Марина Серова
Жаркая вечеринка
Глава 1
– Да, – ответила я с набитым ртом: телефонный звонок оторвал меня от тарелки с пельменями, приправленными уксусом и майонезом.
– Ты, что ль, Тань? – Я узнала звонкий голос своей бывшей одноклассницы – Кати Ериковой.
– Не ошиблась, Катюха, – весело сказала я, дожевывая пельмень.
С утра у меня было прекрасное настроение, которое объяснялось тем простым фактом, что сегодня был первый день весны. Конечно, нынче пошли такие зимы, что в разгар января удивить кого-либо капелью трудно, но совсем другое дело, когда эта самая капель совпадает с календарным листком, на котором красуется долгожданное «1 марта». От зимы его отделяет всего одна ночь, но утром кажется, что и капель приобретает особую отточенную звонкость, и птичий переполох за окном, став задиристей и оживленней, наполняет душу пронзительной радостью предвкушения первого робкого тепла.
– Как дела? – спросила Ерикова явно в качестве предисловия к разговору.
– Чудесно, весна на дворе. Ты, вообще, какими судьбами? Сто лет тебя не слышала!
– Да мы здесь собрались встретиться узким кругом, десять лет прошло после школы.
– Так ведь обычно это летом происходит.
– Ой, Тань, какая разница, – откликнулась Ерикова, – лето, зима… Десять лет-то прошло. Просто я вчера встретила Лидку Говоркову, она сейчас в земельном комитете работает. Ну, пообщались, вспомнили, что давно не виделись, решили встретиться. Я уже почти всех наших обзвонила, остался только Груша, он теперь большой человек. Слышала?
– Как тут не услышишь, шутка ли – кандидат в депутаты! – с легкой иронией ответила я.
Дело в том, что Артем Грушин, а попросту Груша, в школьные годы не отличался ни хорошим поведением, ни успеваемостью. На второй год он, конечно, не оставался, но троечником был хроническим. Но еще в доперестроечное время проявлял определенные коммерческие таланты: продавал привезенную папой из-за границы жвачку, менял с выгодой для себя фантики, марки и открытки.
В нынешнее время его коммерческая жилка стала для него золотой жилой. Всегда держа нос по ветру, он быстро сориентировался и, начав с коммерческой палатки, переключился на оптовую торговлю продовольствием. Теперь Артем Александрович благодаря собственной напористости, полезным знакомствам, связям и деньгам из рядового предпринимателя превратился, как сказала бы Катерина, в «большого человека».
– Да, Груша выбился в люди. А Беркут – помощник у Верещагина, ну, у того, который соперник Грушина, знаешь?
– Знаю, – зажав трубку между ухом и плечом, я начала убирать посуду. – Нас тут агитаторы замучили, ходят по квартирам день и ночь – подписи собирают.
– Значит, так, – подытожила Ерикова, – собираемся завтра в шесть в нашем классе. Придешь?
Честно говоря, идти никуда не хотелось, и, чтобы не затягивать разговор, я ответила:
– Обязательно приду, если не будет какого-нибудь срочного дела.
– Тогда – до завтра. Увидимся – поговорим.
Я только что завершила очередное расследование, которое отняло у меня целую неделю. Заказчик остался доволен, но сказывалось огромное физическое и моральное напряжение. Я чувствовала себя не то чтобы разбитой, но нуждающейся хотя бы в кратковременном отдыхе. К тому же в любую минуту ко мне мог обратиться новый заказчик, и тогда мечтам об отдыхе придет конец.
Расследованиями я занималась по роду своей деятельности, имея на это соответствующую лицензию. Профессия сыщика – для тех, кто не знает, – сопряжена с большими нагрузками, риском, стрессами, опасными и щекотливыми ситуациями, выпутаться из которых помогает отличная физическая форма, ясная голова, знание психологии и постоянная готовность к действию.
В общем, я сразу же решила, что не пойду на это сборище. Я неплохо ко всем относилась, но мне было, по большому счету, наплевать, кто каких высот и положений достиг в этой жизни. Будь ты слесарь или президент, «главное – чтобы человек был хороший». Я усмехнулась про себя этой затертой житейской фразе, ставшей банальной поговоркой.
Кто вообще определяет степень «хорошести»? Для кого-то ты хорош, кому-то плох… Пусть даже все мои одноклассники будут все как на подбор достойными людьми, с которыми приятно общаться, дружить, обмениваться мнениями и наблюдениями, только я придерживаюсь другой мудрости, которая, несмотря на частое употребление, всегда поражала меня своей философской трезвостью: «Живое – о живом».
Десять лет – срок немалый для человеческой жизни, за это время можно жениться и развестись, нарожать кучу детей или сделать карьеру, можно стать порядочной дрянью или благочестивым монахом, можно просто умереть, в конце концов.
Кроме всего прочего, впечатлений от жизни мне хватало, авантюр и людского общения – тоже. А вот выкроить свободную минуту, чтобы просто растянуться на диване, закрыть глаза и, ни о чем не думая, почти ничего не чувствуя, погрузиться в тихое блаженство нирваны, – это удается мне нечасто.
Этими мыслями я развлекала себя, готовя кофе.
* * *
С языческой радостью я плюхнулась в теплую ванну и с удовольствием вытянулась в ней. Тело, став приятно легким, почти невесомым, казалось, существовало само по себе, уподобившись морской водоросли, с безвольной негой отдающейся приливам и отливам.
Утренние сны еще цеплялись за пряди волос, но их влажные тонкие пальцы заметно слабели и, соскальзывая в голубую воду, растворялись в ней подобно кристаллам ароматической соли.
Из состояния блаженства меня вывел звонок телефона. Промокнув ладонь махровым полотенцем, я взяла трубку.
– Могу я услышать Иванову?
Голос в трубке напоминал дребезжание сухой щебенки в бетономешалке.
– Я вас слушаю.
– Меня зовут Юрий Степанович Верещагин. Я звоню вам по просьбе вашего бывшего одноклассника Сергея Беркутова.
Легок на помине. Только Ерикова упомянула его имя, и вот…
– С ним что-то случилось?
– Можно и так сказать, но мне не хотелось бы обсуждать это по телефону.
– Все же постарайтесь обрисовать ситуацию хотя бы в двух словах, – я не собиралась тратить время попусту.
– Сергея подозревают в убийстве, и он хочет, чтобы вы помогли ему. Я, со своей стороны, присоединяюсь к его просьбе.
Голос стал несколько мягче, словно в бетономешалку плеснули воды.
– Хорошо, приезжайте.
– Может быть, лучше вы ко мне приедете? – хотя это и было произнесено в условном наклонении, чувствовалось, что Верещагин привык диктовать свою волю.
– Дело в том, что я не могу отлучиться из дома, – соврала я, потому что, во-первых, не хотелось прекращать приятные водные процедуры, а во-вторых, чтобы осадить ретивого кандидата.
– Что ж, тогда назовите мне адрес, – снизошел Верещагин.
Я объяснила ему, как до меня добраться, и положила трубку.
В запасе у меня был еще час, который при данных обстоятельствах казался мне если не вечностью, то уж столетием – точно. Я спокойно завершила омовение и, облачившись в махровый халат, пошла на кухню. Мой желудок в который раз напомнил о себе длинной урчащей просьбой.
Позавтракав, я привела себя в «боевую» готовность и уселась перед телевизором.
* * *
Ровно в десять квартиру огласил настойчивый звонок в дверь. Уже в прихожей я еще раз бросила беглый взгляд в зеркало: как-никак мой гость – важная птица!
По привычке посмотрев в «глазок», я открыла дверь и посторонилась, пропуская Верещагина.
– Доброе утро, проходите.
Он выглядел уставшим и озабоченным, менее презентабельным и уверенным, чем на многочисленных рекламных плакатах, которыми был оклеен весь район. «Конечно, – подумала я, – так и должно быть: растиражированный образ претендента или народного избранника на цветной лощеной бумаге парадных портретов часто не соответствует обыденной конкретике его лица и жизненной правде его содержания».
Повесив пальто на вешалку, Верещагин, едва взглянув на меня, прошел в прихожую и, прежде чем я успела предложить ему присесть, с деловой бесцеремонностью уселся в кресло, закинув ногу на ногу, вольготно откинувшись на спинку.
– Как я уже сказал, моего помощника подозревают в убийстве, – начал он с места в карьер, вынимая из кармана пиджака пачку «Мальборо».
Я пододвинула ему пепельницу и устроилась в кресле напротив.
– Давайте начнем с самого начала, Юрий Степанович, кажется?
Верещагин наконец поднял на меня свои карие глаза, от которых к щекам пролегли довольно глубокие морщины.
– С самого начала… – он выпятил губы и нахмурился, – начиналось-то все неплохо. Моя знакомая, кстати, ваша одноклассница – Говоркова, пригласила меня в кафе, где они с друзьями отмечали десятилетие окончания школы.
– Значит, они решили отправиться в кафе, – произнесла я.
– Что? – не понял Верещагин.
– Меня тоже приглашали на эту встречу, – объяснила я, – но мне, к сожалению, не удалось пойти, я – очень занятой человек, – ответила я на вопросительный взгляд Юрия Степановича.
– Так вот, – продолжил он, – проведя полвечера в кафе, вся компания отправилась в сауну. Все было в порядке до того момента, пока Беркутов не поднял шум. Я в это время сидел в парной с этим… слесарем…
– Наверное, Гришей Ступиным, – подсказала я, представив себе, как чопорный Юрий Степанович восседает в тесном помещении парилки с безалаберно-смешливым Гришей. Если и было у них что общее, так это носы: мясистые, крупные, такие породистые носы. Да и вообще, подумала я, баня – это некое утопическое государство, где в принципе все равны. Сняв свои тряпки и регалии, богачи становятся практически неотличимы от простого народа, хотя некоторые и тут не могут расстаться со своими трехкилограммовыми цепями и крестами.
– Вот-вот, со Ступиным, – подтвердил Юрий Степанович, – он выскочил первым, а я еще остался на некоторое время, но потом решил тоже посмотреть, что за шум. На бортике большого бассейна Ступин с Сергеем делали кому-то искусственное дыхание. Когда я подошел ближе, то увидел, что это был Грушин.
– Груша? – я открыла рот, пытаясь представить себе эту картину. – Он что, утонул?
– Вначале мы тоже так подумали, – опять нахмурил брови Верещагин, – но когда приехала милиция – кто-то из обслуги вызвал, – Беркутова арестовали, а с остальных взяли подписку о невыезде. Вот, собственно, и все. – Верещагин затушил окурок, ослабил узел галстука и, достав платок, высморкался.
– Почему же арестовали Беркутова? – спросила я.
– Во-первых, это он обнаружил труп Грушина, а во-вторых, милиция установила, что на шее Грушина имеется свежая царапина, которую мог бы оставить браслет от часов или что-то вроде этого, а Сергей даже в баню ходил в часах, у него они водонепроницаемые. Он посоветовал мне обратиться к вам. Представляете, что будет, если моего помощника обвинят в убийстве?
– Значит, вы больше переживаете за свою предвыборную кампанию, чем за судьбу Беркутова? – Я вперила в него свой взгляд.
– Для меня сейчас важно и то и другое, так что не ловите меня на слове, я сказал так для того, чтобы вы поняли, насколько это серьезно.
Я усмехнулась. «Тебя принимают за недотепу, Таня», – сказала я себе.
– Довольно часто люди ставят свою репутацию выше всего, – сказала я вслух, – даже выше судьбы отдельного человека, и если вы принадлежите к их числу, то лучше нам сразу это выяснить.
– Ну что вы, Татьяна Александровна, – мне показалось, что он чуточку смутился, хотя я могла и ошибиться, – я готов для Сергея пожертвовать многим. Помощника, как он, не так просто найти, тем более в преддверии такого ответственного периода.
– Ну хорошо, судьба Сергея, как моего бывшего одноклассника, мне тоже не безразлична, поэтому давайте попробуем ему помочь.
– Я готов. Только вот чем я могу быть полезен?
– Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать на них как можно правдивее, договорились?
– Само собой. Сигарету? – проявил наконец галантность Верещагин.
– Спасибо, не откажусь, – любезно отозвалась я, протягивая руку, – перечислите всех, кто был в сауне.
– Ну, как я вам уже сказал, меня пригласила Говоркова Лида, потом там был этот… ах да, Ступин, – вспомнил фамилию своего товарища по парной Верещагин, – сам Грушин, Беркутов, его бывшая жена – Купцова, после развода она взяла девичью фамилию… так, потом, подруга Лиды – не то Люжина, не то Лужина, или Лужнина, не помню точно, некий Шубин – как мне объяснила потом Лида, он учился в параллельном классе, – и-и-и, – замялся Верещагин, – какая-то Катерина, этакая заводила.
– Ерикова, – уточнила я.
– Не знаю, может быть. А с ней был… постойте… ах да, кажется, его зовут Анатолий.
– Кроме вас, я имею в виду вашу компанию, кто-то был еще в сауне? – Сделав очередную затяжку, я выпустила колечко дыма, которое, живописно колеблясь, дрожа и ломаясь на глазах, поплыло к окну.
– Нет, никого больше не было. – Верещагин помотал головой.
– А чья это вообще была идея – пойти в баню?
– Предложил Анатолий.
– Друг Ериковой?
– Да, его пригласила эта самая Катерина.
– А теперь, Юрий Степанович, я попрошу вас вспомнить, кто чем занимался, начиная с вашего прихода в сауну и до того момента, когда Сергей, увидев Грушина, позвал на помощь.
– Боюсь, что это будет довольно сложно, – Верещагин глубоко затянулся, выпустив дым через ноздри, – сами понимаете…
– Что, малость перебрали? – сочувственно спросила я.
– Не без этого, конечно, но вчера была пятница, и я позволил себе немного расслабиться.
– Тем не менее попытайтесь вспомнить. Начните с того, где находится сауна, как вы добрались туда?
– Это частная баня, на Татарской. В мою «Волгу» сели мы с Лидой и Сергей со своей подругой Лужиной, в грушинский джип – он с Купцовой и Анатолий с Катериной, Ступин с Шубиным добрались на такси.
– Приехали все одновременно?
– Практически да. Зашли, разделись, водители принесли пиво, мы прихватили его в кафе, дамам, как полагается, – шампанское, потом пошли в сауну.
– Юрий Степанович, простите, как все были одеты, я имею в виду купальные костюмы?
– Да какие там купальные костюмы! В комнате отдыха все сидели в простынях, парных там две, поэтому особых проблем это тоже не вызвало, и потом всем было на это немножко наплевать, к тому же у дам было нижнее белье, – Верещагин неловко улыбнулся, – неужели вам нужны такие подробности?
– Кто знает, любая мелочь может иметь значение. Поверьте, я спрашиваю вас об этом не просто из женского любопытства.
– Я понимаю.
– Тогда продолжим. Вы сказали, что услышали крик Беркутова, когда были в парной вместе со Ступиным, так?
– Так.
– Там что, двери неплотно пригнаны?
– Да нет, хорошо пригнаны.
– Тогда как вы услышали Беркутова через толстые двери сауны?
– Он был почти у самой двери и кричал, наверное, громко. Да вы у Ступина можете спросить.
– А почему вы не пошли вместе со Ступиным, а остались в парной?
– Да просто мне… – Верещагин замялся, – как бы вам это объяснить?
– Вы уж попытайтесь как-нибудь.
– Ну, не могу же я, как мальчишка, бегать по любому поводу.
– Но через некоторое время вы все-таки отправились посмотреть, что случилось.
– Да, любопытство взяло верх в конце концов. – Мне показалось, что Юрий Степанович слегка покраснел.
– Сколько времени вы провели в парной после того, как оттуда вышел Ступин?
– Я думаю, около минуты, – он потянулся за очередной сигаретой, – максимум две.
– Когда вы вышли из парной, вы сразу пошли к бассейну?
– Нет, не сразу, я не знал, куда идти. Сначала я огляделся в предбаннике, открыл дверь в комнату отдыха – там никого не было – и уже потом направился в бассейн. Что я увидел там, вы уже знаете.
– Вы ни с кем не столкнулись в коридоре?
– Нет. Когда я пришел в бассейн, все уже были там.
– Юрий Степанович, а не могли бы вы сказать, как долго вы находились в сауне и кто с вами там еще парился?
– Минут десять. Когда я заходил в парилку, оттуда вышли Грушин и Сергей. Мы остались вдвоем: я и Ступин.
– В парилку больше никто не заходил?
– Нет, – Верещагин тяжело вздохнул.
– А до того, как вы вошли в парилку, где вы были?
– В комнате отдыха. Насколько я помню, почти все были там: пили, ели, разговаривали. Грушин, естественно, уже под «газом», переругивался с этим… Анатолием, кажется, что-то требовал от него, потом предложил ему выйти.
– И что же, они вышли? – Я вся обратилась в слух. Эта история все больше и больше захватывала меня. Ситуация, когда убийство совершается в замкнутом пространстве, где собирается определенное количество людей, всегда вызывала у меня профессиональный интерес, несмотря на то, что в детективной литературе не раз описывалась и потому стала уже классической.
– После долгих пререканий. Вскоре вышел также и Сергей. Сказал, что хочет попариться.
– А женщины?
– Помню, что эта заводная Катерина куда-то тоже выходила, а другие вроде все были в комнате.
– А потом? – Я не сводила глаз с лица Юрия Степановича.
– Потом я вышел. Приспичило, простите, – Верещагин как-то вымученно улыбнулся.
– Куда вы направились после туалета? – продолжала я, невзирая на его смущение.
– После?.. Ах да, в парную.
– Где как раз и увидели выходящих Грушина и Беркутова?
– Ну да.
– Значит, из туалета вы пошли сразу в сауну? Кого-нибудь встретили по дороге?
– Кто-то, кажется, был в душе – вода шумела, слышался женский смех, но я не обратил внимания.
– Вам не кажется, что довольно странная компания подобралась на вечеринке в сауне?
– Что вы имеете в виду?
– Насколько я знаю, Купцова с Беркутовым были мужем и женой, потом развелись, вы и Грушин – оба кандидаты, а стало быть – соперники, Ступин – слесарь. Довольно разномастная публика, вы не находите?
Верещагин пожал плечами, его усталое и помятое лицо тронула слабая улыбка.
– Лида меня не предупредила, что там будет за народ. Я так понял, что и остальные не все учились вместе с вами?
– Правильно, из нашего класса только Грушин, Ступин, Беркутов, Говоркова и Ерикова, а Шубин – из параллельного, тоже заводной был парень. Остальные, выходит, так же, как и вы, приглашенные, – я закурила и некоторое время сидела молча, воскрешая в памяти школьные годы, лица друзей и учителей.
Кто бы мог подумать, что мне придется вспоминать о своей ранней юности по такому печальному поводу.
– Татьяна Александровна… – прервал мои воспоминания Верещагин, – а вам не кажется, что Грушина мог убить человек, который заранее знал об этой встрече?
– Возможно. Но возможно также, что кто-то просто использовал подвернувшийся случай, чтобы свести с Грушиным счеты. Юрий Степанович, вы не помните, у кого еще, кроме Беркутова, были на руках часы или браслеты?
– Подождите, по-моему, у Анатолия, он еще время смотрел, а у кого еще – сказать затрудняюсь. А вы считаете, что у убийцы на руке были часы?
– А откуда же у Грушина на шее появилась царапина? – задала я встречный вопрос.
Верещагин пожал плечами и закашлялся.
– Вы говорили, что у Беркутова был браслет. Это и послужило поводом для его задержания?
– Не только это. Когда приехала милиция, Купцова сказала им, что слышала, как Грушин и Беркутов выясняли отношения на повышенных тонах, а самое главное, что он его обнаружил. И хотя это не является прямым доказательством вины Беркутова, милиция почему-то на этом факте заострила внимание.
– А вы сами считаете, что Беркутов не мог убить Грушина?
– Во всяком случае, я не вижу для этого никаких причин.
– Вам ничего не известно о том, почему Беркутов развелся с Купцовой?
– Сергея я знаю уже несколько лет, мы с ним вместе работаем, поэтому я кое-что знаю о его личной жизни. Ольга стала ему изменять, поэтому он подал на развод. Они разменяли квартиру и уже года два живут каждый своей жизнью. Так что я не считаю, что ревность могла послужить причиной убийства, тем более что и Купцова, и Беркутов после развода сменили не одного партнера.
– Что ж, – я загасила сигарету, – пока у меня вопросов больше нет. Оставьте мне, пожалуйста, ваши координаты, я с вами свяжусь.
Глава 2
Сборы были недолгими. Поверх джемпера я надела наплечную кобуру, изготовленную по спецзаказу, сунула в нее пистолет Макарова, без которого выходила из дома в очень редких случаях, сверху нацепила «харлейку» со множеством карманов, в которых удобно размещались сыщицкие прибамбасы: игла с сонным ядом, кастет, леска-удавка и газовый баллончик.
Тщательно заперев за собой стальную дверь с призматическим «глазком», который я установила после того, как через обычный линзовый «глазок» меня пытались застрелить, я сбежала по лестнице и села в машину.
Пока прогревался двигатель, я достала сотовый и набрала номер Ериковой в надежде, что в субботу она окажется дома, и не ошиблась.
– Привет, Катерина.
– Танька, ой, что я тебе расскажу, ты не пришла, а там такое было…
– Погоди тараторить, – тормознула я ее, – давай лучше я подъеду.
– Конечно, приезжай, столько новостей! Есть о чем поговорить.
– Ладно, жди.
Пристроив «девятку» возле Катькиного дома, я поднялась на пятый этаж и позвонила. Дверь сразу же открылась, как будто Катька караулила в прихожей.
Худенькая, бойкая, востроглазая, вечно улыбающаяся Катька с неожиданной для меня импульсивностью заключила меня в объятия.
– Сколько лет, сколько зим! – закричала она прямо мне в ухо.
Я слегка отстранилась от нее и тут же упрекнула себя за это осторожное движение: такая неподдельная радость была написана на ее немного бледном лице.
Но через минуту веселое выражение ее лица уступило место лихорадочному беспокойству.
– Ой, Тань, ты бы знала, что случилось! – Едва дав мне снять куртку, она буквально затащила меня в гостиную.
«Сколько силы таится в таком субтильном теле!» – подивилась я с добродушной усмешкой.
– Садись, Тань. Ой, да ты совсем не изменилась с тех пор, как мы с тобой случайно встретились тогда на рынке, помнишь?
– Ты тоже, Кать, – ответила я комплиментом на комплимент, хотя, приглядевшись, заметила у ее глаз первые тонкие морщинки. «Наверное, из-за мимики, – подумала я, – уж больно Катька много смеется и улыбается».
Все-то нам трубят, что ничто так не красит женщин, как улыбка. Красит-то она красит, только вот со временем ох как щедро награждает «гусиными лапками»!
– Грушин-то… – начала она.
– Я знаю, – перебила я Катьку, пытаясь как ножом отсечь ее излишнюю эмоциональность.
– Откуда?! – удивилась она и как будто даже обиделась, ведь своей лаконичной фразой я лишила ее возможности первой поведать мне об этом.
– От верблюда! – поддела я ее, но чтобы немного утешить, добавила: – Твоя информация мне тоже необходима.
– Ой, ты что, взялась за это дело?! – выпучила она глаза. Казалось, смерть Грушина отошла на второй план.
– Взялась, – холодно ответила я, – только не надо из этого делать светопреставление, жизнь продолжается, надо же кому-то заниматься поиском преступников.
– Ах, как интересно! – не унималась Ерикова, – может, на кухню пойдем, кофе выпьем?
– Было бы неплохо.
Опустившись на узенький кухонный диванчик, я наблюдала за мельтешением Катьки и, слушая ее неугомонный треп, отделяла зерна от плевел.
– …милиция понаехала, а мы там все полуголые, представляешь? – Она хихикнула. – А этому-то, как его там, Верещагину теперь каково? Огласки-то не избежать! А то такой важный, напыщенный, как индюк. Ты бы видела его перед тем, как он «заложил за воротник»! А Лидка-то все под него подстраивалась, угодить старалась. С нами гордая такая стала, а сама-то задницу этому Верещагину лижет! Фу, противно! Нет, а фамилия-то: Вере… ну, короче, тот, кто верещит. Только он не верещит, а щеки надувает, а может, и верещит – в постели-то, мы этого знать не можем, а вот Говоркова… ха-ха!
– Катя, – попробовала я ее остановить, – когда Беркутов позвал на помощь, ты где была?
Она непонимающе посмотрела на меня. В ее карих глазах появился какой-то детский укор – точно взрослые лишили ребенка сладкого.
– Ну, в массажке сначала была, потом, ой, подожди, чего-то я не помню… Ах да, ты про Беркутова спрашивала? – В ее глазах опять запрыгали озорные искорки. – Нет, ты представляешь, он все время из-за чего-то цапался с Грушей, царствие ему небесное, – она торопливо перекрестилась, – а Купцова эта, ну ты знаешь, Сережкина бывшая, выпендривалась да глазки Шубину строила.
– Они что, знают друг друга? – успела вставить я.
– Кто? Купцова с Шубиным? Откуда? Первый раз увиделись, но еще в кафе начали перемигиваться. Вместе в душ ходили, представляешь? Может, конечно, и не было ничего, врать не буду, но все равно, правильно Беркутов послал ее ко всем чертям. Приехала с одним, глазки строит другому, а Крокодила Гену ты знаешь, – вспомнила она школьную кличку Генки Шубина, – ему палец в рот не клади. Он и не растерялся, а что? Мой Толька как посмотрел на эту крысу, ну, на Купцову, так сразу и сказал: пробы ставить негде. Зато видела бы ты, как она вырядилась: и сапоги-то у нее от Пазолини, и костюмчик-то у нее от Зандера, и сумочка-то у нее от Гуччи, и вдобавок трусы от Вондербра, зато бюстгальтер она не носит – хвалится своими сиськами…
– Кать, погоди, а кто такой этот твой Толька?
– Толька-то? Да я у него работаю, на продовольственной базе. Он – директор, а я – бухгалтер. Такая история была… Упасть не встать! Нет, представляешь, мы с девчонками в прошлом году решили на Восьмое марта в кафе пойти, ну, в «Жемчужину», знаешь? Так вот, заказали то да се, сидим, он входит… пальто – нараспашку, сразу видно – душа-человек, в теле мужик, волосы кудрявые. Если бы я стояла, точно бы грохнулась… Он меня сам заметил, к нам подсел, шампанское самое лучшее заказал, а тут у него сотовый запиликал, мы с девчонками переглянулись: вот это парень! А он телефончик вырубил и говорит: «Сегодня меня ни для кого, кроме вас, нет!» Вот так! Он узнал, что я бухгалтер, позвал к себе на базу. С тех пор и кружусь с ним, ты не подумай, он любит меня… – Катька закатила глаза к потолку для пущей убедительности.
– Как фамилия-то Толи твоего?
– Абрамов, ты знаешь…
– Знаю, – я добродушно улыбнулась, – ты была с Толей, когда Беркутов закричал?
– Закричал? А? Да, то есть нет. Господи, где же я была-то? Шампанское память отшибает напрочь…
– Ну ты сама-то где была, помнишь?
– Погоди, конечно, помню, только не очень хорошо…
Я знала безалаберную Катьку еще со школы, поэтому удивилась, что она работает бухгалтером, но она еще тогда говорила мне, что в работе – совершенно другой человек. Очень интересно! Но сейчас, как я ни старалась, вытрясти из Катьки что-нибудь путное мне никак не удавалось.
– Ты хоть помнишь, что твой Анатолий выяснял отношения с Грушей?
– Ты знаешь?
– Ты что, лапшу мне на уши вешаешь? Прикидываешься дурочкой, мать твою, – грубо одернула я эту балаболку (иногда это помогает, сработало и на этот раз).– Значит, это ты помнишь, а где была, не помнишь?
– Ладно тебе, Тань, – сбавила она обороты, – я просто не хочу Толику навредить…
– А если твой Толик – убийца? А может, и ты с ним заодно, а?
– Да ты что, Тань? – она испуганно заморгала ресницами.
– Ничего. Говори, из-за чего они отношения выясняли?!
– Толик взял у Грушина сахар на реализацию, а тот требовал с него деньги.
– Много?
– Что много? – туповато переспросила Катерина.
– Катя! – Я строго посмотрела на нее.
– Двадцать тонн.
– По нынешним временам это около двухсот тысяч?
– Немного меньше, сто восемьдесят. Да что тебе Толик-то дался? Лидка вон у Грушина десять штук баксов взяла на квартиру полгода назад, ремонт там сделала, скоро переезжать будет. А должок теперь с нее спишется, что ли?
– Почему Абрамов не отдавал Грушину деньги? – поинтересовалась я, пропустив мимо ушей замечание по поводу Говорковой.
– Так ведь не продали еще.
– И Грушин этого не знал? – Я в упор посмотрела на присмиревшую Катьку.
– Как тебе сказать… – замялась она.
– Говори как есть, для тебя же будет лучше, – я видела, что Катька соврала мне, когда сказала, что сахар не продан.
– Ну, не весь еще продали…
– А может, продали и решили денежки покрутить? – прищурилась я.
– Ну что ты, Тань, – Катька обиженно надула губы.
– Так зачем же ты своего Толика поволокла туда, где будет Грушин?
– Да как-то не подумала. – Наклонив голову, Катька пожала плечами.
Памятуя о Катькином легкомыслии, в это поверить было нетрудно.
– Ладно, а теперь попробуй-ка вспомнить все с самого начала: как в сауну приехали, где кто был и чем занимался, – я ободряюще посмотрела на Ерикову.
– Ну, в кафе посидели, а потом, когда все уже датые были, решили в сауну поехать…
– Это твой Толя предложил?
– Ты и это знаешь? Откуда? – опять как-то обиженно прогнусавила Ерикова.
– Профессия у меня такая, – усмехнулась я. – Мне многое известно, так что лучше не ври и не выкручивайся, а то ведь я могу заподозрить что-то неладное.
– Да мы в этой сауне с Толиком не раз были. Там, надо сказать, неплохо, и Толик там – дорогой гость, – в глазах Катьки блеснула гордость. – Он и предложил всем туда двинуть, а что здесь плохого?
– Ничего, просто я должна знать все обстоятельства, понимаешь? Предположим, вошли вы в эту проклятую сауну, что было дальше?
И Катерина в своей путано-вязкой манере, постоянно спотыкаясь и возвращаясь к сказанному, отдавая дань бабскому красноречию, рассказала мне, что было дальше.
Облачившись в простыни, компания в полном составе сразу же заполнила обе сауны. Потом одни пошли в бассейн, другие – в душ, и в конце концов все собрались в комнате отдыха, чтобы продолжить возлияния. Порядок того, что происходило после, память Катерины воспроизвести отказывалась. А тут еще и утопленник – было от чего потерять голову!
Под конец Ерикова все-таки вспомнила, что, когда Беркутов стал звать на помощь, она была в массажной, но что она там делала и как туда попала, как ни билась, вспомнить не могла. Зато память Ериковой оказалась более цепкой, когда речь зашла о совместном посещении душа Шубиным и Купцовой. Это смешное обстоятельство навело меня на мысль, что людям больше свойственно следить за поступками других, а не за своими собственными.
Память Ериковой проявила прямо-таки дьявольскую изощренность, когда я спросила мою одноклассницу, кто стоял рядом с трупом в тот момент, когда она подошла. По ее словам выходило, что Беркутов со Ступиным как раз в этот момент вытаскивали тело на бортик, почти следом подошел Абрамов, затем подтянулись Шубин, Купцова, Говоркова и Лужина, последним подошел Верещагин. Что ж, это уже кое-что.
Я оставила Ерикову в состоянии легкого транса, вытряхнув из нее, пожалуй, все, что она могла хранить в своей черепушке. Среди самого разнообразного хлама там были и стоящие вещи. Например, информация о долге Говорковой Грушину.
* * *
Одно из бесспорных достоинств человека, а тем более частного детектива, – умение использовать время по максимуму. Для того чтобы лучше представить себе обстановку сауновских «посиделок», сразу после визита к Ериковой я решила поехать на Татарскую.
Рассказ Катерины был довольно эмоциональным и потому сумбурным. Мне он представлялся чем-то вроде облака с размытыми очертаниями. Оказавшись на месте событий, я наверняка смогла бы придать этому довольно эфемерному, в моем представлении, объекту более ясные и строгие контуры.
