Маргарита Дюжева
( Не) мой папа
Пролог
Женечка
Он не отвечает на звонок, хотя я набираю его уже десятый раз. Игнорирует мои сообщения и весь день не появляется в сети. Я не понимаю, что происходит, мне не по себе, поэтому, когда Ден все-таки выходит на связь, кричу в трубку:
– Куда ты пропал? Я волновалась.
– Не стоило, – его голос прохладный и какой-то чужой, – Ты уже закончила?
На меня внезапно нападает робость:
– Почти. Еще минут пятнадцать.
– Дождись меня, я за тобой приеду.
Мне не нравится это его «дождись меня». Звучит, как приказ. Почему-то щиплет глаза и ломит где-то за ребрами. Я жду его в разобранных чувствах, с каждым мигом нервничая все больше и больше, потому что ощущаю приближение чего-то страшного.
Ищу какие-то зацепки, вспоминаю, но на ум не приходит ничего, что могло бы пролить свет на эту странную ситуацию. Еще утром у нас все было хорошо – я собиралась на работу, а он планировал заскочить к родителям, а теперь ледяными когтями под кожу пробивается страх.
Когда я выхожу из офиса, серая машина уже стоит у крыльца, мигая мне яркими фарами.
– Привет! – улыбаюсь, усаживаясь в салон, – Все хорошо?
– Хорошо, – Денис почему-то не целует меня, а ограничивается лишь кивком.
– Поехали домой?
– Давай поужинаем.
Он везет меня в то самое кафе, где мы с ним познакомились. По иронии судьбы нам достается тот же столик, что и тогда.
Я заказываю кофе, он – минералку.
– Ты же хотел поужинать, – мне все труднее сидеть на месте и дергаться.
Денис долго крутит перед собой стакан, задумчиво рассматривая его содержимое, а потом произносит:
– Нам надо расстаться.
Я не могу понять, что он только что сказал. Это какая-то несмешная шутка?
– Что?
– Я ухожу.
Поднимает на меня взгляд без единой эмоции, от которого у меня внутри все переворачивается вверх дном. Никаких шуток. Все предельно серьезно.
– Почему, Ден? Я что-то сделала не так? – все еще не верю в реальность происходящего.
– Все так, Жень. Это я ошибся. Поторопился. Мне не стоило тогда подходить к тебе и заводить разговор. Не стоило с тобой знакомиться.
– Почему?
– Дело в том, что я… – он мнется, – я не свободен. У меня есть девушка.
– Девушка? – я сиплю.
– Не просто девушка. Невеста. Мы с ней были в ссоре, но…помирились. Прости. За квартиру я заплатил на полгода вперед, – продолжает он, – Можешь спокойно жить.
Он издевается надо мной? Спокойно жить, зная, что он больше туда не придет?
– Вещи я уже забрал.
Меня прошибает холодный пот и, наконец, доходит весь ужас этой ситуации.
– Как забрал? Когда?
– Днем.
– Я не понимаю. Ты собирался к родителям, и тут внезапно появляется какая-то девушка, и ты просто сваливаешь?
Денис отводит взгляд в сторону:
– Прости. Так вышло.
– Так вышло? – закипает у меня внутри, – то есть эти три месяца ты водил меня за нос? Говорил, что любишь, а на самом деле тебя ждала невеста?
Он морщится, когда я говорю это слово.
– Как же наши планы? Как же все то, что ты говорил?
– Увлекся, начал фантазировать.
Я жила им, дышала. С первой секунды. А он просто фантазировал?
– Знаешь, что, Денис… – поднимаюсь из-за стола, – иди ты к черту.
– Жень, погоди, – хватает меня за руку, не позволяя уйти. В серых глазах проскакивает что-то такое, чему я не могу определение. Какая-то волчья тоска, смешанная с обреченностью.
– Убери от меня свои руки, Орлов. Вали к своей невесте. Не переживай, я тебя больше не беспокою.
Я ухожу из кафе, как робот. В голове гудит, в груди давит, в голове пульсирует только одна мысль.
Он использовал меня! Просто использовал, как запасной аэродром на время ссоры с невестой, а я-то дура, влюбилась по уши, растеклась, поверила, что он – тот самый.
Я злюсь, специально, потому что злость помогает справляться с болью. Накручиваю себя, разжигаю обиду. И только дома, открыв шкафы и обнаружив пустые полки, ломаюсь. Стекаю по стене на пол, зарываюсь пальцами в волосы и вою, как раненая волчица.
А дальше события закручиваются с невообразимой скоростью. В один и тот же день я узнаю три новости.
Первая – Ден женится. В соцсетях появляется его фотография под руку с брюнеткой, которая выставляет вперед руку с кольцом на безымянном пальцем.
Вторая – они ждут пополнения. Это я уже узнаю, когда забираюсь к ней в профиль, чтобы удовлетворить болезненное любопытство, и нахожу фотки округлившегося живота с подписью «мы так счастливы».
Третья – мое несварение желудка, это вовсе не несварение. Это токсикоз. Две полоски на тесте, четыре недели по УЗИ.
* * *
Пять лет спустя
Холодно. Снег бьет прямо в лицо, и мне приходится отворачиваться, прикрывая лицо воротником. На улице уже вечер, желтые фонари едва сплавляются с мраком и снежной завесой, под ногами – снежная каша.
Как назло, большой черный автомобиль перекрывает пол тропинки и, пытаясь его обойти, я проваливаюсь в сугроб чуть ли не по колено.
– Вот гад! – шиплю себе под нос.
Хозяина машины не видно, да и не до него мне сейчас. Надо успеть забрать Маришку из садика. Уже восьмой час, воспитательница звонила и спрашивала, где я.
Стянув варежки с побелевших пальцев, набираю на домофоне номер группы, подпрыгивая от нетерпения
– Да! – раздается недовольный голос.
– За Мариной.
– Наконец-то.
Раздается писк и, едва замок открывается, я бегу внутрь, попутно стряхивая с шапки снег.
– Мамочка! – Марина бросается мне навстречу, – ты пришла!
– Конечно, пришла, милая. Куда же я денусь?
– Всех ребят давно забрали, и мы с Ольгой Алексеевной играли вдвоем. Так здорово!
Я виновато смотрю на воспитательницу:
– Простите. На работе пора отчетов.
– Сад работает до семи, – строго напоминает она и уходит в раздевалку, а я начинаю собирать дочь.
Пока Маришка самостоятельно влезает в болоньевые штаны, вытаскиваю из ящичка скомканную одежду, сырые варежки. Хорошо, что есть запасные.
– Мы идем в магазин? – спрашивает она, сосредоточенно пихая ноги с сапожки.
– Нет, зайка. Уже поздно. Нам бы до дома добраться, по такой-то погоде.
– Ты обещала, – дочка обиженно надувает губы, – что мы сегодня купим красивого печенья.
Я много чего обещаю, но жизнь как всегда вносит коррективы. Вместо того, чтобы придти сегодня пораньше, я просидела на работе, разгребая бумаги и мое робкое возражение, было встречено резким: не устраивает? Увольняйтесь.
Мне никак нельзя увольняться. Скоро платить кредит, а хочется еще купить новогодние подарки для дочери.
– Просто, я придумала кое-что получше, – присаживаюсь рядом с ней и беру маленькие ладошки в свои руки, – мы сейчас придем домой и сами испечем печенье.
– Красивое? – недоверчиво спрашивает она.
– Самое красивое.
– Ты разрешишь мне пользоваться формочками?
– Естественно.
Маришка тут же расцветает. Магазин уже забыт, и она начинает взахлеб рассуждать о том, какое печенье мы сделаем.
– Елочку можно?
– Да.
– А звездочку?
– Конечно.
– А сердечки?
– Сколько хочешь.
Она замолкает, прикидывая сколько печенья сделает, а я снимаю с дверцы курточку и набрасываю ее на худенькие плечики:
– Расскажи лучше, как прошел твой день?
– Плохо.
– Что случилось?
– Сегодня была запеканка, – морщится она.
– Да, это проблема, – сокрушенно качаю головой, пряча улыбку, – что еще?
– Учили танец снежинок.
– Уверена, ты будешь прекрасной снежинкой.
– А еще, у нас в группе появился новый мальчик, – доверительным шепотом сообщает Маришка, пока я завязываю ей шапку.
– Хороший?
– Очень. Его Сережей зовут.
– Вы с ним подружились?
– Да. У него игрушечный динозаврик, – Маришка замолкает, а потом выпаливает на одном дыхании, – а еще у него очень красивый папа! Я хочу, чтобы и у меня такой был!
Эх, родная, боюсь твой папа тоже был красивый, только ушел, когда я еще не знала, что беременна.
– Слушай, совсем забыла спросить, а изюм в печенье будем добавлять? – сбиваю ее с мыслей об отце.
Это больная тема. И для нее, и для меня. Я до сих пор не уверена, что правильно сделала, утаив от него правду. Во мне тогда кипела обида, непонимание, а его ждала невеста. В итоге он уехал, я осталась, и теперь каждый имеет, то, что имеет. У него своя семья и жизнь-полная чаша, а у меня – Маришка, пара кредитов и вечная нехватка времени.
Впрочем, я не жалуюсь. Живы-здоровы, одеты, обуты, не голодаем, а остальное – мелочи, справимся. Тем более на носу Новый Год. Попрошу у Дедушки Мороза новую работу с хорошим графиком, мужчину, такого чтоб как за каменной стеной, и чуточку женского счастья.
Мы выходим из садика и медленно бредем к остановке. Маринка упорно топает вперед, а я стараюсь держаться так, чтобы закрывать ее от метели, и почему-то думаю о том, что сказать, когда она в следующий раз спросит про папу.
Я раньше верила, что со временем сумею придумать хорошую легенду, которая позволит все деликатно разложить по полочкам, но увы. Сложно что-то объяснить ребенку, когда у самой еще не отболело.
Глава 1
Пять лет спустя
Женечка
Обновление руководства – всегда стресс, а перед Новым Годом – особенно.
Нам объявили об этом с самого утра. Просто пришел главный менеджер и с порога заявил, что сегодня в четыре собираемся в главном зале, чтобы познакомиться с новым начальством. Явка строго обязательна.
Я очень надеюсь, что это торжественное мероприятие не растянется на несколько часов, мне дочь надо забирать из сада. Я ей обещала, что сегодня точно появлюсь вовремя.
День идет своим чередом. Мне приходится разбирать завалы документов, которые оставила коллега, бессовестно укатившая в Мексику в самую сложную пору на работе. Миллионы отчетов, сводки – волосы уже дыбом встают от цифр и печатей. Я даже игнорирую свой законный перерыв на обед, вместо этого продолжая перекладывать бумажки.
В мечтах только одно – дожить до Нового года, до длинных выходных и не свихнуться от суматохи. Еще надо купить подарки, сделать генеральную уборку, нарядить елку. Голова кругом.
Когда время подходит к четырем, мы с коллегами отправляемся в зал. Я стараюсь занять место поближе к выходу, чтобы потом уйти первой, зачем-то достаю блокнот, ручку и жду.
Первым входит старый Марк Борисович, под руководством которого работаю уже третий год. Мировой мужик, серьезный, но вместе с тем с прекрасным чувством юмора и деловым тактом. Следом за ним идет еще один мужчина. Молодой, лет тридцати пяти, красивый. Глядя на его высокую, поджарую фигуру, затянутую в строгий костюм, наши женщины-сотрудницы невольно втягивают животы, выпячивают вперед грудь и украдкой поправляют волосы.
Я их преждевременного восторга не разделяю, меня больше волнует, будет ли новый босс отпускать, если Маришка снова заболеет?
– Дорогие, коллеги, – начинает Марк Борисович, – вы все в курсе, что я уже несколько лет грожусь уйти на заслуженный покой, но как-то все не получается. Дела, хлопоты, то объединение, то открытие новых офисов, некогда на пенсии сидеть. Но в этом этот раз все серьезно. Я решил сделать себе подарок к Новому году. Я ухожу.
По залу прокатились вздохи сожаления. Я тоже жалела, наверное, даже больше всех остальных, потому что с этим человеком было очень комфортно работать.
– Не отчаиваетесь. Без присмотра я вас не оставлю. Сегодня передаю все дела вашему новому начальнику. Знакомьтесь, Седов Константин Олегович. Прошу любить и жаловать.
Новый босс выступает вперед и обращается ко всем собравшимся с приветственной речью. Сотрудники с интересом и настороженностью наблюдают за ним, внимательно слушая каждое слово.
Голос у него был очень приятный. Глубокий, ровный, с тем самым мужским тембром, от которого бегут мурашки по коже. Когда он улыбался, хочется улыбнуться в ответ.
Собрание длится всего пятнадцать минут. Сначала один высказался, потом второй, затем прозвучало несколько неуверенных вопросов, и нас отпустили.
Несмотря на то, что я близко к выходу, мне не удается уйти первой. Ручка выпадает из блокнота и катится куда-то под соседний ряд. Приходится ползать, искать ее, пропуская всех остальных.
Когда мне, наконец, удается ее найти и забрать, в зале никого не остается. Только я и начальство, бывшее и нынешнее.
– Вот и познакомились, – Марк Борисович удовлетворенно трет руки, – коллектив хороший, отзывчивый.
– Я уже это понял, – соглашается Седов, – уверен, мы сработаемся. Осталось решить вопрос с помощником.
– Тут уж сам. Хочешь нового приглашай, хочешь переводи кого-то из других отделов. Все сам. Меня, к счастью, больше эти вопросы не волнуют.
Я иду к двери и не знаю зачем, бросаю быстрый взгляд на Константина Олеговича. Он смотрит в ответ и едва заметно усмехается.
– Я уже нашел себе помощницу, – кивает в мою сторону.
Марк Борисович оборачивается, и заметив меня, по-отечески улыбается.
– О, Женечка! Иди сюда.
В полнейшем замешательстве я направляюсь к мужчинам.
– Очень рекомендую. Ответственная, собранная, – он легонько касается моего плеча, вынуждая подойти еще ближе, – очень исполнительная. На нее всегда можно положиться.
Мне лестно слышать хорошие отзывы в свой адрес, но я смущаюсь того пристального взгляда, которым меня сканирует Седов. Вблизи он выглядит старше. Вокруг глаз жесткие морщинки, на висках пробивается первая седина. Впрочем, ни то, ни другое его не портит. На какое-то мгновение я даже подумала, что Дед Мороз решил заранее исполнять мои пожелания. Новая работа – пожалуйста, мужчина на горизонте – без проблем.
Глупости какие-то, но тем не менее сердечко сжимается и начинает стучать чуть быстрее обычного.
– Замечательно! Именно такого помощника я себе и ищу, – Константин Олегович протягивает мне руку, и я аккуратно, едва прикасаясь, жму ее. Ладонь у него теплая и чуточку шершавая, и мне кажется, что он удерживает меня на долю секунды дольше, чем того требует ситуация, – Идите, Евгения, сегодня будет подготовлен приказ о вашем переводе, и завтра выходите на новое рабочее место.
– Хорошо, – киваю как кукла и иду прочь, еще не до конца понимая, что произошло.
Всего пятнадцать минут назад я была рядовым сотрудником, а теперь – помощник руководителя.
Эйфория крутит меня всю дорогу до детского садика. Я постоянно прокручиваю в голове этот разговор, воспроизвожу в памяти тот миг, когда получила повышение, а еще ощущаю теплоту его прикосновения. Почему он выбрал меня? Даже не проводя собеседований, не сомневаясь.
Точно Дед Мороз постарался.
Сегодня на удивление хороший день. Я даже не опаздываю. Мне уже стыдно перед воспитателем за то, что прихожу позже всех, и она вынуждена сидеть с одной моей девочкой, вместо того чтобы пораньше уйти домой, к семье.
Сейчас заберу Маришку, и мы пойдем с ней в магазин. Купим то самое печенье, про которое она мне все уши прожужжала и возможно получим игрушечку на кассе, какого-нибудь резинового уродца в коллекцию. Не знаю почему, но все дети от них прутся, и моя – не исключение.
Это был прекрасный план. Просто великолепный. И он разлетелся в дребезги…
Уже на лестнице на второй этаж я нагоняю мужчину, не торопливо поднимающего по ступеням. Взгляд почему-то цепляется за широкие плечи и вихрастую темную макушку. На его волосах и воротнике еще не растаяли снежинки, и я ловлю себя на мысли, что хочу их стряхнуть.
Неуместное желание, которое приводит меня в смятение. Я обычно не замечаю других родителей, просто прохожу мимо, вечно опаздывая, а здесь словно крючком зацепило и не отпускает. Иду следом за мужчиной, невольно принюхиваясь. Он пахнет чем-то дорогим и вкусным. Этот запах вызывает странную тревогу и ломоту в груди, а еще тоску, по чему-то важному, но давно утраченному.
Я только дивлюсь на свою реакцию и мысленно называю себя дурочкой. Подумаешь, мужчина. Это чей-то муж, отец, и наверняка есть кому стряхивать снег с его макушки. Почему-то становится немного обидно, и даже ощущение от теплой ладони Константина Олеговича гаснет.
Мы поднимаемся на второй этаж. Он первый, я следом. Выворачиваем в коридор и идем в одном направлении, а спустя десяток шагов выясняется, что и к одной группе.
Он слышит мои шаги за спиной, отрывает дверь и галантно произносит, указывая рукой на вход:
– Прошу…
Его голос обрывается на середине фразы, а я вообще забываю о том, что надо дышать.
Это Денис! И он идет туда, где моя девочка!
От страха у меня подгибаются ноги и гремит в ушах.
– Привет, Жень, – хрипло произносит он, – ты сюда?
Я мотаю головой, потом выдавливаю из себя жалкий ответ:
– Нет.
Смотрю на него и не могу отвести взгляд.
Вроде все тот же, а на самом деле совсем другой. Он стал взрослее, серьезнее и привлекательнее. Тот тип мужчин, которые хорошеют с возрастом, превращаясь из шалопаев в харизматичных гадов с ироничной усмешкой.
Только сейчас не до усмешек. Он смотрит на меня так, словно встретил привидение.
– Ты за ребенком?
– Нет…я к заведующей. Про работу хочу узнать, – выдаю первое, что приходит в голову и краснею до кончиков волос, – Извини, мне некогда.
И не позволив ему больше ни слова проронить, пролетаю мимо с такой скоростью, будто за мной гонятся демоны из преисподней.
Что он здесь делает? Что, мать вашу, он забыл в этом детском саду? В нашей группе?
Тут же вспоминаются слова Маришки:
Новый мальчик…у него такой красивый папа…
Едва завернув за угол, я хватаюсь одной рукой за стену, прижимая вторую к груди. Меня трясет, за ребрами беснуется сердце. Хочется сбежать, но я не могу. Моя дочка там, в опасной близости от своего биологического отца, и я боюсь, что он обо всем догадается, едва заглянет ей в глаза.
Я прячусь, как последняя идиотка, высовываясь на каждый скрип двери. Кажется, проходит целая вечность прежде, чем Орлов появляется за руку со своим сыном. О чем-то разговаривая, они неспешно удаляются, а я жадно смотрю вслед. Потом бегу к окну, чтобы увидеть, как Денис сажает пацана в машину, бросает долгий взгляд на сад и уезжает. Только тогда, мотаясь словно пьяная и ничего не понимая, иду за дочерью.
И снова забираю ее самой последней, нарушив все свои обещания.
Глава 2
Денис
Сталкиваться с прошлым иногда бывает очень больно. Вроде успокоился, смирился отпустил, а тут раз и встреча. И ты как дурак стоишь и смотришь на нее, а в голове пульсирует «Женя, Женя, Женечка».
Хочется спросить, как дела, узнать почему такая бледная и худая, но язык примерзает к небу, когда наталкиваюсь на ее взгляд.
Не простила… Все правильно, девочка. Все так. Я бы тоже не простил, если бы меня как котенка выкинули, сломав все надежды. Я тогда жестко с ней поступил, но по-другому не мог. И объяснить не мог, а сейчас уже не уверен, что ей нужны мои объяснения. Наше время прошло.
Сказать по правде, у меня где-то глубоко внутри болезненно сжалось, когда встретил ее в детском саду. Испугался одной мысли о том, что у нее есть муж, ребенок, семья. Чертов эгоист. У самого-то и сын есть, и жена.
Хотя какая это жена? Больная мозоль, от которой никак не получается избавиться.
Женечка сбегает от меня, почти ничего не сказав, и я бы побежал следом, но должен забрать Серегу. Танька опять на все забила. Позвонила полчаса назад и сказала, что у нее запись на маникюр, и она не может забрать сына из сада. Не может, блин, забрать ребенка, потому что ногти пошла пилить! Это же так важно, мать твою. Без накрашенных когтей никуда.
Впрочем, я уже не удивлялся ничему. Просто молча перевел сына в сад поближе к моей работе, чтобы вот в таких ситуация можно было быстро отреагировать. А ситуации случались часто. По три раза в неделю.
Ребенок, которым тогда давили на меня и вынуждали прогибаться под идиотские условия, на деле оказался нужен только мне. Танька, которая поначалу разыгрывала целые спектакли с заламыванием рук и крокодиловыми слезами, на него откровенно забила и предпочитала при каждом удобном случае скидывать на няньку. Я если честно не возражал, потому что нянька хотя бы им занималась, а вот у родной матери было только два режима: орать и игнорировать.
В черту ее. Бесит.
В группе тихо. Я заглядываю внутрь и вижу только двоих ребят: Сережку и девочку с белым хвостиком на макушке. Они вместе собирают пазл и смеются.
– Вечер добрый! – здороваюсь с воспитательницей и раскрываю объятия сыну, который тут же вскакивает и, сломя голову, бежит ко мне, – как он сегодня?
– Все хорошо. Поел, поспал, погулял.
– И даже не хулиганил?
– Нет, – устало улыбается она, – золотой ребенок.
Ее бы слова, да моей жене в голову вложить.
– Слышишь, Серый? Ты, оказывается, у меня золотой ребенок.
Воспитательница хмурится и выносит из спальни папку.
– Мы сегодня рисунки на Новый год готовили. Вот смотрите, – протягивает мне шедевр сына.
Там в центре изображена кривая елочка. С одной стороны не менее кривой человечек, держащий за руку кривого ребенка, а с другой – нечто непонятное серо-черное.
– Ммм… – пытаюсь что-то сказать, но мои познания в диагностике детского творчества весьма скромны, – концептуально. Это Дед Мороз такой?
– Это мама, – как ни в чем не бывало поясняет Сережа, вываливая из ящика скомканную одежду.
Ольга Алексеевна вопросительно смотрит на меня, и мне остается только разводить руками.
– Я – художник, я так вижу, да сын? – криво шучу, пытаясь за шуткой спрятать свое напряжение.
– Да, – сосредоточенно пыхтит он, натягивая на себя свитер.
– Вы знаете, – аккуратно начинает Ольга Алексеевна, – у нас в саду очень хороший психолог. Занятия бесплатные. Если хотите, я могу узнать расписание.
– Спасибо. Я подумаю.
Мне неудобно, даже немного стыдно. Не за сына, а за то, что у него такая мать, которую иначе как черным и не нарисуешь.
Она кивает и, пожелав хорошего дня, уходит в группу к единственной оставшейся девочке.
– Ну, что художник? Давай собираться. Пора домой.
Я помогаю ему справиться с молнией на куртке, повязываю шарф, и мы за руку выходим из раздевалки. Он что-то болтает, а я отвечаю невпопад, потому что мысли заняты Женей.
Как у нее дела? Как сложилась жизнь? Я ведь ничего о ней не знаю. Как ушел тогда, так и запретил себе приближаться, узнавать подробности. Обрубил, под корень, не оставив даже зацепок.
Так было надо. И от этого тошно.
Ловлю себя на мысли, что хочу ее дождаться и поговорить. Неважно о чем, не важно как. Пусть хоть пошлет на три буквы, лишь бы рядом была. Хоть чуть-чуть.
– Пап, ты чего? – спрашивает Сережа, когда я зависаю, всматриваясь в окна детского сада, мечтая хоть мельком увидеть знакомый силуэт.
Как сопляк, ей богу. Дело сделано, обратной дороги нет.
– Все хорошо. Просто садом твоим залюбовался. Красивый очень. Как думаешь?
Сын всегда воспринимает все мои слова за чистую монету, поэтому одобрительно кивает и устраивается в кресле. Я его пристегиваю, запрыгиваю за руль и поспешно уезжаю, подальше от соблазна, хотя отчаянно тянет назад.
Только дома мне удается кое-как переключиться с мыслей о Жене, которые прожигают в груди дыру. Повод для такого переключения весьма прозаический. Жрать нечего. Вот так, полный холодильник продуктов, а жрать нечего! Она снова ничего не приготовила! Конечно, блин, с такими-то ногтями!
Я радуюсь тому, что Серый Волчок поужинал в саду, и ставлю на плиту кастрюлю, чтобы сварить макароны. На хрена я все это покупаю, если ей лень даже картошку почистить и сварить банальное пюре? Я же не требую пирогов и ватрушек, элементарное-то можно приготовить? Зато все мандарины спорола, хотя я их специально для сына покупал.
Градус бешенства повышается настолько, что мне хочется громить все, что попадется по руку, но нельзя. Я же приличный бать. Спокойный, собранный, не матерюсь и всеми силами стараюсь подавать хороший пример.
Чтобы хоть как-то успокоиться, хватаюсь за телефон и лезу в социальные сети. Мне хочется увидеть Женю. После нашей сегодняшней встрече у меня в груди разлад, даже дышать больно. Мне нужно хоть мельком, хоть краем глаза увидеть, как она живет.
Только это невозможно. Все ее странички оказываются закрытыми, и вряд ли она меня добавит в друзья, если попрошусь – скорее будет пожизненный бан. Я откладываю телефон в сторону, потому что желание пообщаться с ней становится просто непреодолимым.
– Пап, пойдем смотреть спокойку, – прибегает Сережа и вытягивает меня из тяжелых мыслей.
Я смотрю на него, понимая, что никогда бы не смог поступить иначе. Я все сделал тогда правильно, а то, что за ребрами до сих пор болит, и в груди расползается пустота – это мелочи. Переживу как-нибудь.
* * *
Танька приходит, когда на часах уже почти одиннадцать. Не торопясь, разевается в прихожей, вертится перед зеркалом и мурлыкает себе под нос песню. Такая довольная и счастливая, что я закипаю. Ей вообще ни хера не надо? Даже не позвонила, чтобы узнать, как сын, забрал ли я его, все ли в порядке.
– Смотри, какая красота, – сует мне под нос пальцы с кроваво-красными ногтями, – я сегодня женщина-вамп.
– А мне кажется, что сегодня ты охренела. Впрочем, как и всегда.
– Что опять не так? – она тут же куксится, прячет свой маникюр и недовольно поджимает губы.
– Ты считаешь, что это нормально, взять и свалить, в последний момент сообщив мне, что не можешь забрать ребенка из сада.
– Дорогой, ну не ворчи. Это было единственное свободное время перед Новым Годом. Что я должна была сделать? Пропустить? И остаться с некрасивыми ногтями на праздник?
– Да, Тань! Именно так. Пропустить. Забить на маникюры-педикюры и вспомнить о том, что ты – мать.
Он морщится так, будто я ее обозвал нецензурным словом:
– Я не понимаю, в чем проблема. Сходила, сделала. Теперь у меня ухоженные руки, которые не стыдно показать людям, – ее голос дрожит от искреннего гнева. Она реально не догоняет, почему я на нее наезжаю, – ты успел? Забрал его?
– Представляешь, успел. Отменил последнюю встречу и, как сайгак, побежал в детский сад.
– И что тебя не устраивает? Все всё успели.
– Да, успели. Пришли домой, а есть нечего. Ты не работаешь, сидишь дома, так какого хрена, я должен приходить вечером и готовить?
– Пфф, а доставками-то пользоваться не учили? – она разводит руками, – открываешь приложение, выбираешь, чего хочется и заказываешь. Три минуты и никаких проблем.
– Тань, ты охренела. Просто охренела.
– А ты хочешь, чтобы я превратилась в неухоженную свинью, которая только и может, что сопли подтирать, сюсюкаться, да жрать готовить!
– Не ори, он уже спит, – цежу сквозь зубы. Мне до чертиков надоели наши скандалы, уже тошнит.
– Да плевать. Что теперь сидеть тише воды, ниже травы и бояться чихнуть?
Я хватаю ее под руку и тащу на кухню, подальше от Сережкиной комнаты.
– Пусти меня, Орлов, – она вырывается и толкает меня в грудь, – что ты себе позволяешь?
– У меня к тебе тот же вопрос. Ты себя ведешь, как сука, которой ни до чего нет дела. Либо шляешься, либо на диване кверху жопой лежишь и ролики смотришь. Оглянись, дома развал, ни хрена не сделано!
– А ты включаешь крохобора и экономишь на нужном. Я давно тебе говорила, давай наймем домработницу. Она и уберется, и приготовит, и рубашки тебе погладит. Любой каприз за наши деньги. Но нет, ты жмешься, как упырь.
– Слушай, отличная идея. Давай наймем. И домработницу, и круглосуточную няньку, – я киваю, – сразу после того, как ты ответишь на один вопрос. А на фиг ты вообще нужна будешь, при таком раскладе?
– Я женщина, Ден! Женщина! А не придаток к этому спиногрызу! И уж тем более не поломойка и не повариха! – она моментально заводится и начинает визжать, – ты, наверное, забыл об этом? Так я напомню! Я – женщина.
– Прекрати!
– Что прекрати? Что? Вот скажи, когда ты ко мне последний раз прикасался? Молчишь? – зло ухмыляется она, – ну молчи, молчи. Я и сама знаю, что после родов стала уродиной.
– Все у тебя нормально после родов.
Он действительно выглядит, как принцесса. Стройная, подтянутая. Ни растяжек, ни отвисших титек, ни целлюлита.
– Да? Все нормально? Тогда давай прямо здесь и сейчас. Покажи мне, как ты меня любишь и хочешь.
Хватается за мой ремень на брюках и начинает его истошно дергать, пытаясь расстегнуть пряжку.
– Достаточно! – с силой сжимаю тонкое запястье, прекрасно зная, что делаю больно.
– Ай, пусти! – шипит она, вырываясь, – совсем сдурел.
– Не позорься.
– Я позорюсь? Я? Ты ко мне как к пустому месту относишься, даже оттрахать хорошенько не можешь, – замечает мою усмешку и зло добавляет, – или вернее сказать, что не хочешь?
Демонстративно отпускаю ее руку.
– Что и требовалось доказать. Признавайся, у тебя другая баба появилась?
– Нет.
Перед глазами почему-то образ Женьки.
Полжизни бы отдал, чтобы она посмотрела на меня как раньше: ласково и с огоньком. Но увы, это невозможно.
– Что ты врешь, Орлов? – взрывается она, – а знаешь, что? Мне плевать! Я уже устала от такой скотской жизни! Устала оттого, что ты относишься ко мне, как к пустому месту. Тоже найду себе мужика и буду домой приходить только к ночи. Посмотрим, как тогда ты запоешь.
– Ты давно так делаешь, – меланхолично напоминаю ей и достаю кружку. Надо выпить чая, а еще лучше чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить нервы, которые звенят, словно провода под напряжением. В вытягивании жил моя дорогая жена не знает себе равных – заводит с полоборота.
– Что, думаешь, не найду? Еще как найду. Будешь тогда локти кусать.
Ой, блин. Скорее бы уже нашла и заткнулась.
– Скажи, Тань, а на что ты надеялась, когда настаивала на свадьбе? Что у нас все наладится? Что стерпится-слюбится? Что будем ходить за ручку и смотреть друг на друга влюбленными глазами?
– На фиг мне твои ручки сдались.
– Тем более. Я предупреждал и тебя, и твою семейку, что так будет. Между нами пропасть, и теперь поздно удивляться и строить из себя обиженную. У нас в принципе не могла ничего получиться.
– У нас ничего не получилось, потому что ты женился на мне только из-за ребенка! – обвинительно тычет в меня пальцем.
Не только, но, к счастью, о некоторых вещах моя благоверная не знает.
– Да. Из-за него.
– И при этом тебе плевать на его мать!
О как, теперь она уже мать.
– Ммм, хочешь, покажу, как наш сын рисует, – открываю фотку новогоднего шедевра, которую мне скинула Ольга Алексеевна вместе с расписанием психолога, – зацени.
Она недовольно рассматривает изображение.
– И что? Какая-то кривая елка и человечки. Тоже мне шедевр.
– То есть тебя тут только елка напрягла? А вот это черное пятно нет?
– Я даже не могу понять, что это за фигня.
– Эта фигня – ты! То, как он тебя видит.
Танька равнодушно жмет плечами:
– Все понятно, художником ему не стать. Таланта – ноль.
Я ее сейчас убью. Бесполезный разговор. Она просто ничего не хочет понимать. Впрочем, как и всегда. В этот вопросе моя жена отличается удивительным постоянством.
