Марианна Алферова
Орудие Судьбы

Полная версия

Глава 4. Керберы и Аркады

Песок и ветер пустыни способны разрушить многое – если не всё – год за годом они стачивали основание скалы, на которую взобралась Черная крепость. Но Аркады стояли нерушимо, как будто им не было дела до времени, пустыни, песка и Жизнетворного ока.

С рассветом просыпался ветер и приходил поиграть в Аркадах. Секторов было шестнадцать, и на каждый вела своя лестница из камня. Ступени висели в воздухе – никаких опор под ними не было, они закручивались спиралями, бросая вызов притяжению тверди. Аркад было три, одна внутри другой, и шагали они точно по кругу, а плоскость наверху, что опиралась на три ряда колонн, была достаточно широка, чтобы без опаски прогуливаться по всем трем Аркадам и смотреть на синие горы вдали, намечая путь. Механический Мастер пришел бы в восторг, увидев это чудо инженерной мысли. В центре когда-то располагалось Колесо Судьбы. В те дни камень Аркад сиял ярче снега на горных вершинах, но за сотни лет солнце вытопило белизну из мрамора и превратило его в золото и янтарь.

Мы поднялись наверх по одной из лестниц. Отсюда открывалась взгляду панорама захватывающая и совершенно незнакомая: внутри Аркады – равнина, покрытая светлым ковром лугов и темными бархатом рощ, изрезанная голубыми венами рек и ручьев, лишенная городов и строений. Пустыня в центре круга, видимая снизу, исчезла.

– Как такое может быть? – спросила я шепотом.

– Аркады построили боги Домирья на заре времен.

– И каждый раз там внутри возникает эта долина?

– Зачастую да. Но иногда приходит нечто иное. Я видел ледяные торосы и седой Океан, весь в пене. И огромных птиц. И птиц, что гнездились в скалах. Птицы видели меня: подлетали, кричали… Однажды в небе на закате сияли две кроваво-красных луны, а само небо было как серебро.

– А ночью? Что здесь ночью?

– Не знаю. Возможно, нездешние звезды. Ночью сюда никто не ходит. А тот, кто рискует пробраться к Аркадам после заката, не возвращается.

– Почему?

– Говорят, Аркады призывают демонов подземелий.

Я засмеялась:

– Здесь нет подземелий.

– Так называют этих тварей. Они могут жить только в темноте и охотятся ночью. Во Флорелле их держат в подземельях замка, отсюда и пошло название. Они практически не подчинимы. Говорят, ими научился управлять знаменитый Андреа Беман, лурс, что проживал во Флорелле. Много лет назад он придумал, как одолеть демонов. Он написал даже трактат, хвастаясь своей победой, а потом уничтожил этот кодекс. Но много лет спустя кондотьер Бакко сумел подчинить их снова, демоны напали ночью на армию императора Грида и буквально растерзали пехотинцев, лишь сотне всадников посчастливилось спастись бегством. Но как такое удалось – никто не знает. Как и Беман, Бакко никому не открыл свою тайну.

– Никогда о подобном не слышала.

– Это всё случилось еще до рождения твоего отца. И о демонах стараются не говорить – потому что перед ними все бессильны – и мечники, и магики, и даже Орден.

– Так этот Бакко – магик?

– Не думаю. Демоны – порождения Домирья. Это не миракли, которых создают магики. Их просто дрессируют, как керберов, с помощью нужных слов.

– Керберы? – Раниер, помнится, прежде говорил о них. – Порода собак?

– Они похожи на собак. Но куда крупнее. Если брать их щенками, то они вырастают на удивление послушными. А дикие смертельно опасны, их не приручить.

– Насколько крупные?

– Э… ну вот… – Раниер отмерил рост собаки себе по пояс. – Но даже малышей приручить не так просто. У Ордена есть только два бестиария, способных дрессировать керберов.

Я снова посмотрела на пейзаж внизу. Может быть, это наша Судьба – отыскать прекрасную долину и там поселиться? Внезапно дрожь пробежала по зеленому миру внизу, сминая реку и ручьи, деревья и холмы, небо потемнело и стало заваливаться за горизонт, как закатываются глаза у человека во время падучей.

– Завтра мы двинемся через этот проход в скалах, – сказал Раниер. – Дорога через пустыню должна занять двадцать дней. Поедем на верблюдах. По пути три оазиса. Значит, три остановки.

– Верблюды настоящие или фантомные?

– Настоящие.

– А где ты взял десять тысяч золотых?

– Что?..

– Золотые, в сундучке. Они жене не фантомные?

– Нет, конечно. На самом деле там было всего три тысячи. Плата за двадцать лет службы отставнику Ордена. В последние годы я неплохо зарабатывал, знаешь… На остальные семь я рассчитывал выдать вексель.

Раниер внезапно оглянулся, тронул меня за плечо:

– Он здесь…

Я повернулась так резко, что меня качнуло, Раниер подхватил и удержал.

Внизу стоял Великий Магистр – в длинном желтоватом плаще, перехваченном широким красным поясом. Легкий вечерний ветер колебал его волосы.

– Он хочет, чтобы мы спустились, – шепнул Раниер и кивнул в сторону лестницы.

– Разве мы ему подчиняемся? – ответила я довольно дерзко. – Ты ушел из Ордена, а я…

– Считай, это просьба. К тому же скоро начнет смеркаться. Пора уходить.

Прежде чем спуститься, я оглянулась. Мираж долины исчез – в центре круга был только песок – как и всюду.

* * *

Великий Магистр стоял, не двигаясь, дожидаясь, когда мы подойдем. Я даже подумала, не прислал ли он за нами миракля, и сделала самый простенький жест, каким обычно распыляют надоедливых фантомов. Но тут же ощутила блок и легкий щелчок по носу.

Не миракль.

– Слышал, ты хотел нанять суденышко, чтобы отправиться в путь, – сказал Великий Магистр.

– Да, спрашивал цену, мы хотели вернуться в Ниен морем. Но теперь…

– У меня есть для вас корабль, Раниер. И он доставит тебя с супругой в любой приморский город из Ожерелья после того, как выполнишь мое поручение.

Я сразу почувствовала, что предложение главы Ордена не вызвало у моего мужа восторга. В щедром подарке был какой-то особый подвох.

– А что за корабль? – спросил Раниер.

Я бы спросила, что за поручение.

– Корабль Перевозчика.

– О… А капитан?

– Сам Перевозчик. Он – одно целое с кораблем.

Раниер явно колебался. Великий Магистр шагнул ближе. Повеяло холодом – он забирал энергию из окружающего мира. Я невольно попятилась. Раниер схватил меня за руку и крепко сжал пальцы. Нас тут же окутал ледяной вихрь.

– Раниер, ты глупец, неужели думаешь, что можешь противостоять мне? – засмеялся Магистр.

– Нас двое! – дерзко объявила я.

Великий Магистр расхохотался еще громче. Он весь трясся от смеха.

– Ты не можешь нас заставить… – прошептал Раниер.

– О, нет! Нет! – Великий Магистр замахал в воздухе рукой, делая вид, что не может справиться с приступом смеха. – Могу. Поступая в Орден, каждый послушник дает магическую клятву, что выполнит поручение Магистра после ухода, если будет необходимость. И ее не нарушить.

– Смерть освобождает от клятвы, – сказал Раниер.

Сказал таким тоном, что у меня мурашки побежали по спине.

– Ну вот! Зачем же сразу смерть. Небольшое путешествие по морю. Всего лишь. А если вы так боитесь, я дам охранную грамоту…

– Не все грамоты работают, – напомнил Раниер. – И не всюду.

– Эта сработает, уверяю тебя. Вы сами напишете нужные слова. Ведь твоя Диана принцесса Ниена. Так?

– Это важно?

– Я не задаю неважных вопросов, тебе надо было это запомнить, Раниер! Так вот, те слова, что она напишет на охранной грамоте, никто не сможет отменить.

– Не волнуйся, милый, членов королевского дома Ниена обучают грамоте, – засмеялась я.

Мне хотелось его немного ободрить.

– Корабль будет ждать вас утром в гавани! – пообещал Великий Магистр.

Он издал залихватский свист. Гнедой скакун тут же явился из-под черной тени аркад, и магистр легко вскочил в седло, как будто был кавалеристом.

– Перевозчик – отличный капитан, – напутствовал нас глава Ордена, уносясь в ночь.

Раниер еще крепче стиснул мою руку, и мы двинулись в сторону Аднета.

– Жаль, что я не успел подарить тебе щенка кербера, – шепнул он.

До заката нам нужно было миновать полуразрушенную арку ворот на дороге, ведущей в город. Где-то далеко в скалах раздался вой, похожий на волчий. Я невольно ускорила шаги, но Раниер меня удержал, и мы продолжили путь размеренной торжественной походкой.

– Мы же хотели удирать через пустыню, – напомнила я Раниеру его последний план.

– Поздно… – в его голосе сквозило отчаяние. – Если бы мы успели покинуть земли Аднета! Но мы не успели. Я все же надеялся… Далеко не каждому Великий дает поручение.

– Насколько опасно то, что он прикажет?

– Задание непростое, тут главное – создать охранную грамоту.

Мне не понравился ответ Раниера. Очень не понравился.

Часть 3. Лиам Маркус, сын Кенрика

Глава 1. Я, все и опять я. За пять лет до…

Я обожал Элизеру с самого детства во все времена года. Летом, когда вода в озере как парное молоко и на берег можно не вылезать часами, а из сада за замком девушки в коротких серых туниках носят корзины со спелой вишней. Весной, когда лиственный лес, готовясь к новой жизни, распускает почки, становясь фиолетовым. Зимой, когда лес вокруг, да и сам замок, одеваются белым инеем, а лед на озере тонок и напоминает стекло. В такие дни я усиливал ломкий ледок с помощью магического Дара и раскатывал по озеру на лурсских коньках, сделанных для меня стариком Френом.

Отчаянные эти мои приключения однажды едва не закончились бедой. Я разогнался с такой скоростью, что не успел укрепить перволед под собой, он разлетелся, как стекло от удара камня, а я с головой провалился в воду, которая ожгла меня и утянула под ледяной покров. К счастью, как я уже говорил, лед был тонок, и я пробил его головой, всплывая.

В этот момент я позабыл о своем магическом Даре. Я барахтался в полынье, как самый обычный мальчишка, кидаясь на кромку льда и обламывая куски. Я даже не сориентировался, где берег, чтобы направить туда свои жалкие усилия, я метался в бесполезной попытке выбраться на твердую корку, которая не могла меня удержать, даже не подумав нарастить застывшую воду магическим Даром. Четверть часа бесполезной борьбы полностью лишили меня сил. Я уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, и осознание того, что в следующий миг я уйду на дно, сделалось отчетливым, как контур прекрасной Элизеры на фоне холодного синего неба. И не вызвало намека на протест в душе.

Внезапно кто-то ухватил меня за ворот куртки и рванул из воды. Я очутился на дне лодки. Френ стащил с меня мокрые куртку и рубаху, взамен швырнул свою меховую безрукавку и взялся за весла. Как я уже говорил, лед был тонок, самая обычная лодка, которую еще не успели убрать в сарай и оставили на берегу в надежде на оттепель, сумела его взломать. Я копошился под дарованной безрукавкой, пытаясь стянуть с ног ботинки с коньками, но сил не было распустить шнурки. В несколько взмахов Френ подогнал лодку к берегу, подхватил меня на руки и бегом понес к замку. Тут наконец я вспомнил про свой магический дар и постарался согреть свое тело, забирая энергию извне. Ближе всего были руки Френа, и я забрал его тепло, чтобы насытить мое жалкое дрожащее тулово и мои онемевшие руки и ноги. Когда мы очутились на кухне, где жарко горела печь, я все еще клацал зубами, но сумел наконец снять коньки и штаны. После чего был укутан в огромный пушистый плед, связанный нашей старой нянькой, в него можно было завернуть пять или шесть таких дохляков как я. Френ дал мне выпить чего-то ядрено-горького, после чего меня стал бить яростный кашель, внутри все горело, и я отчаянно пытался вдохнуть. В итоге Френ напялил на меня какую-то огромную колючую шерстяную рубаху и отнес в мою спальню, где накрыл все тем же шерстяным пледом, а в камине развел огонь, после чего ушел за новой охапкой дров.

Я высунулся из-под одеяла и попытался забрать тепло напрямую с помощью магии. Меня бросило в жар, а огонь в камине с шипением погас, будто на него вылили ведро воды. Френ вернулся с охапкой сухих дров, глянул на черные, переставшие даже дымить головешки в камине, покачал головой, бросил в камин горсть стружек и пучок тонких щепок, потом извлек из кармана коробку с серными спичками и подпалил растопку.

– Вот какое дело, – поговорил он, протягивая руки к огню, – эти маленькие щепочки с набалдашниками из серы, которые придумал Механический Мастер вместо кресала, в них более магии, чем в твоих вывертах с магическим льдом и магическим огнем, потому что они каждому, и сильному, и малому, дают радость погреться у огня. – Френ подкинул несколько поленьев в камин и продолжил. – Вот только коробку эту и маленькие спички надо беречь от глупцов вроде тебя. Есть у дурня магический Дар или нет, но, схватив коробок, начинает он тут же зажигать спички одну за другой, изводя полезные вещи, а самый главный дурень из дурней еще спалит все вокруг – шторы, книги, а то со скуки и дом истребит.

В дымоходе радостно прожорливо гудело, в комнате сделалось тепло, почти жарко, но я демонстративно кутался в плед. Я ждал иного разговора от Френа, а не поучений и упреков, его слова меня только злили.

– Ты не расскажешь отцу про мое купание? – спросил я.

Самым унизительным в сегодняшнем происшествии было не то, что я провалился под лед, а то, что позабыл о своем магическом Даре и барахтался как несчастный кутенок, беспомощный и жалкий. Я испугался этой огласки – так, что дрожь вновь охватила меня с головы до ног и противно заледенело в груди. Больше всего я боялся, что об этом моем сегодняшнем унижении узнает отец. Но это может и не самое страшное. Страшнее, если магистр Крон узнает, а с ним и все его ученички, особенно старшие, те, что корчат из себя непобедимых магиков.

Меня прям скрючило от унижения.

– Подумаю, – отозвался Френ. – А ты подумай, почему хочешь оставить это в тайне.

Я через силу распрямился и сел на кровати.

– Не смей никому рассказывать!

Френ повернулся ко мне, блики огня плясали на его лице, отчего казалось, что он смеется.

– Ты мне приказываешь? Ты просто перепугался, Маркус. И продолжаешь растить в себе страх. Побори его, ощути свою силу. Всем случается испугаться. Управлять страхом – большое искусство. Думаешь, твой отец не боялся, когда приказал проткнуть себе руки магическими иглами, чтобы ты мог появиться на свет? Думаешь, твоя мать не боялась, когда велела ампутировать Кенрику руки? Или Диана не боялась, когда зашивала его раны? Все боятся, но не все становятся рабами страха.

Он ушел. А я лежал, свернувшись калачиком под теплым пледом, ощущая каждой частицей тела отчаяние. Если кто-то узнает о моей беспомощности и моем унижении, я этого не переживу. Крон как-то сказал, что я стану великим магиком. И вот, поглядите: великий магик чуть не утонул в двух шагах от берега.

Явилась толстушка Миола, принесла чашку с бульоном, поставила на столик рядом с кроватью.

– Френ сказал, что ты приболел. Ты простыл? Послать за медикусом?

– Не надо. И забери свой дурацкий бульон.

– Я все же оставлю. Потом выпьешь. Согреешь с помощью своей магии и выпьешь.

Она ушла. Я поглядел на чашку. Чудесный бульон с пряными травами источал замечательный запах. Я сбросил чашку со столика. Она упала на ковер, но не разбилась. Тогда я расколол ее на три части магическим ударом.

После чего снова свернулся калачиком и так лежал, глядя на пляшущий огонь в камине. Я понял, что должен заставить Френа дать магическую клятву молчать обо всем.

* * *

– Дать магическую клятву верности? – переспросил Френ.

Мы были с ним в библиотеке. Мрачная большая и очень холодная комната в это время года, особенно утром после морозной ночи. Я сидел в деревянном кресле. Напротив на стене висела дурацкая картина с зеленым цветком в серебряном кувшине. А вот красные яблоки на картине были зачетные, так и хотелось впиться зубами в блестящие круглые бока.

Френ стоял передо мной. Лицо его выражало недоумение и растерянность.

– Но ваша милость, я – патриций. Патриции не дают магических клятв верности. Это удел черных людей. Патриций может поклясться только своей магией, какая у него есть, в верности патрону. Магик никогда не скрепляет его клятву.

– Почему? Или у патрициев какая-то особенная кровь или что-то такое особенное, что не позволяет наложить внешнюю магическую клятву? Разве это невозможно?

С каждой фразой я все больше злился.

– Возможно… Но… Это унизительно для патриция. Смертельно унизительно. Внешняя магическая клятва парализует волю и сковывает ум.

– Я требую, чтобы ты поклялся, встав под мою руку.

– И не подумаю! – Френ гордо распрямился. – Я не клялся магической клятвой ни королю Эддару, твоему деду, ни королю Эдуарду, твоему дяде, ни твоему отцу…

Пока он говорил, я поднялся и подошел к нему. Я был ему по плечо, потому поднял руки, чтобы положить ему на грудь. Выходило неудобно, ослабляло магию.

– Встань на колени!

Силы, чтобы заставить его выполнить приказ, мне хватило. Френ, издав какой-то странный звук, похожий на всхлип, опустился на одно колено. Я надавил ладонями на его грудь и прошептал:

– Клянись исполнять то, что я тебе прикажу всегда и везде, клянись никому и никогда ничего не говорить про вчерашний день…

Несколько мгновений он молчал, губы его беззвучно шевелились, потом он выдохнул:

– Клянусь…

Для скрепления клятвы магической силой достаточно и одну руку приложить. Две – это перебор. Но я боялся, что клятва не примется, что Френ будет изо всех сил сопротивляться, и потому вложил всю магию, какую сумел собрать, в свои ладони. Синеватый огонь, похожий на крошечную молнию, вспыхнул меж моими пальцами, потом метнулся к губам Френа и запечатал клятву.

Я отдернул руки. Френ несколько мгновений еще стоял, опустившись на одно колено, потом оперся на стоявший рядом стул и с трудом поднялся, медленно затянул шнурки куртки на груди и вышел.

* * *

Три дня я его не видел. Френ не появлялся ни на кухне, ни в столовой, ни на улице. Я невольно оглядывался, ища его взглядом, и даже заготовил дежурную фразу: «Ну как, трудно патрицию принять магическую клятву?» Но Френ не выходил. Я старался позабыть о нем, тем более что погода стояла славная – легкий морозец, пушистый, только что выпавший снег – кататься на санях с горы в такой денек одно удовольствие. Миола готовила мою любимую фасоль в томате, я сотворил миракль кота, который запрыгивал время от времени на стол и пытался украсть колбаску с тарелок. Миола делала вид, что кот настоящий и громко кричала; «Брысь!» и гоняла фантомного ворюгу полотенцем.

Приехали мои кузены Эдмунд с Эдгаром, а с ними целый выводок их подружек и друзей, и мы чуть ли не до рассвета танцевали в большой зале. Но странное чувство тревоги грызло меня все время, я то и дело оглядывался, опасаясь, что сейчас в залу войдет Френ, что наложенная мною клятва спадет, и он встанет среди танцующих и скажет громко, перекрикивая звуки флейт и скрипок:

– Знайте же, что Маркус – кукушка, трус. Он так испугался, провалившись в полынью, что позабыл про свой магический Дар и визжал, как девчонка.

* * *

А на утро после наших танцев в Элизеру прибыл отец. Было известно, что он должен приехать, пришло письмо от него дней за шесть или семь до того. Я держал это известие в уме, но в то утро напрочь позабыл. И вспомнил только, когда увидел, как он спрыгивает с коня во дворе. В тот день как раз потеплело, морозы кончились, над озером стоял влажный туман, мелкий зимний дождь съедал остатки снега во дворе. Отец поежился и сразу же прошел в малую гостиную, где с утра в камине разожгли огонь.

– Ну, здравствуй, – он обнял меня и прижал к себе. От его суконной куртки пахло дождем, а мех на оторочке плаща слипся в смешные хвостики от влаги.

Он скинул плащ и повесил на спинку кресла.

– Как твои дела с занятиями по магии? Третий круг получил? Молодец. Знаю, в пору Зимнего веселья не до этого. Угадай, что я тебе привез! – Он опустил руку в карман и достал настоящие механические часы, маленькие, круглые, в золотом корпусе. Такие часы умели изготавливать только сам Механический Мастер и его ученик, часовщик Фай. – Магик может определять время суток с точностью до минуты. Но для этого нужны тренировки. Часы Фая тебе в этом помогут. Да и сама по себе вещица красивая.

У часов была длинная цепочка, и отец повесил часы мне на шею.

– Ну как, магично, да?

Он всегда говорил со мной немного наигранным веселым тоном, как будто боялся мне не понравиться – с того самого дня как очнулся в спальне после долгого беспамятства. Мне тогда было уже шесть, я умел создавать фантомы, и вообще был неплохим магиком. А он должен был взращивать в себе магический Дар заново, с нуля.

Я покосился на его страшные руки – механические протезы, созданные Мастером, похожие на латные рыцарские перчатки. Они по-птичьи щелкали при каждом движении. Меня этот звук почему-то раздражал. Иногда не просто раздражал – бесил. С помощью магии отец соединил живую плоть с сотнями стальных деталей, и мог не только держать чашку, вилку или меч, но даже магичить. Поговаривали, что с магией у него получалось не очень – в Доме Хранителей у Крона шептались, что он и третьего уровня еще не достиг в своем новом обличье, а семь кругов на плаще носит незаслуженно. То есть заслуженно, но заслуги эти прежние – награда за разгром армии Игера и смерть магистра Брина. При мне он никогда всерьез не магичил. А ведь говорили, что прежде он был самым сильным магиком не только в Ниене, но и во всей Ойкумене, и даже Орден мог с ним бороться, только призвав силы многих мастеров на помощь.

– Ничего себе забавка… – Мне хотелось, чтобы скорее пришли Эдмунд с Эдгаром и их подружки, и тогда отцу стало бы не до меня.

– А кстати, где Френ? Он просил привезти ему флейту. Представь, на старости лет наш чудак решил выучиться играть на флейте. Так вот, подарок его ждет. Лучшая флейта из Флореллы. И что забавно: никакой магии.

– Откуда мне знать, где он!

Я в самом деле не знал, где прячется Френ. Утром заглянул к нему в комнату – спальня была пуста и постель заправлена. Не похоже даже, чтобы кто-то там ночевал.

– Френ у меня в комнате, – вмешалась в разговор Миола, пришедшая забрать отцовский плащ. – Он три дня как не встает. И не ест ничего. Попьет немного мятного чая и лежит.

– Он болен?

– Вот не знаю. Не встает и все. И к себе в покои не идет. Пришел, лег на мою кровать, лежит, ничего не говорит и не уходит. Мне пришлось ночевать в гостевой вместе со служанками принцев. Все-таки он мужчина, хотя и старый. Мне сплетни ни к чему.

Отец отложил футляр с флейтой и отправился в комнату Миолы к Френу, я побрел следом.

«Только бы клятва держалась, только бы держалась», – взмолился я мысленно.

В комнате Миолы было сильно натоплено. Френ лежал в одной длинной рубахе поверх одеяла – руки вытянуты вдоль тела, голова запрокинута. Только сейчас я понял, как он стар – худой старик с редкими седыми волосами и неопрятной щетиной на запавших щеках.

– Френ… – Отец подошел к кровати.

И тут я увидел, что рубаха Френа разодрана на груди, это он сам ее распустил чуть ли не до живота. И теперь на покрытой редкими седыми волосами вялой коже отчетливо виднелись два синих круга – следы наложенной магической клятвы. Еще след был на верхней губе в виде синеватого треугольника. Отец тоже это заметил. Вообще магическая клятва, соизмеримая с внутренней энергией человека, не должна оставлять следов. Но я так боялся, что Френ воспротивится моей воле, что вложил всю свою не малую силу в это действо, и вот в итоге на коже проступили магические ожоги.

– Это же … магическая клятва… – отец повернулся ко мне. – Это ты сделал?

Странный вопрос – кто еще мог наложить такую клятву, кроме меня? У Эдгара есть Дар магика, но он пока ни клятвы наложить не может, ни миракля создать, даже самого захудалого. Не то, что у него совсем нет таланта – просто лень совершенствовать.

Я стиснул зубы и издал странный смешок, который должен был означать «да».

– Но зачем?

– Так было нужно.

– Нужно что?

– Чтобы он дал клятву, – я не хотел отвечать, но не мог противиться требованию отца.

– Ты знаешь, что Френ – патриций?

– Знаю, конечно.

– Ты… – отец на миг задохнулся. – Ты его растоптал…

– Не надо было сопротивляться.

Отец не ответил, повернулся к Френу и медленно опустил свои механические руки ему на грудь. Я сразу понял, что он хочет сделать. Он хочет снять наложенную мною клятву. Для этого его Дар должен быть сильнее моего. Я попытался оттолкнуть его, но в следующий миг отлетел к стене – меня будто лошадь лягнула. Сердце пропустил удар, а затем заколотилось часто-часто, и из носа хлынула кровь. Я лежал на полу и не мог пошевелиться. Вернее, физически мог, но ужас буквально сковал меня. В ушах стоял гул, казалось, колокол Судьбы раскачивался и грохотал у меня в черепушке. Внезапно сделалось холодно, я видел, как завлажнели окна и потекли капли по стеклам.

Отец сдернул магическую клятву с Френа и сказал кратко:

– Ты свободен.

Старик приподнялся, оглядел комнату.

– Где это я? – пробормотал он, вертя головой. – Ничего не узнаю.

– Потому что это комната Миолы, а не твоя.

– Нехорошо… Надо же, как нехорошо вышло. Что девонька обо мне подумает…

Френ завернулся в одеяло, как в мантию, и побрел вон из комнаты. Край одеяла волочился по полу.

Отец подошел ко мне и протянул руку:

– Вставай!

Я медлил. Из всех обитателей Ниена я больше всех обожал Механического Мастера – за то, что он сделал отцу такие жуткие стальные руки, которые двигались почти как настоящие, но своим видом наводили на всех ужас. Ужасное всегда вызывало у меня восторг – до мурашек и легкой дрожи. По вечерам во время празднеств я просил отца, чтобы он поднимал меня на руки вверх и подбрасывал. Я знал, что он всегда добавляет рукам толику магии, отчего вокруг нас собирался холодок, а бывало, капли влаги выступали на металле, или каменных статуях в саду Элизеры.

Но сегодня я опасался брать его за руку, сжимать стальные пальцы протеза. Мне казалось, что он раздавит мою ладонь в своем стальном рукопожатии. И все же я повиновался, не потому что пересилил страх, а потому что не было сил противиться.

Он взял меня за руку – усилие было вполне человеческим, не железным, и ранул на себя, заставляя подняться с пола. Руку не отпустил.

– Первый успех всегда вызывает к жизни необоснованные надежды. Намек на свою исключительность ты воспринял как обещание скорого и быстрого подъема. Взобрался еще только на первую ступеньку, а тебе уже померещилась мраморная лестница.

– У меня уже третий круг! – я дерзко вскинул голову.

– Никто не запрещает тебе подниматься наверх. Но только не по людским головам, Лиам! Не по людским головам.

Он глядел на меня, ожидая ответа. Я молчал.

– Скажи, мой мальчик, чем же тебе так досадил Френ?

– Он меня унизил, – выпалил я почти против воли.

– Унизил? Чем же?

– Он… Он надо мною насмехался.

– Френ насмехался? – отец недоверчиво покачал головой. – Он, случается, может обидно пошутить, но чтобы издеваться над принцем Элизеры?.. – Отец когда-то давно придумал этот титул, и он мне нравился. – Тебе не показалось?

– Я не хочу, чтобы он дальше жил в Элизере. Пусть уезжает к себе домой.

– У него нет другого дома, кроме нашего. У него был сын когда-то, но парень ушел в море на корабле и не вернулся. Френ одинок. Его семья – королевский дом Ниена.

– Мне все равно, пусть уезжает, куда хочет.

– Френ никуда не уедет. Или ты забыл, что Элизера принадлежит мне?

– Тогда мне уехать, да?

– Чего ты боишься, Лиам? Что случилось? – отец положил мне на плечи свои стальные руки.

Я сбросил их, хотел гордо уйти, но вместо этого рухнул в кресло и расплакался.

– Ты хочешь быть идеальным, Лиам, самым сильным, самым умелым, самым смелым, никогда не ошибаться, – он почти всегда называл меня моим первым именем «Лиам», тогда как остальные кликали Маркусом. – Лучше всех во всем. Но так не бывает. Иногда мы ошибаемся, иногда трусим, иногда думаем только о себе, иногда – нам лень, иногда – хочется сделать что-то наперекор другим. Это бывает, и это не страшно. Страшно, когда предают. Если ты не хочешь жить в Элизере вместе с Френом, ты можешь поехать в Ниен и жить в королевском замке, как прежде, в своих покоях. Тем более что твою учебу в Доме Хранителей никто не отменял. Выбор за тобой.

– Хорошо, я поеду в Ниен. Но… ты должен обещать одну вещь.

– Какую?

– Ты не будешь спрашивать у Френа… – я запнулся, – что случилось. Почему я заставил его дать клятву.

– Хорошо, обещаю.

Я не ожидал, что он так легко согласится.

– И я смогу вернуться в Элизеру?

– В любой день. Когда пожелаешь.

Я вскочил и выбежал из комнаты, прошептав по дороге: «Только когда Френ помрет…»

Это прозвучало как заклятие.