Марина Бонд
Иные: возрождение
Глава 1
Он чуть не умер от счастья, когда играл ручкой газа, подзадоривая себя и соперника на стартовой линии. Сердце зашлось в груди, увеличивая обороты пропорционально холостым оборотам мотоцикла. Как давно он не испытывал опьяняющего, головокружительного чувства возбуждения перед гонкой! Когда всего потряхивает от переизбытка мандража!
Бодрый голос из громкоговорителя объявил о начале заезда. Толпа зрителей зашумела, поднялся свист. Два рисковых мотоциклиста залихватски переглядывались, готовые помчаться, опережая друг друга. Перед участниками вышла длинноногая загорелая красотка в крохотных шортиках и коротком топе, претендуя занять место лидера в эротических фантазиях любого присутствующего мужика. Два маленьких флажка в черно-белую клетку в руках делали ее музой для гонщиков.
Девушка подняла их вверх. Его сердце помчалось, как бешеное, будто впрыснули закись азота. Не воспламениться бы! Флажки затрепетали в воздухе. Парни воткнули первую передачу.
Старт!
Участники с пробуксовкой сорвались с места. Гвалт стоял невообразимый. Они шли вровень и пулей пронеслись мимо болельщиков. Финишная линия стремительно приближалась. Гул толпы нарастал, эмоции зашкаливали. Он стал единым целым со своим мотоциклом. Все происходило на уровне рефлексов, времени на раздумья не осталось. Адреналин вспенивал кровь и бешено гнал по венам. Скорость дарила чувство абсолютной свободы, помогала выкинуть из головы проблемы. Организм будто отрешался от всего неважного и переходил в состояние легкого транса.
Он больше не человек, он – сверхчеловек!
Он первым пересек финиш, и толпа взревела! Он резко затормозил перед горой щебня, завалив «Бусу1» на левый бок. Припал на ногу, удерживая байк, вырулил и неспешно поехал обратно. Он выиграл гонку. Он победил! Только в гонках есть четкая грань между победой и поражением. Рев обезумевшей толпы оглушал даже через шлем. Рык моторов музыкой звучал в его сердце. Отпадные красотки радовали глаз. В воздухе витала здоровая атмосфера соперничества и чтимый дух братства.
Вот это его жизнь. Настоящая жизнь. На грани. На предельной скорости.
Он победил и ехал за выигрышем к букмекеру. Прищурил глаза, и уголок рта пополз вверх, когда увидел свой главный приз.
Она шла ему навстречу в маленьком, облегающем ладную фигурку, черном платье, плавно покачивая аппетитными бедрами. Все остальные исчезли, в фокусе осталась только она. Белокурые локоны волнами ниспадали на плечи. Лицо раскраснелось: да, хорошая гонка никого не оставит равнодушным. Большие блестящие глаза взирали с любовью и обожанием на своего победителя. Подкрашенные ярко-алые губы растянулись в улыбке, обнажив жемчужные зубки.
Зак подъехал к ней и остановился. Не успел снять шлем и оттереть пот со лба, она обвила его шею руками:
– Ты лучший! – воскликнула с жаром. Похвала из ее уст казалась слаще меда. Зак обнял девушку, и ладонь легла на голую спину. Она изогнулась в его руках, с восхищением глядя ему в глаза. – Что ты хочешь в качестве приза?
Ее платье с открытой спиной предполагало отсутствие бюстгальтера, и напряженные вершины грудей, бесстыдно выпирающие под тонкой тканью, забирали на себя все внимание, из-за чего приходилось искать дорогу обратно к глазам.
– Тебя!
Он потянул ее за волосы, открывая доступ к манящим губам. Представил их вокруг своей плоти, и мужское естество взволновалось. Усмехнулся смелому полету фантазии и склонил к девушке голову:
– Тебя, котенок. Только тебя! – проговорил возле самых губ ее и впился жадным жарким поцелуем. Кто-то засвистел, кто-то отмочил похабную шуточку – все по боку. Главное – она в его объятиях, пылко и страстно отвечающая на поцелуй. Кто-то совсем близко засигналил. Противный и назойливый звук клаксона не прекращался. Заку пришлось прервать поцелуй, чтобы… выключить будильник.
Дерьмо!
Захар перекатился на спину и положил ладонь на глаза, защищаясь от лучей утреннего солнца. Это был всего лишь сон, но такой реалистичный, настолько волнующий, что тонкое одеяло не смогло скрыть утреннего настроения. Он криво усмехнулся. Еще не понятно, что больше на это повлияло: сама гонка или Инна, его котенок, которая фигурировала во сне крупным планом. И если гонок ему больше не видать как своих ушей, то жена всегда доступна. С этой мыслью он перевернулся на бок и обнял… пустоту. Или не всегда. Он прислушался: с кухни на первом этаже дома звучали голоса домочадцев. Значит, все встали и уминают завтрак. Черт, а так хотелось, так хотелось…
Захар принял душ, спустился да так и остался стоять незамеченным на пороге кухни. Он оперся плечом о дверной проем и скрестил руки на груди, разглядывая Инну и невольно сравнивая ее с нимфой из сна. И, чёрт возьми, сравнение было не в пользу яви.
– В этот раз я буду Саб-Зиро2! Ты был им в прошлый раз! – блажил на всю кухню малой, тыча попеременно облизанной от овсяной каши ложкой то в себя, то в старшего брата.
– Нет, я! А ты будешь Скорпионом3 – повелителем адского пламени! – уговаривал старшой, да так горячо, что Егор, недолго думая, согласился.
– А давайте вы не станете играть в видеоигры в парке развлечений? Можно подумать, у вас их дома нет! – с укоризной вставила Инна, крутясь в перевязанном вокруг талии фартуке между плитой и обеденным столом, подавая завтрак.
– Ну, ма-ам! Это же парк развлечений! Мы сами выберем, чем развлекаться! – стоял на своем старший Ростислав, который в свои десять лет уже отличался напористым характером.
– Придумал! Тогда мы погоняем на электрических машинках! – радостно провозгласил с набитым ртом Егор. Этот неунывающий генератор новых идей всегда найдет выход – не так, так этак.
– Никаких гонок! Расшибетесь еще там! – отрезала Инна, разливая по стаканам сок.
– Ну, ма-ам!
– Ты слишком строга. Хотя бы их не лишай удовольствия погонять, – многозначительно вставил Захар со своего места.
Инна обернулась на голос мужа. Что-то необычное читалось в его пристальном оценивающем взгляде. Он оттолкнулся плечом от проема и прошлепал босыми ногами на кухню. Из одежды на нем было только домашнее трико. Обнаженный, некогда подтянутый, рельефный торс, который приводил Инну в трепет, несколько утратил былые формы, став более основательным, приземистым что ли. Вытатуированная змея, что обвивала руку от запястья до плеча, больше не приводила ее в восторг, как раньше. Длинные до плеч волосы, темные, лишь слегка посеребренные на висках, мокрые после душа, с которых стекали капельки воды по саженым плечам – все это было до оскомины родным, любимым и таким привычным. Но взгляд… он показался неестественным, и это настораживало.
Захар обошел стол, потрепав сыновей по макушкам, и приблизился к жене со спины, намереваясь обнять. Но она развернулась, сунула ему в руки чашку ароматного крепчайшего чая и вернулась к готовке. Вот тебе и «с добрым утром, любимый».
Захар вышел на крыльцо и закурил. Денек обещал быть ясным, погожим. И вдруг снова вспомнил образ яркой соблазнительной Инны из сна. Той, с которой он познакомился двенадцать лет назад: смелой мотоциклисткой, которая не боялась управлять мощью в несколько сотен лошадей между ног. Которая покорила его своим нехарактерным для девушек образом жизни и… которая спустя годы изменилась до неузнаваемости. Понятно, во время беременности особо не покатаешь. Потом, после рождения первого ребенка, она стала крайне редко выкатываться, а после второго – перестала совсем. Говорит, в нее вселился страх, и не за себя – за детей, что они могут остаться сиротами. Как ни крути, мотоцикл – техника повышенной опасности, мало ли что может случиться на дороге.
Во двор выбежали сыновья попинать мяч. Захар затушил окурок в пепельнице, одним глотком допил чай и вернулся в дом. На столе дымился свежеприготовленный завтрак. Инна второпях допивала кофе и стягивала фартук.
– Ты опять не поела? – недовольно спросил он, усаживаясь за стол. Дотянулся к начатому маннику, стал пальцами выковыривать изюм и отправлять в рот, разглядывая жену. Инна покосилась на варварски искромсанный пирог и на нетронутый мытый изюм в чаше рядом.
– Потом поем, на работе, сейчас некогда: детей повезу к школе, там у них место сбора. Сегодня последний день учебного года, и на родительском собрании приняли решение посветить его развлечениям.
Последние слова жены прозвучали приглушенно из-за стаскиваемой через голову футболки. Его футболки. Старой, заношенной, растянутой, с пятнами моторного масла. Захар любил, когда она носила его футболки или майки на голое тело. Особенно майки, из несоразмерно глубоких вырезов которых обольстительно выглядывала грудь. Очень любил. Раньше. Еще до появления детей, когда она могла себе позволить щеголять в таком фривольном виде по дому. И когда вещь была похожа на вещь, а не на ветошь для мытья пола, как сейчас.
Где та женщина, которая когда-то его пленила? Где та красотка, от которой он терял голову?
– Потом на работу, после за детьми, а вечером заеду в парикмахерскую, – Инна вновь появилась на кухне, уже в мешковатой кофте, убирая длинные волосы натурального русого цвета в небрежный пучок на затылке. Захара зацепило одно слово:
– В парикмахерскую? Решила сменить образ?– неприкрытая надежда, которая так и осталась незамеченной, проступила в голосе, – он уже смотреть не мог на этот дурацкий пучок.
– Да нет, концы подравнять, как обычно, – отмахнулась она и сосредоточилась на поисках своего мобильника. Захар выковырял весь изюм из одного куска, отодвинул его в сторону и принялся за другой. Инна метнула на него еще один сердитый взгляд.
– Ты помнишь, что мы сегодня приглашены в бар на празднование дня рождения Глеба?
Инна продолжала двигаться по инерции и, лишь когда смысл сказанного с запозданием дошел до нее, замерла, с досадой взглянув на мужа.
– Не-е-е-ет! – протянула она, и во взгляде появилось вроде бы неподдельное сожаление. – Я совсем забыла! Вот зараза! – матюгнулась себе под нос. – А ты можешь сходить один? Мне, правда, кровь из носа нужно доделать и сдать проект сегодня! Свинтить пораньше не удастся, и я боюсь, что всего не успею! Мне дико неудобно! Извинись за меня перед ребятами, ладно? Хотя нет, лучше я сама позвоню. А ты оторвись как следует! Как в старые добрые времена! – подмигнула она, нашла, наконец, сотовый и резво удалилась.
Когда за женой захлопнулась входная дверь, Захар не донес до рта очередную сушеную ягодку, а зажал ее между пальцев и раздраженным щелчком отправил куда подальше. Ну, здорово! Сначала она отодвигала его на задний план, прикрываясь детьми. Потом стало не хватать времени на дом. Теперь вот еще работа возглавила список ее приоритетов. Всякие там парикмахерские, подружки, творчество, самореализация. А он, выходит, на задворках после всего этого?! Даже как-то стрёмно чувствовать себя на последнем месте в ее жизни.
Захар услышал, как отъехала машина. Взгляд упал на ее чашку возле раковины. Она в который раз ни черта не поела, забив не только на мужа, но и на себя. И так худющая стала, скоро совсем одни кости останутся! Снова надела эти бесформенные дурацкие джинсы, которые он терпеть не мог. Кофту на тридцать три размера больше ее собственного. Он и забыл, когда видел ее в приталенном, облегающем туалете; когда последний раз она пользовалась косметикой или укладывала волосы в прическу. А о сексе вспоминал, как и вовсе о чем-то эфемерном. Да еще сон этот так раздразнил его! Да уж, задалось у него настроение на весь день, ничего не скажешь…
Глава 2
Инна допивала чай, по привычке щуря один глаз, когда подносила кружку, и торчащая из нее ложка оказывалась в непосредственной близости от ее лица. Она задумчиво глядела в окно поверх монитора компьютера. Женщина успела сдать эскиз в отведенный срок и теперь дожидалась решения руководства, а мыслями вернулась к утренней сцене. И вроде все как обычно, по давно отлаженному распорядку, но что-то было не так. А вот что именно – она никак не могла понять.
Отношения с мужем протекали волнообразно. Бывали ссоры и сближения, разногласия и перемирия. Всякое, как и у всех семейных пар. Не так давно стало совсем тяжко, но Инна пережила тот кризисный период, справилась с собой, и вскоре опять все стало ровно. Слишком ровно. Чересчур. Аж до тошноты. Никаких эмоций, волнений, переживаний. Ни-че-го. Живут себе, как два знакомых человека под одной крышей, стараясь друг друга лишний раз не трогать. Так что же означал задумчивый испытующий взгляд темных глаз супруга? Неужели мысли о разводе мутили и его чашу спокойствия, как когда-то ее?..
Вскоре женщину вызвали в кабинет начальства и обрадовали двумя новостями. Первая принесла ей лавры почета и с полным правом позволила возгордиться собой: именно ее идею среди нескольких утвердили для воплощения; вторая же привела в полнейший восторг! Ей, Инне, поручено перенести свой шедевр с бумаги на стену детского развлекательного центра в натуральную величину. Она больше любила создавать рисунки красками, собственными руками, нежели в компьютерной графике. Окрыленная своим успехом, в возбужденном состоянии и радостном настроении, она поехала за детьми.
По дороге домой неугомонные сорванцы упросили-таки заехать к дяде Яну. Для детей это всего лишь несколько раундов «данеток4», а для Инны – крюк в сто километров: брат жил за городом. Доро́гой набрала его.
– Сумасшедший дом Ростовских слушает, – раздался в трубке голос брата на фоне оглушительного визга детских голосов.
– Ого! Да у вас там весело! – рассмеялась в трубку Инна. – Наверное, мы будем лишними… или нет? Мальчишки в гости просятся.
– Не вопрос. Приезжайте. Когда вас ждать?
– Да, собственно, мы уже едем.
– А, ну да. О чем это я? Когда это ты заранее предупреждала? – добродушно подколол старший брат. Инна скривила потешную моську, хоть он и не видел.
– Не ворчи! А лучше ставь чайник, мы скоро будем!
Сказать, что Инну чуть не сбили с ног племянницы, когда она подходила к дому, – это не сказать ничего. Маша и Настюша бросились ей на шею, обнимая и целуя. Стали наперебой громко рассказывать о своих важных детских делах, пытаясь перетянуть внимание тети на себя. Девочки застеснялись старших двоюродных братьев, как это водится у детей при встрече. Все вместе они дошли до летней веранды, где сидел Ян за накрытым столом и возился с самой младшей трехлетней дочерью Олей. Племянники поздоровались с дядей и умчались куда-то вглубь двора с девочками. Увлекшись играми, им стало не до взрослых.
– Кто тут самый красивый на свете? – улыбнулась Инна пухлощекой малышке, но Ян был бы не Ян, не прими удар сестры на свой счет:
– Красивый? – фыркнул он. – Бери выше – совершенство!
Инна тихо рассмеялась этой нелепости. Один только безобразный шрам, что пересекал щеку от разорванной брови и терялся в щетине, придавал ему диковатый, совсем не располагающий вид. Прямой неломкий взгляд серых глаз из-под низко нависших бровей с годами приобрел стальную твердость. Взлохмаченные светлые волосы, припорошенные сединой, добавляли первобытного колорита его суровой внешности. Но Ян относился к той удивительной породе мужчин, которая сочетала в себе несочетаемое: обладая отпугивающей наружностью, при этом он имел любящее преданное сердце и доброжелательный нрав. Но эту изнанку своей натуры он показывал только самым близким.
– Привет, совершенство! – поддразнила сестра, нагнулась и поцеловала его в колючую щеку, заодно погладив девчушку по голове. – Опять что-то строишь? – отметила на нем рабочие джинсы и рубаху с закатанными до локтей рукавами.
Каждый год на просторной придомовой территории появлялись новые постройки. Брат был строителем не только по профессии, но и по призванию.
– Старушкам помогаю, – проворчал он и ткнул пальцем себе за спину, указывая на монастырь, что соседствовал с его участком. «Старушками» он ласково называл монахинь. Инна уселась напротив и стала разливать чай по чашкам.
– Что на этот раз?
– Теплицы устанавливаю.
– Тоже хорошо. Будут потчевать тебя овощными рагу в знак бесконечной благодарности.
– Увольте, – фыркнул он.
Ян на своей шкуре не раз испытывал их благодарность в виде проповедей и слова Божьего, и в виде постных супов и рагу, а постились они, похоже, круглогодично. И, тем не менее, как бы он не бухтел на обитательниц женского монастыря, где и повстречал свою будущую супругу, а соседствовал с ними в мире и согласии, являясь единственным и незаменимым мужчиной среди кучки набожниц.
Ян пересадил на другое колено притихшую дочь, которая стала с любопытством разглядывать нового человека, и, в свою очередь, поинтересовался делами сестры.
– О! Просто замечательно! Одобрили мой проект, и уже со следующей недели я буду разрисовывать стены в новом центре для детей. Ты только представь: несколько квадратных метров нетронутого полотна превратятся в сказочные миры под моей кистью! Единороги, эльфы, гномы, русалки… безграничный полет фантазии, неиссякаемое буйство красок! – воодушевилась Инна, впрочем, как и всегда, когда речь заходила о ее любимом деле. – Правда на все про все дается не так уж много времени… но ничего, думаю, справлюсь!
– Конечно, справишься, если безвылазно станешь торчать на работе. А дома как?
Этот вопрос спустил ее с небес на землю. Инна заметно приуныла. Тень нехорошего предчувствия легла на ее лицо.
– Дома? – она пожала плечами. – Все без изменений, по накатанной. Как обычно, в общем. Вроде бы… – под пристальным взглядом брата, с его молчаливого одобрения, Инна решилась на откровенность. – Не знаю, Ян. В последнее время мне кажется, что что-то идет не так у нас с Захаром.
Она снова вспомнила немигающий взгляд мужа, которым он внимательно следил за ней утром. Даже сейчас озноб беспокойства неприятным холодком стек по спине.
– Если тебе кажется, значит, тебе не кажется, – весомо изрек Ян. – Я не знаю, как у вас, женщин, это работает, но это работает.
Он снова пересадил девчушку, которая насмотрелась на Инну и теперь лезла ручонками отцу в лицо. Инна невесело усмехнулась:
– Знать бы еще самой, как это работает, – она помолчала немного, вертя чашку в руках. – Мы… как бы это сказать… стали отдаляться друг от друга, что ли…
– Вы или ты? – переспросил Ян, многозначительно подняв бровь.
– О чем ты говоришь? – моментально вскинулась Инна. Взгляд серо-зеленых глаз удивленно впился в брата.
– Вот ты сейчас сказала, что у тебя проект. Это значит, что в ближайшее время ты выпадешь из семейной жизни.
– Но это работа! Вспомни, когда после изнасилования, – голос ее дрогнул, – я долгое время отсиживалась дома, брала заказы и удаленно их выполняла, стала киснуть в собственном соку! Я стала клушей – ленивой, неповоротливой и инертной! Когда все страхи улеглись, и мой психотерапевт позволила и даже настоятельно рекомендовала выходить в люди, я вышла на работу. Захар только порадовался вместе со мной и продолжал радоваться моим успехам. Он поддерживал меня во всех начинаниях. И когда я сменила работу, и когда пошла на повышение.
Когда Инна вспомнила об изнасиловании, глаза Яна сделались темнее грозовой тучи. Он тогда еще отбывал срок заключения и никак не мог защитить свою сестренку. Не смог и Беркутов. Ох и знатно он отметелил Захара, когда вышел на свободу и узнал о страшном происшествии. А тот и не сопротивлялся, полностью признавая свою вину.
– Верно. До этого у тебя тоже была работа: какой-то крупный заказ, которому ты посвятила все свободное время, откровенно обделив вниманием мужа. Еще до этого ты сменила место работы, где познакомилась с новыми интересными людьми, которым тоже уделяла времени больше, чем мужу. А еще до этого ты друг за другом родила двух сыновей и носилась над ними, как курица над цыплятами. Особенно с первым. И что-то мне подсказывает, что и в тот период тебе не особо до Беркутова было, – прищурился Ян, глядя на сникшую под его неоспоримыми аргументами сестру. – Как ни послушать, у тебя постоянно находятся занятия важнее супруга. Даже меня это вывело бы из себя!
– Но я физически не успеваю больше времени уделять ему! Меня и так разрывает между домом, работой и детьми.
– Сбавь обороты. Перейди на неполный рабочий день. Хватит вкалывать как ломовая лошадь, и тебя на все будет хватать. Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, не на тебе лежит финансовое обеспечение семьи?
– Не на мне, – Инна скрестила руки на груди, словно закрываясь от нападок брата.
– И тебя никто не заставляет пополнять семейную кубышку денег наравне с мужем?
– Не заставляет.
– Выходит, ты сама все накручиваешь и усложняешь. Сама себя лупишь вожжами под хвост и скачешь на пределе сил. А куда и зачем – сама не понимаешь. Зная Беркутова, его бы больше обрадовало, чтобы рядом с ним была истинная женщина, а не замыленная лошадь. Не той он породы, чтобы оценить твои старания соответствовать ему в таком ключе. Ему не нужен верный соратник или закадычный дружбан. Этого добра ему и без тебя хватает. Ему нужна женщина. И я тебе больше скажу: мало того, что ты его оставляешь без внимания, ты и за собой перестала следить. Не обижайся, что я тебе сейчас скажу, ты моя сестра, я тебя люблю, и все такое, но посмотри на себя!
Инна в самом деле оглядела себя.
– Не так, – он закатил глаза. – Посмотри на себя глазами мужчины. Я может, сейчас какую тайну тебе открою, но мужчина, став мужем, по-прежнему остается мужчиной, представляешь?
– Да что не так с моим видом?
– Все так. Для огорода. Птиц пугать.
– Ян! – возмущенно вскрикнула Инна, скомкала салфетку и кинула в брата. Ее подхватила малышка и развеселилась, приняв поступок тетушки за игру.
– И не янкай. Я серьезно. Что на тебе? Что за бесформенные мешковатые вещи с чужого плеча? Это гнездо на голове тоже не придает тебе шарма. И если в таком неряшливом виде ты выходишь в люди, то я боюсь представить, как ты выглядишь дома! А он – мужчина, и видит тебя в таком состоянии каждый день! И это, знаешь ли, не стимулирует его интерес к тебе…
Инна сидела пристыженная, понимая, что он тысячу раз прав. Она помешалась на работе, забегалась с детьми и да, совершенно забросила свою внешность, искренне полагая, что муж и такой ее любит.
Она по-детски надулась:
– Я тебя ненавижу!
– Я готов понести такие жертвы, лишь бы у вас все было хорошо.
Ее вдруг осенила неприятная догадка:
– Думаешь, он мне изменяет?
– Понятия не имею. Но, надеюсь, это не так, иначе будет иметь дело со мной.
Инна благодарно улыбнулась брату. Она знала: что бы ни случилось, он примет ее сторону и защитит сестру. Так всегда было. И сознание этого придало ей силы взбрыкнуть.
– Ну, знаешь, он тоже не идеальный!
Она стала подыскивать доводы в свою пользу. Взгляд ее беспокойно забегал, даже пальцами по столу забарабанила.
– Меня бесит, например, когда он выковыривает изюм из манника! – нашлась-таки она. – Я уже специально ставлю рядом миску с изюмом, но он все равно достает его из пирога! Честное слово, как дитя малое! Даже у ребят такой манеры нет!
– Ты сказала ему об этом?
– Да что тут говорить-то?! Рядом стоит полная чаша изюма. Тут и ежу понятно, для чего она!
– Нет, не понятно. Я бы тоже не понял, – все так же спокойно парировал Ян. На немое изумление сестры он снизошел до объяснений.– Стои́т и стои́т. Мало ли для чего ты ее поставила. Может для другого блюда приготовила, а он полезет. Еще и схлопочет за это. Вот вы, женщины, любите грешить этими намеками! Скажи словами, так, мол, и так. И все – конфликт убит в зачатке. Пойми меня правильно, я не оправдываю его. Я лишь хочу показать ситуацию с его стороны. Есть такие привычки, от которых мужчинам сложно отказаться ввиду их незначительности. А если он еще и не понимает, что тебя это раздражает, то не откажется вовсе. Ты и так запретила ему участвовать в мотогонках, и он пошел тебе на уступку. Голову даю на отсечение, что сделал это только ради твоего спокойствия и детей, преступая через себя.
– Мотогонки – это слишком опасно, слишком рискованно для жизни. Я не могу допустить, чтобы дети остались сиротами. Я и сама не переживу, если он разобьется.
– А раньше, выходит, пережила бы? Вспомни, ты ведь запретила ему участвовать в заездах после рождения детей. Причем в ультимативной форме. Я точно помню, сам был свидетелем скандала.
– Ну, ладно! Не такой уж и скандал был. Так, пошумели маленько.
– Потому что я вас утихомирил.
Малышка снова стала требовать внимания папы. Ян подбросил ее на руках, и та звонко взвизгнула. Он завозился с ней, а Инна вспоминала и переосмысливала тот случай. Ну да, возможно она действительно перегнула палку, посягнув на святое. Захар любил гонки. Они его заряжали, зажигали, окрыляли. Пожалуй, больше гонок он любил разве что ковыряться в моторах. Но здесь, к счастью, никаких запретов не было.
– Не все его привычки искоренились. Ты бросил курить, а он до сих пор дымит, как паровоз. Я бы не назвала эту привычку такой уж «незначительной»! – с другого бока подступила Инна.
– Я бросил из-за девочек, чтобы не травить их сигаретным дымом, потому что они много времени проводят со мной.
– Захар тоже мог бы больше времени проводить с сыновьями!
– Когда? Вместо школы? Или вместо ежедневных секций, куда ты их записала? А, точно, их же нельзя пропускать, потому что «это же мальчишки, будущие мужчины; их надо воспитывать в строгости, чтоб не расхолаживались!» – процитировал Ян ее же слова. – Так когда ему общаться с сыновьями, а им учиться у отца? Они, быть может, с бо́льшим удовольствием проводили бы время в мастерской Беркутова, разглядывая машины, расспрашивая о мотоциклах или даже в чем-то помогая?
– Захар там работает. Они будут только мешать, – упрямо стояла на своем Инна.
– Это ты так решила. А не пробовала спросить у них? Тесная, доверительная связь между поколениями устанавливается именно при совместных делах, которая будет связывать их на протяжении всей жизни. Для примера, они с удовольствием крутятся со мной, причем по своему желанию, когда я что-то строю. Спрашивают, какой инструмент для чего нужен; что, в какой последовательности нужно делать. Им действительно интересно научиться различать между сбой гвозди и болты. Кто знает, может это кому-то и пригодится в будущем? А ты отваживаешь их от совместных дел с отцом. И ладно бы он бабочек под микроскопом разглядывал. Нет же. Он занимается ремонтом машин и мотоциклов. Да это мечта любого мальчишки – разбираться в моторах! Теоретические знания там, наука, учеба – это все, конечно, хорошо и нужно для общего развития. Но ты и тут пересаливаешь. Складывается ощущение, что ты ополчилась против всего мужского населения своей семьи: одного обделяя вниманием, зато других задавливая им.
Ян видел по реакции сестры, как его метко подобранные слова попадают в цель, но она чисто в силу характера продолжала стоять на своем. Не так-то просто годами выработанную стратегию поведения взять и в одночасье поменять, пусть даже в мыслях. Он видел это по ее хмурому взгляду, которым сестра буравила его, по упрямо сжатым в тоненькую линию губам. Но потом Инна перевела взгляд куда-то за его спину, и он заметно смягчился. Ян, не оборачиваясь, знал, с чем это связано. У всех без исключения была такая реакция на его жену.
