Мари-Франс Леже
Все оттенки грусти
Marie-France Leger
A Hue of Blu
© Жукова М., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Посвящается всем, кто застрял в комнате, где нет света, – будьте достаточно смелыми, чтобы открыть жалюзи.
За стенами вашего разума находится мир, полный красок.
Предисловие переводчика
Название книги в оригинале – A Hue of Blu (дословно – «Оттенок синего»). Но на самом деле оно многозначно. Главную героиню зовут Blu, и она красит волосы в синий цвет. Слово blu (чаще в английском используется написание blue) может означать не только синий цвет, но и хандру, депрессию, меланхолию, печаль, грусть (отсюда название жанра «блюз»). Выражение blue mood часто используется в психологии (и не только) и означает дурное или скверное настроение, подавленное, депрессивное состояние. То есть эта книга и об оттенках грусти и депрессии, и о многозначности главной героини.
Также хочу отметить некоторые моменты в системе обучения в американских и канадских университетах и колледжах – чтобы было понятно, почему Блю и Джейс пересекаются только на занятиях у двух преподавателей. В России обычно вся группа ходит на одни и те же занятия, есть какие-то лекции для отделения, потока. Программы в США и Канаде – личный выбор каждого. Деления на группы нет, студенты сами составляют свое расписание, в отличие от нашего, утвержденного, и выбирают предметы, которые хотят изучать. При этом имеется список обязательных предметов по каждой специальности. Выбор предметов помогает сделать консультант (academic adviser). Он беседует с каждым студентом по отдельности и помогает им на протяжении всего периода обучения. Этот человек советует, какие курсы выбрать, руководствуясь жизненными планами студента, он же помогает составить расписание и следит за успеваемостью. В некоторых вузах можно выбирать преподавателей. Отношения между преподавателями и студентами более неформальные, чем у нас (это видно уже в первой главе).
У всех есть основная специальность (major), но можно выбрать и вспомогательную (minor), которая должна быть связана с основной областью обучения. Также следует отметить, что у студентов очень много домашней работы, и нет ничего удивительного в том, что Блю вроде бы редко появляется в университете. В некоторых вузах можно выбирать время и дни учебы, например из-за подработки или занятий спортом. Фактически студенты занимаются по индивидуальной программе и получают узкую специализацию.
Плейлист автора
Cry – Cigarettes After Sex
Romantic Homicide – d4vd
True Blue – Billie Eilish
Afraid – The Neighbourhood
Somebody Else – The 1975
Reflections – The Neighbourhood
Into It – Chase Atlantic
I Miss The Days – NF
Way Down We Go – KALEO
I Don’t Love You – My Chemical Romance
Those Eyes – New West
Moral Of The Story – Ashe
You Broke Me First – Tate McRae
Mercy – MO
Remember That Night – Sara Kays
We Might As Well Be Strangers – Keane
Say Something – A Great Big World
Дисклеймер:
Если вы ищете легкую, радостную, романтическую историю с хорошим концом, то эта книга не для вас. В ней представлены ситуации из реальной жизни и травмы.
Если же вас интересует именно это, я буду рада, если вы прочитаете про исцеление, разбитое сердце и личностный рост – и пройдете этот путь.
Будьте добры к себе, мои дорогие.
Мари
Предупреждаю:
В романе поднимаются такие темы, как алкоголизм, токсичные отношения, душевное здоровье (в особенности депрессия и пограничное расстройство личности), ощущение своего тела, членовредительство, упоминаются избыточный вес и потеря одного из родителей.
Часть первая. Выпускной год
«Я живу; я умираю; море накрывает меня; и длится лишь синева».
Вирджиния Вулф
Глава первая. Блю
Четвертый курс,
первая неделя – настоящее время
– Заказывай на восемь, хорошо, Картер?
Я крепко сжимала телефон, шагая по тропинке за другой студенткой Йоркского университета. Ее длинная прилизанная коса покачивалась взад и вперед, как маятник.
А затем она ударила меня по лицу.
– Боже праведный! – пробормотала я себе под нос.
Девчонка этого не заметила. Уверена, она только сегодня ударила этим смертоносным хлыстом тысячу и одного человека.
– Что ты там говоришь насчет Господа, Блю?
Я закатила глаза, заходя в здание колледжа, где проходили занятия для тех, кто обучался по специальности «Коммуникации». Только теперь я держалась на приличном расстоянии от всех вокруг. Как и всегда.
– Кое-кто ударил меня по лицу.
– Никто тебя по лицу не ударял, – заявил Картер. Словно он меня знал. Словно видел, как я преувеличиваю случившееся.
Знали немногие.
И беспокоились обо мне немногие.
– Ну да, сегодня в восемь. В «Мерканти».
Я кивнула, словно он мог меня видеть, точно зная, что он в это время сидит на работе и просматривает девушек в «Тиндере».
– Увидимся позже. – Я отключила связь до того, как Картер успел попрощаться, и огляделась.
Семинар по поп-культуре проходил в аудитории двести двенадцать, и здание, в котором находилась аудитория, уже вызывало у меня отвращение. Паутина, проглядывающие сквозь облупившуюся краску кирпичи с обломанными углами, трещины, щели, заклеенные жевательной резинкой. «До окончания университета осталось восемь месяцев, – повторила я себе. – Восемь месяцев – и я смогу сбежать».
Эта профессорша и в прошлом году вела у меня занятия, только тот курс был онлайн, а теперь приходилось появляться в аудитории лично. Учтите: я слышала ее голос, я знала, как она выглядит, но все остальные оставались тайной.
И мне не хотелось разбираться с этой тайной.
– …Именно это и процитировал Стюарт Холл. Книга включена в список литературы, которую вы должны прочитать к следующей неделе. Я знаю, что вы все горите желанием ее прочесть.
Тихий смех пронесся среди стен из шлакобетонного камня, окружавших примерно двадцать студентов, расположившихся на неудобных стульях за маленькими столами.
– Здравствуйте, – поздоровалась моя профессорша. У нее были добрые глаза – настороженные, но милые. – Рада вас видеть. Присаживайтесь.
Я помахала ей пальцами и выдала отрепетированную улыбку.
– Это я и планирую сделать.
Услышав эту фразу, несколько человек засмеялись. У меня хорошо получается вызывать реакцию у других людей.
Мои голые ноги опустились на пластиковый стул до того, как я смогла поправить черную мини-юбку. Стояла жаркая погода для начала сентября, а это означало, что дураки типа того куска дерьма, который сидел в углу, рыскают по окрестностям и пытаются заглянуть под струящиеся платья.
Я мрачно уставилась на него и неотрывно смотрела, пока он не отвел взгляд первым и не засунул колоду покемонов под мешковатые рукава. «Извращенец».
И именно в этот момент мой взгляд остановился на кое-чем другом, скорее, кое-ком другом. Он тоже смотрел мне прямо в глаза, по крайней мере, одно короткое мгновение. Мгновение, которое выбрала я.
Мгновение, которое я не забуду.
Светло-каштановые волосы, достаточно длинные, чтобы торчать из-под бейсболки, но не растрепанные. Голубые глаза с оттенком зеленого. Лицо, словно выточенное скульптором, сам угловатый и худой, как модель, никакой растительности на лице.
Я была наблюдательной, и наблюдательность часто давала мне повод гордиться собой. Картер знал, что я все подмечаю: ничто не проскользнет мимо Блю Хендерсон.
Если кто-то меня заинтересовал, то пути назад нет. Я имею в виду – для них.
Я была неприкосновенной, недостижимой, харизматичной и очаровательной. Я несла свою гордость как меч.
Этот парень будет моим, независимо от того, знал об этом или нет.
Я наблюдала за ним оставшуюся часть занятия. Он сидел в первом ряду, а я записывала свои предположения:
1. Две серьги. Болтающийся крест и жемчужина. Может, хипстер. Нервный? Звезда соцсетей?
2. Белая рубашка. Темно-синие брюки. Спортивная куртка «Найк». Серебряный браслет. Знает, как нужно одеваться? Немного подозрительно.
3. Учится на факультете искусств. Татуировки. Чуть ниже локтя – «Сотворение Адама» Микеланджело, рядом роза. Точно искусствовед.
– О чем вы думаете, мисс с синими волосами в третьем ряду?
4. Смотрит на меня. У него точно голубые глаза. Чувствует себя привилегированным, должен чувствовать. Но никак не может быть, что…
Какая-то девушка постучала меня по плечу, скорее, ткнула в него пальцем.
– Преподавательница к тебе обращается, – прошептала она. Голос был гнусавый.
А-а, значит, вот почему он на меня смотрит. Я обвела взглядом аудиторию, встречаясь глазами почти со всеми, и наконец остановилась на нем. Я чувствовала, как на меня неотрывно смотрит профессорша, но она могла и подождать. Всего одну секунду: мне требовалось знать, каково это по ощущениям – быть в его поле зрения.
– Что вы спросили, профессор? – Я оторвала взгляд от парня, у меня на губах играла легкая улыбка.
Может, она решила, что я улыбаюсь ей. Может, это было и к лучшему.
– Я спрашивала, что вы думаете про работы Адорно [1], которые должны были прочитать, – заговорила она. – Вы что-то записывали.
Да, записывала. Но вообще-то это не ее дело. Я быстро схватила свой листок с предположениями и перевернула текстом вниз.
– Список покупок в бакалее, – ответила я, постукивая ручкой по деревянному письменному столу.
Выражение лица у профессорши стало суровым.
– Не думаю, что сейчас подходящее время для…
– …но если вы спрашиваете мое мнение об Адорно, то должна сказать, что мораль у него искаженная. Его мысли о высокой и низкой культуре нельзя назвать прогрессивными. – Я ни на секунду не отводила взгляда, пока продолжала говорить. – Он относил джазовую музыку к низкой культуре и таким образом разделял людей на категории, в зависимости от того, что они любят, а что не любят, даже осуждал их. – Я повернулась к Гнусавой, которая сидела рядом. – Тебе нравится джаз?
Боже, она так покраснела, что этими щеками можно было бы транспорт на дороге останавливать.
– Я… м-м-м… – Она сглотнула. – Это хорошая музыка. Я… иногда она мне нравится.
– Иногда она ей нравится, – объявила я, снова поворачиваясь к остальной аудитории. – И кто я такая, чтобы осуждать ее частичное наслаждение джазом? А Адорно стал бы. Поэтому я не согласна с его идеями. Вот мои мысли, профессор.
Кто-то позади громко засмеялся, а я повернулась, чтобы насладиться своей властью. Человек-чудовище в рыбацкой шляпе, клетчатом пиджаке и темных джинсах одобрительно смотрел на меня.
Я видела, что все готовы меня похвалить.
Они увидели, какая я.
– Спасибо, что поделились своими мыслями…
Она хотела услышать, как меня зовут.
– …Блю, профессор. Блю Хендерсон.
При других обстоятельствах я не стала бы пожимать ей руку. Это казалось несколько неуместным, но я все равно ее протянула.
Как и большинство людей, она знала, что принятые правила поведения требуют ответить на этот жест, хотя рукопожатие и не было искренним. Мне просто хотелось задержать его внимание на себе немного подольше. Я знала, что оно приковано ко мне. Я чувствовала, как он на меня смотрит.
Через десять минут занятие наконец закончилось, и ничего интересного больше не происходило, если не считать меня. Я знала, что у профессора Грейнджер появился свой собственный список предположений на мой счет в ту секунду, когда я зашла в аудиторию. Как могло быть иначе?
Темно-синие волосы, светло-карие глаза, одета как рок-звезда, личность, требующая внимания, потому что я его заслуживала. Внимания, которое мне причиталось.
Причиталось мне, черт побери.
Он встал, подхватил свой черный рюкзак и беспроводные наушники. Боже, какой же он высокий! Рост на самом деле нельзя определить, пока человек сидит, но я дала бы шесть футов и три дюйма [2]. На целый фут выше, чем я.
– Рада снова видеть вас, Джейс, – заявила ему профессорша.
Джейс.
Джейс.
Джейс.
Его имя проникало мне под кожу, как игла от татуировки.
– И я тоже, профессор. – Какой голос. Вот это голос! Голос Джейса.
На долю секунды его глаза встретились с моими перед тем, как он выскользнул из аудитории. Этот взгляд плавал у меня в голове. Отскакивал. Требовал.
Он будет частью меня.
Я стану частью его.
Я быстро перебросила ремешок сумочки через плечо и бросилась к двери, но тут профессор Грейнджер крикнула мне:
– Вы интересная личность, Блю Хендерсон.
«Вы интересная личность, Блю Хендерсон».
«Конечно, интересная», – хотелось сказать мне. «Рада, что вы это заметили», – следовало сказать мне.
Вместо этого я улыбнулась.
– Увидимся на следующей неделе, профессор.
Когда я вышла из аудитории, Джейс стоял у питьевого фонтанчика и наполнял высокий стакан.
Он поднял голову и посмотрел на меня.
Я бросила на него беглый взгляд.
И ушла.
Глава вторая. Джейс
Четвертый курс,
первая неделя – настоящее время
– Можешь открыть дверь? – крикнула мама из гостиной.
Я знал, кто пришел, до того, как открыл дверь. «Шевроле» Бакстера был припаркован у края тротуара.
– Привет, – поздоровался я, впуская брата в дом.
Он кивнул. Его высокая фигура заполняла весь дверной проем.
– Как дела, Джейс?
– Ничего особенного, только что вернулся из университета. – Я запер за ним дверь и провел рукой по волосам. – Будем сегодня фотографировать?
Бакстер был фотографом, и, кстати, отличным. Может, я относился к нему необъективно, потому что это мой старший брат, но он был слишком талантлив, чтобы не получить признания, которое заслуживал.
– Не могу. – Он пошел по коридору и остановился у дивана. – Привет, мама.
– Привет, Бакс, – улыбнулась она. Ее глаза всегда светились от счастья, когда рядом находился кто-то из моих братьев. – Очень здорово, что ты заехал.
– Я пытался дозвониться до Уилла. Подумал, что он заглянет сюда после гольфа, но он, наверное, еще на поле.
Я прислонился к стене и скрестил руки на груди.
– Уилл не говорил мне, что собирается играть в гольф.
– С какой стати ему тебе это говорить, малыш? – Бакстер рассмеялся и наклонился, чтобы погладить Сэди. – Он играет с ветеранами.
Нашему шоколадному лабрадору нравилось, как он ее ласкает, и Сэди наслаждалась теплом, которым делился с ней мой брат. Меня он этого тепла не удостаивал.
– Мне двадцать один год, – объявил я, словно мне требовалось что-то доказывать. Мне всегда требовалось. По крайней мере, моим старшим братьям.
– Да, а ветеранам по тридцать. Довольно большая разница, Джейс.
Уилл работал финансовым аналитиком в центре города. Несколько лет назад, когда он получил эту должность, мы с братьями придумали кличку его коллегам – «ветераны», потому что они расхаживали по офису, как ветераны войны. Я никогда не думал, что Уилл превратится в такого типа.
Я никогда не думал, что случится многое из того, что случилось.
– Эй, а когда ты обзаведешься машиной? – спросил Бакстер.
– Когда я смогу ее себе позволить.
Он рассмеялся. Это был снисходительный смех. Казалось, что в последнее время мои братья относились ко мне только снисходительно, и это касалось всего.
– Если не работаешь, то и дерьмо себе позволить нельзя.
– Эй, следи за языком, – предупредила мама, делая звук телевизора потише. – Он пойдет работать после того, как закончит университет, правда, Джейс?
Эта тема в разговорах всплывала всегда. Я ненавидел свои ощущения – я всегда чувствовал себя ущербным и неполноценным по сравнению с Уиллом, Бакстером и Скоттом. Я был самым младшим из четырех братьев и не мог с ними соперничать, даже если бы и хотел. В их глазах я всегда буду «малышом». Мне не вырасти.
В их глазах я всегда буду стоять ниже их.
– Не расстраивайся из-за футбола, Джейс. Иногда не все получается так, как хочешь, – заговорил Бакстер, словно я во время молчаливого обмена взглядами упомянул футбол.
– Я ничего не говорил про футбол.
– Нет, но ты всегда об этом думаешь. Не нужно себя из-за этого корить. Иди по жизни дальше, – поучал он, вертя в руке ключи от машины. – Найди новую работу. Найди цель.
Найди цель. Будто это так легко сделать. Ну просто самое простое дело из всех в мире! Найти цель, когда все вокруг тебя уже нашли свои. Когда им это вдалбливали с рождения. Когда то единственное, что ты любил, та карьера, о которой ты мечтал, просто рухнула, рассыпалась у тебя под ногами.
– Это не так легко. – Я поправил рубашку, посмотрел на свои руки. Я занимался в тренажерном зале. Мне хотелось, чтобы Бакстер увидел: я не какой-то там гребаный лузер.
Он рассмеялся, но смех был саркастический.
– Ничто никогда не бывает легко. В этом мире надо самому ловить удачу за хвост, Джейс.
Он ущипнул маму за руку перед тем, как направиться к двери.
– Эй! – возмутилась она, потирая покрасневшую кожу. – Тебе двадцать шесть лет, Бакс! Прекрати так делать.
Он рассмеялся, и это был искренний смех.
– Старые привычки никогда не умирают. – Затем он повернулся ко мне и ударил меня кулаком в плечо. – Увидимся, малыш.
Малыш.
Малыш.
Малыш.
– Меня зовут Джейс, – буркнул я себе под нос. Слова прозвучали чуть громче, чем шепот. Кто бы меня услышал?
Кто бы захотел меня слушать?
Глава третья. Блю
Два года назад,
лето
– Напиши мне сообщение, как закончишь, – сказала Фон, когда я стучала в дверь Тайлера.
– Ага. Перескажу тебе все похабные детали по пути домой в такси.
– Ты больна на голову, – рассмеялась она и отключила связь.
Как раз в эту секунду Тайлер открыл дверь и втащил меня внутрь. У него были мозолистые руки – он работал строителем, а сзади на футболке проступили пятна пота.
– М-м. – Он засунул язык в мой рот. – Мне это требовалось.
Конечно, требовалось. Я родилась, чтобы приносить удовлетворение. На вкус я как гребаный пудинг с ванильным кремом.
Он взялся пальцами за мой сосок, который тут же затвердел от его прикосновения. Я специально надела сетчатый прозрачный верх. Тайлеру это нравилось.
– На диван, – приказал он. Я отправилась туда, куда было сказано, и через несколько секунд он уже нагнул меня и шлепнул тыльной стороной ладони по правой части задницы.
Было больно. Всегда было больно. Но я улыбалась сквозь боль. Это нравилось Тайлеру.
– Ты можешь выключить свет? – попросила я. Темнота скрывала мои недостатки. В условиях минимальной видимости я была идеальной.
Но он не пошевелился. Он раздвинул мои ноги ступней, стянул мою юбку. Я почувствовала, что жировая складка на животе немного провисла. Я ела совсем немного. Почему у меня вырос живот? Так не пойдет!
Входя в меня, он взял одну мою грудь в руку.
Жир у меня на животе не уходил.
Свет горел.
Тайлер чувствовал мой жир.
Он мог видеть все.
Я положила одну руку себе на живот, а второй направила его руку к моему клитору. Он не стал ничего делать. Ему хотелось держаться за мои сиськи.
– Боже, Блю! – застонал он.
Я не чувствовала его внутри себя.
Я чувствовала пиццу, которую съела два дня назад.
Салат, который съела вчера вечером.
Воду. Много воды. Воду на завтрак. Воду на обед.
Слава Богу, он быстро кончил. Мне удалось не дать ему увидеть мою обвисшую кожу. «Больше никакой хрустящей луковой соломки в салате, никаких бесполезных углеводов», – отметила я про себя.
Пока Тайлер избавлялся от презерватива, я быстро надела юбку и взбила волосы. Одна пуговица оторвалась, но маме на это плевать. Она будет слишком пьяна, чтобы это заметить.
Тайлер уже несколько месяцев является моим другом «с привилегиями». Мы познакомились в баре на улице Вест-Аделаида, когда мне исполнился двадцать один год. На меня произвела впечатление его должность в корпорации, а на него – моя грудь. Мы занялись сексом в туалете и с тех пор встречаемся время от времени.
Большую часть времени мы оба были пьяные вдрызг. Но сегодня он настоял на том, чтобы встретиться трезвыми, может, чтобы в полной мере почувствовать, как это восхитительно – быть внутри меня. Но для меня в этом ничего восхитительного не было.
Свет горел.
Я собрала все, что выпало у меня из сумочки и рассыпалось вокруг, сунула ноги в кеды и направилась к двери.
– Я пошла! – крикнула я. Оставаться дома у мужчины – это худшее, что можно сделать. Возникает неловкая ситуация.
– Мне это в тебе очень нравится, – сказал мне Тайлер после третьей подобной встречи. – Ты никогда не задерживаешься дольше, чем нужно, чтобы выполнить свою роль.
Какое оскорбление!
Почему я вернулась?
Он вышел из ванной, когда я как раз собиралась уйти, обвел взглядом мое тело.
– Тебе следует походить в спортзал, Блю. У меня есть абонемент, и если ты хочешь пойти…
Я захлопнула дверь до того, как успела расплакаться.
Больше я Тайлера никогда не видела.
Глава четвертая. Джейс
Старшие классы
средней школы – четыре года назад
– Вчера вечером Сара пригласила меня на выпускной бал, – хвастался Моррис, зашнуровывая бутсы. – Как было приятно услышать это приглашение!
Я не мог не чувствовать зависть. Я всегда завидовал. Моррис получал любую девчонку, которую хотел.
Никто не хотел тощего, долговязого парня с прыщами, покрывавшими семьдесят процентов лица. Как кто-то вообще когда-нибудь может меня такого захотеть?
– Немного рановато для приглашения на выпускной бал, – заметил я, не давая горечи пробраться в голос. – А как она это сделала?
Моррис с минуту сидел молча, с широченной улыбкой на лице. Я видел, как он об этом думает, думает о ней. Я мог представить такие чувства к кому-то только в мечтах; и только в моих мечтах эти чувства получались взаимными.
– Она пришла ко мне домой в этих ниточках – комплекте крошечного нижнего белья и…
– Погоди, – перебил Коннор, надевая свитер. – Твои родители не психанули?
– Их дома не было, болван, – ответил Моррис и бросил носок ему в лицо.
– А я откуда мог это знать, черт побери? Ты ее сфотографировал в этом виде?
– Думай, когда открываешь свой гребаный рот, Маккук, – влез в разговор Дэнни, качая гантель правой рукой.
Мой взгляд задержался на фигуре Дэнни. Затем я опустил глаза вниз на собственное тело и вздохнул.
– Сара – женщина Кумберленда, Дэнни. Почему ты так завелся? Влюбился? – пошутил Коннор.
– Хочешь, чтобы я вот этим запустил в тебя? – Дэнни помахал гантелью, словно это было перышко.
«Если бы, – подумал я. – Если бы».
– Почему ты такой мрачный, Боланд? – крикнул мне Моррис. – У тебя впереди еще целый год.
Я продолжал шнуровать бутсы, глядя в пол. Я мало разговаривал. Молчание было лучшим вариантом. Если молчишь, не начинаются никакие споры. Если молчишь, то не будет никакого осуждения. Вслух, по крайней мере.
– Уверен, что Татьяна пригласит Джейса на выпускной бал, – продолжал Коннор. – Они будут прекрасно смотреться вместе.
Все в раздевалке разразились хохотом. Это был худший кошмар из всех возможных.
Вес Татьяны Орелуолл значительно превышал средний вес семнадцатилетней девушки ростом пять футов и один дюйм. Она обожала фарфоровых кукол (всюду таскала их с собой), а ее лицо было покрыто угрями – она страдала кистозной формой угрей. У нас с ней это было общее.
Дэнни был единственным, кто не смеялся, но он и не защищал меня. На самом деле меня никто не защищал. Я и сам себя не мог защитить.
Прозвучал свисток тренера, и все оказались на ногах. Все, за исключением меня. Я чувствовал, как слезы жгут мне глаза, но не позволил им пролиться. Никто не должен видеть меня таким. Меня уже и так воспринимают как довольно слабого человека.
На пол передо мной бросили бутылку «Гейторейд» [3]. Макс (я думаю, что его так звали) подошел ко мне со стоическим выражением лица. Макс никогда не улыбался, но никогда и не хмурился. Он был просто… Макс.
– Возьми ее, чувак. Она твоя, – сказал он.
– Не понял?
Он пнул оранжевую бутылку, чтобы она подкатилась поближе к моим ногам.
– На тренировку возьми. У меня оказалась лишняя.
Я не знал, что сказать. Никогда не знал. Поэтому схватил бутылку и благодарно кивнул. К счастью, Максу было все равно. Он прошел мимо меня и вышел на поле.
В тот день ценность молчания стала еще выше, по крайней мере для меня.
Макс не смеялся надо мной.
Макс не выделялся, он просто вписывался.
Макс не был популярным. Но он не был и неудачником.
Макс был в хорошей спортивной форме, но не был накачанным.
Вероятно, Максу было плевать на то, что другие люди о нем думают.
Я хотел быть таким, как Макс.