Марат Шукдин
Прости, помилуй, упаси
Слова всплыли из плотной, как нефть, темноты сна. Не мои слова. Обрывки чужой, отчаянной молитвы? Или просто фоновый шум, системная ошибка в моем дорогущем спальном комплексе «Лазарь-Сон 7.0»? Комплекс – это не то слово. Целая персональная экосистема для идеального восстановления. Шезлонг из самозалечивающегося полимера «Полиморф», помнящий каждую впадину моего тела лучше меня самого. Над головой – ветви кибер-яблони «Антоновка-Мутант», ее био-люминисцентные листья излучали мягкий, пульсирующий зеленый свет, синхронизированный с моим замедленным сердцебиением. Этот свет не просто успокаивал – он генерировал альфа-волны. А едва слышное низкочастотное гудение отпугивало любую мошкару или генно-модифицированного комара, рискнувшего залететь в открытое окно виртуального сада. Воздух – чистейший озон, только что после цикла глубокой ионизации, пах свежестью после грозы. И пение… ах, какое пение! Акустический эмиттер «Свирель СХ», хитро замаскированный под старый, замшелый скворечник на яблоне, транслировал идеальную, сгенерированную нейросетью «Соловей-Про» трель прямо в слуховой нерв. Не просто звук – эмоция чистого восторга и покоя, откалиброванная под мой психотип. Настоящий рай… оплаченный по платиновому тарифу ежемесячной подписки.
Рядом, в паре шагов, стояла Света. Точнее, ее фотореалистичная голограмма. В режиме «Незримое Присутствие» – застывшая полуулыбка на безупречных губах, чуть расфокусированный взгляд, устремленный куда-то вдаль. Создавало иллюзию, что ты не один, но не мешало погружению. А рот… да, на ее тонких губах была повязка. Не грубая тряпка, о нет. Это был новейший тактильный блокатор речи «Безмолвие v3», мягкий, изящный аксессуар из переливающегося перламутрового метаматериала. Он нежно, но абсолютно эффективно гасил любые вибрации голосовых связок, не позволяя произнести ни звука. Да, я сам выбрал эту опцию в расширенных настройках симуляции сна. Иногда, пойми, хочется абсолютной, кристальной тишины. Чтобы ничто, совсем ничто не мешало наслаждаться оплаченным блаженством. Перфекционист до мозга костей, что поделать. Все было идеально. Стерильно. Под полным контролем. Как я люблю.
И тут раздался голос.
Не Светкин, разумеется. Холодный, кристально чистый синтетический тембр. Идеально модулированный женский голос, лишенный малейшего намека на теплоту или эмоцию – сама бесстрастная эффективность. Но с какой-то едва уловимой, подспудной, низкочастотной вибрацией, от которой волоски на предплечьях вставали дыбом, словно от статического разряда перед ударом молнии. Голос звучал не из наушников или динамиков – их не было. Он резонировал прямо внутри черепной коробки, казалось, сами кости вибрировали в такт ему.
«Производится запрос состояния отслеживаемого субъекта: Владислав Игоревич. Текущий статус сенсориума: пассивная релаксация, глубина погружения: уровень 'Нега+'. Зафиксирован фоновый уровень когнитивного диссонанса, индекс флуктуации: 0.18. Пожалуйста, сформулируйте вербальный запрос для оптимизации текущей симуляции или подайте команду для доступа к справочной базе данных 'Летопись-Экспресс'.»
Я еще не вынырнул из этого блаженного, теплого киселя «Лазарь-Сна». Сознание плавало где-то на границе реальности и симуляции, как лист кувшинки на темной воде. Раздражение, ленивое и тяжелое, шевельнулось где-то на периферии сознания.
«Отвали,» – просипел я, не открывая глаз, чувствуя, как губы едва шевелятся, формируя слова. – «Верни предыдущие настройки. Состояние 'Покой'. Ничего не трогай. Конец сеанса связи.»
Пауза. Мгновение абсолютной тишины. Такой плотной, вакуумной, что заложило уши. Даже «Свирель», имитирующая идеального соловья, умолкла, оставив лишь звенящую пустоту. А потом голос вернулся. Но это был уже не тот голос. Искаженный, скрежещущий, как будто кто-то царапал алмазом по стеклу, полный цифрового треска и помех. Как будто перегруженная, горящая нейросеть пыталась выругаться, но могла лишь извергать потоки поврежденных данных.
"Тебе была предоставлена возможность
исполнения любого желания, ответа на любой вопрос, а тебе это не нужно, ты хочешь просто остаться в своем мирке, ну так получай свой выбор, посмотрим, как ты запоешь в дальнейшем"
Ослепительная вспышка. Не света – чистой, необработанной информации, гигабайты сырых данных, пронзившие мозг, как раскаленная игла, как ударная волна. Было физически больно. Мир вокруг сжался, схлопнулся в вибрирующую, ослепительно белую сингулярность, а потом… развернулся снова, как скомканный лист бумаги, который расправили грубые руки.
Я все еще лежал в саду, под той же кибер-яблоней. Но сад был… другим. Искаженным. Листья мерцали… прерывисто, судорожно, как старая, доживающая свой век неоновая вывеска над баром. Их мягкое зеленое свечение стало больным, ядовито-желтоватым, с фиолетовыми прожилками. А шезлонг… он ощущался холодным. Не просто прохладным – ледяным, как кусок айсберга. Неприятно холодным, как плита в морге. Этот холод проникал сквозь тонкую ткань пижамы, обжигал кожу, забирался под ребра. Я чувствовал, как немеют пальцы ног.
Рывок. Резкий, панический, как у утопающего, глотнувшего воздуха. Я сел в кровати, мотая головой, пытаясь сбросить липкие остатки кошмара. Сердце колотилось где-то в горле, гулко, неровно, пропуская удары, словно пытаясь пробить грудную клетку и вырваться на волю. Я дома. В своей спальне. Знакомые стены с адаптивным покрытием, меняющим цвет в зависимости от освещения, умные панели управления климатом и освещением, мягкий рассеянный свет, льющийся из-за автоматических штор-хамелеонов. Но что-то было не так. Атмосфера. Воздух казался… плотным, тяжелым, словно пропитанным озоном и статическим электричеством. На соседней половине кровати, испещренной биометрическими датчиками, было пусто. Индикаторы светились ровным, спокойным зеленым: 'Статус пользователя 2: Отсутствует в зоне мониторинга'.
Суббота. Наконец-то. Первый выходной за две долгие, выматывающие недели непрерывных кранчей на работе, дедлайнов и бессонных ночей над новым квантовым алгоритмом. Приятное, теплое предвкушение заслуженного отдыха, ленивого дня без звонков, видеоконференций и требований начальства… Оно смешивалось с тошнотворным, вязким, как мазут, послевкусием кошмара. Какой-то омерзительный когнитивный коктейль бурлил в голове, вызывая легкую тошноту. Я попытался улыбнуться, предвкушая чашку ароматного, свежесваренного кофе и блаженную утреннюю тишину. Губы скривились в какой-то жалкой, перекошенной гримасе.
Где Света? Обычно по субботам она любила поспать подольше, понежиться в кровати. Мелькнула тревожная мысль: может, она действительно обиделась на меня за вчерашнее и ушла ночевать к матери? Накануне вечером мы немного повздорили. «Опять всю ночь у Ляпуновых просидишь со своими железками и виртуальными подружками?» – бросила она с обидой в голосе, когда я уже стоял в дверях. Я тогда отмахнулся, сказал, что это работа… Но нет, ее подушка была еще теплой, а датчики кровати показывали, что она встала не более получаса назад. Значит, дома.
С кухни доносился шум. Но не привычный утренний звон посуды, не тихое урчание кофеварки «Бариста-5» или шипение тостера. А ритмичный, настойчивый, монотонный механический гул. Сервоприводы кухонного комбайна «Шеф-Мастер 9000» работали ровно, неумолимо, как маятник старинных часов. Но слишком громко, слишком навязчиво. И еще – странное, едва слышное, но пронзительное высокое шипение индукционной панели, будто она работала на какой-то запредельной, аварийной мощности, рискуя вот-вот расплавиться и устроить пожар. Девять утра субботы. Мой внутренний хронометр, имплантированный под кожу и синхронизированный с эталонным атомным временем Гринвичского меридиана, пискнул системное сообщение прямо в слуховой нерв: 09:01:28 по Гринвичу. Никакого праздника, никакой годовщины или особого повода для кулинарных подвигов в такую рань. Я даже мысленно проверил личный календарь в нейроинтерфейсе – все ячейки на сегодня были девственно чисты. Что за чертовщина там происходит?
