В шесть утра мама, как обычно, уже сидела перед телевизором, она всегда просыпалась очень рано и первым делом проверяла, что творится в мире. Точнее, что творится в новостных комнатах мировых информационных агентств.
– Присмирели букашки-то, – сказала в ответ на Эльзино «доброе утро». – Мира, видишь, хотят. Их новый посол такую сладкую речь сказал, хоть вместо меда ешь. А я говорила, надо с ними построже. Глядишь, и умиротворится международное положение.
Эльза тысячу раз говорила маме, что слово «букашка» за версту отдает расизмом и его лучше не произносить. Мама, выслушав, всякий раз отвечала, что во времена ее молодости вещи принято было называть своими именами и никакого оскорбления в слове «букашка» нет, это означает «очень маленький», а кто может утверждать, что эти ребята большие? Эльза знала, что мама ни разу в жизни не видела живьем уроженца Ортленда, и, скорее всего, не увидит, и ей не представится случай шокировать его своей неполиткорректностью.
В семь утра, ни секундой позже, Эльза всегда прыгала с бортика в бассейн, третья дорожка, скоростная. Для нее это было любимое время суток – только движение, невесомость, только вода, зеленоватая сквозь стекла очков, и направляющая линия на белом дне бассейна. В эти полчаса Эльзе думалось лучше всего…
…Но не сегодня. Сегодня, поднимая брызги, будто лодка на подводных крыльях, Эльза чувствовала совершенную пустоту. Как если бы внутри купальной шапочки вместо головы помещался кочан капусты.
Фридрих Найт, чиновник в Министерстве образования, сорок два года, разведен. Заведующий Департаментом цифрового развития. Автор государственной программы «Компьютер для каждого школьника». Горячий противник сотрудничества с Ортлендом в области технологий. «Сделаем сами» – таков был его девиз, хотя уже во времена детства Эльзы электронная промышленность Альтагоры отстала от Ортленда безнадежно. «Обратимся к нашей сильной стороне – к механике, – говорил Фридрих Найт. – К тому же аналоговые компьютеры неуязвимы для вражеских вредоносных программ».
Ему прочили пост министра, человек был яркий, талантливый и очень энергичный. Трижды в последний месяц платил штрафы за превышение скорости на трассе и, пожалуй, на четвертый раз был бы лишен прав – если бы машина не сошла на повороте с дороги и не свалилась с обрыва, и чудом не взорвалась, впрочем, Фридрих все равно погиб…
…Причина смерти – утопление.
Эльза оттолкнулась от бортика и глубоко нырнула, глядя, как играет солнце в толще воды. Тот, кто усадил чиновника за руль и завел мотор, рассчитывал на взрыв, конечно. У Фридриха были враги и были недоброжелатели, в том числе влиятельные. Но утопить человека, чтобы затем имитировать автокатастрофу?!
Эльза вынырнула, фыркнула и поплыла дальше, чувствуя, как уходят зажимы из шеи и позвоночника. Нет ни единого доказательства, что убийство связано с Ортлендом, почему же Эльза не может отделаться от этой мысли? Или ей просто нужен был повод, чтобы позвонить Лео Парселю?
Она хлебнула воды и закашлялась. Остановилась и пропустила вперед соседа по дорожке, мускулистого и глянцево-лысого, вот у кого нет проблем с резиновыми шапочками. Погибший Фридрих Найт был тоже лыс, за большие уши прозван «вертолетом» – естественно, в глаза его никто так не звал…
У Лео Парселя жесткие темные волосы, одна прядь вечно падает на лоб, и Ортленд не имеет отношения к убийству чиновника. Не имеет.
Эльза вскарабкалась по лестнице на бортик, все еще откашливаясь и вытирая лицо. Конечно, Лео было неприятно ее видеть после инцидента в посольском особняке. Лео отказался сотрудничать, он в своем праве, и это к лучшему, потому что Эльза так и не придумала, как объяснить своему начальству необходимость привлечения букашки к расследованию…
…Ну вот, прекрасно, спасибо, мама. Теперь это слово привязалось еще и к Эльзе, а она, вообще-то, официальное лицо, и, общаясь с подчиненными или журналистами, может забыться и ляпнуть. А ведь известно, что аналитики Ортленда обожают просматривать пресс-конференции Министерства обороны Альтагоры, в особенности – сыскного отдела…
Пошатываясь, она вышла из бассейна в душевую – на три минуты раньше, чем обычно. Надо спешить; ей предстоит опросить сегодня множество важных и занятых людей.
– Нет, я его не убивал и не платил за его смерть. Да, я, вероятно, займу его место во главе департамента. Что еще вы желаете знать?
Под взглядом господина старшего методиста Эльза чувствовала себя школьницей в кабинете директора. Как же глубоко въелся этот страх: уже и в армии она отслужила, и на юрфаке отучилась, и доросла до майорской должности, и раскрыла десятки сложных дел, но от знакомых интонаций хочется уткнуть глаза в пол, покраснеть и извиниться.
– Когда вы виделись с погибшим в последний раз? – Эльза надеялась, что на лице ее мысли не отразились.
– В день его смерти. – Методист прищурился. – На совещании. Да, у нас случился конфликт в присутствии нескольких десятков людей. Вернее, это давний конфликт, позавчера мы просто… открыто высказали друг другу претензии. Идея массового снабжения школ «аналоговыми компьютерами» виделась мне – и видится до сих пор – колоссальной аферой. Господин Найт был идеалистом, его-то в корысти я не подозреваю, но вот исполнители…
Он поморщился, как от гнили, и покачал головой.
– …Исполнители радостно освоили бы любые суммы, это же ненасытная утроба. «Аналоговые компьютеры» – рухлядь. Если мы хотим нормально учить детей, нужны современные устройства, а значит, на базе технологий Ортленда. А значит, мы должны покупать у них лицензии, воровать, развивать, использовать…
Он двумя руками, с усилием поднял предмет, лежащий перед ним на столе, и Эльза только сейчас поняла, что это железнодорожный контейнер размером с обувную коробку. Синий, металлический, с затейливыми логотипами на боках.
– Знаете, что это? Это их оригинальные жидкокристаллические экраны, не экспортный вариант, а для внутреннего использования. У них строгое таможенное законодательство, но везде можно найти лазейки! Анализируя вот эти маленькие штучки, мы сможем выучиться и в будущем развивать электронную промышленность. Учитывая преимущество, которого добились букаш…
Он закашлялся, подозрительно глядя на Эльзу.
– Взять хотя бы недавний дипломатический кризис, – заговорил тоном ниже. – Начнись война – что мы сможем противопоставить? Наши специалисты по компьютерной безопасности не справляются с фишинговыми программами на собственных устройствах. Не потому, что они глупее, а потому, что их не учили, у них нет опыта. Хорошо, что кризис благополучно разрешился, но надолго ли?
– Вас послушать, – холодно сказала Эльза, – так убийца прямо-таки осчастливил Альтагору, прикончив Фридриха Найта, дурака и вредителя.
– Я так не говорил. – Господин методист доверительно улыбнулся. – Вы уже встречались с его женой? Бывшей, я имею в виду? Вы знаете, до чего они друг друга ненавидели?
– Вы замужем? – спросила полнеющая женщина с пронзительными глазами и властным напомаженным ртом.
– Какое это имеет значение? – удивилась Эльза.
– Тогда вы вряд ли поймете, – сказала разведенная госпожа Найт. – Я потрясена его смертью… но он уже умер в моих глазах раз пятнадцать, по ходу развода. Фридрих, – она прищурилась, будто муж возник сейчас перед ее внутренним взором, – при всем своем внешнем благополучии… был психопат. Самодовольный, эгоистичный, столь же способный к сочувствию, как чугунная сковородка. Два года после развода мы не общались вообще, он ничего не спрашивал о детях. И только месяц назад… удивительно, но он позвонил. Мы встретились. Мне показалось, он изменился. Стал как-то… человечнее. В день своей гибели он собирался в школу к детям, на праздничный концерт – чуть ли не впервые в жизни. Днем позвонил и сказал, что не приедет. Был очень расстроен, голос дрожал. Это было сразу после обеда…
Госпожа Найт замолчала, Эльза увидела, что она сожалеет о гибели бывшего мужа даже больше, чем может себе признаться.
– Поговорите с его психологом, – сказала женщина. – Мне кажется, именно этот человек… помог Фридриху перестать быть свиньей. Ну, в значительной степени.
– Пожалуйста, присаживайтесь, майор…
Чтобы поговорить с Эльзой, психолог задержал прием пациентов. Прямо сейчас в приемной сидела миловидная девушка с заплаканными глазами и ждала, пока доктор выполнит долг перед следствием.
– Я вас надолго не задержу, – сказала Эльза. – По данным телефонного провайдера, погибший господин Найт звонил вам в день гибели – дважды.
– Совершенно верно. – Психолог кивнул. – В первый раз он попросил о срочной консультации… подробнее не могу, простите, есть врачебная тайна. Второй раз он сказал, что сегодня не сможет приехать, и перенес встречу на другой день. Больше я с ним не разговаривал.
– Он говорил вам, что не пойдет на школьный концерт?
Психолог кивнул:
– Да, собственно, вокруг этого все и вертелось… Он пытался наладить отношения с детьми и не был уверен, что правильно себя ведет. Я дал ему несколько советов…
Он замолчал, болезненно нахмурившись, и откинулся на спинку стула. На полке над его головой помещалась на подставке модель старинного корабля – огромная и такая подробная, что казалось, крохотные матросы в светлой полотняной одежде вот-вот полезут убирать шелковые паруса. Что-то умиротворяющее было в этом корабле. Зов детства? Ветер дальних странствий?
Эльза выдержала тактичную паузу, прежде чем заговорить снова:
– Он сообщил вам по телефону, куда собирается ехать?
Психолог с сожалением покачал головой:
– Видите ли, мы с ним не говорили о его нынешних делах, обязанностях в министерстве, деловых встречах и конфликтах. Мы говорили… о его детстве, юности, снах, страхах… Вряд ли я смогу вам помочь.
– Его жена, – сказала Эльза, – уверена, что в последний месяц он стал… мягче и счастливее. Помогла терапия?
– Возможно. – Психолог кивнул. – Жаль, что мы не успели пройти с ним курс до конца…
И он снова задумался, сдвинув брови, болезненно морщась.
После обеда она сидела у себя в кабинете, тесном, больше похожем на подсобку, и, закинув на край стола ноги в тяжелых башмаках, изучала отчеты следователей.
Утро накануне гибели Фридрих Найт провел в своем министерстве, и свидетели утверждали, что вопли, доносившиеся с рабочего совещания, были слышны даже на подземной парковке. Никого это особенно не смутило – господа чиновники всегда так совещались. Человек, убежденный в своей правоте, и говорить должен громко. Пусть шепчутся и мямлят те, кто в себе не уверен.
После совещания Фридрих навестил буфет и выпил кофе со сливками. Заместителю сказал, что отправляется на личную встречу, подробностей не сообщил. Все участники скандального совещания остались на рабочих местах и пробыли в трудах до самого вечера, а некоторые, как господин старший методист, заработались и допоздна.
Фридрих заехал домой и совершил три звонка по домашнему телефону – психологу, бывшей жене, опять психологу. Через полчаса его машина снова выкатилась из гаража. Еще через пятнадцать минут попала в поле зрения камеры на шоссе. Камера зафиксировала незначительное превышение скорости.
Следующим, кто встретил господина Фридриха, оказался патрульный рядом с искореженной машиной, потом полицейские, криминалист и патологоанатом. Лицо погибшего было разбито, но не при крушении. Кулаки в ссадинах, под ногтями фрагменты чужого эпителия – он сражался. Хрящи ушей повреждены – но не в драке.
Его топили, за уши удерживая под водой.
– Я найду тебя, сука, – сказала Эльза вслух.
До встречи с Лео Парселем она была уверена, что сочувствовать жертве непрофессионально. Но Лео не боялся и не стеснялся проявлять эмоции. Почему Эльза должна притворяться бесстрастной?
Потирая переносицу, плотно сжав зубы, она просматривала оперативные фотографии: костюм погибшего сухой и чистый. Часы на запястье работают, механические часы, в воде бы они наверняка остановились. Бумажник в кармане пиджака, внутри пара мелких купюр и кредитки. Никаких следов грабежа. В кармане брюк телефон – самый простой, отечественный. Фридрих Найт был умен и последователен, он избегал в быту технологий Ортленда, поэтому отследить его перемещения при помощи телефона теперь невозможно.
Есть только данные провайдера. Фридрих не звонил и не получал звонков с тех пор, как около трех часов вышел из дома.
Эльза поймала себя за тем, что ковыряет в носу, и быстро отдернула руку, хотя в кабинете сидела одна. Старшее поколение не стесняется естественных жестов и звуков, но Эльза постановила себе отучаться. Жителей Ортленда это шокирует.
Она взяла из папки следующую бумажку: еще одна экспертиза. В дыхательных путях погибшего обнаружена вода с фрагментами тины. Его утопили не в ванне и не в бассейне, а в естественном водоеме, которых за окружной дорогой пруд пруди. Эльза кисло улыбнулась. Она приучала себя быть остроумной. Даже в мыслях. Даже если дело идет о трупе. Впрочем, есть такие дела, что без шуток рехнуться можно.
Еще документ: осмотр машины. Фотографии: груда развалин, полностью смятый капот. Невозможно выявить чужие отпечатки, если они были. Хотя эксперты Ортленда, подумала Эльза с досадой, наверняка отыскали бы зацепку.
– Дался мне этот Ортленд, – сказала она вслух. – Дался мне этот Лео…
Она задержала взгляд на одном из кадров: странные царапины на задней двери машины. Явно свежие, но выбивающиеся из логики аварии. Деталь, которая должна о чем-то сказать Эльзе, но, к сожалению, ни о чем не говорит.
Записи с камеры у входа в квартиру погибшего: никто не переступал порога в отсутствие хозяина. Отчет об обыске: господин начальник департамента в быту был аскетичен, питался просто, одевался партикулярно, алкоголь не употреблял. Никаких записок либо знаков, где его искать в случае исчезновения, по себе не оставил.
Эльза вздохнула. Почти машинально открыла сохраненную на экране вкладку: «Лео Парсель. Сто невозможных расследований». Было время, когда, едва начав читать эту книгу с любого места, Эльза не могла остановиться, пока не доходила до конца главы либо пока не зазвонит телефон…
Прозвучал вызов на компьютере. Поверх текста открылось окно мессенджера, и незнакомый международный номер – несколько строчек символов! – предложил Эльзе вступить в диалог непонятно с кем.
Она ответила, не включая камеру, и правильно сделала: увидев на экране, кто звонит, она невольно изменилась в лице и не хотела бы, чтобы он заметил.
– Привет, – сказал Лео Парсель, у него был мягкий, чуть хрипловатый голос, ничего общего не имеющий с мышиным писком, который издают жители Ортленда при общении вне компьютерной связи. – Я тут подумал, что, кажется, тебя обидел. Решил извиниться.
– Ты разоришься на связи, – сказала Эльза, надеясь, что ее голос звучит невозмутимо. – Мне за прошлый звонок знаешь какой счет пришел?
– А это корпоративный номер, – он чуть улыбнулся, – специальный тариф. И заплатит наша прокуратура.
– Ого, – пробормотала Эльза. – А что, так можно?
– Как видишь. – Он откинулся на спинку своего кресла, Эльза увидела за его спиной тренажер – беговую дорожку напротив окна, а за окном, если присмотреться, – зеленые верхушки деревьев. Очень далеких, очень чужих деревьев, которые Эльзе пришлись бы по колено.
– Ты меня не обидел, – сказала Эльза медленно. – Моя идея… так себе. Наши все равно не дадут тебе допуск к материалам следствия.
– Ты сейчас манипулируешь, да? – Он потянулся и закинул руки за голову, светлая футболка облегала атлетические мышцы груди, Эльза отвлеченно подумала, что это рельеф не штангиста, а, скорее, гимнаста. – Ты намекаешь, что меня не допустят, чтобы я захотел и стал напрашиваться?
– Да, – сказала она безнадежно. – То есть нет. Но это не имеет значения, ты же все равно на каникулах.
– Никак не выберу, куда поехать на курорт. – Он вздохнул. – Кстати, камеру-то включи. Или ты в огуречной маске?
– Я на работе. – Она криво ухмыльнулась.
Ей показалось – или он обрадовался, увидев ее лицо на экране?
– Видишь ли, – он глядел сейчас, кажется, прямо ей в глаза, – мы с тобой случайно стали свидетелями исторических событий… Точнее, мы их сделали. Но после того как чуть не грохнула война, маятник качнулся. Наши правительства прибавляют слово «мир» к любой официальной фразе и неофициальной, и, если бы правительствам по какой-то причине надо было отпрашиваться в туалет, они бы обосновали это «мирным урегулированием» и «дружественной инициативой». Поэтому прокуратура выделяет мне безлимитный канал связи с Альтагорой.
– А не потому, что ты звезда?
– И поэтому тоже. – Он не стал спорить. – Твое начальство, проконсультировавшись наверху, даст мне допуск к делу, Эльза. В духе нынешних времен – сотрудничество. Мне нравится, а тебе?
– Ты приедешь? – вырвалось у нее.
Он поморщился, всего на долю секунды, но это ее болезненно поразило.
– Нет, – сказал тоном, не терпящим возражений. – С меня хватит, извини. Есть защищенный канал связи. После того как будут решены формальности, сбрасывай мне материалы. А я буду подкидывать тебе идеи.
«Ну и к лучшему, – мрачно подумала Эльза. – Лео – вот этот, что смотрит сейчас с экрана. А не букашка размером с палец, которая пищит и боится, чтобы к ней притронулись. И которую к тому же надо постоянно защищать».
Ей вспомнился посольский особняк – кукольный домик, яркий свет прожектора и Лео на пороге, ростом как полкарандаша, и он стоит и смотрит на толпу погромщиков и говорит с ними, а они сейчас кинутся на него и раздавят…
Эльза тогда успела встать между погромщиками и Лео. Если бы не подоспели спецназовцы – ей бы тоже не поздоровилось.
– Формальности я решу по ходу, – сказала она небрежно. – Мое звание предполагает… короче, я тоже начальница. Учти, что дело почти абсурдное, документов много, информации ноль.
– Отлично, – отозвался он с плотоядной ухмылкой. – Ты украшаешь мой отпуск, Эльза.
Странно, но ей сделалось легко и даже весело.
– Наконец-то ты похожа на девушку, – сказал отец за ужином. – Улыбаешься. И даже брови, кажется, выщипала.
Эльза прощала родителям их крайне устаревшие взгляды на жизнь. Все равно она их любила.
– Купи себе платье, – неуверенно предложила мама. – Тебя ведь премировали за прошлое дело, так? Потрать хоть немного на себя…
Эльза представила, как она входит в анатомичку в белом платье в горошек, с пышной юбкой и рукавами пуф.
– Да, ма. Как только будет время.
Она прислушивалась к мессенджеру, хотя ждать звонка было рано. Слишком много она ему сбросила, завалила горой документов, картинок и описаний, утомительных в своей педантичности. Море деталей, скрывающих главное.
Единственное, что она не решилась ему отправить, – свои предварительные гипотезы. Она побоялась выглядеть глупо в его глазах: чиновника затащили голышом в пруд и за уши удерживали под водой, пока тот не захлебнулся. Утопив, одели заново, застегнули на запястье ремешок часов, усадили в машину…
– Ты с кем-то познакомилась? – Мама выставила на стол фарфоровую супницу. – Такое впечатление… он тебе нравится, да?
– Он очень… своеобразный, – призналась Эльза.
– Тридцать два, – сказала мама, поднимая крышку и задумчиво принюхиваясь к ароматному пару над супницей. – Тебе тридцать два года… Он моложе тебя или старше?
– Понятия не имею, – призналась Эльза. – Не моложе, это точно.
– И у него нет семьи? – в голосе мамы прозвучала забота пополам с жалостью.
Запищал вызов мессенджера, Эльза подскочила, как на батуте. Родители переглянулись за ее спиной – Эльза увидела их отражения в полированной стенке буфета.
– Твоего чиновника, – сказал Лео на экране, – утопили в аквариуме.
Он сделал коротенькую паузу. Эльза открыла и закрыла рот, оценивая его слова.
– …Поэтому тина в дыхательных путях, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Нитчатые водоросли, у нас они тоже есть, но других видов, конечно. Преступников двое, из них один – очень крупный, здоровяк, даже по вашим меркам. Желая избавиться от тела, мертвеца усадили в машину и загнали в фургон-эвакуатор. На вершине холма вручную выкатили из фургона, завели мотор и отправили в последний путь с полным бензобаком. Если бы машина взорвалась – хрен бы тебе, а не дело об убийстве… Отсмотри данные с камер, где-то на перекрестке он должен был засветиться. Найдешь фургон – найдешь и мастерскую, к которой он приписан. А где-то там, внутри, найдешь и аквариум, если его до сих пор не слили…
– А мотив? – быстро спросила Эльза.
– Не знаю, – признался Лео. – Мне кажется, что убийство спонтанное, а не предумышленное. Хотя чиновник мутный. Я почитал его досье… он получал выплаты от вашего правительства на развитие аналоговых компьютеров. Может быть, не поделил с кем-то государственные гранты. Я в этом не очень разбираюсь, у вас же другое законодательство…
Эльза почувствовала благодарность пополам с раздражением. Прямо у нее на глазах, небрежно и мимоходом, была написана новая глава «Ста невозможных расследований». Интуитивно, как птичка порхает. В этом весь Лео Парсель.
– Ты потрясающе видишь детали, – сказал он, глядя на нее с той стороны экрана. – Например, характерный рисунок царапин на задней двери. Машина разбита в хлам, но ты видишь свежие царапины и заключаешь, что к самой аварии они не имеют отношения… Я сразу вообразил, как наши фигуранты выкатывают машину из эвакуатора и в спешке обдирают ей бок. Чистое творческое удовольствие, спасибо, Эльза.
Ее раздражение растаяло, она поняла, что сейчас покраснеет, и будто невзначай потерла щеки ладонями.
– Ладно… Но зачем такие сложности, зачем топить в аквариуме?!
– Спросишь их, – сказал он серьезно. – Когда найдешь.
– …Вскрывайте ворота.
Маленькая автомастерская на окружной дороге обнесена была высоченным забором, замок на воротах пришлось вырезать автогеном. Двор оказался пустым, дальние углы поросли травой, у входа висел на столбе старинный телефон-автомат. В глубине участка, за гаражом и сараями, помещался двухэтажный дом – он же офис под линялой вывеской.
Пустой фургон для перевозки неисправных машин стоял в открытой двери гаража. На борту был простенький логотип – гаечный ключ и колесо. По этому-то логотипу, отлично видимому в записи с камер, его и вычислили так быстро.
– Поднимите руки и выходите!
Тишина. Дверь офиса слегка приоткрыта.
Внутри, казалось, не было вещи, оказавшейся на своем месте: кресла сдвинуты и опрокинуты, диван на боку, ковер сбит складками, осколки настольной лампы на полу. Единственным целым, невредимым и неподвижным объектом посреди хаоса оказался аквариум – огромный, как шкаф, и мутный, как пыльная буря.
Полицейские водили стволами пистолетов – небезопасно и бессмысленно, ведь ясно уже, что в доме никого нет. Но что-то зависло в воздухе этой комнаты, Эльза чувствовала неуловимый смрад, тень, вибрацию. Не прямая угроза – но очень, очень скверная новость, и Эльза узнает через несколько секунд…
Она подошла к аквариуму.
На зеленоватой поверхности плавала спиной вверх фигурка – похожая на куклу. В нарядном платье с оборками.
И это была не кукла.
Личность? Невозможно установить. Возраст? От двадцати пяти лет до тридцати, точнее сложно сказать. Время смерти? От нескольких часов до нескольких суток, эксперты никогда не работали с телами уроженцев Ортленда. Ссадина на лбу. Сбитые пятки. На ладонях порезы, по всему телу мелкие синяки. Причина смерти? Утопление.
Женщина лежала на предметном стекле, безучастная, ростом с палец – но так не похожая на игрушку, что Эльза скрипнула зубами.
– Укройте ее, что еще вы хотите увидеть?!
Эксперт отодвинул микроскоп. Погасил яркую лампу. Накрыл белую фигурку бумажной салфеткой.
Генрих, главный советник юстиции, взялся за чисто выбритый подбородок, будто желая проверить, крепко ли держится челюсть. Тильда, замминистра обороны, с усилием выпрямилась в кресле, развернула массивные плечи.
– Как. Это существо. Могло попасть. В Альтагору? Без документов. Без транспортных протоколов. Вне связи с их посольством. Как?!
– Это не существо, – сказала Эльза.
– О, вы их любите, – с отвращением протянула Тильда. – Представляю, что будет, если в Ортленде узнают… что их соотечественница плавает тут в аквариуме, одетая в кукольное платье. Почему при ней нет ничего, положенного по международной конвенции: ноутбука для связи, специально оборудованного помещения-бокса, багажа…
– Все это блекнет ввиду того, что она мертва, – тихо сказал Генрих.
– Эльза. – Старуха прищурилась. – Твой детектив знает, что случилось, или нет?
– Он знает о гибели Фридриха Найта. – Эльза спокойно ответила на ее взгляд. – И я считаю наше сотрудничество с господином Парселем исключительно продуктивным…
Она чуть было не продолжила: «Это Лео раскрыл убийство чиновника», но прикусила язык. Во-первых, не стоит принижать перед ними собственные заслуги, во-вторых, пока подозреваемые в бегах, о результате говорить рано. В-третьих, появление новой жертвы все ставит с ног на голову. Взгляд Эльзы, как приклеенный, вернулся к телу под бумажным платком.
Генрих, будто опомнившись, кивнул эксперту. Тот двумя руками взял цинковый поддон и вышел, держа свою ношу перед грудью, буднично и вместе с тем торжественно, как траурная процессия. Эльза проводила его взглядом.
– Надо бы тебя отстранить от расследования, – задумчиво проговорил Генрих.
– На каком основании?! – Эльза резко к нему обернулась. – Это что, демонстративное выражение недоверия?!
Не так давно ее уже отстраняли. И вся ее карьера болталась на волоске, но Эльзе, конечно, было плевать, потому что на ниточке висела судьба человечества. В какой-то момент, потеряв самообладание, Эльза едва не погубила и себя, и Лео, и весь мир в придачу, а о том, чтобы сохранить карьеру, и речь не шла. Но Лео в тот раз оказался прав, а идея пригласить его была целиком заслугой Эльзы. И когда тень войны отступила, Эльза обнаружила себя в прежнем звании, да еще и с почетной грамотой.
Хотя кого-то другого, конечно, за такую операцию повысили бы по службе.
– На каком основании, – повторила она с показным спокойствием, тренируя выдержку, извлекая уроки из прошлых ошибок, – вы собираетесь меня отстранить?
Генрих положил большие руки на стол, ладонями вниз.
– Формальных оснований нет. Но… ты можешь взять самоотвод и выйти из дела. Тебе же легче – не иметь отношения к этой дерьмовой истории.
Он говорил так спокойно и убедительно, что Эльза на секунду задумалась. Ведь что проще – согласиться с ним сейчас. Взять другое дело, нейтральное, безопасное, и привлечь к нему Лео. Или не привлекать. В конце концов, он же в отпуске…
– Есть другой выход, – услышала она свой голос. – Я согласна, что дело дрянь. Но отношения с Ортлендом именно сейчас дают надежду… на сотрудничество. Мы можем просто связаться с ними и поставить в известность, что произошла, вероятно, трагическая случайность. Попросить помощи в расследовании…
Тильда привычным движением поправила брошь на плече. Она носила эту брошь с любой одеждой, не снимая. Прикосновение к броши было знаком раздражения и гнева – единственным видимым знаком, потому что взгляд Тильды не изменился и ни один мускул не дрогнул.
– Мило, трогательно. Помощь в расследовании… Эльза, ты соображаешь, что говоришь?! В прошлый раз нам еле-еле удалось убедить их, что не мы убили посла. Но эту-то девушку кто убил?! Мы! Кто-то из наших соотечественников! С особым цинизмом! Ее избили, нарядили в грязное кукольное платье и утопили в аквариуме, а ты расскажешь им, что это трагическая случайность?! Они, может быть, сделают вид, что поверили, но через пару дней мы убедимся, что полным ходом идет вирусная атака…
– Тильда, это паранойя, – сказал Генрих и низко склонил седую голову. – Просто так массовую атаку они не начнут. Хотя… если только…
– Что? – Тильда остро на него посмотрела.
– Если, – будто через силу заговорил Генрих, – если у них есть техническая возможность забрасывать к нам своих так, чтобы мы ничего не видели… То сколько этих… их… может быть на нашей территории?!
– А вот это точно паранойя, – сказала Эльза, грубо нарушая субординацию. – Они ходят по магазинам, скупая кукольные платья?
– Мы понятия не имеем, как ее к нам забросили. – Генрих посмотрел укоризненно, но одергивать Эльзу не стал. – Может, мы пеленгуем их средства связи? Нет, они работают на частотах, которые нам недоступны. У них есть оружие и аппаратура, которые нам невозможно разглядеть без лупы. Что, если в кукольном платье она пошла на задание, чтобы в случае обнаружения… как это и случилось… при ней не нашлось никаких доказательств их вмешательства? Ни рации, ни техники, ни яда в микродозах, ни даже одежды, пошитой в Ортленде…
В комнате сделалось очень тихо.
– Возможно, это провал разведчицы, – медленно проговорил Генрих. – Или даже диверсантки.
– И что она делала в автомастерской? – Эльза понимала, что нарывается, что сарказма в ее голосе больше, чем допустимо.
– Например, она встречалась с Фридрихом Найтом? – Генрих мягко улыбнулся. – С влиятельным чиновником, имеющим отношение к государственным компьютерным программам? Или руководила операцией по его устранению?
Его слова, при всей своей абсурдности, на секунду показались Эльзе кристально убедительными. Букашка-шпион… Но кукольное платье с оборками?! Но…
– Возможно, она была не одна, – Генрих смотрел на нее, прищурившись, и говорил с подчеркнутой кротостью, – а в составе группы. А где разведгруппы – там и диверсионные. Мелкие, незаметные. Вездесущие, с химическим и вирусным оружием…
«Но все же было так хорошо, – с отчаянием подумала Эльза. – Мир, дружба. Международное сотрудничество. Коллективная безопасность…»
– Они тоже нас боятся, – проговорила она упрямо, убеждая не только собеседников, но и себя. – Они боятся прямых контактов, физиологически. Для разведки им логичнее использовать технику. А диверсии… понимаете, это ведь серьезное обвинение. Если мы подозреваем Ортленд в диверсиях, мы должны иметь на руках кое-что повесомее, чем…
– Эльза! – Рука Тильды судорожно вцепилась в брошь. – Еще одно слово, и я поверю, что Лео Парсель тебя завербовал!
Эльза встала прежде, чем успела подумать. Ее тренированная выдержка лопнула, будто ниточка слюны, и вся кровь, сколько ее было, ударила в голову.
– Это оскорбление. Я офицер.
Тильда медленно разжала пальцы. Мельком глянула на ладонь – на коже остался след от острых граней броши. Положила руки на стол – лицо ее оставалось спокойным.
– Я приношу вам извинения, майор Бауэр.
Эльза постояла еще секунду, балансируя на грани своего гнева, потом молча опустилась на место. Генрих играл желваками, ни на кого не глядя.