Марина Белова
Последняя гастроль «артисток»
Он стоял, прислонившись спиной к колонне. Высокий, худощавый. В широких льняных брюках, в рубашке навыпуск кричащей расцветки. Лицо, похожее на тысячи других, без особых примет – шрамов, родимых пятен. Короче, лицо как лицо. Немудрено, что Алина могла спутать его с преступником. На плече парня болталась спортивная сумка – он ехал налегке. Меня это не удивило. Много ли мужчине надо? Шорты, плавки и пара рубашек. Олег тоже мало вещей берет с собой. Если мы всей семьей едем в отпуск, то в чемодане в основном мои и Анины вещи.
– Алина, хватит на него таращиться. Ты бы посмотрела на себя, как выглядишь со стороны!
– Да ладно, – отмахнулась от меня Алина. – Надо быть, Марина, проще. Зачем себя сомнениями терзать? Он – не он?
Алина направилась к парню. Я не успела ее остановить. Она подошла вплотную к незнакомцу и молча на него уставилась, задрав при этом голову вверх: он был намного выше ее ростом. Не испытывая никаких комплексов и позабыв о правилах хорошего тона, Алина пристально вглядывалась в черты его лица. Парень смутился – а ну-ка к вам бы подошла посторонняя тетя и стала в упор рассматривать, – он посмотрел вниз, смутился еще больше, похоже, Алину он видел впервые, отвел взгляд в сторону, вправо, влево – вдруг эта сумасшедшая откуда-то сбежала, и ее уже ищут. Не увидев вблизи санитаров, он осторожно спросил:
– Тебе чего, тетя?
Не знаю, сколько бы Алина так стояла, если бы не подошел второй парень, такой же длинный и тощий как жердь. Он недоброжелательно посмотрел на Алину и бесцеремонно спросил у приятеля:
– Кто это?
– Да никто, – пожал плечами тот.
Алина хотела возмутиться – почему это она «никто»? – но передумала, вздохнула, без слов развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла ко мне.
– Подошла ближе – вижу, что не он, – доложила Алина, предварительно оттащив меня в строну от мужа. – У того глаза были карие, а у этого голубые. Тот был с усами, а этот без усов. Что еще? Стрижки похожи. Правда, у этого волосы светлее. Ну и фигуры однотипные. Оба длинные, поджарые.
– А говорила, что не помнишь, – удивилась я неожиданному прояснению Алининой памяти.
– Второй парень, кстати, даже больше похож, но тоже не он. У того усы были. Да ладно, кажется, регистрацию объявили. Видишь, как народ зашевелился? Идем, ты ведь еще пятнадцать минут будешь выслушивать от Олега наставления, – поддела меня Алина, зная о привычке моего мужа давать перед расставанием напутствия, как следует вести себя на курорте двум замужним женщинам с детьми.
Глава 4
Самолет приземлился в аэропорту города Анталия. Принимающая турфирма предоставила нам микроавтобус, и через час мы уже были на берегу теплого Средиземного моря в пятизвездочном отеле, построенном у подножия горы. В этом же микроавтобусе ехали еще несколько человек, летевшие вместе с нами в самолете. Три подруги – дамочки постбальзаковского возраста, плотной комплекции, с замечательными начесами, крепко зацементированными лаком для волос. Парень с девушкой, по виду пока еще не муж и жена. Дедушка с двумя внуками, близнецами-мальчишками, чуть младше Ани и Сани.
Бросив беглый взгляд на близнецов, Анюта наклонилась ко мне и голосом, полным сострадания, сказала:
– Бедные мальчики. Как им не повезло.
– Почему не повезло? Потому что приехали на море с дедушкой?
– Да при чем здесь дедушка? Посмотри на их уши. С такими непомерно большими ушами, – у мальчишек действительно были оттопыренные уши размером с приличный вареник, – им можно выходить из дома только в безветренную погоду.
– Почему? – опять не догадалась я.
– Парусность большая, – прыснула со смеха Аня.
Я не удержалась и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на уши близнецов. В следующем ряду за мальчиками сидела одинокая девица, облаченная в легкий сарафан, притягивающий взгляд своей расцветкой и доступностью просмотра форм хозяйки. А там было на что посмотреть. Бедный дедушка чуть шею не свернул, постоянно оглядываясь на красавицу.
Кстати, парень, которого Алина спутала с одним из мошенников, тоже поселился в одном с нами отеле. Только туроператор у него был другой и ехал он отдельно от нас. Не знаю, насколько приятно было его удивление, когда мы встретились за ужином, но я была рада встрече. Не потому что он был мне симпатичен, нет. Просто вдали от Родины к соотечественникам – и тем более землякам – относишься несколько иначе, чем у себя дома.
Только прирожденного филантропа умиляет толпа, стискивающая тебя по утрам со всех сторон в вагоне метро или автобусе, очереди в магазине в обеденный перерыв или в кассу по оплате коммунальных услуг. Вряд ли кто-то из этой толпы уступит тебе место или пропустит без очереди. Но нахамить, обозвать, наступить на ногу – всегда пожалуйста.
В отпуске взаимоотношения с соотечественниками складываются совершенно не так, как в густонаселенном городе. Все вокруг вежливые, воспитанные и предупредительные. Разговоры самые душевные: «А вы уже были?… Вы ездили?… Вам понравилось?» – «Конечно, понравилось! Я восхищен! Это божественно, отлично, превосходно» и еще с десяток других восторженных слов.
В первый вечер мы пришли на ужин одними из первых. Алина села за столик. Дети помчались к грилю, на котором жарился аппетитный люля-кебаб. А я, чтобы не набирать лишней еды, решила сначала ознакомиться с гастрономическими изысками всего шведского стола и лишь затем наполнить тарелку.
У стола с салатами я его и увидела. Он стоял с огромной тарелкой, на которой от различных кушаний не было уже места. Он с сожалением поглядывал на салат с креветками, но класть его было уже некуда.
– Можно взять дополнительную тарелку, – из-за спины посоветовала я.
Он вздрогнул и обернулся.
– Это вы? Мы, кажется, с вами летели в одном самолете?
– Да. А вот теперь живем в одном отеле. Добрый вечер, – приветствовала я его. – Ваш друг тоже здесь?
Он кивнул и процедил сквозь зубы:
– Добрый вечер.
– Меня зовут Марина Владимировна. А мою подругу Алина Николаевна.
– Дмитрий.
– Очень приятно, Дмитрий. Я хочу принести вам извинения за свою подругу. Возможно, вам показалось, что она ведет себя бестактно, но это не совсем так. Просто она сейчас находится под впечатлением весьма трагических событий. Моя подруга… как вам это объяснить? На днях пережила такое, такое… Она лишилась очень дорогих сердцу вещей. Ее обворовали.
– Бывает, – пробурчал мой немногословный собеседник, так и не дав мне понять, принимает он мои извинения или нет.
– Отсюда ее неадекватное поведение.
Дмитрий молчал. Обрывать разговор на полуслове было неловко, поэтому я спросила:
– Дима, вы в первый раз в Турции?
– Да.
– И ваш друг тоже? А почему он не с вами?
– Кто? Костик? Он очень устал с дороги, и у него аллергия на солнце.
– Но сейчас вечер. Даже при сильной аллергии можно смело выходить после пяти часов. И до девяти утра солнце показано всем, даже младенцам. Скажите вашему другу…
Дмитрий стоял с отмороженным видом, дожидаясь, когда я закончу молоть чепуху.
– Верно, меня это не касается, – сообразила я. – Настоятельно советую вам попробовать это национальное турецкое блюдо. Фасоль, тушенная в соусе. Очень вкусно. А это долма. Голубцы в виноградных листьях. Тоже своеобразный вкус. Фарш приправлен специей, чем-то похожей на корицу. Может, это корица и есть. Оригинально. Обязательно попробуйте. А это… – Я подняла на Дмитрия глаза и заметила, что он как-то странно на меня смотрит. Может, ему неинтересно слушать о турецкой кухне? Какая же я дура! Соловья баснями не кормят. Он хочет есть, а я ему рассказываю, что вкусно, а что особенно вкусно. В этом он как-то сам, без меня разберется. – Извините, я увлеклась. Меня ждут. Увидимся. Желаю вам приятно провести время.
– Вам тоже, – пробурчал Дмитрий и рискнул пристроить на своей тарелке еще горстку тушеной фасоли, которую я ему настоятельно советовала попробовать.
Я отошла от Дмитрия. По пути схватила тарелку, положила на нее пару ложек салата с креветками и направилась к Алине. К моему возвращению дети успели натаскать на наш столик кучу еды. Всего понемногу, но стол был заставлен тарелками. Самих детей за столом не было.
– А где Аня и Саня?
– Побежали за десертом.
– Если мы каждый раз будем так ужинать, боюсь, нам придется менять гардероб.
– Да ладно, ты посмотри на немцев. Вроде последний день живут или только из больницы вышли, где их насильно держали на диете. Жуть берет, когда смотришь на тарелки, наполненные с верхом картошкой фри. А кому под силу съесть три бараньих отбивные? Этой старушке в белых тапочках на босу ногу? Или тому ветерану Сталинградской битвы с клюкой под мышкой? Они еще потом пивком все полирнут, вот увидишь! Как это на них жир не откладывается. Наверное, конституция такая, немчуровская, – позавидовала Алина, перед которой всегда стояла проблема избыточного веса.
Я огляделась. Народ в ресторан все прибывал и прибывал. Немцев действительно было очень много. Они узнавались сразу – разнокалиберные старички и старушки в белых шортах и открытых майках поверх морщинистого тела. Молодежи и людей среднего возраста среди них почему-то было мало. Возможно, потому, что турецкие курорты в Германии считают местом отдыха пенсионеров. У нас, наоборот, сюда едут семьи с детьми и в основном ради детей. Море теплое, развлечений для детей предостаточно, практически в каждом отеле есть группа анимации, которая развлекает детвору с утра до вечера.
– Да бог с ними, с немцами. А я встретила здесь твоего приятеля, – пошутила я.
– Какого приятеля? – заинтересовалась Алина.
Когда мы едем с ней вместе отдыхать, одно мое общество ее не устраивает, и она ищет еще кого-то для компании. Я люблю полежать с книжкой в шезлонге – Алине нужно с кем-то общаться. Я могу поддержать беседу, но мы так давно знаем друг друга, что трудно найти свежую тему, столько всего переговорено.
– Того, что ты в аэропорту смутила до цвета зрелого томата. Его, кстати, зовут Дмитрий, но он вряд ли тебе подойдет. Неразговорчивый парень. Хотя… Тебе ведь главное, чтобы тебя слушали? Верно? Тогда он – самое то! Пока я с ним общалась, он произнес слов пять, не больше.
– Да? А о чем вы с ним говорили?
– Я советовала ему, что взять поесть.
– Ты серьезно? – Алина сделала изумленное лицо и посмотрела так, как смотрит не очень воспитанная горожанка на простушку из деревни, а именно с пренебрежением. Она капризно скривила ротик и стянула бровки домиком. – Ну ты даешь, – и укоризненно покачала головой. – Простая, как три копейки.
Я сконфузилась, вспомнив, что примерно так же, как Алина, на меня смотрел и Дмитрий. Наверняка так же и подумал. Простая, как три копейки.
– Но я же от чистого сердца, тем более что он в Турции в первый раз.
– Мама, а он тебе не сказал: «Отвянь, тетя, если только ты не диетсестра»? – хохотнула Анюта. – Я бы, например, сказала: «Я сам знаю, что мне есть!»
Я и не заметила, как она вернулась. На ее тарелке высилась башня из обильно обмазанных кремом бисквитов.
«Если тортики приплюсовать к горе с шаурмой и люля-кебабом, может случиться несварение», – забеспокоилась я.
– Анечка, а тебе не много? – осторожно спросила я.
– Н-да, – процедила сквозь зубы Алина. – Одному она советует, что взять, а другой запрещает отвести душу.
– Так ведь я на всех! – откликнулась Аня.
– Я сладкое не ем, а тетя Алина на диете, – отомстила я Алине за то, что она обозвала меня трехкопеечной простушкой.
– С какой это стати? – возразила она. – Я, между прочим, в Турции и без всяких диет худею.
– Все правильно, – вклинился в разговор Санька. Он тоже решил распрощаться с тонкой талией, а потому вернулся с полной тарелкой сладостей. – А мамуля в первый день наестся до отвала, ночью стонет, проклинает себя за обжорство, а наутро на еду смотреть не может – и так до конца отпуска, сидит на одних огурчиках, очищенных от кожуры. Правда, в последний день старается наверстать упущенное.
– Саня, прекрати позорить мать! – добродушно одернула сына Алина. – Я воздерживаюсь от еды не потому, что накануне объедаюсь, а потому что у меня есть сила воли.
На эту тему можно было бы поспорить, но я не стала развивать дискуссию. Мое внимание было привлечено сразу несколькими компаниями соотечественников, шумно ввалившихся в ресторан. Вот уж кому было веселья не занимать! Они громко разговаривали и без удержу хохотали. Каждая компания заняла отдельные столы, расположившись неподалеку друг от друга. Когда они пошли за закусками, я поняла, почему немцы пришли к открытию ресторана. Приди они позже, им не досталось бы ни креветок, ни жареного ягненка на вертеле, ни форели, запеченной на гриле. Наши люди не разменивались на салатные мелочи и брали на одного как на всех, после себя ничего не оставляя.
– Складывается такое впечатление, что война двух идеологий еще не закончилась, – сказала я, заметив, как один из пожилых немцев, которому не досталось жаркого, пытается достучаться до совести моего соотечественника, у которого на тарелке лежала гора мяса. Мол, нехорошо так делать: сгребать с лотка все мясо.
– Имею право! – ответил мужчина в майке с надписью на груди «СССР», без перевода догадавшись, о чем талдычит гражданин Германии. А тот лишь тыкал ему под нос свою пустую тарелку, что-то бубня по-немецки. – А! Кушать хочешь? – сообразил выходец из СССР. – Ну на! Коли не брезгуешь за русскими доедать, – и щедрой рукой сбросил тому на тарелку мяса. – Знай наших. Моего деда в концлагере не кормили, как я тебя кормлю.
Вероятно, немец все же немного понимал русский, потому что последующая его фраза утонула в дружном хохоте:
– Гитлер капут, Сталин капут. Дойче, русиш – фройншафт, – выпалил старик.
Русский, расчувствовавшись, переложил на тарелку немцу еще и макарон и по-дружески похлопал его по плечу.
– Вот видишь, можем ведь по-доброму договариваться.
На следующее утро, зная о том, что русские туристы живут не по правилам отеля, а по законам, ими же установленным, я пришла на пляж пораньше. Часы показывали только пять минут восьмого. Анютка тихо посапывала в своей постели, а мне не спалось. Для меня проснуться до семи – не проблема, я всегда рано встаю. Поскольку пункт выдачи пляжных полотенец открывался только в восемь часов, я прихватила на пляж полотенца из номера.
Нисколько не удивившись, что половина шезлонгов была уже завешена полотенцами, я стала искать место, где бы примоститься и нам. Я, Алина, Аня и Санька – всего четыре шезлонга. Хотелось бы, конечно, обосноваться в первом ряду, чтобы никто не загораживал вид на море, но, увы, меня уже опередили – весь первый ряд был занят. При этом можно было посчитать по пальцам количество человек, находившихся на пляже. Двое были в воде. Один на пирсе созерцал, как алое солнце медленно, но уверенно поднимается ввысь. Две женщины принимали воздушные ванны. Двое подвыпивших мужичков стояли, прислонившись к одной из железных стоек, составляющей каркас для тента. Эти уж точно еще не ложились.
Обозначив наши места на пляже, я вернулась в номер. К моему приходу Аня проснулась, разбудила Саньку. И теперь они вдвоем по очереди надували матрац.
– Саня, мама уже встала?
– Да, собирается на завтрак. Хочет пораньше выйти на пляж, чтобы захватить утреннее солнце.
Так у нас с Алиной начался полноценный отдых. Не загружая обильным завтраком желудок, мы отправились к морю. К этому времени пункт выдачи полотенец только-только открылся. Мы одними из первых обменяли карточки на полотенца и заменили белые полотенца из номера на желтые, пляжные.
Сразу за нами стали появляться с желтыми полотенцами сытые немцы. Но не тут-то было! Все шезлонги были заняты! Абсолютно все! Все теми же желтыми полотенцами, которые начали выдавать пять минут назад! Немцы стояли с растерянными лицами и как дети беспомощно хлопали ресницами. Как же так получается? Полотенца есть, а людей, которые на них лежали бы, нет! Пункт только что открылся, они были первыми, а мест им не досталось. Такое возможно?
Возможно. Когда рядом наш брат, выходец из СССР, возможно и не такое. Нас жизнь приучила не идти на поводу у природы, а самим добывать место под солнцем, пускай и в обход некоторых правил.
– Не могли они войну у нас выиграть, – глубокомысленно выдал Санька и со смаком добавил, подражая Михаилу Задорнову: – потому что они тупые.
– Правильно, Санечка, – поддержала сына Алина, – мой дедушка не для того до Берлина дошел, чтобы… – Она хотела сказать «чтобы немец валялся на пляже», но передумала. Ей пришла в голову совсем иная мысль. – Ты знаешь, Марина, я долго не могла понять, как советские евреи могут ехать на ПМЖ в Германию? Неужели в их душах нет ничего святого? Пособие им там, конечно, выдают приличное, жить можно, не работая, но, прежде чем подать документы на выезд, ты вспомни, сколько евреев фашисты расстреляли, сгноили в лагерях и удушили в газовых камерах. Счет идет не на десятки и не на сотни душ, а на сотни тысяч, а то и миллионы. Неужели эти люди ничего не знают об истории страны, в которой собираются жить? Скажешь, столько лет прошло, мир изменился. Ничего подобного! Там ведь до сих пор в пивных ресторанчиках собираются ветераны гитлеровской армии и их последователи, бритоголовые молодчики неофашисты. И не факт, что история не повторится. История вообще движется по спирали, войны чередуются с мирными периодами, но этот мир такой хрупкий, что любой неврастеник, пришедший к власти, может превратить райский уголок в выжженную напалмом пустыню. Так я думала, а вот сейчас все поняла. Марина, переселение ведь как можно назвать? Замени слово «эмиграция» словом «оккупация» – и все станет на свои места. Если им, немцам, не удалось в сороковых годах оккупировать советские земли, то нашим евреям это удалось спустя шестьдесят с лихвой лет. С каждым годом их в Германии становится все больше и больше. Просто эшелонами прут. Не будет скоро Германии, будет сплошной Иерусалим. И это, Марина, даже не месть, это восстановление справедливости. Да простят меня немцы, чьи деды не замарали себя фашизмом.
– Алина, эка тебя занесло, мне до такого не додуматься, – я зевнула и прикрыла глаза.
Лучи солнца нежно обволакивали тело, шум прибоя убаюкивал, думать о немцах, о евреях и о политике ни в целом, ни в частности не хотелось. Думать не хотелось вообще ни о чем. Только лежать и наслаждаться солнцем, морем и покоем. Я задремала.
– Смотри, какой экземпляр! – своим криком Алина выдернула меня из состояния почти достигнутого блаженства. – Неужели непонятно, шезлонг занят. Полотенце лежит, значит, место не свободно.
Я нехотя открыла глаза и проследила Алинин взгляд. Иностранец в белой широкополой шляпе стоял рядом с шезлонгом, на котором лежало полотенце, и озирался вокруг, очевидно, выслеживая хозяина этого полотенца. То, что мужчина намеривался занять шезлонг, сомнений у Алины не вызывало.
– По-моему, ему по барабану, что на шезлонге полотенце, – продолжала возмущаться Алина. – Смотри, сейчас чужое полотенце скинет и свое постелет. Нет, это уже хамство. Хозяин ненадолго отошел, а этот сейчас пристроится.
– Кто отошел? Может, это его приятель отошел?
– Да какой приятель? В шезлонге сидел дед, тот что приехал с двумя внуками, а потом, когда солнце припекло, он ушел, а на его место сел парень, который с нами в самолете летел. Дима вроде. Смотри, смотри, что делает, гад.
Мужчина и впрямь сдернул с шезлонга полотенце и повесил его на крючок, припаянный к опоре тента. Затем он расстелил свое полотенце, поставил шезлонг в позицию кресла и сел как ни в чем не бывало.
– Нет, я ему все-таки скажу, что место занято, – решила Алина.
– Тебе больше всех надо? Дмитрий тебе кто? Кум, сват, брат?
– Он мой земляк!
– Ну и что?
– Как – что? За державу обидно, – воскликнула Алина, все еще находясь на волне высокого патриотизма. – Я еще добьюсь, чтобы перед входом в отель повесили наш флаг. А то что же получается? Немецкий флаг висит, турецкий висит, британский – тоже. А наш где? Сань, сходи, скажи мужчине, что шезлонг занят.
– Мам, неохота. Мы с Аней сейчас в море идем.
– Иди и скажи, – требуя беспрекословного повиновения, приказала Алина.
Санька поднялся и побрел к мужчине в шляпе. Что он ему сказал, и что тот ему ответил, мы не слышали. Но скоро Санька вернулся и нас просветил:
– Ни бельмеса он не понимает. Я ему говорю, что шезлонг занят, а он словно попугай в ответ только: «Я, я, я». Видать, немец, раз разъякался.
– Алина, я не могу понять, что ты к человеку привязалась? Лежит, никого не трогает. Может, Дмитрий вернется только после обеда.
– Допустим, а что скажешь об этом? Смотри, что он делает.
– А что он делает?
– Пиво чужое пьет!
И правда, оставалась жестяная баночка пива, по-видимому, оставленная Дмитрием. Немец вытащил баночку, встряхнул ее и поднес к лицу. Пить не стал. Повертел в руках, затем перевернул ее и вылил остатки на подставленную ладонь.
– Странный тип, – констатировала Алина. – Вот скажи, ты бы заглядывала в пустую банку, если ты не бомж, конечно?
– Бомжи на такие курорты не ездят, – лениво отмахнулась я от Алины и вновь попыталась вздремнуть.
Не успела я смежить веки, как Алина вновь заорала:
– Марина, это надо видеть! Да посмотри же ты! О!!!
На это «о» я и посмотрела. Тетки, которые летели с нами в самолете, входили в воду. Парад-алле! Цирк зажигает огни! Они шли гуськом, одна за другой, будто бусинки на одной ниточке. У них были одинаковые фигуры. Все три дамочки были низкорослыми и коренастыми, должно быть, в молодости каждая из них занималась силовым видом спорта, у всех поверх некогда развитых мышц лежал достаточно толстый слой жира. На животе жира было больше, отчего издали они казались круглыми. Все женщины были одеты в сплошные цветастые купальники и тапочки для купания – близнецы, да и только! Руки (каждой!) были просунуты в ярко-оранжевые нарукавники для детей. Трудно было поверить, что ни одна из них не могла держаться на воде.
– Красиво идут! – прыснула от смеха Алина.
– Дефиле пингвинов, – подметила Аня.
– Променад тюленей, – добавил Санька.
– Не стыдно над людьми подсмеиваться? – укорила я детей и подругу, но взгляд от женщин отвести уже не могла.
Мы как завороженные смотрели на эту троицу.
А тетки купались как дети, не скрывая своих эмоций. Плюхались, брызгались, визжали и хохотали. Когда одна из них захотела выйти из моря, две другие заорали:
– Маша, ты куда, зараза?
– Вера, Лида, мне как-то уже не хочется плавать, – попробовала та улизнуть от водных процедур.
– Кому говорят – в море! – рявкнула Вера, а может быть, и Лида. Я тогда их еще не различала.
Пришлось Маше вернуться в море, и они еще минут десять предавались веселью в воде. Выходили они все так же, цепочкой, одна за другой.
– Класс! – воскликнул Санька. – Прям-таки крутые бабки!
– Да, просто загляденье, – поддакнула я. – А похожи-то как!
Мне любопытно было проводить их взглядом до шезлонгов. Тетки синхронно плюхнулись на полотенца и взяли в руки по бутылочке с минеральной водой.
Теперь я как ни старалась не смотреть, а глаза сами собой возвращались к забавной троице. Я вообще люблю наблюдать за отдыхающими. Это как сериал с большим количеством актеров. Особенно интересно подсматривать за теми, кого хоть чуточку знаешь. Например, за попутчиками. Так случилось, что в отеле оказалось больше десятка человек, летевших с нами на борту одного авиалайнера. С некоторыми мы лишь сталкивались, другие вообще в течение светового дня находились в поле нашего зрения. В частности, дедушку, который приехал с внуками, мы видели только утром. Дед оказался не из любителей погреть свои кости под солнцем. Он приходил на пляж в семь утра и принимал воздушные ванны до половины девятого. Я его встречала два раза в день: в семь, когда шла занимать шезлонги, и в девять, когда мы всей компанией после завтрака шли на море. Зато его внуков мы с Алиной практически не видели. Они предпочитали торчать в детском клубе или кататься на водных горках. Аня и Саня их там частенько встречали.
Красавица-девица недолго находилась в одиночестве. Вскоре мы ее заметили в обществе весьма респектабельного господина, иностранца. Он как прилип к девице в первый же день нашего появления в отеле, так пять дней и проходил с ней под ручку. А когда срок его пребывания в отеле истек и он уехал, его место занял толстый тип с иконой, которая гордо возлежала на пузе, поскольку золотая цепь (в палец толщиной) была отнюдь не коротенькой.
Сначала я думала, что парень поп. Но он щеголял в плавках, а голова его была до лоска выбрита. Ясно, что попы не оголяются прилюдно и в основном носят бороду. Потом мне пришло в голову, что кавалер красавицы крепко завязан на криминале – уж очень бросался в глаза прямо-таки киношный образ братка. К тому же в дополнение к иконке на сарделеобразном пальце поблескивала огромная печатка.
«Господи, как будто из девяностых телепортировался. Как пить дать бандит», – решила я.
Единственно, что меня смущало в его наружности, так это добродушное выражение лица и приветливый взгляд. Когда я заикнулась о своих подозрениях Алине, она возмутилась:
– Подумаешь, «златая цепь на дубе том», по-твоему, только бандиты себя украшают. Ничего подобного! Парень, между прочим, депутат сельсовета. Мишей зовут.
– Откуда знаешь?! – удивилась я Алининой осведомленности.
– Мы в баре, который расположен на пляже, познакомились. Он коктейль для своей дамы брал, а я вам апельсиновый фреш заказывала. Пока ждали заказ, разговорились. Очень приятный в общении молодой человек. Беден как церковная мышь, живет на пожертвования.
– С такой-то цепью?
– Ну мало ли, – Алина развела руками.
– А как здесь оказался?
– Спонсоры оплатили поездку.
– Да? Действительно, с чего это мне пришло в голову, что он бандит? – удивилась я.
– Ну теперь-то он чист, как утренняя роса, – замялась Алина, – а до своего депутатства работал в банке заместителем начальника охраны. А чем до этого занимался, я не знаю. В охрану разными путями попадают. Кто-то из полиции приходит, а кто-то совсем даже наоборот. Так что все может быть. Пути господни неисповедимы, – философски заметила она.
Но и Миша недолго задержался в кавалерах красавицы Вики (девушку звали именно так). Депутату пришел срок возвращаться к своим обязанностям. Он простился с Викой и улетел. Она скучала недолго и скоро пополнила список своих курортных воздыхателей двумя немцами. С одним мы пару раз видели ее на пляже, а с другим она три вечера подряд появлялась на дискотеке.
Парень и девушка, те, что с нами добирались в отель одним автобусом, действительно не были мужем и женой. Его звали Юрием, ее – Ириной. Они практически все десять дней были у нас перед глазами, лежали на шезлонгах в соседнем ряду. Очень милые молодые люди. Вели себя весьма достойно. Просто пример для подражания. Он каждое утро занимал места на пляже, бегал в бар за прохладительными напитками и натирал спину своей возлюбленной кремом для безопасного загара.
Она благодарно ему улыбалась, ворковала: «Юра, Юрочка» – и ровно в одиннадцать приносила ему свежие «Известия». Ума не приложу, где она доставала газету.
Дмитрий тоже появлялся на пляже, но каждый раз менял дислокацию: то лежал у самого моря, то забирался под тенты. И всегда был один.
Его друга, Костика, у моря я видела всего один раз, когда солнце норовило упасть за горизонт. Но и в этот безопасный для загара час его наряд состоял из рубашки с длинными рукавами и брюк. Пол-лица закрывала широкополая шляпа. Открытыми оставались лишь кисти рук и подбородок. Парень панически боялся солнца.
