегаю к подоконнику, осветив фонарём её путь вниз. Цепляясь за ветви дерева и выпустив книгу из рук, она кое-как приземлилась. Бог ты мой!
Нет времени терять на удивление! Сорвавшись с места, я тут же повторила свой путь на второй этаж. Ступени казались бесконечными, я уже была уверена, что монахиня сбежала, открыла ворота и исчезла. Как же ярко я представила скрип петель, которые мы должны завтра смазать.
Я одно не могу понять, Зоуи в «Правой Руке» чуть больше года, зачем нужно пятнать свою репутацию такими вероломством? А может это всегда был её план, а мы просто не знали? Оказавшись у дверей входа, я тут же налетела на сестру Лидию, которая возвращалась из западного крыла.
– Там… там… – с трудом повторяла я, пытаясь говорить внятно.
– Втяни воздух и объясни нормально. – Крепко схватила она меня за предплечья.
– Сестра Зоуи украла книгу! – Наконец удалось проговорить.
– Лови её, я позову мать Агнес.
Выбравшись на улице, воздух моментально стал спёртым, будто я не ночью ищу беглянку, а снова в заброшенном крыле монастыря. Пришлось моментально выключить фонарь и наугад бежать в сторону ворот, пытаясь привыкнуть к темноте. Нащупав под платьем кинжал, моментально вытаскиваю его и метко кидаю в ногу белой тени.
Зоуи покатилась по земле, споткнувшись о собственную ногу, в которую я попала, но при этом, продолжая удерживать книгу. Пока я стремительно к ней приближалась, она уже успела вынуть кинжал и бросить обратно в меня. Чудом мне удалось вильнуть влево, и избежать удара. Зоуи всегда славилась силой метания ножей.
Оказавшись совсем близка, пока Зоуи пыталась встать, тут же меняю направление, метя коленом ей в живот. Но она успела поднять ногу, блокируя удар голенью, и ответила стремительным апперкотом. Удар прошёлся вскользь, но заставил меня отступить.
– Зачем? – Сорвалось с моих губ. – Ты наша сестра, почему ты обкрадываешь нас?
– Сестра? – Едко брызнула она смехом, прижав книгу сильнее к груди. – Ты и тебе подобные издевались надо мной первые несколько месяцев. – Хромая, она всё же метнулась вперёд, нанося серию молниеносных ударов локтями.
– Я никогда так себя не вела! – Уклонялась я от каждого удара. – И только потому, что Кассия и другие не умеют себя вести ты обкрадываешь нас?! – Стоило мне приблизится сильнее, как она делает неуверенный шаг в сторону, снова оступившись.
Это оказалось моим шансом, снова рванув вперёд и попытавшись выбить из неё дух. Но вдруг Зоуи откинула книгу, начиная драться серьёзнее и направляя локоть прямо мне в плечо.
– Зоуи, пожалуйста, остановись! – Взмолилась я, понимая, что, если сейчас ударю её по раненой ноге, она потеряет всё своё преимущество.
– За эту книгу готовы много запла… – и тут же она начала кашлять, выбившись из темпа драки и упав на колени.
Я не успела остановить собственный удар, приходясь локтем ей в шею. Зоуи моментально полетела на землю, продолжая кашлять и задыхаться.
– Зоуи? – Я тут же подошла ближе, прикоснувшись к её спине. – Зоуи, что с тобой? – Но сестра стремительно оттолкнула меня, снова потянувшись к книге.
– Я… должна, – в перерыве между кашлем повторяла она. – Должна.
Стремительные и ритмичные шаги приближались, пока Зоуи на последним издыхании тянулась к книге и замерла. Затаив дыхание к приходу матери-настоятельницы, я не могла отвести глаз от застывшей сестры. Как? Неужели рука Бога её настигла, при чём так внезапно и жестоко?
Кто-то грубо схватил меня за локоть, поднимая на ноги и тряся за плечи. Все слова, брошенные в мой адрес, ничего не стоили, пока я смотрела на сестру Зоуи.
– Приди в себя! – Хлёсткая пощёчина прилетела до такой степени, что почти отбило всё желание как-то в этом участвовать.
– Лидия! – Окликнула её мать-настоятельница. В каждой букве чувствовался укор, а я не могла отделаться от мысли, что сестра Зоуи без сознания по моей вине.
Рядом с матерью-настоятельницей ещё и ключница Пенни, и настоятельница Кендра. Я понимаю, что кража наших книг серьёзное преступление, но разве настолько, чтобы звать половину состава верхушки?
– Что она украла? – Опасаясь, присела она на одно колено перед Зоуи и нащупывая её пульс.
– «Хроники Проклятого Рода». – Не задумавшись протараторила я, виновато опустив голову. – Это из-за меня?
– Она к тебе прикасалась? – Метнулась ко мне мать-настоятельница, дёргая за рукав рясы. – Отвечай немедленно!
– Мы дрались, не исключено, но что…
– Продезинфицируйте всё, чего она могла касаться. – Обратилась она к Пенни. – Лидия, Аура, вы тоже. В душ и с антисептиком.
– Что?
– Быстро! Нет у нас времени! – Рявкнула мать Агнес, и Лидия, даже не возражая начала подталкивать обратно в монастырь.
Пока Лидия упорно тащила к душевым, мне удалось заметить, как мать-настоятельница сняла с головы ночную шапочку, кинув её на книгу. Как-то спрашивать старшую сестру не было смысла, что бы я не говорила, какие бы аргументы не приводила, что Зоуи не дотрагивалась до моей кожи, она не слышала, упорно требуя принять душ с антисептиком.
Хорошо намылившись, а потом смыв всё и начиная проходится антисептиком по рукам, ногам и лицу на коже стали прорисовываться странные красные пятна, которые очень сильно жгли. Некоторые принимали формы руки. Что было на руках Зоуи, что так напугало мать Агнес?
После того как мы уже вытерлись, красные пятно быстро стали исчезать, а старую одежду Лидия предложила сжечь. Уж после такого наглядного примера я не стала противиться. Завернувшись в полотенце, торопливо возвращаюсь к себе в келью чтобы наконец отдохнуть. Вот только сон уже не шёл.
Что это могло быть? Особые мази Зоуи, чтобы так противостоять? Нет, в таком случае, она бы смогла защитить себя. Переодевшись в рясу, я всё же решила навестить мать-настоятельницу. Даже если понесу наказание за поздний визит, я не смогу уснуть, пока не узнаю точно, что с Зоуи. Взяв фонарик, сначала выхожу на улицу, чтобы вернуть кинжал, и только потом, направляюсь к келье матери-настоятельницы.
Уже собираясь постучать в её дверь, громкий голос Пенни тут же заставил замереть. А сразу за её недовольными фразами последовало испуганное «тш-ш-ш» матери Агнес.
– Не в этот раз ты меня заткнёшь. – Продолжала ключница. – Я просила унести оттуда книгу? Я просила обезопасить наших монахинь? Но ты же всё прекрасно видишь. Ты лучше всех знаешь.
– Хватит! – Сорвался голос матери-настоятельницы. – Хроники были и будут в библиотеке сама знаешь по каким причинам.
– Так хотя бы постарайся, чтобы никто больше её не касался.
– Предлагаешь спрятать её в архиве? Да так книга ещё больше внимания привлечёт.
– А так она выкосит пол монастыря!
Это уже попросту неправильно. Решив постучать, голоса за дверью моментально стихли. Даже если бы я узнала больше подслушивая, это не отрицает того факта, что чувство вины меня съест заживо.
Дверь со скрипом приоткрылась, и позади матери-настоятельницы я всё же увидела Пенни, словно виновато прикрывающая лицо руками.
– Аура? – Удивилась мать-настоятельница. – Ох, точно. – Выскочила она из кельи, грубо поднимая рукава моей рясы и словно выискивая следы драки. – Ты в порядке?
– Уже да. Мать-настоятельница, я хотела спросить, что с Зоуи. Она жива? Я ведь только ударила по горлу. – Она, как-то замявшись, поджала губы, начиная что-то высматривать за пределы моей спины под брызнувший смешок ключницы.
– Нет, Аура. Она не в порядке. К сожалению, сестра Зоуи скончалась от травм. Она и так была нездорова последние несколько месяцев, а сегодняшний побег не пошёл ей на руку.
– Что? – Тут же вырвала я руки из её хватки, прижав к груди. – Но зачем тогда было нас отправлять умываться? Что случилось на самом деле с сестрой Зоуи? Что вы скрываете?
– А я говорила. – Встряла Пенни, вставая со своего места и оглядев меня с ног до головы, обошла и вышла из кельи. – Тебе всё равно не удастся долго это скрывать.
– Мать-настоятельница, прошу, объясните.
– Зоуи скончалась от своей же глупости. – Грубо отрезала она, возвращаясь в пределы своей комнаты. – Возвращайся к себе и больше не задавай такие вопросы. – Начала она закрываться.
– Мать-настоятельница, – мягко придержала я дверь рукой, – я не уйду, пока вы всё не объясните.
– Я не обязана тебе всё разжёвывать. Либо ты уходишь добровольно, либо накажу.
Нажим становился слабее, что позволило матери-настоятельницы всё же закрыть дверь. Но уйти я так и не смогла, решилась же… даже если понесу наказание. Присев рядом с дверью стала дожидаться, когда мать-настоятельница выйдет. Но так и не дождалась, попросту уснув на полу.
Открыла я глаза от лёгкого щёлка у моего уха. За окнами начало светать, и с трудом удавалось фокусировать зрение.
– Ты что, была тут всю ночь?
– Я же сказала, что не уйду. – Протирая сонные глаза, медленно начинаю вставать вместе с ней.
– Ну и упрямая же ты. – Скрестила мать-настоятельница руки на груди, притиснув Библию сильнее к груди. – Идём. Скоро утренняя молитва. – Потянула она в сторону лестницы.
– Мать-настоятельница, – решила я всё же стоять на своём, – пожалуйста. Я, можно сказать, последняя видела её живой. – Мать Агнес грубее взяла меня за локоть, начиная уволакивать в сторону выхода.
– Аура, послушай, даже если так, это проблемы монастыря. Сестра опрометчиво прикоснулась к книге, состав, который нам неизвестен и очень токсичен. – Торопливо спускались мы по ступеням. – Вот почему я так быстро отослала вас. Пожалуйста, – остановилась она на мгновение, развернув к себе лицом, – никому не говори о произошедшем. Ты ничего не видела, и ничего не знаешь.
– Но…
– Это всё, что я тебе скажу. Это и так много, так что больше не наглей. А если почувствуешь вину за ложь, ты знаешь, где исповедальня, где молельная, не маленькая уже.
Молитва проходили в какой-то непонятной прострации. Я никак не могла сфокусироваться на словах в библии, и на тренировке результаты были не лучше, с трудом отвечала на удары, от чего нередко прилетало. Чёрные шорты до колен, набедренный ремень с пустым ножнами, облегающий тренировочный топ обнажал мускулистое, натренированное тело сестры Лидии.
Среди чётких линий чёрно-белой одежды для тренировок и однотонных лиц монахинь, мои блёкла-серые глаза и заметный румянец, щипающий щёки кажется почти кощунством, особенно по сравнению с моей почти что холоднокровной, и темноглазой противницей. Пока я выгляжу как слабачка, её тело напоминает пружину, готовую в любой момент к выбросу.
Наш бой слишком быстро закончился, я даже толком ответить не успела, как меня уложили на лопатки. Видимо ночь без сна даёт о себе знать.
Проходя мимо других монахинь, поздравляющих Лидию с очередной победой, я направилась вглубь монастыря, к душевым. По дороге встретившись с сестрой Рут, всё в той же черно-белой рясе она выглядит неестественно и необычно живо в строгих старых стенах монастыря, тёмно-рыжие, кудри упрямо выбиваются из-под вуали, завиваясь мягкими локонами. Огромные голубые глаза с искрой наблюдают за мной ожидая очередных комментариев, а россыпь веснушек на скулах и носу придают её лицу почти детскую непосредственность.
– Бой уже закончился? – Удивлённо уставилась она. – То есть… прости, я была там. – Смущённо почесала она затылок, начиная провожать к душевой.
– Да ничего.
– Ты хорошо справилась.
– Как сказать. – Лукаво усмехнулась я, приходясь свободным краем топа по шее. – Лидия одна из самых перспективных монахинь, немудрено, что её тренировки усилены благодаря наставнику из внешнего мира.
– Ой, прекрати. – Недовольно закатила глаза Рут. – Мы живём не в изоляции, так что не вижу смысла называть жизнь за воротами – внешним миром. – Замираю на месте, встретив недоумевающий вид сестры. – Что?
– Мы выходим за переделы монастыря только по назначению или при необходимости. Как ещё назвать мир за пределами ворот?
– Да, кстати. – Рут вдруг начала выуживать из кармана своей рясы письмо, передавая его мне.
– Это то же самое? – Но сестра мотнула головой. – Ну вот и кинь его к остальным. – Собралась я войти в душевую, как Рут схватила меня за локоть.
– Твоя тётя пишет тебе каждый месяц. Она тебя не забыла, это уже что-то значит. Неужели даже спустя двенадцать лет ты так её и не простила? Аура, ты монахиня. Прощение наша обязанность перед Богом и людьми. Разве ты не готова отпустить прошлое?
– Готова. – Выдохнула я, протянув руку и слегка замазав конверт стекающим по телу потом. – Вера всё, что у меня осталось.
– Прочтёшь прямо сейчас? – Я неловко кивнула, сев прямо на каменный пол и начиная раскрывать конверт.
Такие знакомые, и уже почти что забытые буквы предстали передо мной, но всё же я смогла прочесть содержимое письма:
«Дорогая Аля,
Не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь это письмо, как и все остальные, что я отправляла. Но я всё равно продолжу писать, потому что не могу оставить это без попытки.
Прошло двенадцать лет с тех пор, как ты ушла. Двенадцать лет, как я не видела твоего лица, не слышала твоего голоса. Ты там уже почти столько же, сколько была и дома. Мне больно даже представить, через что ты прошла, почему решила оттолкнуть нас. Я виню себя за то, что не смогла стать тебе поддержкой, за то, что не понимала в те дни, когда это было важнее всего.
Твоя мама всегда говорила, что у тебя доброе сердце, даже если ты скрываешь это за упрямством. Ты вся в неё. Она бы гордилась тобой, но я знаю, что она хотела бы, чтобы ты была счастлива. Ты счастлива, Аля?
Если всё-таки решишь ответить, я буду ждать. Если нет, я продолжу писать, потому что ты наша семья, наша кровь. И знаешь, я всё ещё надеюсь, что однажды ты найдёшь в себе силы вернуться домой, хотя бы ненадолго. Береги себя, дорогая.
С любовью,
Твоя тётя Ольга»
Я ещё некоторое время держала письмо между пальцами, возможно слишком сильно сминая лист, и перечитывая каждую строчку. Даже если она всё ещё ждёт меня, я не могу понять, чего она добивается.
Что именно Ольга хочет от меня, что я должна испытывать при чтении этого письма? Боль? Гнев? Отчаяние? Я уже привыкла терять близких, так почему она не исчезает? Рут медленно присела напротив меня, мягко проводя рукой по моему плечу.
– Ты как?
– Не знаю. – Крепко сжала я топ на груди, желая дотянутся до сердца и сжать его. – Я не просто так все эти годы избегала её писем.
– Так может стоить уже ей ответить?
– Рут, мне больно. – Нахмурилась я, ещё раз проведя пальцем по бумаге. – Мне больно просто видеть это «с любовью». Я убеждала себя, что у меня больше нет семьи.
– Аура, – вдруг Рут прикоснулась к моему подбородку. – А как же мы? Разве мы не твоя семья?
– Да. – Кивнула я пару раз, поднимаясь с холодного пола. – Я отвечу ей. – Спрятала я письмо в карман шортов. – Вечером. – Наконец вошла я в душевую.
На выходе из душевой бросаю мимолётный взгляд на помутневшее от пара зеркало, тёмные, влажные волосы спутались и ниспадали на слегка сгорбленную спину, от чего я поморщилась, расправив плечи.
Вечером, после совместного чтения молитв, и до ужина, я всё же дописала письмо. Вряд ли мои слова столь же ёмкие и пропитаны эмоциями, но я пока не знаю, как общаться с этой женщиной. Двенадцать лет я её игнорировала, и считала, что скоро она сделает то же самое, но как мне объяснить свой порыв ей написать? Подруга наставила на путь истинный? Может быть, так что я коротко написала, что пока не готова приехать и что признательна её письмам и тому, что она не забыла меня.
Вспоминать русские слова было труднее всего, но даже с этим я справилась. Получив разрешение на выезд за пределы монастыря и сильно натянув набедренную ленту с кинжалом, прошу Рут подвезти до почты, так что мы обе выехали в город, встречая на каждом свободном столбе объявление о проведение цирка, на окраину города. Не хочется как-то опаздывать на ужин, опоздания всегда карались особыми методами, а меня тем более заставляли трудиться на тренировках с двойным тарифом.
Пока я разговаривала с сотрудницей почты и договаривалась о срочной отправке письма, Рут, сжав руки в замочек перед собой, рассматривала объявления. Разобравшись с доставкой письма, подхожу к сестре, тоже начав читать заголовок объявления:
«ТЕНИ ВАМПИРОВ НАД ГОРОДОМ? ЧЕТЫРЕ УБИЙСТВА ПОТРЯСЛИ ОБЩЕСТВО!
За последние две недели в нашем городе произошло четыре жестоких убийства, которые полиция связывает с деятельностью вампиров. Все жертвы – молодые женщины и мужчины в возрасте от 18 до 25 лет. Их тела обнаружены с характерными следами укусов на шее и полной потерей крови.
Полиция отказалась от комментариев, однако источники утверждают, что улик, указывающих на причастность вампиров, всё больше. Паника нарастает: жители опасаются выходить на улицы после захода солнца.
Городской совет призывает сохранять спокойствие и соблюдать меры безопасности, включая использование правильных оружий для самообороны и ношение религиозных символов.
«Это ужасно. Мы больше не чувствуем себя в безопасности», – комментирует жительница Старого квартала.
Пока полиция продолжает расследование, мнения горожан разделились. Одни требуют ужесточить контроль посещения города вампирами, другие считают, что убийства могут быть попыткой обвинить вампиров в преступлениях, которые они не совершали.
Городская полиция просит:
· Не покидать дома ночью.
· Сообщать обо всех подозрительных лицах.
· Быть внимательными к малейшим признакам присутствия вампиров.
Будем ли мы следующими? Этот вопрос всё чаще звучит в разговоре жителей. Следите за обновлениями в нашем издании».
– Что думаешь? – Не отрывая глаза от стати, проговорила Рут. – Могут ли быть это вампиры?
– Я не знаю. Странно это всё, тебе не кажется? Вампиры в нашем штате редкость. – Аккуратно прикоснувшись к локтю сестры, я стала заманивать её на улицу. Нам только этого не хватало. – Пойдём, пока не стемнело.
– Постой. – Вдруг остановилась она прямо в проёме двери. – А как же цирк?
– Пожалуйста. – Недовольно протянула я, продолжая путь к машине. – До ужина осталось не так много. Чуть больше часа.
– Вот и заглянем на огонёк, – задорно произнесла сестра, сев за руль машины.
Мои уговоры никто слушать не стал. И пока мы не доехали, я с упоением наслаждалась летним, тёплым воздухом, обволакивающий как невидимая душистая мантия. Старенькая машина временами поскрипывала от уверенной езды Рут, руль в её руках казался слишком тяжёлым для её тонких пальцев. А я лишь могла взволновано сминать подол рясы. Мир за пределами монастырских стен всегда казался чем-то далёким, почти фантастическим, а теперь он окружает нас, живой, яркий, дышащий.
Опустив окошко в машину врываются запахи города, сладковатый аромат выпечки, пряная горечь дыма от грилей, изредка глухая, солоноватая свежесть реки. Солнце висит низко, будто стесняясь признать своё поражение перед надвигающейся ночью. Золотые лучи прячутся между зданиями, ложатся длинными тенями на тротуары, и кажется, что город весь соткан из света и теней, из гулкой музыки и тихого шёпота. Ещё есть время до полной ночи.
Но с каждой минувшей минутой, которая приближала нас к закату, я снова думала о Зоуи.
Мы проезжаем мимо шумных кафе, где люди смеются и болтают, их лица кажутся тёплыми пятнами на полотне вечера. А я смотрю на них, как зачарованная. Хочется спросить Рут, чувствует ли она то же самое, но она сосредоточена на дороге.
Впереди дорога открывается, и город словно выдыхает, переходя в более спокойные кварталы. Окна домов отражают последние отблески заката, и я ощущаю, как всё внутри поёт. Почти забываю дышать, когда вижу, как вдали начинают мелькать первые знаки цирка.
– Мы почти на месте, – бросает на меня короткий взгляд Рут. – Кстати, я сегодня не видела Зоуи, не знаешь где она?
Её голос якорь, возвращающий меня на землю. Я отрицательно мотнула головой, слова застревают где-то в горле. За пределами монастыря всё кажется слишком большим, слишком ярким. Даже стыд и тот становится острее. Ветер треплет вуаль на голове, шепчет в ухо какие-то свои истории, а сердце бешено стучит в ушах от событий прошлой ночи.
Цирк будто мираж на горизонте, манящий и загадочный. Мы въезжаем на узкую дорожку, ведущую к окраине, и мир становится тише, лишь где-то вдали слышатся детские крики и лай собак. Как бы я не была против этой затеи, душа подпрыгивала и радовалась.
Шатёр возвышается перед нами, словно гигантский купол из закатного неба, распахнувший своё сердце для толпы. Следую за Рут, шаги утопают в мягкой пыли под ногами. Вход кажется узким горлышком, через которое бурлит поток людей. Их смех, разговоры, споры, всё сливается в неразборчивый, но почти живой гул, который эхом откликается в груди.
Осторожно прикасаюсь пальцами к краю шатра. Ткань грубая, с запахом солнца, пота и какой-то лёгкой сладости, будто мёд впитался в её волокна. Внутри мир совсем другой. Гул затихает, уступая место звону музыки и взрывам аплодисментов. Воздух здесь тяжелее, насыщеннее, пахнет чем-то обжигающе горячим, может быть, карамелью на раскалённой сковороде, смешанной с пылью и лёгкой горечью давно истёртого дерева.
Шатёр огромный, но кажется тесным от количества людей. Мы протискиваемся через толпу, уже всё тело ноет от столь неожиданно долгой теплоты чужих плеч и локтей. Отрывки чужих разговор долетают до меня как фразы из снов сразу после пробуждения. Чей-то смех вспыхивает над ухом, заставляя вздрогнуть.
Привыкшая к мягкому свету монастырских ламп я жадно цепляются взглядом за всё: за алые полотна, натянутые под самым куполом, за золотые прожектора, что выхватывают акробатов из темноты. Они взмывают в воздух, как серебристые стрелы, сверкают в свете, а потом мягко касаются земли как снежинки. Я замираю, следя за их движениями. В груди распускается теплота огненных цветков.
Рут ведёт за собой, её рука твёрдо сжимает мою, не давая потеряться в водовороте звуков и света. Но я всё равно чувствую себя потерянной. Каждый вдох приносит нечто новое, запах масла от старых механизмов, металлическую свежесть. Я почти чувствую вкус этого воздуха, пыльного, горячего, искрящегося.
Аплодисменты оглушают, как раскаты грома. Акробат на трапеции взлетает под самый купол и замирает в воздухе, удерживаемый только тонкой нитью верёвки. Сердце скачет следом за ним. Забываю, как дышать, пока он не спускается, ловко переворачиваясь в полёте. Толпа кричит, разрывая воздух восторженными воплями. Я тоже улыбаюсь, хотя внутри всё дрожит.
Рут говорит тихим и спокойным голосом, но я не слышу слов. Меня захватывает шум, свет, тепло и странное чувство, будто я стою на краю огромного обрыва. И хотя я не хотела здесь быть, теперь понимаю: я рада.
В какой-то момент акробат не успел схватиться за верёвку, и на мгновение сердце замирает, это ведь конец? Он летел мимо расправленной сетки. Но в следующую же секунду, парень, лицо чьё спрятано под маской, аккуратно приземляется на землю, торжественно расправив руки. Кто?… Нет, что он?
